Часть 2 7 страница

Справа показалось раскидистое дерево. Пацаны свернули с дороги и направились к нему, хлюпая по размытой земле. Невозмутимые и важные, как два заговорщика в этой нелепой ситуации. Алан встал под кроной, прислонившись к влажному стволу, Тимур присел на корточки около его ног в грязи, как верный пес. С густых веток падали тяжелые капли. Алан достал пачку «Marlboro», потеребил ее в руках, тщательно раскурил одну сигарету, которая тут же потухла. Он выругался. Тимур весело глянул на него снизу вверх и рассмеялся совсем по-детски.
-Вот был бы у тебя нос как у Хачика, курил бы себе под дождем без проблем.
-Да уж, – Алан усмехнулся.
Они опять надолго замолчали, глядя, как в лужах перемигиваются похожие на звездочки капли дождя.
-Я узнавал насчет Москвы, – сказал Тимур.
-Что? – не понял Алан.
-Насчет клиники в Москве. Это хорошая онкологическая клиника. Там, вроде, врачи толковые.
-Да о чем ты?
-О твоей матери. Давай, отвезем ее туда.
-Да ты что?!
-А что?
Алан отвернулся и покачал головой.
-Ты гонишь, Габарай.
-Почему?
-Да потому! У нее рак какой-то там конченой стадии. Она – уже давно труп.
-Ну, давай, отвезем ее в Израиль. Там, я слышал…
-Да какой, на хрен, Израиль? Она живет на наркоте. Нет никаких шансов.
-Давай попытаемся. Найдем самых лучших врачей, купим самые современные лекарства.
-Перед большими деньгами, Габарай, отступают, конечно, многие проблемы. Но не все, – он снова сунул в зубы сигарету и закурил, прикрывая огонь ладонью.
-Ты всегда говорил, что она лечится… Ты что, чесал мне, не пойму?
Алан посмотрел ему в глаза.
-Ты знаешь, что такое рак, Тимур? Это лажа. Особенно как у нее. Она болеет уже лет десять. Какое-то время она не знала. А когда узнала, было поздно. Было поздно уже тогда! Я с самого детства только и помню, как она загинается день за днем, год за годом. На хрен это надо! Я бы на месте этой дуры, моей сестры, уже давно вкатил ей хорошую дозу чего-нибудь, чтобы закончился этот ад.
-Не мороси, Кокой. Давай попытаемся. Ты ни на что не настраивайся. Мы просто сделаем это. Просто отвезем ее сразу, как только разделаемся с этим судом.
-Надо же! А ты что, вправду уверен, что все закончится благополучно?
Тимур опустил лицо и глухо рассмеялся.
-Да. Уверен. И ты можешь быть уверен тоже.
Алан пристально и ехидно посмотрел на него.
-Черт, сколько же отвалил твой старик?
Тимур откинул голову назад и обнажил рекламный ряд зубов.
-Не волнуйся. Для него это не составило труда. Так, капля в море.
-Я вот удивляюсь… Почему папуля до сих пор не дал сыночку пинка под зад?
Габарай взял из его руки сигарету и глубоко затянулся, прикрыв глаза.
-Папуле это не на руку.
Алан глянул на него с нескрываемой злостью.
-Твои мозги, Тимур… как же он, должно быть, любит тебя, что каждый раз отстегивает сумасшедший воздух за все твои шалости.
-Ошибаешься, Кокой, ошибаешься, – он выпустил несколько колец дыма – Это большой парадокс жизни. Знаешь, что такое обратная пропорциональность?
-Не знаю. Но я бы вышиб тебе мозги на его месте!
-Ты никогда не сможешь быть на его месте. Ты совсем другой, моя маленькая ебанашка… – он встал, облокотился о его плечо и заглянул ему прямо в глаза – Запомни, Кокой. Любовь ничем не измеряется кроме самой любви. Это редкая, неподдельная драгоценность, далеко не каждому доступная. Деньги, подарки – это все параша, блеф. И если ты не способен дать кому-то истинную любовь, ты просто начинаешь платить.
Он замолчал. Его лицо было совсем близко, глаза смотрели голо и пронзительно. Алану показалось, что он пошатнулся. В горле у него засвербело.
-Габо… – он судорожно сглотнул – Ну что же нам с тобой делать?
