Читайте также: |
|
- А Вы все в трудах, мой государю!
(Из к-ф "Иван Васильевич меняет профессию")
На следующий день в среду Янка проснулаcь ни свет ни заря, еще до рассвета. Крутилась в постели волчком, сбивая в сторону и без того изжеванную простыню с легким одеялом, но сна было ни в одном глазу. В четверть седьмого она сдалась, неохотно сползла с кровати и в одной пижаме почапала в ванную надевать линзы - вот ведь неудобство, что без них нормально и не почитаешь! (Временами ей становилось жутко, до чего же она стала зависимой от этого хитроумного оптического приспособления... Но по старинной привычке старалась от всех неприятных мыслей отмахиваться, как от ничего не значащей ерунды.)
- Щось вэлыкэ у лиси здохло! - поприветствовала ее в коридоре мама, завидев ненаглядное чадо в столь неурочный ранний час. Яна не стала вдаваться в полемику, наскоро умылась и, вооруженная линзами и растянутой отцовской мастеркой, доходящей ей как раз до колен, засела в Интернете. Не выходили из головы слова Мастера Ольги про вчерашнего гостя, Архангела Ариила - он же Ариэль, он же Араил, как гласила страничка выхваченного поисковиком вэб-сайта. "Имя Ариил означает "Лев или львица Господа", этот Архангел часто ассоциируется со львами. Когда Ариил рядом, вы можете увидеть образы или очертания львов вокруг себя. На некоторых картинах у Ариила львиная голова. Этот Архангел также связан с ветром - поэтому, когда Ариил рядом, вы можете ощутить или услышать ветер, как знак его появления."
А был же ветер, был!.. Яна от удовольствия аж руками всплеснула и, подобрав с изяществом полы мастерки на манер вечернего платья, исполнила по комнате несколько замысловатых па. (По чистому везению никто из любопытствующих родственников не околачивался в непосредственной близости, можно пока расслабиться.)
По всему выходило, что Ариил занимается защитой окружающей среды, в особенности водоемов - рек, озер, морей и океанов. Как уж тут не вспомнить Янкину стойкую привязанность к воде! Чуть только прижмет-прикрутит - и сразу же на набережную к Днепру снимать стресс... И что самое интересное, каждый раз помогает, точно вода cмывает и уносит с собой все ее печали да неприятности.
А дальше в этой солидной Интернет-статье начиналось что-то волшебное, из серии "сказки для взрослых" (для взрослых - потому что сайт вроде как из серьезных, со всякими эзотерическими прибамбасами): "Ариил также присматривает за эльфами - природными духами, связанными с водой. Эльфы близки феям, и цель их - поддерживать здоровую окружающую среду вблизи океанов, озер, рек и прудов. Архангел Ариил может вступить с вами в контакт, чтобы попросить помощи с делом очистки этих вод и их обитателей. Если вы поможете Ариилу в его миссии, в награду можете получить чудесные манифестации и магическую силу."
В мозгу поразительно четко всплыла уже знакомая по ощущениям "посторонняя" мысль: "Проси!"
Янка поневоле растерялась: "Что просить?.."
"Чего хочешь."
"Это за Дуб?"
"За Дуб."
Как на зло, именно в этот момент абсолютно ничего не хотелось! Яна прикидывала в уме и так, и сяк, но ни одно привычное желание не казалось настолько важным, чтоб заявлять о нем вслух. Пока не возникла странная до невозможности мысль, что у нее и так уже все есть... Жаль, за всеми размышлениями не догадалась засечь время - не будут же эти невидимые благодетели полчаса ждать, пока она что-то надумает!
"Благодетели" вежливо молчали, на глаза показываться не спешили. Скорей всего, не хотели ее пугать. Она уже собралась махнуть на все рукой и отправиться на кухню завтракать, но тут накатило озарение: встрепенувшись, Яна решительно объявила в пустоту комнаты, уставясь в синеву монитора, как в чьи-то глаза:
- Я хочу, чтобы папа никуда не уезжал! Оставался дома.
Свернувшийся калачиком в кресле Гаврюха от звука ее голоса проснулся, с явным неудовольствием на усатой морде зевнул и выскочил в коридор, раздраженно дергая хвостом. Из компьютера не ответили - наверняка ушли, не стали дожидаться. У них ведь тоже свой график работы, по-видимому...
"Вот так всегда: пока что-то надумаю, уже поздно!.." - довольно-таки глупо расстроилась Яна и все утро была крайне невнимательна, да и рассеяна больше обычного (хотя, казалось, куда уж больше!). Еле сдерживалась, чтоб не повздорить за завтраком с мамой: ну почему каждое слово с ее стороны воспринимается как обидная шпилька?.. И ладно еще, если б только сегодня, когда она встала в несусветную рань, не выспалась по-человечески, а то практически всегда. Психологическая несовместимость у них, что ли? Иначе не объяснишь...
