Глава седьмая. Каратист

Если ничто не способно задеть тебя за

живое — значит, ты давно умер.

(Козьма Прутков)

Это скорей было похоже на движение броуновской частицы под сильным микроскопом, чем на отягощенного мозгами "гомо сапиенса". В какую-то секунду Яна увидела себя со стороны, как наматывает круги по комнате — ну чистый тебе автопилот без программы! Сейчас бы забраться в кресло, успокоиться, послушать музыку или помедитировать, но легко сказать!.. Остановиться не было ни сил, ни возможности: она всё продолжала бесцельно бродить из угла в угол, как заведенная, а на кровати уже выросла внушительных размеров куча одежды. И когда только успела ее натаскать? Папа в свое время смеялся: говорил, что руки живут отдельно от нее, а сама Яна отдельно, два суверенных государства. Она еще обижалась, вопила, что это неправда…

Гаврюха, обрадовавшись случаю, вскарабкался на самую верхушку скомканных джинсов, блузок и юбок и удовлетворенно свернулся в клубок. "Тебе хорошо, достиг своей вершины!.." — выплыла неизвестно откуда отвлеченная мысль, но Янка всё же сняла кота с его кошачьего Олимпа и усадила рядом на покрывало. Хватит дурью маяться: хватаем эти прошлогодние джинсы с вот этой желтой футболкой, ноги в руки — и вперед! Гаврюха опять восседал на своем тряпичном троне и ей стало жалко его прогонять, пускай себе…

Словив первую попавшуюся маршрутку, Яна добралась до Старого Города — было все равно куда ехать, лишь бы подальше от дома, от мамы, от своих мыслей… Неспешно брела по центральной улице Суворовской, сплошь засыпанной ярко-желтыми листьями неимоверной красоты. (Этой осенью они на удивление рано начали желтеть, хоть холодов еще и в помине не было.) Не обращая ни на кого внимания, ворошила листья ногами (благо, что сегодня в кроссовках), шаркала, как старушка, — в общем, развлекалась вовсю. Такой пушистый шелестящий ковер, совсем как в детстве… И каждый лист — прямо произведение искусства, особенно хороши резные кленовые с ажурной вязью из тоненьких прожилок. О прохожих Янка напрочь позабыла, пускай себе думают, что хотят: "Сегодня у нас будет тет-а-тет: осень и я. Я — это от "Яна"… "Последняя буква в алфавите", Ярик так дразнил, кажется… Аня-плюс, Яна-минус. А это откуда взялось, какой еще минус?.."

Небо над головой было пронзительно-синее, даже немного фиолетовое, пугающее своей красотой: разве может быть такое небо на Земле? Есть всего несколько дней в сентябре, когда оно бывает таким, да и то не каждый год, Янка несчетное количество раз проверяла. Интересно, почему у людей никогда не встречается глаз именно этого оттенка, сине-фиолетовых? Она бы тогда смотрелась в них, не отрываясь, хоть на небо, разумеется, всё равно лучше…

Вот уже и каштаны сыпятся, красота! С ними у Яны много чего приятного связано: вспомнить хотя бы, как вели в парке напротив школы перестрелки, пугая случайных прохожих дикими воплями и улюлюканьем. (Голые коричневые катышки были пулями, а в колючей зеленой кожуре — гранатами. Вот эти ценились на вес золота…) Весь четвертый класс пролетел в увлекательной войне с мальчишками, с досадными перерывами на уроки. Они, девочки, объявили себя племенем краснокожих, а избранным лучшим ребятам выпала великая честь стать презренными бледнолицыми. (Девчата сильно опасались, что пацаны будут звать их "краснорожими", но те до такого не дотумкали. Или просто джентльмены попались, Янка сейчас склонялась к последнему.) Остальные девчонки из класса страшно завидовали их тайному "масонскому" обществу — пускай и виду старались не подавать, но по глазам сразу было понятно…

А еще чуть позже они своей индейской "шайкой" принесли клятву о вечной дружбе: стояли впятером, крепко соприкасаясь плечами и соединив руки, как в старом фильме "Три мушкетера" с Боярским. ("Мушкетеров" тогда часто крутили по телевизору.) "Один за всех и все за одного!" — наверняка одновременно так подумали, но вслух никто не сказал, постеснялись. Что-то в этом моменте было особенное, Янка до сих пор о нем часто вспоминала, хоть столько лет прошло… И каждый раз даже плакать хотелось: ничего похожего по напряженности и взлету чувств с нею с тех пор не случалось.