-Что делать? – беззаботно переспросил Тимур, словно не расслышал его вопроса. Он отступил от него и пригладил свои мокрые волосы – Я знаю, что делать. Мы сейчас все рванем в сауну. А то не хватало нам только бронхитов с простатитами. Потом поедем еще куда-нибудь, потом еще… И будем кайфовать до завтрашнего дня.
-Нет, – Алан отвернулся – Я сейчас домой. Я спать хочу…
-Но вечером же ты подтянешься? Ведь повод, все-таки, не самый последний!
-Да. Вечером – по любому…
-Ну, все, договорились, – он улыбнулся и хлопнул его по плечу.

24.

Кокой проспал весь день и вышел из дома ближе к ночи. Он знал, что пока у него были друзья, его четверо братьев, до отчаяния родных людей, всегда существовал вариант весело провести время. Да, именно так. Как хорошо, что он не один. А за Габарая он пойдет и в огонь и на нож! Но прежде, чем увидеться с ним сегодня, он знал, что ему необходимо хорошенько нашвыряться. Его нервозность уже начинала зашкаливать.
Алан по- быстрому забухал с несколькими гусями со своего двора, и появилось дикое желание полезть кому-нибудь в рожу. Нарваться было сложно. Его боялись и с ним никогда не спорили.
Алан долго шатался по городу в поисках приключений. Популярность их команды была слишком большой. Наконец, ему удалось устроить заварушку и слегка получить по морде. Жизнь снова наполнилась красками и звуками.
Насвистывая с какой-то садистской радостью, он прогулялся по набережной и остановил такси. Ночь была ослепительной.
«Пацаны, наверно, отрываются по полной», – подумал он.
-Куда едем? – таксист косился на его разбитое лицо.
-Куда?… – Алан запнулся. И вдруг чей-то голос назвал странный адрес, совсем не тот, куда он собирался, и где его ждали.

Через 10 минут он уже бодал старую, со вспухшей рыжей краской дверь.
-Мать твою, открой! Карина, радость моя.
Он почти чувствовал с той стороны ее сдавленное дыхание, почти видел жмущееся к двери пугливо скрюченное тело. Гадкое, забитое животное!
-Да открой, не бойся. Это я, Алан, помнишь? Я один из тех, кто дрючил тебя на прошлой неделе, – он затарабанил с новой силой – Бля, я сейчас дверь сломаю!
С той стороны что-то зашуршало.
-Алан, пожалуйста, не сегодня. Я не могу. Я прошу вас, – голос ее звучал скорее, устало, чем жалобно. И очень тихо. Конечно, эта тварь, наверно, уже запарилась просить, умолять… Таких, как он. Таких, как они с Габараем.
-Да не собираюсь я тебя никуда выцеплять. Я один, без пацанов! Клянусь. Я даже без машины. Просто впусти меня.
Дверь медленно открылась. Она стояла на пороге, маленькая, сонная, лохматая и вглядывалась в его лицо в темноте. Он, шатаясь, шагнул внутрь и тут же сгреб ее в объятья.
-Да подожди ты… – она пыталась отстраниться. Ее тело восхитительно обожгло его сквозь одежду. Он обеими руками тянул ее к себе за бедра, со всей силы прижимаясь к ее мягкому животу.
-Алан… Господи! Кошмар, что с тобой случилось? Идем, я отведу тебя в ванную.
-Что, от меня воняет, да?
-Вот больной! Да ты весь в крови.
Она поволокла его по темному коридору. Он подчинился.
-Умоляю, только не шуми. Я тут не одна живу, с подругой.
-Да? С такой же блядиной, как и ты?
Она молча сунула ему чистое полотенце, какую-то мазь и включила воду.
-Э! А у тебя пожрать найдется что-нибудь?
-Ну… Такого ничего… Могу яичницу тебе пожарить.
-Валяй. Я не привередливый. Мне все равно, чем кишку набивать.

Когда он умылся и вышел из ванной, ему показалось, что он совершенно протрезвел. На кухне горела немощная электрическая лампочка под абажуром, хлопотала Карина, и было неожиданно тепло и спокойно. Он сел на табуретку за стол. Она болтала яйца в сковородке, кромсала на скорую руку салат, ставила что-то на стол, как всегда со спокойным, невозмутимым лицом, но ему показалось, что она очень старается. Ему стало радостно и одновременно жутко.
-Слышь, а твоя эта… подружка красивая?
-Она спит.
-Ну, пусть поспит с нами.
Карина поставила перед ним еду, и он, не дожидаясь ответа, стал жрать, похрюкивая и заглатывая кусками несвежий хлеб. Она тихо стояла рядом, как невеста-скромница, или как служанка, ждущая приказаний, или как тень, убивая его своей покорностью.