Малая в коротком платьице из синего джинса упоенно вертелась перед зеркалом. Критически разглядывала себя со всех сторон, ежесекундно поправляла волосы, перекидывая волнистые светлые пряди с одного плеча на другое, и с непередаваемой скромностью под нос напевала: "She's Miss California, the hottest thing in a West LA..." ("Она - Мисс Калифорния, самая горячая штучка в Западном Лос-Анжелесе".) Заслышав такое, Ярик не сдержался и издевательски-громко захохотал. Сестра, как водится, искренне возмутилась и запустила в него расческой. Ярослав даже пригибаться не стал - естественно, промахнулась на добрые полметра и угодила в старую колченогую этажерку. (С глазомером у нее всегда было туговато.) Нисколько не стушевавшись от конфуза, Янка величественно задрала к потолку курносый нос и выплыла из комнаты, изо всех сил отпихнув его в дверях плечом.
- Мисс Калифорния в масштабе ноль-пять! - поддразнил он в удаляющуюся сестренкину спину. Янка замерла на месте и на несколько секунд задумалась - видать, пыталась сообразить, как это будет выглядеть в реале. (Надо сказать, что при всех своих вундеркиндовских способностях в чисто логических вопросах она иногда догоняла не сразу.) Наконец просекла, что это нечто оскорбительное, и с душераздирающим воплем бросилась на него. Ярик только этого и ждал, рванул на высоком старте прямо с места: все равно малая не догонит, кишка тонка! Завязалась обычная утренняя потасовка, как и полагается, в результате Яна опять опоздала... Называется, покаялась!
В лицее с самого утра на голову посыпались неожиданности, словно из античного рога изобилия. Да если б еще приятные!.. Не успел сварливо оттарабанить звонок с первой пары, как над Янкиной головой уже сгустились зловещие черные тучи. Все-таки не зря она вчера вспоминала про директора c его повадками сталинца-чекиста, вот вам и результат: общее собрание в спортзале. Для всех десятых и одиннадцатых классов явка обязательна, остальная малышня по желанию. (Стоит ли говорить, из "молодежи" ни один человек не объявился - кто ж по своей воле сунется на экзекуцию!)
Стояли, как заведено, нестройными рядами и колоннами, традиционной буквой "П"- их директор всегда питал слабость к линейному построению. Среди общей неразберихи и толкотни Янка успела краем глаза выхватить вроде как заболевшую Оксану Юрьевну: нос у той был заметно распухший и покрасневший от жесточайшего насморка - что подтверждал изящно прижатый к лицу носовой платок, - а глаза порядком перепуганные. Перехватив Янин взгляд, вездесущая Юлька забубнила ей на ухо интимным шепотом, от которого начали оборачиваться стоящие по соседству "бэшники":
- Ты представляешь? Оксану специально сегодня утром вызванивали, секретарша такой раздолбон устроила! Типа, за прогулы. Она сейчас, бедная, боится... - Юлия тяжко вздохнула и философски заключила: - Ну, что нам влетит за биологию - это само собой!..
Галя раздраженно на них двоих шикнула: в дверях величественно возник Михаил Васильевич, грозный директор Городского академического лицея. (Грозный-то он грозный, а вот ростом примерно с их Заю будет... А та ведь малявка известная.) Но зато характерище - во! Полная достоинства походка, несгибаемая по-военному спина, характерный поворот головы - одним словом, залюбуешься! И самая яркая во всей палитре черта: говорит он подчеркнуто тихо, на пределе слышимости. Иногда от этого становится в прямом смысле страшно: когда стоит перед тобой, неторопливо раскачивается взад-вперед с пяток на носки, глаза под стекляшками очков посверкивают молниями Зевса... А голос едва различимый, хоть через каждое слово переспрашивай.
- Ну что, орлы, - в зале в один миг воцарилась тишина, чей-то несвоевременный смешок испуганно заперхал и заглох. Стало слышно, как пронзительно завывает за окном (где-то в далеком и безоблачном гражданском мире) пожарная сирена. Довольный молниеносным эффектом, Михаил Васильевич еле заметно издали улыбнулся:
- Кто знает, о чем мы сегодня будем говорить? - со стороны крутых одиннадцатых кто-то неразборчиво выкрикнул что-то дерзкое, но явить народу лицо не решился. (Этим одиннадцатым все по барабану: еще бы, какие-то несчастные полгода - и тю-тю, родной лицей! Нечего терять.) Директор препотешно приставил к уху ладонь, разыгрывая добряка Чарли Чаплина. Никто не засмеялся: - О чем?.. Ну-ну, смелее! Пра-а-а-вильно! - И отчеканил по слогам: - Дис-цип-ли-на!