Сейчас подруги, конечно, есть, но как-то каждый сам по себе — какое там "все за одного"! (Взять хотя бы этот четверг: развернулись и ушли без нее, никто и словом не обмолвился!..) Так жалко, что в пятом классе их дружную компанию по какой-то директорской прихоти расформировали, распихали куда попало — кого в "А", кого в "Б", а кого-то вообще перевели в другую школу. На том всё и заглохло.

Но это было намного позже. А в тот незабываемый "индейский" год Янка специально выдумала для их племени новый алфавит — было-было! Пришлось девчонкам вызубрить его наизусть в обязательном порядке, хоть как ленивые соплеменники (то есть соплеменницы) ни ворчали, не жаловались на свою судьбу… Зато потом не было большего развлечения, чем перебрасываться на уроках шифрованными записками: если кто и перехватит, ни за что не разберет, что к чему! Каждые полчаса посылали мальчишкам "донесения" и ужасно веселились, глядя на их вытянутые физиономии. Янка однажды в минуту слабости дала наводку, не удержалась — нравился ей там один "кадр", как говорит папа… Кадра звали Руслан, а наводка была довольно прозрачная: "Буква "а" — это плюс, а "я" — это минус. И всё равно не помогло, не расшифровали!

А затем уже весной Анка-пулеметчица, Янкина верная подружка с первого класса, — она на это прозвище обижалась по-страшному — раздобыла у старшего брата учебник по азбуке Морзе. (Сейчас кому-нибудь расскажешь — не поверят!) Да только в морзянке их суровые и простые индейские умы не разобрались, слишком заумно показалось… А еще затем каждая из девочек получила свое тайное индейское имя: Наташка Попова, как самая ловкая и спортивная, стала Быстрая Стрела, а Янку нарекли Гибкая Лиана. (Это уже после того, как на физ-ре перед всеми отличилась: села на шпагат и одновременно скрутилась в чем-то наподобие мостика. Это были они, пять минут ее славы! Одноклассники с тех пор резко Яну зауважали, еще месяц в коридоре с гордостью показывали пальцем кому-то из параллельного класса. Со временем, конечно, забыли, отвлеклись на что-то другое…)

Погрузившись с головой в воспоминания, она нечаянно вышла к остановке на проспекте Ушакова. "А это, пожалуй, неспроста, как там у Кастанеды? "Мир подал ей знак", — сообразила Яна. — На троллейбус сесть, что ли? Только на какой? Это вопрос… А-а, не всё ли равно — какой первый подгонят, в тот и грузимся!"

Вот сейчас Янка особенно остро ощущала, как сглупила, отказавшись на прошлой неделе от папиного старого мобильника. (Если бы вовремя проявила интерес, то он бы, может, и свой новый Samsung ей отдал, втихаря от мамы.) Так нет же, гордо покрутила носом и получила теперь по заслугам: отрезана от всех и самое главное, никто не сможет ее найти, даже если и захочет.

Папа, папа… К горлу предательским клубком подступили слезы: когда-то (она была совсем маленькой) родители впервые затеяли ссору и начали кричать о разводе. Кричали с каждой минутой всё громче и злее, а ей становилось всё страшнее и страшнее… Потом они принялись дергать их с Яриком, старшим братом, за руки каждый к себе и вторили друг другу — Яна тогда не понимала смысла этих слов, но боялась так, что замирало в груди сердце: "Дети останутся со мной!.."