Алан доел и брезгливо отодвинул тарелку, еле подавляя злость.
-Чай будешь?
Он помолчал и поковырял в зубах.
-Да.
Она снова засуетилась, и он с отчаянием поднял на нее глаза. Такой нежный профиль. Отливающий медью ореол волос. Хрупкая талия, перетянутая пояском. И такое трогательное безразличие.
Она приближалась, отходила, наклонялась, иногда слегка задевала его, и он следовал взглядом за каждым ее движением неотступно, со звериной тоской. Из широких рукавов халата то и дело выныривали ее запястья, белые и такие тонкие, что их, казалось, можно было переломить двумя пальцами.
-Слушай, ты… конченая, да?
-Что?
-Ну, ты конченая потаскуха, да? Тебе не в падлу одновременно с кучей потных мужиков, во все дырки, да?
-Да. Именно так. Я – конченая тварь. Еще вопросы будут?
Он замолчал. Его глаза судорожно носились по ней, спотыкаясь то на россыпи родинок на шее, то на налитой груди под тонким ситцем, то на полупрозрачных ключицах…
-Тебе было противно со мной?…
-Нет.
-А с Габараем?
-Нет.
-В смысле, тебе что, все равно с кем?
-Не все равно. Но вы, по крайней мере, молодые. И довольно симпатичные.
Он злобно посмотрел ей в лицо.
-А знаешь, что мы недавно зверски изнасиловали маленькую девочку, и она теперь умерла?
Она спокойно выдержала его взгляд. Алан стиснул кулаки.
-Ну что ты молчишь?
-А что сказать?
Он нервно рассмеялся.
-Нечего сказать, да?
-Да, нечего.
-Ну, да. Засунула язык в жопу.
Карина отвернулась и достала чайник.
-Тебе варенье открыть?
-Нет. Иди, шлифони мне лучше.
Карина снова печально глянула на него. Карие глаза. Такие обреченные и… родные. Она убрала со стола и приблизилась к нему.
-Вот, черт. У тебя опять кровь пошла. Посиди-ка.
Она принесла пластырь, йод и еще какую-то дребедень. Подошла вплотную, и слегка придерживая левой рукой его лицо, стала обрабатывать рану. Он замер. Руки у нее были тошнотворно, убийственно-нежные. И эта ее отчужденная нежность, эта безотчетная забота, как жернова месили и проворачивали все его внутренности.
Он закрыл глаза. Просто чужая рука на его щеке. Тонкие, почти нематериальные пальцы. Пять точек жжения. И какого черта он здесь делает?
-Тебе что, кастетом втащили?
Ее рука переместилась, и она приподняла его лицо за подбородок.
-Не помню.
-Вот блин!
Она ведь не заметила? Да нет, нет, конечно не заметила, как он чуть задел губами ее ладонь. Все так странно, даже противоестественно. Чужая кухня, дурманящее- уютный свет, он и эта грязная женщина залечивает его раны. Просто делает что-то для него. Так, не задумываясь, мимоходом. Как сделала бы для плешивого бездомного пса. Она ведь женщина, у нее это в крови!
-Зря ты так бухаешь, Алан. Ты же совсем молодой, – она ловко прилепила ему пластырь, закрутила крышечку на пузырьке, поставила все на стол, и так же деловито опустилась на пол между его коленями. Он напряженно смотрел на нее сверху вниз, борясь с нежностью и омерзением. Она взялась за пояс на его спортивках. Шлюха с ласковыми руками. Алан не сдержался и оттолкнул ее ногой. Она опрокинулась на спину, вопросительно посмотрела на него.
-Дура!
-Тебе не угодишь.
Он сполз с табуретки и уселся рядом с ней на полу. В ее взгляде читалась злобная насмешка.
-Ну и что? Будем тут валяться?
-А ты что думаешь, наше место среди ангелов на небесах, что ли?
-Да что тебе нужно, черт возьми?
Он потупился.
-А?
-Не знаю.
-Не знаешь? – ее вдруг наполнило необъяснимое глумливое злорадство от вида его растерянности – Да ты еще ненормальнее, чем твой друг.
-Послушай-ка… – Алан взял ее за плечи. Тут же отдернулся. Затем неуклюже пристроил свои руки у нее на коленях. Она выжидающе молчала, переполненная раздражением. Он убрал руки и весь как-то скомкался.