По ребячьим рядам пронесся легкий шум вперемешку со сдержанными смешками, Янка и себе позволила в открытую улыбнуться: ну, это еще куда ни шло! Могло бы быть намного хуже: если бы он взъелся сейчас за прогулы... А Михаил Васильевич уже затянул свою обычную лебединую песню: любой лицеист (и даже самый мелкий лицеистик!) знал ее назубок - со всеми многозначительными паузами, покашливаниями и верчением острого указательного пальца в воздухе:
- Предупреждаю в последний раз! Не дай Бог, увижу кого-нибудь с сигаретой на территории лицея! До конца года спуску не дам, каждый день по ведру бычков!
Несмотря на всю серьезность момента, Машка радостно хихикнула и от души пихнула Галю в спину. (Из всей компании курит одна лишь Галина батьковна, девчонки каждый божий день по этому поводу веселятся. Чуть что - и "ведро бычков вокруг лицея!") Но Галя и бровью не повела, только презрительно скосила на Машенцию один глаз. Яна про себя отметила, что Галька сегодня особенно, подчеркнуто холодна, будто ее только-только извлекли из морозилки, где безжалостно продержали всю ночь.
Тем временем на импровизированной сцене посреди спортзала, в самом центре горячо любимой директором буквы "П" еще советского разлива, разворачивалась красочная шоу-программа. И опять-таки знакомая с восьмого класса до мелочей: все те же негромкие рубленые фразы, отмеряемые для разнообразия взмахом сухой ладони:
- Имейте в виду! Мобильники во время занятий должны быть отключены! Словлю кого-нибудь во время пары - конфискую телефон на неделю! Никакой пощады!..
Напряжение потихоньку сходило на нет, становилось скучно. Устав изучать Петину массивную, обтянутую серым свитером крупной вязки спину перед своим носом и Галькин надменный угольно-черный затылок, Яна обреченно вздохнула и как можно более небрежно осведомилась:
- И долго ты так будешь?..
Петя покосился на нее через плечо дикими глазами, но ничего не сказал. К величайшему Янкиному удивлению, разобиженная в пух и прах Галя обернулась, ловко шмыгнула за Петину спину, а там схватила Яну за локоть и с силой потрясла. И-и пошло-поехало:
- В следующий раз я с тобой разговаривать не буду! Еще раз так сбежишь, и все!..
Янка на ее грозный ультиматум не на шутку оскорбилась: ну здрасьте, еще одна будет ставить ей свои условия! Мало того, что дома изо дня в день мозги компоссируют... Нахмурившись, она выставила вперед аж никак не волевой подбородок с отцовской ямкой и огрызнулась:
- И что тогда?
- А ничего, - Галька резко успокоилась, ну в точности как мама после дежурного скандала на пустом месте! "Может, мама у нас тоже Наполеон по соционическому типу? - не ко времени задумалась Янка. - А что, пока по всем повадкам сходится с Напом: "Всем лежать полчаса!.."
Галина, игнорируя ее выразительные насмешливые гримасы, в задумчивости забормотала, будто прикидывала сама для себя вслух:
- И вообще, какое мне дело? Никакого...
Яна только было раскрыла рот, чтоб согласиться, - да и еще раз да, совершенно никакого дела! - как Галька взялась за нее с утроенным рвением. А значит, вся эта трогательная до слез покорность и внезапное отступление - всего лишь отвлекающий маневр, чтоб запудрить противнику мозги. Опять старина Нап, великий стратег и полководец!
- Никогда не думала, что у тебя каждый раз какая-нибудь отговорка? То голова болит, то под коленкой тошнит! А на самом деле просто боишься, - обвиняющим голосом заявила Галька.
- Чего боюсь? - Яна опешила от неожиданности.
- Всего боишься! Жизни. Вот и бежишь от всего подряд, ховайся кто может! Так можно до старости пробегать...
Растеряв от изумления все свои доводы, Янка посмотрела на нее с невольным уважением: вот это Галина! Философ домашнего засола, оказывается, - и откуда только взялось?.. Как Яна про себя ни отнекивалась, но слова эти Галькины здорово зацепили за живое, ни с того ни с сего даже обдало жаром в лицо. Она-то, наивная душа, полагала, что никому из смертных не под силу ее сложную многогранную натуру просчитать и, тем более, расшифровать... Как утверждала незабвенная Анна Адамовна из "Покровских ворот": "Я вся такая внезапная, такая непредсказуемая вся!"
Для болящей Оксаны Юрьевны всё обошлось как нельзя лучше: немногословный обычно директор до того разошелся на свою любимую дисциплинарную тему, что ни на что другое попросту не хватило времени. Ни на армию, грозящую особо нерадивым пацанам (девчата на переменках любили распевать под мелодию "Статус кво": "Нэ хОчу в армию! О-о-у-оу, нэ хочу в армию!"), ни на прогулы всяких безответственных товарищей. Англичанка - да и сама Яна тоже, чего уж тут скрывать! - заметно воспряла духом, хотя капитально заложенным носом все равно страдала. Благодаря этому обстоятельству, десятому "А" представилась редчайшая возможность услышать из уст своей классной гортанное английское "р" с характерным французским прононсом.