Правда, папа несколько раз пытался смягчить ситуацию — видел же, что они с Яриком напуганы до полусмерти. Улыбался застывшей и оттого жуткой улыбкой на побледневшем лице и бодренько так говорил: "А вы пойте, не надо на нас смотреть! Ну, давайте!.." Они с брателло брались за руки и едва не плача фальшиво выводили: "Голубой вагон бежит, качается…" (Хоть обоим уже в том нежном возрасте пророчили музыкальный слух.) С тех пор Янка эту вполне безвредную песню просто не переваривает! А Ярослав теперь, чуть при нем повысят голос, сразу разворачивается и уходит из дома, не сказав никому ни слова. Или уезжает куда-нибудь, вон как сейчас на свои сборы…

По всем подсчетам Янке было года три-четыре, когда это началось, но она всё с ненормальной четкостью помнит. Хоть и многое бы отдала, чтоб забыть… Как им объяснишь, что счастливое (так сказать) детство прошло в парализующем страхе: что проснешься завтра и вместо "доброго утра" тебя поставят перед фактом: "Выбирай, дочка, с кем ты будешь жить: с мамой или с папой?" Совсем недавно Яне в руки попалась книга по психологии (Луизы Хей, папа одно время ею зачитывался), и там вдруг черным по белому: "Плохое зрение — это упорное нежелание что-то видеть в своей жизни, вы в прямом смысле закрываете на это глаза…" А они еще хотели, чтоб у нее зрение было хорошее!

Он уже безнадежно опаздывал в спортклуб: транспорт сегодня ходит по одному мэру известному расписанию. Сергей всеми силами старался держать себя в руках: спокойно, глубокий вдох… Считаем до десяти, и медленный выдох… Чего тогда стоят его напряженные трехлетние тренировки, если любая мелочь может вывести из себя? "Каратэ — это не только тупая отработка ударов и растяжки, но и состояние души", — говаривал его первый тренер и друг. Абсолютная собранность и спокойствие, что бы ни происходило вокруг.

Определенно, над ним сегодня кто-то издевался! Из-за поворота опять подкатила "девятка", идущая в речпорт, причем совершенно пустая. (За сегодняшний день примерно двадцатая, по самым грубым подсчетам.) Хотя нет, не пустая: у окна спиной к выходу стояла девчонка с пушистыми светлыми волосами до пояса. Ему вдруг почудилось, что под ними слабо угадываются острые эльфовские уши…

В следующее мгновенье Сергей уже ломился в закрывающиеся двери. Троллейбус немного помедлил и тронулся, гремя разболтанными внутренностями, и разразилась гневной тирадой кондукторша, со вкусом перебирая всех его родственников до десятого колена. Девчонка не обернулась, стояла, задумавшись о своем, — может, и вообще левая… Сережа украдкой заглянул сбоку ей в лицо, но успел разглядеть только черные проводки наушников в волосах. Значит, все-таки не уши. Немного в другую сторону, ну да ладно!

Сам от себя такого не ожидал: не успел подумать, как сразу же оказался внутри. Вот это автоматическая реакция!..

Они шли рядом на разгоне, Сергей еле за ней поспевал. Вроде бы и маленькая, а вон как вышагивает, будто и земли не касается — включила шестую скорость!.. Интересно бы узнать, она со всеми такая приветливая? Хоть бы посмотрела на него, что ли!

— И как тебя зовут, прелестное дитя? — ничего более умного ему в голову не пришло.

Она отозвалась в ту же секунду, и даже на несколько миллиметров повернула к нему голову:

— Яна Владимировна. Пожалуйста, на "Вы" и шепотом!

— А-а… Меня Сергей, — выходит, с юмором, будем иметь в виду. — Куда мы идем?

— Уже пришли, — она круто затормозила у низкой деревянной скамейки, за которой начиналась территория дуба. Вот сюда-то он в любом случае не собирался! Субботний вечер только начинался, и скамейка вокруг дуба потихоньку заполнялась парочками всех мастей и возрастов, молодыми и не очень мамашами да бабушками и вопящими во всё горло детьми. Через час-другой здесь яблоку будет негде упасть, зачем она его сюда притащила?

