Часть 2 8 страница

Кокой внезапно приостановился. Ему показалось, что кто-то звал его по имени. Он обернулся. Пацаны прошли вперед. Из темноты к нему приближалась маленькая тонкая фигурка.
-Алан! – снова раздался женский голос. Она все рельефней отделялась от плюшевой вечерней синевы, оглушая улицу гулким стуком каблуков. Он ждал. Девушка неловко бежала, размахивая волосами, сверкая коленями, иногда противно скрежетала шпилькой по асфальту… Сумрак постепенно выпускал ее из своих объятий, и темный контур, как в детской книжке, стал раскрашиваться внутри реальными цветами: серая куртка, медные волосы, лицо… Лицо. И Алан вдруг вспомнил ее! Он видел все это раньше в старом черно-белом советском кино. Война, наконец, закончилась… Победа… Она точно так же, спотыкаясь, неслась по перрону, окрыленная, навстречу своему любимому долгожданному солдату. Война их покалечила, но не сломила…
-Привет! – она подбежала и радостно схватила его за руки. Он смотрел на нее с недоумением.
-Что ты так смотришь? Забыл уже меня? Это я, Карина.
-Что-то смутно припоминаю, – вяло промямлил он.
Она улыбалась и вся сияла от счастья. Она пережила голод, блокаду и дождалась его. Перед ней стоял Герой.
-Слушай. Я тебя уже три дня по всему городу ищу. Тебя поймать вообще нереально – мотаешься то тут то там…И телефона у меня твоего нет. А сегодня я случайно напоролась на Гиббона машину и поняла, что вы где-то неподалеку, опять кому-то черепа ломаете. Так что, мне повезло.
Она буквально искрилась радостью. Лицо ее в этот раз было обильно накрашено. Косметика ей не шла.
-А чего это ты такая радостная? Скажи мне, я тоже повеселюсь.
-Просто рада видеть тебя.
-Даже так?
-Да.
-А сколько ты стоишь?
-Что, есть желание?
Он покачал головой.
-Желание всегда есть. У меня денег с собой нет.
-Ну, это не страшно.
Он ехидно скривился.
-Что, в кредит даешь?
-Ты для меня – исключение.
-А-а-а… Гибкая система скидок постоянным клиентам? Или благотворительность в фонд малоимущих и нуждающихся?
-Не борзей, Бога ради! Пошли?
-Ну, пошли, – он повел ее к машине – Заднее сидение «BMW» вас устроит, леди?
Она потянулась и поцеловала его.
-Меня ты устраиваешь.

Он отогнал машину недалеко в пустынный закоулок и тут же полез к ней.
-Алан, подожди… – она изловчилась и мягко вывернулась из его рук.
-Чего ждать? Пацанов? Ты предпочитаешь хоровяк? – он снова потянулся к ней, но она удержала его ладонью.
-Давай, мы сначала поговорим.
-Чего-чего мы сделаем? Поговорим??? Я с тобой? – он ткнул пальцем в себя, потом в нее и снисходительно рассмеялся – Господи, помилуй, о чем мне с тобой разговаривать, баба? Ты, давай не халтурь, твое дело – ноги раздвигать, а не лясы точить!
-Все еще злишься на меня, да?
-За что, цыпа? У тебя лучшие сиськи из всех шлюх города, как на тебя злиться! – он грубо ухватил ее за грудь.
-Не старайся меня унизить, Алан. Не надо.
-Да куда тебя еще унижать, тупую вафлершу?
-Слушай, – она вздохнула – Я понимаю, что обидела тебя. Прости. Я не хотела. Я просто была не готова к тебе… К твоему откровению.
Он сдвинул брови и выжал высокомерную ухмылку.
-Ну и что я там тебе чесал?
-А ты не помнишь?
-Да ни хрена я не помню!!! Я был в хламе тогда!
-Ты говорил, что хочешь быть со мной. Что хочешь ребенка от меня.
-Чего?! – Карина увидела, как он поднатужился и изрыгнул из себя самый оглушительный и тошнотворный хохот, на который был способен. Она терпеливо дождалась, пока он закончит умирать со смеху, и положила руки ему на плечи.
-Так вот, Алан. Я согласна.
-Слушай, это круто! – он все еще вздрагивал от отрыжек смеха – Я, когда нажрусь, еще не такое могу исполнить!
Карина покачала головой.
-Мстишь мне? – она нежно рассмеялась – Ну, можешь кривляться, сколько хочешь, я знаю, что ты тогда не шутил.
Его скулы залились краской.
-Да ну!
-Я нужна тебе, Алан? Я буду только твоей. Хочешь детей – будут у нас дети. Я согласна.