Кстати о французском: его с сентября поставили последней парой, сразу же после Оксаны с ее Past Perfect и знакомой с младых ногтей считалкой неправильных глаголов: be - was - were - been! Француженка Вероника Сергеевна каждую среду однообразно жаловалась, что ребята путают самые простые французские слова с английскими, чего в иные дни недели не наблюдалось. Но никто и в ус не дул, так что за неимением лучшего приходилось изъясняться на суржике...
- Мы скоро будем как канадцы украинского происхождения! - не преминула поделиться старинным папиным приколом Яна, опасливо косясь на вошедшую Веронику Сергеевну. Девчонки заинтересованно склонили с соседних парт уши, богато увешенные сережками (Машка вообще всех переплюнула, еще и ноздрю на днях проколола, индийская звезда!).
- Так что там про канадцев? - подогнала нетерпеливая Юлька.
- А-а, у них там суржик: "От кляти чилдрены, знОву на вындовы повылазылы!.."
Девчонки зафыркали от смеха, зажимая себе ладонями рты. Вероника Сергеевна метнула на них красноречивый взгляд, но разводиться про дисциплину, как давеча директор, не стала. Она была дамой живого характера, приколистка вроде Оксаны Юрьевны. Хоть и драла с них на занятиях по три шкуры, почище всех других учителей, но зато под музыку, с анекдотами да прибаутками - не соскучишься...
Когда-то, еще в восьмом классе, Яна для себя решила, что и внешность у Вероники Сергеевны самая что ни на есть "французская": гладкие иссиня-черные волосы с низкой челкой "пони", из-под которой искрятся черные бусины-глаза, и неизменная вызывающе-красная помада. Папа не раз рассказывал, что в Париже именно этим ярким оттенком красится практически все женское население - будь то утро, белый день или глубокая ночь. Пьют малюсенькими глотками cafe au lait (кофе с молоком) в полутемных уютных кафешках, небрежно листают наманикюренными пальцами газету и обязательно перед уходом подкрашивают губы, придирчиво разглядывая себя в зеркальце. Прямо у всех на виду, а никто уже внимания-то и не обращает, привыкли...
Хотя есть и другие, спешащие на работу в метро: серенькие и словно бесцветные, блекло одетые, а глаза равнодушно-усталые, погасшие изнутри. (Привычная маска пассажира в утренней электричке, что застегнут на все пуговицы сверху донизу.) Да и метро парижское, папа говорит, почти что ничем не отличается от нашего, хотя бы киевского... Если бы Янку вдруг разбудили среди ночи и громовым голосом спросили: "Какой город ты хочешь увидеть больше всего на свете?..", она бы с закрытыми глазами на полном автомате выпалила: "Париж!"
Само собой уж так сложилось, что Яна с раннего детства ("буквально с пеленок!", сокрушалась мама) бредила всем французским. Музыка, книги, фильмы - все это жадно поглощалось неокрепшим еще серым веществом и оседало в глубинах памяти. Более того, в возрасте пяти лет Янка очень правдоподобно распевала услышанные по радио песенки - то ли Патрисии Каас, то ли Джо Досена, - и старательно грассировала на каждом "р". (Есть в папиной коллекции одна затертая до дыр видеокассета с паршивым изображением, но звук по чистой случайности остался терпимым.) Отец однажды неудачно пошутил перед залетевшими "на огонек" мамиными гостями: сказал, что Янка в прошлой жизни жила во Франции, только-то и всего. Яна как сейчас помнит, завопила радостно в ответ: "А откуда ты знаешь??" Высокомерные "чужие" гости рассмеялись, а мама взглянула на отца с нескрываемой жалостью, как на умалишенного...
Этот мамин взгляд запомнился на всю жизнь, полоснул острым лезвием прямо по сердцу. С тех пор несчетное количество раз Яна переживала его заново, но теперь уже на себе: насмешливое удивление и снисходительность с легкой долей поблажки. (Дескать, смотри ты, а малышка умеет шевелить мозгами! А фантазия-то какая - блеск!..) Стоит обмолвиться неосторожным словом в неподходящей компании - и сразу же этот взгляд, как ответный удар. Тут уж хочешь-не хочешь, а приходится "фильтровать базар", по незатейливой Юлькиной рекомендации. И вообще не стоит забывать, что молчание - золото, а слово - всего лишь серебро...
Единственное, что Янке никогда не нравилось - это ее короткое звонкое имя во французском звучании, с ударением на последней "а". Всегда казалось, что от этого оно становится беспомощным, теряет былую силу.
У Вероники Сергеевны на каждой паре случается так называемый "любимчик наоборот". Обычно это бывает Петя, за ним с восьмого класса прочно закрепилась кличка "Бэбэ", тоже с ударением на последнем слоге - малыш, ребенок. (Вот ведь четко Вероника подметила: Петина внушительная двухметровая наружность и добрые до наивности глаза большого теленка, и жизнерадостный смех без причины - признак известное дело, кого...)