— Это мое любимое место, — сообщила ее сиятельство Яна Владимировна. Мгновение поколебалась и добавила: — Когда мне плохо, я прихожу сюда. Его можно попросить поделиться энергией, он очень сильный, на весь Город хватит…

"Значит, тебе сейчас плохо?" — чуть было не спросил Сережа, но вовремя сдержался. (Неизвестно ведь, как отреагирует: сдается ему, с этим чудом-юдом надо держать ухо востро!) Пока что она не вписывалась ни в один из типов, на которые Сергей привычно разделял знакомых девушек — всего типажей было пять, обычно хватало с головой. А для этого "сиятельства" придется еще новый выдумывать, чует его печенка! Эльф Глазастый Обыкновенный — а что, чем не вариант?

Она недослушала его мысленные рассуждения, лихо перемахнула через скамейку и направилась прямиком к дубу — а вот это уже невежливо!.. Дальше вообще цирк устроила: положила руки на изрытый грубыми морщинами ствол дерева, закрыла глаза и замерла с лицом страшно довольным и немного отрешенным. Как будто и нет ей никакого дела, что вокруг тОлпы людей и среди них куча знакомых, не такой уж их Город и большой… (Тем более, что выходной — все выгребли в парк на людей посмотреть, себя показать.) Дети первыми забросили свои многодецибельные игры и уставились на них, приоткрыв от любопытства рты.

— Ну что, так и будем здесь стоять? — не выдержал Сергей, топчась рядом с ней и чувствуя себя круглым дураком.

— Зачем стоять? — Янка соизволила открыть глаза: — Можно сесть помедитировать, — и плюхнулась прямо на чахлую траву под дубом. Тут ему стало смешно: во дает!..

— Ну ты без башни! — он присел перед ней на корточки: — Я таких еще не видел.

— Это я работаю с нормами, — обронила она, как самую обыденную вещь, затем вскочила на ноги и принялась отряхивать на пятой точке джинсы. "Хиппи!" — молнией сверкнуло у Сережки в голове.

— А теперь еще раз, для слушателей второго канала. Работаешь с чем?..

— С социальными нормами, — пояснило "ее сиятельство", точно старому знакомому: — Почему на улице нельзя громко петь или разговаривать? Почему можно обнимать человека, а дерево нельзя?

Он не сразу нашелся, что ответить:

— Так принято.

— Кем? — вызывающе спросила Янка и опять убежала, уселась на скамейку лицом к дубу и кормой к окружающим. Вечно у нее всё не как у людей!

— Ну что, телефон дашь? — чем-то необъяснимым она его к себе притягивала, логическому анализу сей факт не поддавался. За километр ведь видно, что не из простых (и это еще мягко сказано!), но ничего поделать с собой не мог.

И ладно, если б какая-то навороченная супер-модель, а то кнопка кнопкой! Особенно вот так, по-простому, в джинсах и кроссовках, без своих каблуков — только и осталось от Эльфа, что глазищи да длиннющие волосы. И лицо полудетское, с нежной припухлостью ненакрашенных розовых губ, и что-то в этом лице такое, что глаз не отведешь… Зато многозначительных ужимок на добрую королевскую свиту хватит — "Яна Владимировна"!

— Крепкий орешек, — сообщил Сережа куда-то в пространство. Янка наконец улыбнулась и стала обычной симпатичной девчонкой, будто это не она только что тут выделывалась вовсю.

— Я понял, ты парней так распугиваешь, — рассмеялся он с облегчением.

— Зачем распугиваю? — она немного театрально оскорбилась. Работает на публику, актриса — вот она кто! — Проверяю…

— Ну, от меня так просто не отделаешься, — честное слово, Сергей был рад, что она оказалась "нормальной": — Всё равно ведь будем видеться.

— А-а, ты ж этим… ушу занимаешься.

— Каратэ, — выходит, узнала! У него молниеносно поднялось настроение, в голове закрутился бесшабашный мотивчик, подхваченный утром по радио: "Это школа, школа бальных танцев, школа бальных танцев, вам говорят… Две шаги налево, две шаги направо, шаг вперед и две назад…"

— Каратэ, ушу — какая разница? — отмахнулась Янка, перебивая этот победный марш.

— Действительно! — саркастически подтвердил он. Оба одновременно посмотрели друг на друга и как по команде рассмеялись. "Ну что ж, лед тронулся, господа присяжные заседатели!" — объявил сам для себя Сергей. Мысленно, разумеется.