-Ну и?… – вывела она стальным голосом.
Алан поднял мутный взгляд и уставился куда-то сквозь ее лицо.
-Черт бы тебя драл, Аланчик, чего же ты хочешь?
-Ребенка от тебя.
Она поморщилась.
-Очень смешно!
-А кто смеется?
Карина попыталась встать, но он грубо сдернул ее обратно.
-Ну, что ты скалишься, овца?!
-Извини, что не рыдаю от умиления.
Он заскрипел зубами.
-Что, тварь, почуяла во мне слабинку, да? Давай теперь, веселись! Кто ты после этого? Обычная тварь, профура дешевая! Что, повеселил я тебя? – он то и дело толкал ее в плечо или шлепал по щеке – Ну давай, захохочи еще! «Очень смешно»! Обычная блядская логика – если кто-то не вытирает об тебя ноги, нужно тут же вытереть об него.
-Да успокойся! Что ты несешь? Какой еще ребенок? Ты на себя посмотри, сам вчера вылупился.
-И че теперь?! Думаешь, если мне еще семнадцати нет, то я тебя не смогу надуть, что ли?
-Никто не сомневается, что ты – супермен!
-Да заткнись! «Супермен», бля… Ты знаешь, кто я. Хотя, и ты многого не знаешь. Я стал убийцей в десять лет. Я по уши в дерьме. И не знаю, как ты, но я звезд с неба не хватаю. Я не сын блатнюков, у меня нет денег, но если надо, я кого-нибудь завалю, я их украду для тебя. Я, может, и как мужик – полная лажа, не нежный, там, не ласковый, и вся эта канитель, могу только всунуть-высунуть, но ручаюсь, если ты будешь со мной, ни одна тварь к тебе больше не приблизится. Никто тебя не оскорбит. В этом можешь не сомневаться… А мы будем спать вместе, будем жрать вместе, будешь яичницу жарить, мозги мне компосировать; да мне насрать, что ты будешь делать, если только я буду не один…
-А сейчас ты один? Как же твои друзья?
-А что мои друзья?
-Как же Габарай?
-За это вообще ничего не говори. Придерживай свой ебальник. Мои друзья – это святое. Габарай – брат мой. Нет, он – мой Бог, он – душа моя!
-Ну, и зачем тебе еще я?
-Ты?! Вот, черт! Ну, Габарай же мне не сможет родить!
Она усмехнулась.
-Да уж. Я не про это говорю, Алан. Зачем тебе вообще это все?
-Затем… – Алан посмотрел в пол – что меня все достало. Мне все настохренело, – он поднял глаза – Тебе ведь тоже?
-И что?
-Да что ты тупишь – «И что? И что?» Пойми, все может быть по-другому. Ребенок – это новая жизнь. Это еще один шанс. Пускай мы с тобой конченые, но он же не обязательно будет мразью!…
-Да, это ты сильно придумал, – Карина несколько секунд разглядывала его, и вдруг, разразилась звонким и оскорбительно-искренним смехом. Он остолбенел. Она раскачивалась из стороны в сторону и прижимала руки к груди.
-Ой, мамочки! «Новая жизнь»! Наркота тебя загонит, Кокой! Такого я еще не слышала никогда.
Его глаза налились кровью. Она почувствовала, что он на грани того, чтобы растерзать ее на куски, но почему-то не могла остановиться.
Алан вскочил и бросился прочь из кухни. Она замолчала, только когда ударила входная дверь. Замолчала и задумалась.

25.

Тимур собирался на тренировку. Самый эффективный способ поднять себе настроение – это разбить морду какому-нибудь быку.
Слушание назначили на послезавтра, но в общем-то чувствовал он себя неплохо. Еще никогда в жизни никаким неприятностям не удавалось выбить его из колеи, и он знал, что никогда не удастся!
Тимур закинул в большую спортивную сумку «UMBRO» боксерские перчатки, черную борцовскую майку, тренировочные спортивки, пару мотков эластичного бинта, и, застегивая молнию, услышал грохот бешено несущихся ног на лестнице. Через секунду дверь настежь распахнулась, ударившись о стену, и в комнату вломилась его сестра с лиловым от злости лицом и сжатыми кулаками. Взлохмаченные пряди волос выбились из хвостика, глаза горели, Алина шумно дышала, раздувая точеные ноздри.
-Заяц, ты чего? – Тимур удивленно посмотрел на сестру.