Француженка в нерешительности постукивала острием идеально заточенного карандаша по журнальному списку, выискивая первую на сегодня жертву. Над партами зависла напряженная тишина: девочки скромно потупили головы к тетрадям, а пацаны глубокомысленно уперлись взглядами в потолок. У Яны неприятно вспотели руки и бешено заколотилось сердце - хотя глупость, конечно! На крайний случай могла бы сморозить что-нибудь подходящее случаю, и даже болей-менее связное, беглым текстом. Чем-чем, а языком природа вместе с высшими силами наградили в достатке, да и подвесить вроде не поленились... (Если, конечно, не пробивает на застенчивость - там уж, ясное дело, не до красноречия!) Да и голос ничего себе такой, слегонца, правда, писклявый, но зато "приятно-убеждающий" (как тонко польстила в прошлом году Галька, подставляя Яну договариваться с разъяренным физиком Колобком. И тоже, помнится, по поводу пропущенной пары... Или нет, лабораторной, опоздали на нее всей бандой. Ну да, нашли себе пушечное мясо: "У тебя голос самый приятный!")
- Ну, на кого Бог пошлет? - успела шепотом приколоться за спиной Юлька, прерывая Янины воспоминания. "Бог послал" как раз на нее.
- Ермоленко! - карандаш кровожадно впился в Юлькину фамилию, аки коршун в цыпленка. Юля машинально вобрала голову в плечи и стала значительно ниже ростом, и с каждой секундой сползала под парту, пока на поверхности не осталась только стриженая темно-русая макушка. Еще одно "бэбэ"!
- Julie, quel devoir avions-nous? (Жюли, какое у нас было домашнее задание?)
- Повторить спряжение глаголов?.. - с неуверенными нотками в голосе просипела Юлька.
- Рas Russe! Quels verbes?.. (Не по-русски! Каких глаголов?..) - тонко намекнула Вероника, но Жюли в подсказку не врубилась. Заунывно затянула прямо с места, от волнения позабыв встать:
- Же нэ сэ па... (Я не знаю.)
Класс взорвался от хохота - обычная нервная реакция, которую мало кто из учителей правильно понимает. Вероника Сергеевна с энтузиазмом подхватила, и отчего-то на чистейшем русском:
- Я вижу, это все, что Вам известно по-французски! А дальше? "Я не знаю, ты не знаешь"...
Юлька полностью стушевалась и затихла, хоть как Яна ни подбадривала ее взглядом, а Машка дружеским локтем под ребро. Галя взволнованно - и тоже с места - выкрикнула:
- Она знает!
Но Юля перепугано твердила, будто пластинку заело:
- Же нэ сэ па...
В эту секунду, как нежданное спасение, у Яны в сумке запиликал мобильник. (Который, кстати, по строжайшему директорскому указу надобно на парах отключать...) Француженка неодобрительно покачала головой, но все же смилостивилась и на Янкин умоляющий взгляд неохотно кивнула. Она еще с самого начала к Яне сильно благоволит, уже не раз перед всем классом расхваливала, что у той прекрасные способности к французскому. Янка от ее дифирамбов обычно готова была провалиться сквозь землю: пронзить стрелой все этажи и вынырнуть на противоположной стороне глобуса, где-нибудь поближе к Индонезии. И шутила про себя саркастично, чтобы не слишком возноситься: "Непонятно, с чего бы это вдруг "прекрасные способности"? Не иначе, сослужил добрую службу тот грассирующий акцент еще детских времен, и песенки Адамо с Джо Досеном, папа их крутил тысячу раз..."
Эту обнаруженную классе в восьмом легкость в изучении иностранных языков Янка называла "обезьяньи способности" и никогда ей особенно не гордилась. Привыкла воспринимать как должное: ну есть себе и есть! Как рука или нога, не будешь же ты ими хвалиться?... А француженка, скорей всего, просто питает на ее счет какие-то олимпиадные надежды, потому и смотрит на многое сквозь пальцы: болтовня на парах, опоздания - пока что все благополучно сходит с рук. Если так, то пускай договаривается с Оксаной, потому как весь декабрь уже прочно забит олимпиадой по английскому. И опять, как водится, с пропусками пар! Эх, жизнь!.. Как бы ее, Яну, из этого славного лицея не поперли...
Как бы там ни было, Вероника Сергеевна отвлеклась и забыла про несчастную Юльку, вызвала вместо нее к доске Каплю. Тот по пути на Голгофу испепелил Яну взглядом, в котором ясно читались давешние поэтические строчки: "Мне нужен труп, я выбрал Вас..."
"Люблю тебя, но странною любовью!" - вздохнула Янка и незаметной мышью выскочила в коридор, стараясь по возможности не цокать каблуками.