Они сидели на скамейке, болтали обо всем на свете и грызли эскимо, щедро устилая окрестный асфальт мелкими кусками шоколада. Вот теперь Яна чувствовала себя абсолютно свободно и раскованно — не то, что в самом начале, когда шла рядом с ним и не могла себя заставить повернуть в его сторону голову… Если бы знала, что всё так обернется, одела б что-нибудь покрасивше — а то, как на зло, в самом затрапезном виде! Настроение и без того было не ахти, а эта мысль про неподходящий прикид добила окончательно. Ну и, соответственно, смотрела всю дорогу строго перед собой, точно лошадь в хомуте… И даже без каблуков, вот ведь угораздило!

Вообще-то с ней такое случается, свойство характера, по всему видать: если кто-нибудь сильно нравится, то в его присутствии нападает страшная застенчивость. Хочется спрятать голову в песок, имитируя одну глупую птицу, или взять низкий старт и рвануть прямо с места! И что самое неприятное — чувствует, как неудержимо начинает краснеть… В прошлом году в целях маскировки даже пудру компактную купила, чтобы не так бросалось в глаза. (Мама как увидела случайно эту несчастную пудреницу, то завела лекцию на полдня о пагубном воздействии всяких взрослых косметических средств на молодую кожу, еле тогда угомонилась.)

Но интересно другое: когда скованность достигает своего предела — того, где сквозь землю готова провалиться, — на каком-то таинственном этапе всё вдруг резко как рукой снимает. И тогда Янке ничего уже не страшно, хоть на столе может станцевать! Причем с теми, кто ей совершенно безразличен — полная свобода и раскованность, и как раз они к ней обычно и цепляются… Ну отчего такая несправедливость?

Сегодняшний день — исключение: в первый раз в жизни подошел знакомиться во всех отношениях подходящий… Янка незаметно скосила один глаз на Сергея, в глубине души опасаясь, что тот может разгадать ее мысли. Где-то она вычитала — в женском журнале, наверно, где же еще? — будто парню ни за что нельзя показывать, что он тебе нравится, иначе безнадежно всё испортишь.

Раз уж зашла об этом речь… Кроме небольшого роста, есть в Янкиной внешности еще один серьезный изъян, который даже с подругами не обсуждается, своеобразное "табу" — это оттопыренные уши. (Ну, не "локаторы", конечно, — а то бывают такие, что чуть не перпендикулярно к голове стоят! — но легкая лопоухость всё равно прослеживается.) Стоишь только вознестись по поводу своей несравненной красоты, и сразу вспоминаешь про эти уши… Всё зазнайство мигом улетучивается, что тоже плюс, по идее. (Вот потому-то она и шевелюру носит распущенной, приспособилась.) Когда Сережка, ума палата, брякнул про этого "Эльфа", Яна едва в обморок не грохнулась: решила, что разглядел под волосами…

Девочка внезапно заметила, что Дуб с самого начала "молчит", словно его здесь и нет. Или это она потеряла чувствительность? А может, просто слишком занята собой и своими глубокими переживаниями, чтобы слышать кого-то еще… Ей почудилось, что Дуб вздохнул и еле заметно покачал ветвями — даже с каким-то укором, что ли. "Ты уж прости меня сегодня, какая тут внутренняя тишина! Мои мысли — мои скакуны…" — на всякий случай повинилась перед ним Яна.

В самый критический момент, когда мороженое было доедено и между ними с Сережей грозила зависнуть неловкая пауза, из-за угла — крайне удачно! — вырулил Денис Кузьменко. Естественно, не один, а с неразлучным другом Каплей. Как дразнила их когда-то Юлька, "братаны, на двоих одни штаны!" (Хотя это еще в седой древности, классе в восьмом, так что по молодости лет простительно.) В любом случае, Янка обрадовалась знакомым лицейским физиономиям, приветственно замахала издали рукой и заулыбалась. (Даже слишком приветственно, вон у Капли какая мрачная мина! Вообще не контактный тип: с ней почти никогда не здоровается, только смотрит исподлобья, как на врага народа.) Но всё равно хорошо, что так получилось — пускай Сергей видит, какая она популярная и супер-коммуникабельная!