-Мразь хохлятская! Низкосрачка!
Алина двинула кулаком по стене и пнула стул, так, что он отлетел в другой конец комнаты. Взрывная как порох – вся в отца!
-Прекрати. Расскажи по человечески, что случилось?
-Что случилось?!!! – визгливо брызнула она, и по телу ее прошла комичная конвульсия.– Знаешь Свету Кравченко из моего класса? Чтоб ей провалиться! Борщевское отродье!
-Не надо так говорить, Аля. «Борщевка», «хохлушка»… Чтоб я от тебя больше такого не слышал!
-Да пошла она в жопу, уродина!
-Алина! – сердито прикрикнул брат, насупившись.
-Знаешь, что она мне сказала? – Алина выпучила на него глаза – Она сказала, что ты… Нет, это надо же было!
-Что я?
-Что ты… ты… Подкатила ко мне… Дура несчастная! Кретинка! Подкатила на перемене на своих кривых ногах и протявкала какую-то туфту… «Твой брат», – говорит – «бандит, насильник и убийца»! Ты представляешь?
Глаза его сузились.
-Что? – с трудом переспросил он.
-Ты – насильник и убийца! Круто, да? – она нервно расхохоталась и ткнула в него пальцем – Ты – насильник и убийца!
От этого жеста его будто слегка торкнуло разрядом. Тимур с трудом преодолел внезапную тяжесть в ногах. Что ни говори, это был удар ниже пояса – услышать подобное от НЕЕ! Алина продолжала бушевать, не заметив его вытянувшегося лица.
-Свинья! А я-то, идиотка, всегда ее жалела, что у нее отца нет! И когда пацаны ее подкалывали, я всегда на них наезжала, и когда девчонки смеялись, что она одета кое-как. Вечно я ее защищала, а она, стерва, вот значит как! Сволочь брехливая! Натрепалась, что тебя судить скоро будут и еще какую-то чушь. Теперь ясно. Она мне просто всегда завидовала, чмошница! Завидовала, что у меня тряпки круче, завидовала, что у меня ноги длиннее, завидовала, что я учусь лучше, и что никогда на дискотеках, в отличие от нее, стены не подпираю. И главное – завидовала, и, в общем-то, правильно, что у меня такой брат, какого никогда ни у кого на свете не было и не будет!!!
Она с ненавистью швырнула свой рюкзачок ему на кровать.
-Клянусь, Тимур, я бы ей за такое глаза выцарапала! Я бы ей ее брехливый рот порвала. Мне наша физичка не дала, вцепилась, овца, мне в руки, испугалась, наверно, что я ее там урою.
-Надо свои эмоции сдерживать, Алина. Еще ни хватало, чтобы ты драки устраивала.
Она круто повернулась к нему.
-Ничего. Зато будет теперь думать, прежде, чем языком своим чесать. Ведь, правда?
Ответа не последовало. Она уставилась на брата во все глаза. Что-то странное было в его лице. Сгустилась мучительная пауза. Злость медленно сползала с ее лица, обнажая лупоглазый детский испуг.
-Тимур… – взволнованно произнесла она – А… Чего ты молчишь?
Он поднял на нее унылый взгляд. На губах мелькнула печальная усмешка. Алина подалась назад и прислонилась спиной к стене, словно боясь не устоять на ногах.
-Это ведь… все неправда, да?
Взгляд ее был пристальным, буравящим, и таким чертовски-знакомым! Этого взгляда не выдерживал никто. С детского лица на него смотрело зеркальное отображение его собственных глаз, и впервые в жизни ему вдруг стало не по себе.
-Алин, давай поговорим, – он вздохнул, взял ее за руки, привлек к себе и усадил рядом на кровать. Глаза ее были расширены до невероятных размеров.
- Мы всегда с тобой были друзьями, правда? И я знаю, что могу тебе доверять, – он вытащил из заднего кармана джинсов бумажку, развернул и протянул ей – Ты знаешь, что это?
-Нет…
-Это – повестка явиться в суд по делу об изнасиловании.
-Господи Боже!!! Нет! – она в ужасе отпрянула от него и закрыла лицо руками – Нет, нет, не говори мне! Не показывай! Я не верю в это. Я никогда не поверю! Я, скорее, во что угодно поверю, только не в это!
Алина трещала и захлебывалась, как автоматная очередь, не давая ему говорить.
-Послушай…
-Нет! Нет! Это неправда, – она вцепилась руками в его майку – Разве ты бы мог…
-Господи! Ну, чего ты хочешь от меня?