Звонил папа. Голос показался до странного чужим, охрипшим и сильно чем-то встревоженным. У Яны в один миг внутри все обледенело и покрылось изморозью, будто ее тоже извлекли из холодильника... Задыхаясь от волнения, прерывающимся голосом пробормотала:
- Что-то случилось? - и мысленно попыталась представить, ЧТО именно могло с ним приключиться. Но ясновидение не откликалось - видать, от долгого соседства с Галиной Александровной тоже заморозилось...
- Да нет, ничего не случилось. Ты можешь сейчас приехать? - все таким же сдавленным голосом выговорил отец.
Ничего не случилось?.. "Наглая ложь!", сказала бы сейчас та же самая Юлька. Если бы все было в порядке, никаких проблем, разве стал бы он ее выдергивать посреди занятий? Да никогда в жизни такого не бывало! Истолковав по-своему Янкино молчание, папа успокоил с неожиданной прохладцей:
- Если не можешь, то не надо. Это не настолько важно.
Но по всем интонациям и напряженному молчанию в трубке было ясно: что-то катастрофически-важное с ним сейчас происходит. Такое, что может повлиять на всю дальнейшую жизнь. И еще там подстерегает какая-то опасность: притаилась огромной пятнистой коброй с раздутым капюшоном за папиной спиной и готовится нанести удар, вот уже примерилась и разинула хищную пасть... Забыв, что по лицею идут занятия, что кабинет директора всего метрах в десяти от их аудитории, Янка выкрикнула на весь коридор, голос гулко разнесся до первого этажа:
- Без меня ничего не делай! Вообще сиди на месте, никуда не уходи, я сейчас приеду.
- Возьмешь такси, я буду в офисе. Или нет, сразу позвони, я выйду встречу, - моментально отреагировал папа и отключился, не прощаясь.
Да что же там, в конце концов, могло произойти?!
Договориться с Вероникой оказалось проще простого. Стоило лишь скорчить несчастную физиономию, закатить глаза под потолок и помахать в воздухе мобилкой, бормоча умоляющим тоном: "Экскьюзе муа..." (Извините...) От проделанных Яной магических пассов француженка растаяла, как сахарное печенье, и милостиво покивала головой: ладно, иди, чего уж там! Страдающий ни за что ни про что с мелом у доски Капля недобро прищурился и презрительно швырнул в Янкину спину:
- Teacher's pet! (Любимица.)
Фраза была страшно оскорбительная, пускай даже и английская - вряд ли остальные "ашники" вот так с ходу въехали. Яна густо, до бурякового цвета покраснела и резко склонила голову, пытаясь скрыть пунцовые щеки под волосами. Ничего не понимающие "свои" девчонки завелись на разные голоса:
- Ты куда?
- А что случилось?
- Ты вернешься?
- Pas Russe! Parlez en Français! (Никакого русского! Говорите по-французски!) - гневно возопила француженка, и Яна вовремя сообразила, что пора по-быстрому сматывать удочки.
- Гагарин долетался, а ты доскачешься!
Это уже Галя. Сейчас Вероника Сергеевна попросит перевести на французский, вот тогда и посмотрим, кто будет скакать последним!..
...Чужих и опасных было трое: один явно местный, лысый качок с мускулистой шеей и изрядно выпирающим из-под черного пиджака пивным брюшком, и двое бритых до синевы низкорослых "турка". (Так Яна отчего-то решила, украдкой разглядывая их смуглые восточные лица.) От всех троих разило страхом, подлым предательством и самой элементарной, ничем не прикрытой ложью. Янка непроизвольно попятилась к двери и схватила отца за руку. Широкая и теплая папина ладонь незаметно сжала ее пальцы, успокаивая и ободряя: не дрейфь, дочка, мы с тобой и не такое расхлебывали!..
Видение неожиданно проснулось - с перепугу, не иначе - и стало таким пронзительно-острым, каким бывало лишь в самом начале: качок смотрит на нее равнодушно-брюзгливо, едва скользнул безучастным взглядом. Похоже, его больше беспокоят те двое... Янка ощутила, как натужно шевелятся под лоснящейся потом лысиной мысли пузатого (в какую-то секунду померещился тяжеловес, что ворочает с кряхтением стопудовую штангу). Прикидывает, как бы удачней облапошить тех нерусских, да и папу с ними заодно...
У "турков" совсем другой интерес: бесцеремонно ее разглядывают маслянистыми черными глазами и, не таясь, подталкивают друг друга локтями, чему-то своему ухмыляются. Яне стало до тошноты противно. Папа, вероятно, тоже что-то уловил, потому как вышел наперед и загородил ее собой.
- This is your lawyer? (Это Ваш юрист?) - с нахальной ухмылкой осведомился один из "турков" на леденящем душу английском. По всей видимости, он в этой развеселой компании за главаря...