— Кто это? — не замедлил поинтересоваться Сережа.

— Знакомые, — небрежно обронила Яна и покосилась краем глаза: действительно ли произвела нужное впечатление?..

— И часто ты так проверяешь? — никак не отреагировав на ее трюк, он махнул рукой в сторону Дуба.

Вот пристал! Попробуй теперь объясни, что она была сильно расстроена и поэтому слегка невменяемая, да и от смущения тоже… Короче, надо было срочно прийти в себя. А Дуб для этого — самое милое дело: вот сейчас вроде бы и успокоилась, отвлеклась от горьких мыслей, но всё равно не представляет, как вернется после всего случившегося домой… Хоть гуляй теперь всю ночь по улицам, наматывай круги вокруг своего района! Ну что ж, какую-то часть правды по-любому придется ему выложить… Пускай заранее привыкает.

— Это было домашнее задание, у нас в Клубе кастанедовцев…

— А что, в Городе такой есть? — перебил Сергей.

— Конечно, есть! Места надо знать.

Хотя занимаются они там не только кастанедовскими вещами, это всего лишь как ведущая тема, закваска. А так — почти что всем подряд, кто чего интересного предложит… Но в основном всё же практиками дона Хуана, своего рода традиция. Мартын, руководитель Клуба (это они его так сократили, в миру он Олег Мартынов) особенно упирает на перепросмотр, совсем с ним притомил… Про Мартына, кстати, одно время ходили упорные слухи, что тот лично встречался с настоящим "толтеком" — последователем учения дона Хуана. (Да только никто не мог внятно сказать, когда и где с ним встречался — ну не ездил же специально для этого в Мексику!)

И все же тот загадочный "толтек", которого никто и в глаза не видывал, очень неплохо Мартына натаскал в плане всяких методик и духовных практик. Взять хотя бы последнюю клубную поездку в лес, месяц назад: август был в самом разгаре, погода в Городе стояла жаркая и душная, до тридцати пяти (обычные для здешних широт температуры). Янка по-скромному рассчитывала посидеть в холодке, подуреть с ребятами в мяч и чего-нибудь вкусно на воздухе поесть — простые человеческие радости… Но у их "идейного лидера" (как они между собой прикалываются) оказались свои далеко идущие планы. В результате всё сложилось в тысячу раз лучше, чем Яна могла в самых смелых мечтах предположить…

Мартын по приезде отобрал у мальчишек мяч и пригрузил всех желающих работой — заявил, что не баклуши бить приехали. Поначалу кастанедовцы разбрелись по укромным местам: каждый выбрал для себя какое-нибудь симпатичное дерево или куст и смотрел на него расфокусированным взглядом. Нужно было просидеть вот так без движения хотя бы полчаса, не меньше, и ни на какие посторонние мысли не отвлекаться. ("Наша цель — войти в состояние внутренней тишины", — объяснил Мартын в ответ на нытье самых ленивых. Это упражнение они уже позже по-народному окрестили "втыкание".)

У Яны тогда действительно внутри всё затихло и выкристаллизовалось, как будто от мороза, откуда-то сверху снизошел непривычный покой… После "расфокусировки" новоиспеченные кастанедовцы разбились по парам и ходили "походкой силы", вот тут-то повеселились от души, пока Мартынов давал инструкции. Дело нехитрое: одному из пары завязывают глаза и поручают ходить армейским шагом по пересеченной местности (по кочкам да по пригоркам с закрытыми глазами, ну-ну!). Олег сразу же уточнил, прочитав, видимо, Янкины скептические мысли, что задача напарника — подстраховывать и уводить от опасных мест. Причем не по-простецки за руку, а деликатненько так под локоть. Не вести, как собака-поводырь, а незаметно направлять. Отводить сосновые ветки от лица, к примеру…

Ага, и еще важная деталь: ходить надо было не просто так, как в голову взбредет, а высоко поднимая колени, — отсюда и "походка силы". Со стороны выглядело, наверно, страшно экстравагантно: разнокалиберный отряд аистов вышагивает по лесу, задирая на каждом шагу ноги! (Они с девчонками до сих пор иногда резвятся: "Ну что, побежали походкой силы?")