Он сбросил с себя ее руки и отодвинулся.
-Что ты мне тут пытаешься впарить, не пойму?
-Поехали со мной, – она снова настойчиво стиснула его плечи – Бросай это все к чертям, поехали в Москву. Не надо тебе здесь оставаться.
-В качестве твоего личного сутенера, что ли? Какого мне тащиться в эту срань?
-Будем работать. Будем учиться. Будем жить, как нормальные люди.
-Да уж, мне только столичного мудачья не хватает для нормальной жизни. Я же их там всех поубиваю!
-Не дури, – ее ресницы, и губы, и голос – все подрагивало от волнения – Что ты на себе крест ставишь? Тебе семнадцать лет! Все у тебя будет нормально, ты – хороший человек. Просто разорви этот замкнутый круг, и поехали! Ты же сам понимаешь… Ну что тебе здесь светит?
Алан откинулся назад и запрокинул голову на спинку сидения. Глаза его коротко блеснули, как два темных, глубоких колодца, где на самом дне, в заросшем мраке глухо плескалась печаль.
-Здесь у меня все.
-Что? Ну что тебя здесь держит?!
-Моя мама. Моя семья. Мои братья. Моя Родина. Здесь – моя Родина. Куда я поеду?
-Ну, давай, загнивай на этой родине! Осчастливь свою маму зрелищем, как ты скопытишься от передозы, или загремишь на зону, или как тебя завалят в очередной тупой драке.
Алан молчал.
-Твоим друзьям легче, – добавила она – У них души нет…
Его глаза молниеносно сощурились, превратившись в две грозные бойницы.
-Опять?!!! – злобно заорал он – Опять ты гонишь всякое фуфло! Ты не знаешь людей, нихрена не понимаешь, что ты несешь!!!
-Ладно, ладно, – миролюбиво заворковала она – Успокойся. Я не собираюсь с тобой из-за этого ссориться. Мне нет до них абсолютно никакого дела, – она сделала заговорческую паузу – Меня только ты волнуешь.
Он мрачно взглянул на нее.
-Не люблю подхалимов, но уважаю их труд, – загробным голосом сказал он.
Ее губы раздвинулись, и зубы блеснули в темноте мелкими бликами.
-Ну вот… Теперь ты мне не веришь.
Карина придвинула к нему свое лицо так близко, что их носы соприкоснулись.
-Помнишь, как ты говорил?… «Новая жизнь, еще один шанс»?…
-Не помню.
-…И я буду жарить тебе яичницу и компосировать мозги…
-Я был бухой.
-…Ты будешь защищать меня, а я – заботиться о тебе…
-Я ничего не помню, – он попытался отвернуться, но она удержала его лицо.
-Ты – самый лучший, Алан.
Карина снова улыбнулась, глядя ему то в один зрачок, то в другой. Она казалась космически-красивой в этот момент. В вязком войлоке мрака ослепительно мерцала только ее улыбка и белки влажных глаз. Черно-белое кино! Повинуясь непонятному порыву, Алан запустил пальцы в ее мягкие локоны, и они утонули в густом темном облаке. Она в ответ ласково коснулась его затылка. Волосы у него были очень короткие.
-Ты их сбривал? – спросила она почему-то шепотом.
-Да. Не так давно.
-Я видела у тебя шрамы.
-У нас у всех их хватает.
-Я люблю тебя, – она закрыла глаза. Это прозвучало странно, звонко и бархатно так, будто в тишине кусок фарфора разбился о ковер. Он не поверил своим ушам. Ему захотелось переспросить, но он не смог. Черт знает, что! Ее лицо расплылось перед глазами, словно между ними опустилось замыленное рифленое стекло. А почему он, собственно, должен выслушивать этот бред? И как вообще можно верить продажной женщине?
-Ты каждому клиенту такие чесы наводишь, или как? – спросил он.
Карина с чувством посмотрела ему в глаза.
-Во-первых, я не бросаюсь такими словами. А во-вторых, никто из них в этом не нуждается.
-А я, что ли, нуждаюсь?
-Да.
Алан не успел возмутиться – она положила руки ему на уши и проникновенно поцеловала его. Она поцеловала его родинку над губой, подбородок, переносицу, где почти сходились темные брови, поцеловала большие детские глаза.
-Господи! Как же ты красив!
Он слышал, как бешено грохотало ее сердце в тишине. Губы у нее были теплые и мягкие. Они порхали ниже, по шее, плечам, горячо теснили на его коже татуировку, вьющуюся вокруг предплечья… Она целовала его с невыразимой нежностью.
Он был сражен. Уничтожен. Растоптан.