- It's my daughter. She will sit a little with us. (Это моя дочь. Она немного с нами посидит), - сказал, как отрезал, папа со своим безукоризненным лондонским акцентом, наработанным за десять лет плавания на британских судах. Янку охватила смешная полудетская гордость: вот он какой, ее отец! Слово сказал - и все эти гаврики послушно позакрывали рты! Хотя нет, не все, к сожалению...
- Вечно твои шуточки! Давай, время не ждет, - неприятным гнусавым голосом (каким у них в Городе изъясняется обделенная мозгами провинциальная братва) возразил бритоголовый. Папа не обратил на него никакого внимания, увлек Яну в дальний угол, усадил в массивный вертящийся стул возле компьютерного стола и вполголоса поспешно ввел в курс дела:
- Ситуация такая: есть турецкая фирма, которая предлагает выгодную сделку. Эти двое - ее представители.
Значит, все-таки турки!
- А тот лысый? - для чего-то спросила Янка, хоть и так все было понятно. Бритоголового она однажды мельком видела, когда забегала к отцу, совсем запамятовала... Вот ведь девичья память, если не сказать хуже! (Она не раз за собой замечала, что намного лучше запоминает в лицо молодежь своего возраста, плюс-минус несколько лет, чем народ постарше.)
- Это Николай, мой будущий компаньон. Если все получится, - пояснил папа и нервно забарабанил пальцами по столу, словно отбивая кому-то тревожное сообщение морзянкой.
Яна скептически вскинула бровь: ну-ну, компаньон... Держи карман шире! А вслух со всей своей врожденной дипломатичностью поинтересовалась:
- Где ты его выцепил?
- Это неважно. Что мне нужно: ты можешь сейчас посмотреть на этих турков? Помнишь, как ты в детстве делала? Хоть ты и маленькая была...
- Четыре года, - ещё бы, такое разве забудешь!.. Как вчера все было. Так странно, почти что ничего из раннего детства Янке не запомнилось, но та необычная папина просьба "посмотреть" на каких-то неприятных людей буквально врезалась в память, со всеми мельчайшими деталями... Вспыхнувшее вслед за этими лирическими воспоминаниями соображение понравилось куда меньше: - Ты вкладываешь свои деньги? - переборов стиснувшее горло волнение, еле выдавила она из себя.
- В том-то и дело...
- Не надо! - перебила Яна, не дослушав до конца. - Там ничего хорошего, я сразу почувствовала.
Папа, судя по глазам, не поверил, или просто не захотел ей поверить. Янка с прежней своей поразительной ясностью ощутила, насколько он за прошедшие месяцы проникся этой идеей: сперва сомневался, стоит ли рисковать, но постепенно подключилось воображение, рисуя заманчивые картины сокрушительного успеха...
- Ты уверена? Ты ведь толком не посмотрела.
Мужественно проглотив обиду, Яна глубоко вздохнула и примирительным тоном попросила:
- Дай мне что-нибудь, что с ними связано. Любой документ, - папа быстрым движением (даже слишком быстрым, да что он так суетится?..) сунул ей в руки белоснежный лист бумаги с синим текстом красивой арабской вязью. Лишь в самом низу неразборчивыми мелконькими буковками притулился небрежно отпечатанный английский перевод - а качество, надо сказать, аховое, только с лупой разберешь! Шито белыми нитками. Еще хуже, чем в тот раз в детстве... Янка набрала в грудь воздуха, точно собираясь ринуться в прорубь после знатной баньки:
- Лучше туда не лезть, там какой-то развод. Перевод не полный, они по-турецки чего-то накрутили, какое-то дополнительное условие...
Ясно-голубые папины глаза разом потухли, лоб прорезали глубокие поперечные морщины. Лицо его заметно осунулось и, казалось, постарело сразу на несколько лет:
- Ты уверена?
Яна от обиды вспыхнула и плотно прикусила нижнюю губу: ну все, теперь больше ничего не скажет! Довольно. Пускай хоть пытать ее станут - ни звука, ни пол-звука, хватит выставлять себя дурочкой с переулочка!..
- Я тебя когда-то обманывала? - все же выдавила из себя дрогнувшим голосом.
Отец с минуту изучал ее непонятным, до странного отчужденным взглядом, думая, наверно, о чем-то своем. И круто развернулся к троим "компаньонам", что томились в ожидании на единственном офисном диване у окна: турки - по-родственному поплотнее друг к дружке, перебрасываясь короткими гортанными фразами, качок - напряженно вжавшись в самый угол. Папа громко объявил на своем чересчур учтивом английском:
- I'm sorry, gentеlmen, I have to brake up our agreement. I will not sign this. (Прошу прощения, джентльмены, мне придется расторгнуть наше соглашение. Я этого не подпишу), - выхватил у Яны из рук обманный документ с арабской вязью и помахал им для наглядности со стороны в сторону.
- What is your reason? (Какая причина?) - "главный" турок от раздражения надулся как индюк, вмиг покраснел до густо-бордового цвета и с каждой секундой становился всё косноязычнее.