Хотя упражнение оказалось стоящим, зря мальчишки всё на хохму сводили. Уже через пять минут этой своеобразной слепой ходьбы до предела обострились остальные десять чувств: хрустнувшая сухая ветка под ногой, жужжание шмеля где-то слева, резкий порыв ветра прямо в лицо, стрекотание кузнечика за спиной… Шелест ветра в вершинах деревьев, далекий и почти неразличимый, потом всё ближе и мощнее, требовательней… Под конец Янка сама, без Юлиной помощи, обходила нарытые кротами земляные холмики и ни разу не напоролась ни на что колючее. Юлька впоследствии признавалась, что не верила своим глазам, да и сам Мартын сдержанно похвалил.

А затем уже под вечер случилось то, к чему руководитель их весь день готовил (Яна только позже это поняла). Молча поманил за собой ее и еще одну клубную девочку, Свету, и куда-то без лишних объяснений повел. По дороге лишь скупо обронил через плечо, что сейчас нужно будет опять "расфокусироваться", как они это делали утром. (Когда смотришь как будто бы в одну точку, но видишь абсолютно всё с обеих сторон — угол зрения в сто восемьдесят градусов…)

Мартын выбрал ничем не примечательное, одному ему видное место, поставил Яну посреди травы и велел "смотреть". И, главное, постараться остановить эту разноголосую болтовню в голове, по-кастанедовски "внутренний диалог": дескать, сегодняшние упражнения должны ей в этом помочь. Но легко сказать — остановить!.. Янка затаила дыхание, полуопустила ресницы и замерла, а перед глазами начало что-то мерцать и искриться, с каждой секундой всё ярче и ярче. Непрерывное едва уловимое мельтешение серебряных пчел…

И вдруг, когда она совсем потеряла счет времени, откуда-то из-под ног стремительно проклюнулись зеленовато-серебряные, острые, как стрелы, стебли, угрожающе потянулись вверх прямо на нее. Никак не ожидая такого подвоха, Янка вскрикнула и отскочила в сторону метра на полтора (так резко прыгучесть-то повысилась!). На глаза непонятно отчего навернулись слезы — от пережитого потрясения, не иначе, — и за них было ни капли не стыдно…

Возможно, со стороны прозвучит слишком напыщенно, но всё равно это было самое яркое переживание за всю ее жизнь. А Мартын, помнится, обрадованно улыбнулся и сообщил, что это и есть "место силы" и она его только что увидела! И еще — что Янка сейчас энергетически выглядит совсем по-другому, не так, как утром. Вся аура (или кокон, как он обычно говорит) выстроилась и сгармонизировалась, и как будто бы это удивительно красивое зрелище. Значит, удалось полностью остановить внутренний диалог и на одно короткое мгновение стать "видящей".

Если быть совсем уж точной, то это кастанедовское вИдение случилось с Яной не в первый раз — не стоит забывать про поход в луна-парк и зверский Юлькин аттракцион. (Но это уже совсем другая история…) У второй девочки, Светы, "увидеть" в тот раз не получилось, она заметно расстроилась и всю дорогу назад на Янку подчеркнуто не глядела. Да и остальные ребята по возвращении с "полевых работ" бросали на нее полу-завистливые, полу-уважительные косяки, не исключая подруг…

Хотя Сергею про эти фантастические переживания рассказывать пока не стоит, повременим. Потому они, кстати, и посторонний народ в Клуб не сильно любят приглашать, вроде как закрытое элитное общество… Янке стало вдруг нестерпимо смешно от этого "общества" — как прямолинейно бухнула бы сейчас Юлька, "понты старого козла"!

— Ну-ну, я слушаю, — нетерпеливо потребовал Сережа.

— Что? — Яна очнулась от воспоминаний, вернули с небес на землю.