Карина сбросила с себя куртку. Под ней оказалось маленькое платьице на бретельках. Алан не заметил, как, шурша, свалилась его мастерка, за ней – футболка… Руки ее скользнули вниз. Она раздевала его, глядя с неподдельным восхищением, как коллекционер, распеленывающий редкую картину.
-Боже… Боже мой! – ее прерывистый шепот обдавал его огнем – Откуда только вы берете такие фигуры?
Алан удивлялся сам себе. Он не знал, что с ним происходило. Он уже давно забыл те времена, когда был девственником, а теперь вдруг вел себя, как ошалевший нераспечатанный болван. Он потерял счет всем своим бабам: каких только у него не было, и случайных, и долгоиграющих – никогда он ни с кем не церемонился, а сейчас испытывал идиотскую робость перед обычной прожженной шалавой. Он выпрямился, решительно стащил платье с ее плеч, расстегнул джинсы, пихнул ее на сидение и навалился сверху в своем привычном дикарском стиле. Она вздрогнула, чуть подалась назад и тут же снова прильнула к нему всем телом.
-Черт! – он усмехнулся, тяжело дыша – Тебе больно, что ли?
-Ну, что ты! Все прекрасно. Мне так хорошо!
Впервые ему было немного неловко от своей грубости. Он чувствовал, что она была какой-то чересчур худенькой и хрупкой.
-Говори, если очень больно.
-Не волнуйся, мой Маугли. Все чудесно.
Она взяла его голову и притянула к своему лицу. Ее губы коснулись его уха.
-Ты – мой Маугли. Мой мальчик. Самый прекрасный, самый сильный…
Он будто попал в водоворот. Бурное, неукротимое течение мчало его все быстрей, бешеней, неуправляемей, переворачивая, швыряя по порогам, и наконец, сбросило с безумной высоты. Он чуть ни задохнулся. Перед глазами взорвался невиданный фейерверк. Он, словно, летел на волшебных аттракционах, а вокруг было море огней…

Карина вдруг вскрикнула и приподнялась. Алан услышал грохот. Передняя дверца машины открылась, и он увидел пьяную рожу Гиббона. Тут же весь салон содрогнулся от хохота и визга.
-Какого хрена?!!! – взревел Алан – Вали отсюда!
Гиббон прыгнул на переднее сидение и включил свет. Все дверцы машины распахнулись, пацаны заглядывали внутрь, ругались и загинались со смеху. Карина еще крепче прижалась к нему.
-А молодой нас бортонул!
-Ты только посмотри на него, чем он тут занимается!
-Ах, чертов ебарь!
-Скрысить от нас хотел, да?
-Э! Да у него опал с перепугу!
Алан в бешенстве подскочил.
-Да идите вы на хер!!!
-Ты закончил, говнюк? Выпуливайся из машины.
Он рывком натянул футболку и вылез.
-Черт! Вы что, сдурели, что ли?! Габарай!!! – он с негодованием посмотрел на Тимура. Тот, смеясь, глядя мимо, легким движением отстранил его и заскочил в салон.
Карина съежилась в углу.
-Уау! Старые знакомые! – Габарай развалился и положил руку себе на ширинку. Карина, побледнев, смотрела из машины на Алана, своими темными глазами. Габарай схватил ее за шею и стащил на пол.
-Давай, сучка! – он сполз на сидении и широко раскинул колени. Раздался звонкий плеск пощечины.
Алан в беспамятстве ринулся вперед. Кровь, вскипев у него в голове, застлала глаза, перекрыла дыхание. Две руки вцепились в него сзади мертвой хваткой.
-Ты что, охренел?!!! Успокойся! – глухо громыхнул Вадик и резко развернул его к себе.
-Я убью его…
-Дебил! Не позорься! Закрой рот, пока никто не слышит! – Вадик украдкой глянул на Атара, который ухахатывался возле машины напару с Гибом – Алан, ты соображаешь? – он ухватил его за грудки, встряхнул и заглянул в лицо – Это уже слишком даже для тебя! Это верх чмошества! За какую-то грязную биксу! Это очень гнилой повод. Да пацаны тебя ушатают за такое! Прыгать на брата из-за шлюхи!
-Мне насрать! Черт! Она не шлюха.
-Да? А кто? Твоя жена?
-Она – мать моего ребенка.
-Чего? – Вадик вскинул брови – У таких, как она, не бывает детей, Кокой. У таких бывают только ублюдки.
-Может, для вас она и шлюха…
-Она проститутка, Алан! Габарай ее имел тысячу раз, и я сам лично ее имел. И разве, не он тебе ее подставил?
