Глава 1. Язычество во времена «Слова о полку Игореве» в качестве полушария системы двоеверия.

Прежде тем приступить к рассмотрению элементов язычества в «Слове», необходимо дать характеристику самому понятию язычества. Понятие это, с одной стороны, широко известно, но нуждается и в пояснениях. Августин Блаженный говорил: «Знаю, что такое время, пока меня об этом не спрашивают». Такое же знание присуще многим и в отношении язычества, особенно учитывая, что скрывается за этим понятием сразу несколько значений, среди них: политеистические религии (религии с пантеоном богов, многобожием) вообще и каждая в частности, архаические верования и обряда, сопряженные с этими религиями (два наиболее распространенных значения), а также – для сторонников религий авраамического толка (иудаизм, христианство, ислам) любые другие религии (даже монотеистические), а конкретно в христианстве (впрочем, сопрячь можно это и с другими монотеистическими религиями) существует понимание язычества, как поклонению творению, а не Творцу (Создателю) всего сущего, единому Богу. Первые два трактования, наиболее распространённые, являются важнейшими и в контексте рассматриваемой мной темы. При этом можно задастся разумным вопросом, насколько уместна дифференцировка, разграничивающая религии и обряды. На самом деле – еще как уместна. Даже после того, как язычество теряет ведущее положение в культуре, заменяется монотеистической религии, как это произошло на Руси с принятием христианства, и среди обращенных в христианскую веру продолжают жить элементы языческих верований, обряды, через которые сохраняется дух язычества даже в среде тех, кто искренне поверил в единого Бога, и объяснить это можно тяготением к почтению исконных традиций, нежеланием обрубать узел, связующий поколения, дающий соприкоснуться со временем пращуров. Значим и эстетический компонент, напевность, легкость языческого церемониала легко накладывается (как это не было бы неправильно) на христианскую службу, и немало случаев было, когда языческие обряды проникали в православные богослужения. Естественно, особенно на малосознательном уровне, сохранялись суеверия, которые живут и до сих пор, причем неплохо себя чувствуя. Все эти компоненты вливались и в художественную традицию, впитывались в ткань произведения через личности авторов. Прежде всего, именно такой случай логично усмотреть и в отношении автора «Слова»: для него язычество – не столько религиозная система, сколь часть системы художественной, способствующей яркому отображению его взглядов, выражению творческого порыва, не будучи столь стесненной догмами и канонами, которые характерны христианской традиции. Пусть язычество – заблуждение, как религия, но сколь поэтичны образы, которые оно может порождать! Да, христианские образы могут быть и еще возвышенней, и прекраснее, но дело в том, что же именно постигалось теми или иными древнерусскими творцами, а многим из них, нередко выходцам из простой народной среды, и тем, кто на ней был завязан, гораздо ближе оказывались языческие образы! И это не случайно, ведь сама этимология слова «язычество» (от древнерусского «языцы» - «народ, племя») маркирует его, как «деревенскую веру», как и обозначения язычества, как религии «поганых» (от лат. paganus — земледелец). Очевидно, что обряды и структура язычества проще воспринималась простолюдинами (тяжелее постигались другие религии с более сложными построениями)! Но зато как представали языческие образы в произведениях (отнюдь не простолюдински), оправдывая все заблуждения язычества, и, доказывая, что отнюдь не зря продолжали жить в сознании языческие элементы, не только не становясь паразитирующими, но и являясь вдохновляющими факторами! Д.С.Лихачёв внимательно просмотрел и изучил церковные обличения язычества XII – XVII вв. и выявил, что куда чаще поклонения языческим богам в них осуждается именно применение языческой обрядовости[31]. И если в течение примерно первого столетия после низвержения язычества можно было говорить о реальных проявлениях масштабного религиозного сопротивления, то к последующим столетиям относится уже сублимация образов из прежних верований в конструкции сознания и подсознания, важные для других сфер, в том числе для художественной. За этой цепочкой - на лицо видно наиболее вероятное объяснение того, почему же автор «Слова» так насыщает свое произведение языческой символикой, и объяснение, вовсе не причисляющее автора к язычникам, но очень точно подводящим психологию, порождающие особенности текста, под дух времени, что к тому же может служить еще одним, пусть и косвенным, но все же существенным свидетельством подлинности источника. Ключевым пунктом, необходимым, для понимания источника и, в особенности, понимания значения употребляемой в нем языческой символики и мотивировок ее применения, считаю я именно рассмотрение произведения через призму двоеверия (в котором есть две неравноправных грани, которые условно все же можно окрестить полушариями одной сферы – христианская вера и утратившее значение веры, но не выбывшее из разряда верования язычество): в «Слове» не прослеживаются черты веры в языческих божеств, но и упоминания этих божеств, их имен, и традиционные для язычества построения – присутствуют. Так вот язычество, будь даже элементы, с ним связанные, употребляемы чаще христианских, в религиозном отношении к тому моменту христианству уже уступило, но прочно сохранились обряды – в связи с развлекательными, художественными, эстетическими целями, а еще как низшая грань, не ровня христианству, приземленная, бытовая, но все-таки не выбитая окончательно из умов и сердец, а потому и играющая такую значимую роль. Так что не уместным считаю представлять автора «Слова» в качестве ревнителя языческого благочестия: существенная языческая составляющая, вероятно, порождена явлением двоеверия, так что и расшифровывать смыслы вернее в этом контексте – художественного значения, кроящегося за формально религиозными образами.

Дата добавления: 2015-08-17