-Это неправда! Скажи, что это неправда!
Тимур рассмеялся и обнял ее за плечи.
-Ну, конечно, неправда, солнышко.
Алина всхлипнула.
-Тогда, какого черта тебя в этом обвиняют?
-Ну… – он нежно гладил сестру по волосам – Это долго рассказывать… Тут, как всегда, замешаны бабки. Понимаешь, о чем я?
-Кажется, да… – она оторвала голову от его плеча и испуганно посмотрела ему в глаза – Это типа как шантаж, да?
Тимур усмехнулся.
-Вроде того.
-Мамочки, как можно! Ну и стерва!!! Кто она?
-Какая разница? Ты ее не знаешь.
-Как ее зовут?
-Инга. Ее зовут Инга.
Алина скривилась.
-Фу! Ну и имя! Небось, шлюха какая-нибудь, да?
-Да… Что-то типа этого.
-Ну и? Что теперь?
-Ничего. Суд теперь. Послезавтра надо туда тасануться.
Алина икнула от возмущения.
-Суд??? Как это, суд?! Ты же этого не делал, почему тебя должны судить?
-Там разберутся.
-Но это же несправедливо! – заверещала она и по-командирски топнула ногой – Какой-то шлюхе захотелось подать в суд, и все ее сразу послушали, что ли? Какие у нее доказательства? Ведь, должны же сделать экспертизу, или что-то в этом роде, ты лучше в этом разбираешься. Она же ничего не сможет доказать.
Тимур пожал плечами.
-Ну… кое-что, в принципе, сможет.
-Как это? То есть… Я не… – она непонимающе уставилась на него. Вдруг, ее осенило. – Мамочки… Ты что, спал с ней?
Он усмехнулся и драматично закатил глаза. Когда-нибудь она доконает его подобными вопросами!
-Тимур, о, Господи! – она обрушилась ему на шею – Как же тебя угораздило так вляпаться?
Что-то горячее обожгло его плечи и грудь. По тому, как беззвучно затряслось ее тело в его руках, он понял, что она рыдает.
-Ну, вот еще! – сварливо удивился он – Алинбечер хнычет?
-Тимурик! Мой родной! Как же я за тебя боюсь, черт подери! А вдруг это все плохо кончится! – она вцепилась в его шею, будто боясь выпустить его из своих объятий – Я не смогу жить без тебя! Я ни одного дня не проживу без тебя! Я люблю тебя больше, чем старикана в тысячу раз, и даже больше, чем Маргариту. Больше всех на свете! – она, рыдая, с отчаянием целовала его лицо.
Он закрыл глаза. Сердце его сморщилось, треснуло, расщепилось… Было что-то противоестественное в этом удушливом чувстве, которое жгло его изнутри, разъедая все органы.
-Алька, ну чего ты? Не плачь, ты же путевый пацан, – с шатающейся улыбкой кое-как выковорил он из себя, и голос его провалился. В сотый раз Тимур подумал, какая чепуха весь мир и вся вселенная, что жизнь – сплошное лицемерие, и единственное настоящее, искреннее, чистое, что еще заставляет эту уделанную планету вращаться– любовь этого маленького ангелочка. Он ощущал мерцающие прикосновения детских пальчиков к своему лицу, груди и шее, и казался себе безнадежно, грязным и потасканным скотом.
-Ну все, хватит. Не ной, – он торопливо оторвал ее от себя и провел большим пальцем по ее щекам, вытирая слезы.
Алина все еще плакала, совсем как маленькая, всхлипывая и завывая.
-Я боюсь, Тимур, боюсь… – она стала тереть ладонями лицо, пытаясь остановить рыдания.
-Аля, клянусь, тебе не из-за чего волноваться. В тюрягу меня не засадят, обещаю тебе. Я когда-нибудь не выполнял обещания?
Он, улыбаясь, ласково убрал с ее мокрого лица прилипшие волосы.
- Какая ты растрепанная, заяц. Как баба-Ежка! Давай, я забацаю тебе косичку, как в старые добрые.
Она глянула на него, и, хихикнув сквозь слезы, повернулась спиной. Тимур распустил ее тяжелые волосы и стал заплетать косу. Его длинные пальцы двигались проворно и очень осторожно, чтоб не потянуть никакой волосок. Это занятие было для него привычным. Несколько лет назад он проделывал такую процедуру каждое утро. Только брату Алина доверяла причесывать себя и заплетать косички – он никогда не делал ей больно, а Марго всегда драла волосы и доводила ее до слез.