-Ну и что? А что он мне подлянки устраивает? Я же к его Кристине не лезу!
-Что ты сравниваешь член с пальцем?
-Ну, конечно, – Алан зло усмехнулся – Ты прав. Прав, как всегда. Она – мразь. Мы – герои. По любому!
Он отвернулся к машине, с безразличием глядя на сцену, разворачивающуюся на заднем сидении. Габарай сидел, разбросав руки по спинке, запрокинув голову, и от избытка чувств истошно орал благим матом.
-Да! Да! – хрипло вопил он – Твою мать! Чертова соска! Давай! Ебливая курва, давай, давай!!!
Алан потупил взгляд.
«Ты – мой Маугли. Мой мальчик. …» – пронеслось у него в голове. Какой еще он ей, на хрен, мальчик?!! Да, Габарай всегда видел его насквозь. И он, как ни крути, был великим стратегом, прямо-таки, гроссмейстером. Но, как любил говорить Вадик: «Даже Боги ошибаются».
Алан закурил сигарету, уже четко представляя себе все, что будет потом. Атар, за ним Гиббон… Или наоборот. Может, она будет кричать и корчиться, а может, и улыбаться, так же, как ему. Или потеряет сознание. Или сдохнет, не доехав до больницы. Не все ли равно? Старый советский черно-белый фильм закончился. В нем было простодушие, и не было пошлости. То, что творилось теперь, никак его не волновало. Если будет настроение, кто-нибудь швырнет горсть купюр в ее морду, а может, просто выкинет за шкирку из машины. Потом… Они сядут и поедут. Гиб – за рулем, Вадик – рядом, остальные – сзади. И Тимур будет братски обнимать за плечи и веселиться и острить так, что все надорвут животы со смеху, и в первую очередь – он, Алан. А, может, Габарай будет задумчивым, и заглянет ему в глаза так, как будто лезвием по сердцу, и будет говорить такие вещи, что все снова поразятся, откуда у девятнадцатилетнего пацана такие мысли, и будут думать, что среди них настоящий пророк. Она бы никогда не поняла ВСЕГО. Откуда этой дуре что знать!
Алан курил одну сигарету за другой. Кто-то влезал в машину, кто-то вылезал. Рядом слышался гул их разговора. Пацаны смеялись. Алан не прислушивался. Он курил сигареты. Всецело-поглощающее занятие. Он пускал кольца дыма и смотрел в небо, а иногда смотрел на Карину. Ее вид ухудшался ежеминутно. Было заметно, как на мощной спине Атара двигался каждый напряженный мускул. Ее лицо – маленькое бледное пятнышко едва виднелось из-под его смуглого плеча. На веках теперь чернели клоунские кляксы – косметика потекла и лезла ей в глаза. Но она упрямо не закрывала их. Она смотрела на Алана, постоянно, каждую секунду. Он не понимал выражения ее взгляда. Ему было наплевать. Он пускал облака дыма и равнодушно смотрел ей в глаза. Он думал.

27.

Инге не спалось. Она проворочалась в своей постели полночи, но то ли от духоты, то ли от мыслей о предстоящем суде сон у нее отшибло напрочь.
Марина снова не пришла ночевать. Подобные выходки прочно вошли у нее в привычку, и бороться с этим было бесполезно. Она превратилась в абсолютно незнакомого человека – раздражительного, угрюмого, циничного…
Инга тихонько встала, чтобы не потревожить Яну, открыла окно и уселась на подоконнике. Ночь была безветренная, приплюснутая жарой. В шелковых благородно-синих лоскутах неба неожиданно пенилась луна, мутная, зеленоватая, вызывающая, как плевок. Скопище спящих домов в темноте напоминало тлеющую груду черепов с зияющими черными глазницами. Инга взглянула на часы и подумала, что до заседания суда осталось чуть больше суток. Нервная дрожь промчалась по ее коже, и в животе что-то пошатнулось. Чуть больше суток до того момента, когда решится ее судьба. Как нелепо! Вся жизнь зависит от чьего-то решения. Особенно ее удручало то, что Марик не сможет присутствовать на слушании. Она знала, что у него возникли какие-то проблемы, и в последние дни он совершенно исчез из поля зрения. Хотя он прекрасно понимал, что теперь, как никогда, ей была нужна его поддержка.
Инга вздохнула и оперлась затылком об оконную раму. Ведь вся ее жизнь прошла вот так, в постоянной неравной борьбе. Вечно она всеми силами с неукротимой страстью отстаивала справедливость, но никогда еще не выходила из схватки победительницей.