- I've changed my mind. (Я передумал), - папа безупречно-вежливо улыбнулся, только глаза не смеялись, изучали турков с холодным прищуром. В одно краткое мгновение Яне привиделось, будто он взмахнул у самого пола шикарной мушкетерской шляпой с перьями, сжимая свободной рукой в перчатке шпагу у бедра. (Хотя ерунда, конечно, не было там никакой шляпы, и уж тем более белых перчаток! Опять картинки из прошлого, дежа вю... Или галлюцинации на нервной почве, что тоже вполне вероятно.)
Второй, который не "главный", турок завизжал вдруг пронзительным бабьим голосом что-то иностранное, но по всем признакам ругательное. Лысый качок, прилипший к дивану, обморочно закатил глаза и жутковато оскалился прокуренными желтыми зубами:
- Вован, ты чего??
- Я бы и тебе не советовал. Я с самого начала так и подозревал, нужно было лучше проверять...
- Да что ты там подозревал?! Из-за того, что твоя девчонка наплела? Да в-видел я таких!..- и с удовольствием припечатал длинное, уже исконно русское ругательство. Отец опять встал перед Яной, чуть расставив в сторону руки, словно защищая от льющейся на их головы грязи. На какую-то секунду Янке опять почудилось, что папа вот-вот закроет ей уши руками, как делал когда-то в детстве, если по телевизору показывали что-то для ее возраста непристойное.
Но отец вместо того схватил Яну за руку и едва не бегом потащил к выходу, не удостоив прощальным взглядом ни одного из неудавшихся компаньонов. Последнее, что она услышала - это протяжно-гнусавый голос бритого Николая за спиной, тот на ломаном английском пытался что-то втолковать разгневанным туркам:
- I find new.. партнёр! (Я найду нового... партнера!)
"Бог в помощь!" - вздохнула Янка, испытывая невероятное, громадных размеров облегчение. Лысого было ни капельки не жалко, а вот папу... Еле за ним поспевая, перескакивая вприпрыжку со ступеньки на ступеньку, она осторожно потянула его за рукав:
- Не расстраивайся, там действительно очень плохо... Я же не просто так сказала.
- Я знаю, - жестом успокоил отец, не сбавляя шагу и не выпуская ее ладонь, пока они не добрались до припаркованной за углом машины. - Вот ведь идиот! - было ясно без сурдоперевода, что идиот - это он сам и никто другой. Теперь ругает себя на чем свет стоит - а может быть, и жалеет в глубине души, что позвонил ей в лицей...
- Ничего не идиот! - запротестовала Яна, устраиваясь на переднем сидении и пытаясь сбоку заглянуть ему в глаза. Но папа не слушал, рывком повернул ключ зажигания и отрывисто бросил перед собой в пустоту:
- Зря я тебя в это впутал.
- Ничего, я защиту ставила... - неосмотрительно ляпнула Янка и с опозданием прикрыла ладошкой рот. (А то объясняй потом на пальцах, что за защита, что за Михаил!)
- Я там чуть не сорвался, как они на тебя смотрели!.. - видимо, папа настолько расстроился, что не отдавал себе отчета, с кем говорит. Иначе бы и словом не обмолвился, держал бы все "взрослые", так сказать, замечания при себе. Янку частенько злила эта дурацкая осторожность - можно подумать, она бесценная фарфоровая кукла, Богданов подарок, или двухлетний карапуз! Уж где, а в лицее можно и не такое услышать: бывает, как завернут на перемене что-нибудь чисто народное, только уши в трубочку сворачиваются!
Наконец папа очнулся, провел по глазам рукой и взъерошил своим неповторимым жестом на затылке волнистые темные волосы, отросшие крупными колечками, как у Ярика. И "съехал" на нейтральную тему, поглядывая на нее сбоку вроде бы с беспокойством:
- У них в Турции блондинка - самый шик, проходу не дают, - подмигнул со слабой улыбкой: - Да и юбка у тебя коротковата, куда только ваш директор смотрит?..
- Это не юбка, это платье! - не ожидавшая такого поворота Янка на всякий случай возмутилась и демонстративно замолчала с видом оскорбленной невинности. (А не то начнет еще воспитывать, мораль читать про "современную молодежь" и ее возмутительные нравы, имитируя маму! Только этого сейчас и не хватало для полноты ощущений...)
До самой Площади Свободы не проронили больше ни слова. Вконец измаявшись от папиного молчания и повисшей между ними недосказанности, Яна принялась бездумно крутить настройку радио (что папа обычно не приветствовал, в шутку требовал "а-а-тставить эксперименты с техникой!"). Но сегодня отец и словом не обмолвился на ее наглое самоуправство, пробормотал негромко, погруженный в свои мысли:
- Я думал, если все получится, можно будет в этом году не уходить в рейс. Остаться дома.
Дата добавления: 2015-08-20; просмотров: 49 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Глава шестая. Дождливый день | | | Глава восьмая. Клуб кастанедовцев |