-Готово! – он перекинул ей косу через плечо и обнял сестру сзади. Тощие плечики все еще вздрагивали.
-Я помню, – заговорила Алина, кусая губы и изредка всхлипывая – как я однажды ужасно перепугалась за тебя. Тебе было тогда лет двенадцать. Ты водил меня в первый класс и каждый день забирал с уроков. Один раз, когда ты пришел за мной, я настучала тебе на одного козла с одиннадцатого класса, который что-то там на меня сказал… Ты тут же поскакал на разборки. Вы с ним подрались за школой. Это был прямо громила, вдвое выше и шире тебя, но ты ему все равно классный бланчик поставил. А потом под конец он тебе навернул по носу и смылся, пока никто из школы не вылез и не засек. У тебя кровь хлестала прямо ручьями… Ты стоял вот так, оперевшись о стену и, задрав голову, а на асфальте были мелом нарисованы классики, и кровь капала и капала, прямо на цифру «2». А я стояла рядом и плакала, плакала от страха. Кровь у тебя все никак не останавливалась, и мне казалось, что она вся вытечет из тебя. Ты одной рукой держался за нос, а другой обнял меня, засмеялся и сказал: «Не бойся… Не бойся…» Я тогда подумала: он настоящий герой. Ему больно, а он смеется, – она развернула к нему лицо, чуть скосившись – Помнишь такое?
-Нет, – Тимур рассмеялся – Честное слово, не помню.
-А помнишь, как ты руку сломал на своих тренировках?
-Ну, еще бы! Тогда вы все носились со мной, как с принцессой.
Алина покачала головой.
-Нет, это было, когда ты впендрячился на мотоцикле. А в тот раз никто с тобой не носился, отец тогда орал на тебя, как резанный. И Марго, естественно, поддакивала.
-Неужели? Вот, засранцы старые!
-Да уж… – Алина помолчала и глубоко вздохнула – Знаешь, Тимур, без тебя моя жизнь была бы полным дерьмом.
-Моя без тебя тоже, – признался он.
Она схватила его руку, уткнулась лицом в ладонь, свалилась на кровать и засопела. Ему было странно осознавать, что когда-нибудь она будет так же доверчиво прижиматься к кому-то другому, и этот кто-то будет прикасаться к ней, играть этими волшебными локонами, целовать эти невинные глаза. Так странно… Но неизбежно.
Тимур приподнялся на локте и пристально посмотрел на нее. Черт возьми, уже совсем взрослая! Почти тринадцать лет. Его взгляд скользнул по худым, немыслимо длинным ногам в тертых джинсах, тоненькой талии, по груди, явно очертившейся под просторной футболкой, как два маленьких неспелых яблочка.
-Алишка… – растроганно улыбнулся он – Какая же ты у меня красавица!
Она зажмурилась от удовольствия, как кошечка. Да, этот хрупкий нераспустившийся цветок он готов был лелеять и оберегать всю свою жизнь.

26.

-У Габарая сегодня тренировки, – сказал Атар – Поехали, заскочим за ним.
-Ну да! – Алан повернул руль – Совершим вечерний моцион.
Атар насупился.
-В смысле? Это ты к чему?
-А, с понтом, ты не знаешь. К нашей обычной культурно-оздоровительной программе.
Они мчались на синей «BMW» Гиббона, мотаясь из стороны в сторону – неизменная манера Кокоя вести машину.
-Слушайте, пацаны, молодой в чем-то прав, – сказал Вадик, наклонившись с заднего сидения – Поехали бы все по домам. Покатались чуть-чуть, и хватит. Сейчас нам не время бардачить, по кабакам шататься. Послезавтра на суд заявимся с опухшими рожами.
Атар прыснул.
-О! Еще один мандражист! Кокой, твои ряды пополняются.
-Посмотрю я на тебя послезавтра, когда из тебя вся шмаль выветрится, Варвар.
-Ну, давайте, валите домой! На толчок и в койку! Мы и втроем нормально загудим.
Алан глянул в его расхумаренные глаза и не сказал больше ни слова.

Тимур уже поджидал их на улице со своей гигантской спортивной сумкой в обществе каких-то двух нарядных блондиночек. Он не выглядел после тренировок ни взмыленным, ни уставшим: чистенький, надушенный, веселый как всегда. Габарай о чем-то оживленно болтал с девчонками и хохотал, изгибаясь всем корпусом.