Все началось в 92-м, когда погибли ее родители. Ингу приютила соседская семья простых пахарей-работяг, где она с первого и до последнего дня чувствовала себя совершенно лишней. Никто не знал, чем была для нее жизнь в те годы. Ее спасло то, что Бог дал ей мозги. И несокрушимую силу духа. Она ощущала свое одиночество каждую секунду в шумном неуютном доме среди пятерых крикливых, веселых и абсолютно чужих братьев и сестер.
Тогда, чтобы заглушить в себе постоянно ноющую боль, она зарывалась в книги и училась. Она училась самозабвенно, с маниакальным упорством. Она считалась одной из лучших. Школа для Инги была единственной отдушиной. Но в пятнадцать лет ее исключили…
В параллельном классе учился Алик – сын банкира. Инга регулярно наблюдала за девчонками, прибегавшими в слезах, за учителями, доведенными до белого каления. От Алика стонала вся школа. Он борзел день ото дня, но почему-то все сходило ему с рук. Ингина проблема заключалась в том, что она никак не могла понять – почему. Она решила побеседовать с ним лично. В то время у нее уже был черный пояс. Как-то раз она выдернула его на перемене и побеседовала…
Потом последовал один скандал за другим, нескончаемая беготня его крутых родителей в школу, вызовы к директору, от которых ее уже тошнило, и в конце концов ей смущенно вернули документы.
Тогда она была совсем юной, дерзкой, и чувствовала в себе силы перевернуть весь мир. Она перешла в другую школу, и вскоре все нормализовалось. Инга по-прежнему была ведущей ученицей, всеобщей любимицей, активной участницей самодеятельности, победительницей олимпиад и так далее. Но для нее готовился новый сюрприз. По окончанию школы вместо круглой отличницы Инги Бутаевой золотую медаль вручили ее однокласснику, законченному троечнику, но племяннику директрисы. Все было ясно без лишних объяснений. Инга знала, что самым разумным для нее в этой ситуации было бы смириться, но справедливость была нарушена, и смолчать было против ее правил.
Она пошла к директрисе и швырнула ей в лицо свой аттестат. Инге долго втолковывали, что лучше ей заткнуться, но она, как ни странно не поддавалась внушениям. И когда неугомонная семнадцатилетняя девчонка добралась до министерства, руководство школы запаниковало, и ситуацию разрулили очень просто. Испортили ей характеристику. Написали, что, несмотря на отличную учебу, она – девочка аморального поведения. Легче легкого!
Инга задумчиво рассматривала с высоты ночной пейзаж. Неужели ее и вправду преследует злой рок – вечно воевать с сынками влиятельных родителей… и вечно проигрывать? Она загадала, что все решится завтра. Что если в жизни есть хоть какой-то намек на справедливость – она победит.
Под окнами раздался шум, и она посмотрела вниз. На дороге прямо возле входа в общагу, словно из воздуха материализовался огромный черный джип. Дверца раскрылась, и в мрачную тишину пустынной улицы хлынул чужеродный, жизнерадостный коктейль из голосов, хохота и оголтелого техно. Такие ночные пришельцы, взрывающие тишину в разных концах спящего города, возникающие Бог весть откуда, раньше казались ей гостями из других миров. Порождениями параллельной реальности, таинственной, порочной, заполненной дымом и первобытными страхами. Волнующей кровь низкочастотными пульсациями сабвуферов… Реальности, которая, как ей казалось, никак не могла бы пересечься с ее тихой жизнью.
-Давай быстрей,- крикнул кто-то. Из машины появилась пышная рыжая грива и голубой спортивный костюм. Точно такой, как у Марины… Через минуту в замке скрипнул ключ, она вошла, не включая света, заполнила комнату едкими запахами духов, сигарет и спиртного, взяла пакет и начала собирать какие-то вещи.
-Марина.
-Что?
Инга мрачно наблюдала за ней с подоконника. Марина вытащила из шкафа полотенце, шампунь, купальник, косметичку… Зажгла тусклый ночник возле своей кровати, принялась торопливо причесывать свои кудри. Выглядела она какой-то уставшей, но вполне трезвой.
-Ты что уезжаешь?
-Да.
-Куда?
Марина молчала.
-Это кто такие?
-Знакомые.
-Надо же… Откуда у тебя такие знакомые? А?
Марина раздраженно обернулась к ней.
-Познакомилась.
-Куда ты едешь?- повторила Инга.
-Отдыхать. Завтра вернусь. Все?
Инга замолчала. Марина плюхнулась на кровать, раскрыла пудреницу, принялась красить губы.
-Марина…, – Инга запнулась. Она действительно не знала, что сказать. – Ты… Ты спятила.
-Не больше, чем ты.