— Ты говорила про домашнее задание…

— А-а! — вот это она приплела из другой оперы: когда-то в Клубе действительно был такой тренинг, только давно. Придется импровизировать, поднапрячь свою девичью память: — Значит, про задание… Нужно сделать что-то такое, чего ты никогда еще не делал и на что в обычной жизни просто не решишься… — разгоряченная своими же собственными словами, Яна вдохновилась не на шутку и, поерзав, устроилась на скамейке по-турецки. В тот раз она, признаться, так и не выполнила это несчастное тренинговое упражнение — не нашла в себе мужества, — зато сейчас не думала-не гадала, и получилось! Обнять на глазах у всех городской Дуб и прижаться с чувством к нему щекой — это даже по клубным меркам высший пилотаж.

"Ну что ж, эволюционируем!" — Янка одобрительно похлопала себя по джинсовому колену. А вслух продолжила:

— Главное, чтоб вокруг было много народу, лучше всего знакомых. Надо преодолеть этот внутренний барьер, социальные рамки… Например, одеться, как хиппи, и разгуливать по своему району, и здороваться со всеми соседями! — Это она привирает, Мартын такого не говорил. Ближе к тексту, мадемуазель! — Или спрашивать у всех подряд, который час, у каждого второго в толпе…

Вот про часы — это точно, прямое попадание! Именно так на тренинге и прозвучало. Но мальчишки в который раз проявили инициативу, на следующий день отчитывались со всеми живописными подробностями. Разыграли в лицах пантомиму о том, как выпросили у знакомых ребят-кришнаитов барабан и колокольчики, обмотались белыми простынями до ушей и несколько часов пели в подземном переходе, пока не охрипли, пели до самого вечера. В этом был особый шик — чтоб засветиться перед максимальным количеством народа: "Харе Кришна, Харе Кришна, Кришна-Кришна, Харе-Харе! Харе Рама, Харе Рама, Рама-Рама, Харе-Харе!.." Расширяли свои границы, так сказать. Суховатый и сдержанный обычно Мартын после их рассказа долго смеялся, да и вообще всех насмешили — пацаны до самого конца тренинга ходили героями.

Сергей, казалось, заинтересовался еще больше:

— А какой в этом смысл?

— Смысл? Свобода! — Янка раскинула руки, точно собираясь взлететь прямо со скамейки: — Вот ты можешь сейчас… встать и начать бегать на месте?

Она и вправду вскочила на ноги и принялась подпрыгивать, размахивая во все стороны руками, отдаленно смахивая на звезду легкой атлетики перед стартом. А лицо при том сделалось откровенно счастливым и простодушным — точь-в-точь, как у двухлетнего карапуза при виде "чупа-чупса"! Сергей почти физически ощутил на себе перекрестные взгляды всех знакомых, что успели уже за это время перебазироваться к дубу, непроизвольно съежился и громко на нее зашикал. Сделав над собой усилие, с осторожностью огляделся: как это ни удивительно, на них никто не смотрел, да и знакомые вроде нигде не маячили. Народ занимался своими обычными предсказуемыми делами: кто со знанием дела целовался, кто разговаривал или просто сидел, подставив лицо румяному заходящему солнцу.

— Не можешь… — с грустью определила Янка и уселась наконец обратно на скамейку.

— Это что, по Козлову? — Сергей потихоньку приходил в себя: вот уж не думал, что такая ничего не значащая ерунда выбьет его из колеи! Ни с того ни с сего прожег мимолетный стыд: вот те и каратист, спасовал перед девчонкой!

— Ты читал Козлова? — она покосилась на него с любопытством, по-воробьиному склонив голову на плечо.

— А что, не похож? — он провел ладонью перед лицом. "Как в индийских фильмах, — тем временем зачарованно подумала Янка. — Может, он в прошлых жизнях тоже рождался в Индии…"

— Наши люди на каждом километре! — торжественно объявила "Яна Владимировна" и протянула ему руку, Сергей машинально пожал маленькую прохладную ладошку. Как там говорил Антон, его первый тренер? "Ищите себе развивающую личность!" Только вот забыл уточнить, чего с ней потом делать, если найдешь…

Дата добавления: 2015-08-20