-Я его мозги топтал, – Вадик потянулся к кнопке и опустил стекло – посмотрите на этого Ромео!
Тимур, заметив их, галантно извинился перед своими дамами, подошел к машине и наклонился к окну.
-Здоровте. Забазарить нет желания?
-С кем это?
-Да тут подвернулся повод. Какие-то хамы вон в той забегаловке докопались до этих милых созданий, – он кивнул в сторону своих телок – Я хотел сам их наказать, но потом подумал, что вы мне не простите.
-Черт возьми, Тимур, ну какого хрена?! – Вадик покачал головой – Ты можешь хоть пару дней прожить спокойно, не во что не ввязываясь? Непременно нужно, чтобы ему разбили морду перед судом!
Тимур звонко рассмеялся.
-Да ложить мне на этот суд! У меня свидание завтра – вот за что я опасаюсь! Ну, да ладно. Не хотите, езжайте на наше старое место, я попозже подкачу.
-Как же ты задолбал, знал бы ты!!! – Алан злобно вырвал ключи из зажигания и выскочил из машины. Остальные повыпрыгивали следом за ним.
-Чертов маразматик! – ворчал Атар – Что за херня на тебя находит – вписываться за баб! Рыцарь сранный!
Они вразвалочку, изнемогая под весом собственного могущества, направились к бару. Девчонки смотрели на них, разинув рты, со щенячьим восторгом. Завтра весь город будет говорить о храбрости и благородстве Аполлона и его красавцев-друзей. Свой легендарный имидж он поддерживал просто виртуозно.
Драка оказалась пустяковая. Пятеро «тимуровцев» против шестерых чморей. Но, какое-никакое, все-таки развлечение. Пацаны размяли кости, побили и покрушили все, что было возможно в этом курятнике и вышли на улицу в приподнятом настроении. Уже окончательно стемнело. Девушки все еще дожидались их на том же месте, и едва завидев, бросились стелиться в благодарностях. Тимур заученно демонстрировал им все виды и ракурсы своей знаменитой ямочки.
-Впредь, берегите себя, девчата. Давайте, Алан вас подвезет, а то уже поздно.
-Нет, нет. Спасибо, у нас есть машина, – они показали на маленькую белую «Volvo» неподалеку, попрощались, сунули всем в руки свои номера телефонов и уехали.
Вечер был будоражащим, пряным, чарующим, как гейша. Пацаны выкинули бумажки, и они запорхали на ветру, как стая белых бабочек.
-Блин, все ведь так же, как всегда, – взволнованно сказал Алан – Мне прямо не верится, что что-то изменилось.
Вокруг горели ночные фонари. Пацаны не спеша пошли по тротуару.
-А что изменилось? – спросил Тимур.
-Ну… Как-то странно, что мы встряли. Что послезавтра нас будут судить, что кто-то может загреметь, и все такое.
-Ничего не изменилось. Жизнь будет течь дальше, так же, как текла до сих пор. Это просто маленькое недоразумение. Как коровья «мина» на дороге – перешагнем и пойдем дальше.
Вадик рассмеялся и вздохнул.
-Ну тебя на хрен, Аполлон! Твоя аморальная натура никакому воспитанию не поддается. Таких, как мы только истреблять нужно.
-Это еще почему?
-Х;йр;г – твое имя, Габарай! Ты – обитель зла!
-Когда же ты, наконец, въедешь, армян? Нет никакого зла! И добра тоже нет! Не существует всей этой хуйни в природе, – он, смеясь, прыгнул в стойку и произвел по воздуху зрелищную комбинацию из коротких джепов и крюков – Вот, что есть! СИЛА! Объективная сила во всех ее проявлениях и реальная власть!
-Опять он умничает! Хватит пиздеть, Габарай!
-Да, – Тимур усмехнулся – кстати, о пиздеже… Наш адвокат, Баллаев сегодня приходил к нам на хату. Они там со стариканом около часа друг друга за яйца тянули, по ходу, о цене договаривались. Короче, завтра нам всем надо будет к нему подкатить в 11 часов, будем лапшу варить.
-А что он вообще говорит? Все нормально?
-Да. Все очаровательно. Как масло по уалибаху.
-Пацаны, Я жрать хочу!!! – вдруг вспомнил Гиббон.
-Ну, пойдемте, отвиснем в кабаке. Я тут знаю одно милое заведение…

Дата добавления: 2015-08-17