-Ты что решила…
-Это не я решила. Все решили за нас.
-И что теперь?
-Слушай. Я к тебе не лезу. Продолжай страдать своей ерундой с судами. А я не собираюсь тратить на это свою жизнь. Ясно?
Она промокнула губы, щелкнула пудреницей, встала, взяла свои вещи и вышла.
Инга задумчиво повернулась к окну. Из машины доносился мужской голос и женский смех. Какой-то тип пританцовывал возле джипа под напевы Доктора Албана, глушил и разбрызгивал пиво из бутылки. На мгновенье он остановился, засмотрелся на ее окно. Марина вышла из подъезда и приблизилась к машине.
-Слышь, а эта не с тобой разве бывает…-он обернулся к ней, наклонился и что-то тихо заговорил.
-Нет…-она слушала его и изредка качала головой,- Нет… Да, нет, говорю, не поедет… Она дикая…
Они сели в машину, и джип исчез. Рана в ночной тишине мгновенно затянулась, не оставляя никаких следов, кроме пивной бутылки, плевков и окурков на асфальте. Инга снова почувствовала, как мучительно и холодно сжало все внутри. Мир сошел с ума. Отторгнул, выплюнул ее, как лишнюю деталь. И теперь она стояла лицом к лицу, лбом ко лбу против безумия всего мира, чужая и одинокая. Завтра. Решающий раунд, последняя надежда. Завтра все встанет на места.

28.

Округлые линии гор, заботливо укутанные у подножия струящейся, как газовый платок, дымкой, родные, дорогие сердцу горы были багряными в лучах ослепительной осени. Тимур задумчиво покусывал губы и, щурясь, смотрел вдаль на мягкие, кудрявые как цветная капуста, склоны. В его ладони покорно дремала ручка Кристины – самой популярной и престижной девушки города. Они вдвоем сидели на капоте машины, любуясь панорамой, и потягивали пиво. Ему нравилось, что она любила пиво, не была ханжой, предпочитала ресторанам вот такие вылазки на природу, смотрела толковые фильмы… Его умиляло то, что в такой шикарной головке водились извилины. Поразительно, но за всеми ее очевидными достоинствами – безупречной репутации, дорогом шмотье и папе –водочнике – отдаленно просматривалась душа. Да, пожалуй, Кристина на самом деле была идеалом. Ему нравилось в ней все. Ему не нравилось только то, что он так трезво отдавал себе в этом отчет.
Она глубоко вздохнула, приподнявшись, и ее всколыхнувшаяся грудь легко задела его плечо. Тимур опустил глаза. Солнечный луч прорезал стальную сетку неба и провел черту на его лице. Он размышлял теперь только о тех драгоценных секундах, которые, как золотые песчинки уплывали сквозь пальцы, о том, что им предшествовало, и о том, что ждало его впереди.
-О чем ты думаешь? – тихо спросила она, разглядывая его профиль, сурово чернеющий в розово-золотом небе.
-Так. Ерунда.
Плечо его все еще жгло от мимолетного прикосновения ее непорочного тела. Кристина сквозь ресницы преследовала его взгляд. Горы.
-Мне кажется, что наши горы – живые, – таинственно заявила она – Только живут очень медленно. У каждой – свое лицо. А наша жизнь кишит под ними, как муравейник. Сумасшедшая жизнь!
-Сумасшедшая жизнь, – задумчивым эхом повторил он.
Кристина склонила голову ему на плечо.
-Не переживай, Тимур. Все будет нормально.
Мягкие каштановые волосы щекотнули его щеку. От нее ненавязчиво пахло легкими цветочными духами. «Анаис», – определил он про себя. Откуда-то сверху, как нитка паутины спустилась тонкая, звенящая грусть.
-Ведь твой отец тебе поможет.
-Конечно. За кого еще ему потеть, как ни за своего единственного говнюка- сына?
Кристина повернула к нему лицо и внимательно посмотрела на него. Лучи солнца окаймляли тонкой кромкой край его высокого лба, нос и подбородок, так, что весь профиль сиял алым контуром.
-Почему ты так говоришь?
-Потому что яблоко от яблони…
-Но Эльбрус Георгиевич… Все его уважают, – укоризненно вступилась она почтенным тоном новоиспеченной снохи.
-Еще бы! – Тимур усмехнулся – Кто не уважал, тех похоронили с почестями.
-Тимур… Твой отец столького добился!
Тимур сунул в зубы последнюю сигарету и раздраженно скомкал пачку в кулаке.
-Ладно…- он пренебрежительным жестом отшвырнул смятую пачку– Да, он – молодец! И всегда был молодцом, -Тимур резко замолчал, как будто чего-то устыдившись. Его сокровенные мысли тихо дремали где-то в темной глубине, как сытые мухи, а теперь, вдруг, потревоженные, на секунду взмыли бешеным черным роем. И к чему он вообще ей это все говорил? С ней нужно говорить только о прекрасном, в особенности – лично о ней.
-Забудь, Кристя, – он глубоко затянулся сигаретой. Действительно, слишком уж хорошо все было в его жизни. Все детство с ним носились, баловали, и до одуренья задалбливали своей инвесторской любовью.
Тимур спрыгнул с капота и протянул ей руку.
-Поехали. Твои родители уже, наверно, нервничают.
Он довез ее до дома, как обычно, с конфетами, цветами и прочей мишурой; вылез из машины и вместе с ней подошел к воротам ее особняка.
-Мне приходить завтра на суд?
-Приходи, – он усмехнулся – Полюбуешься, как я буду принимать грязевые ванны. Я определю тебе лучшее место в первом ряду.
-Все смеешься!
-А что делать, черт подери, – он вздохнул.
- Я не понимаю. Как только девушка может пойти на такое?! Никогда не думала, что
Инга окажется такой… Я с ней общалась, думала, она- порядочная… Хотя, я слышала за нее… Девочки вчера мне говорили…
-Ну, хватит, ладно тебе –устало перебил он ее.
-Слушай, может, я могу тебе чем-то помочь? – самоотверженно предложила она.
-Ты помогаешь мне тем, что присутствуешь в моей жизни, – он с мукой заглянул ей в глаза. Нет, не в глаза! Он через глаза заглянул ей в сердце, в печень, в желудок… Это было его смертельное оружие.
Кристина потупилась, рассеянно нащупывая спасительную ручку калитки.
-Ладно, Тимур… Пока…
Он вдруг поймал ее локоть и рывком привлек к себе. Прежде, чем Кристина осознала, что к чему, она уже была в его объятьях. В восхитительных могучих объятьях, отрезавших ее от всего мира. Она запрокинула голову, и сердце ее восторженно загремело от тесной близости его лица. Тимур слегка развернул ее и медленно коснулся губ своими губами. Голова ее закружилась, сердце взбунтовалось, земля уехала вбок.
-Тимур… – залепетала было она, но он не дал ей договорить. Он, вдруг, стал делать то, чего она никак не ожидала. Стал целовать ее так, как никогда не осмеливался ни один парень, тем более на пороге ее дома. Это было более чем дерзко по отношению к ней, самой неприступной красавице города, и… это было более чем божественно! «Нахал!» – промелькнуло у нее в голове, а в следующее мгновенье сердце окончательно оторвалось, и как тяжелый биллиардный шар, холодея, стало раскатываться по всему телу. Его губы и руки, казалось, одновременно были повсюду. Он задрал ее ногу на свое бедро. Сердце ударилось о бортик и провалилось в лунку… Она почувствовала, как напряглись все мышцы на его твердом животе, как натянулась джинсовая ткань, и в ужасе отпрянула.
Тимур моментально попятился.
-Прости… Прости… – его глаза испуганно округлились. Кристина прижалась спиной к воротам, задыхаясь, глядя исподлобья. Тимур опустил лицо и провел обеими руками по волосам.
-Господи… Мне так неудобно. Крис, ты просто сводишь меня с ума. Я теряю контроль.
Он виновато вздохнул и коснулся ее дрожащего на ветру локона.
-Я тебя обидел, да?
-Нет.
-Прости.
-Не извиняйся, Тимур. Все нормально. Я… Я все понимаю.
-Черт, я вел себя как животное! – он сокрушенно покачал головой – Представляю, какого тебе.
-Перестань. Я же сказала, все нормально. Ты не можешь меня обидеть. Ты слишком нежный, заботливый, – спотыкаясь забормотала она и неловко взяла его за руку – Я не буду кривить душой. Ты… Ты мне нравишься. Очень. Я бы, наверно, согласилась на все… Но я из такой семьи… очень известной, уважаемой. Я – единственная дочка и должна вести себя так… Ну, короче ты понимаешь, – выкарабкалась она наконец из своих заиканий – И главное – я не знаю, как ты ко мне относишься. А я не собираюсь быть одной из многих, ясно?! Ни за что на свете!!!
Он рассмеялся и провел пальцем по ее вздернутому подбородку.
-Я знаю. Ты – королева!

Они попрощались, Тимур поехал домой, загнал машину, переоделся, выключил телефон, взял свой мотоцикл и укатил. Ему хотелось сегодня остаться наедине с собой, с горными дорогами, с небом, с южным ветром, а не наблюдать весь вечер вокруг себя озабоченные рожи и слушать бесконечные наставления.
Он катался допоздна и вернулся домой за полночь, когда все уже спали. Завтра ему предстоял веселенький денек! Он критически оглядел свой темно-серый костюм HUGO BOSS, зацепил вешалку за шкаф и присел на кровать. Рядом зазвонил телефон. Он выругался сквозь зубы. Если это кто-то из его четверых придурков собирается парить его своим нытьем, он пошлет их подальше.
-Алло!
-Тимур, это Кристина. Не спишь?…
Господи! Она могла бы и не говорить этого! Ее голос он узнал бы в любое время дня и ночи.
-Привет, Кристя.
-Как ты?
-Ничего. Все прекрасно.
-Что делаешь?
-Думаю, угадай, о ком! – он сунул сигарету в зубы и бесшумно чиркнул зажигалкой.
-Обо мне, что ли?
-Ну, да.
Кристина счастливо дышала в трубку на том конце провода.
-Я тоже постоянно думаю о тебе, Тимур.
Ну, разумеется. Как иначе?
-Неужели?
-В самом деле, – она меланхолично вздохнула – Тебе, наверно, сейчас не до меня. Волнуешься?
-Не очень. Ну, немножко, наверно, волнуюсь, – он отвел трубку в сторону и зевнул.
-Все будет хорошо.
-Я верю тебе, Крис.
Она помолчала.
-Знаешь, что я тебе хотела сказать?
-Нет.
-Что ты целуешься, как Бог, – она сдавленно захихикала.
-Уау! – он протяжно рассмеялся – Да какой там Бог!
-Ну, Аполлон, какой же еще!
-Хм… Если бы я помнил, какой идиот первый так меня прозвал, то оторвал бы ему яйцо и затолкал в ноздрю.
-Я предполагаю, что это явно был кто-то без яиц.
Тимур бархатно рассмеялся в трубку над ее шуткой эротичным, грудным смехом, как герой-любовник из бабской мелодрамы. «Ха-ха-ха!» Его чуть ни стошнило.
Кристина чмокнула ему в ухо и пропала со связи. Тимур выключил телефон и отбросил его в сторону. То, что девушка звонила ему посреди ночи с подобными приколами, означало многое. Ей уже снилась колонна разнаряженных белых «Мерседесов», толкотня, танцы, драки, и она – в углу Габараевского хадзара с ведерком на голове. Она была практически готова. Он демонически ухмыльнулся, вспомнив, что сегодня произошло. Эх, Кристя! То, что он сделал, было конечно крутовато для нее. Она выглядела такой испуганной!
Тимур закинул руки за голову и вытянулся на кровати. Перед его глазами возник образ худой смуглой девчонки, гибкой и агрессивной, как дикая кошка. Инга. Он снова представил себе ее спортивное тело, жгучие глаза, полыхающие ненавистью, губы, разбитые в кровь… Острые, пульсирующие иголки защипали его от накативших воспоминаний. Он был тогда пьяным в дрова, но помнил все до мелочей. Ни одна профессионалка не смогла бы доставить ему такого дикого кайфа! Она сопротивлялась, как волчица, раздирала его лицо, делала ему больно – и это сводило его с ума.
Тимур закрыл глаза и опять прокрутил в голове все в мельчайших деталях, видя себя словно со стороны, слыша свои сдавленные стоны, чувствуя животные взгляды пацанов… Он жадно впивался в ее окровавленный рот, терзал восхитительную оливковую кожу, а ее обессиленное тело все содрогалось и содрогалось от его грубых, жестких толчков… Тимур закусил губу. В животе у него болезненно заныло. Черт возьми, он был бы совсем не прочь повторить все снова: побегать за ней по крышам, покувыркаться в траве, позволить ей искусать и исцарапать себя, а потом …
Его схватила короткая судорога. Он медленно высвободил руку из-за головы и осторожно провел пальцами по своему животу, сверху донизу. Боль стала такой невыносимой, что он едва ни вскрикнул. Вот говно!!! Что он делает?!
Тимур чертыхнулся и резко сел на кровати. У него завтра суд. Его обвиняют в тяжком преступлении. Ни хватало, чтобы он лежал тут, лапал сам себя, изнывал, как прыщавый недоумок и предавался мечтам об этой твари. Да, девка зацепила его чем-то не на шутку. Но, как ни печально, придется вышибать ей мозги после суда, ведь он обещал ни кому-нибудь, а Кокою. А ради слова, данного ему, он пожертвовал бы любой своей прихотью, любой страстью, любой мечтой.

Дата добавления: 2015-08-17