Глава двенадцатая. Серьезный разговор

Дано мне тело. Что мне делать с ним,

С таким единым и таким моим?

За счастье тихое дышать и жить

Кого, скажите, мне благодарить?

Я и садовник, я же и цветок.

В темнице мира я не одинок.

На стекла Вечности уже легло

Мое дыхание, мое тепло…

(Из студенческого спектакля)

Во вторник папа вернулся домой раньше обычного. Яна только-только успела переодеться после лицея в удобные спортивные брюки и футболку и на скорую руку перехватить бутерброд с голландским сыром, заедая его помидором. На закуску в кухонном шкафу нежданно-негаданно обнаружилась плитка молочного шоколада и едва начатая пачка вкуснейшего орехового печенья (сразу видно, что Славки, главного конкурента, нет дома!). Повезло еще, матушки не оказалось на боевом посту, не стала приставать со своим борщом…

Классе в первом-втором мама требовала от них с Яриком, чтоб обязательно разогревали после школы суп (ну, или что-то горячее, что может сойти за первое) и в доказательство оставляли на столе немытые тарелки. Дескать, раз я не могу за вами персонально проследить!.. (Она тогда работала в школе, в группе продленного дня.) Сейчас уже трудно сказать, кто первым подал эту гениальную идею, но каждый Божий день суп исправно наливался в глубокие сервизные тарелки, а затем с полным хладнокровием отправлялся обратно в кастрюлю. А то и прямиком в раковину, чего уж греха таить… Через полгода или год мама, правда, просекла, в чем тут дело, застукала кого-то на горячем. Возмущалась тогда — страшно вспомнить!

Яна прислушалась: судя по всему, отец находился в прекраснейшем расположении духа. Из своей угловой комнаты девочка ясно слышала, как он довольно мурлыкает себе под нос что-то смутно знакомое — она никак не могла разобрать, что именно. (Это его мурлыканье — самая верная примета: значит, всё идет, как надо.) И главное, вид при этом фазер делает настолько кричаще-загадочный, что прямо подмывает пристать с расспросами! В последний момент Янка решила проявить твердость характера и сдержалась, не спросила. Созреет — сам расскажет, а ей сейчас лучше поразмыслить о том, как бы так поаккуратней изложить ему свои недавние новости… А то уже затянула дальше некуда. Вот бы заранее знать, как он отреагирует: а вдруг рассердится или расстроится? Или не поверит… Трусиха она, что тут еще говорить!

Папа незаметно очутился у нее прямо за спиной — ну разведчик вам высшего класса, а не родитель! Янка едва успела рывком прикрыть ноутбук: когда он в таком игривом настроении, надо держать ухо востро. Папа же развеселился окончательно и, возвысив голос, запел на всю квартиру хорошо поставленным баритоном, на разухабистый мотивчик "Ти ж мене пiдманула":

— Повстречалися мы в чате,

Ты тогда назвалась Катей.

Оказалось, ты Иван…

Ох, какой ты хулиган!

И без всякого перехода легонько дернул Яну за длинную растрепавшуюся косу:

— Ну что, телепузик, собирайся! Идем в ресторан. Мне нужна дама.

Малая была явно не в духе и пробурчала с неудовольствием, проворно расплетая косу на прядки и расчесывая их растопыренной пятерней:

— У меня нет вечернего платья. И к платью еще туфли подходящие надо, у меня их тем более нету…

А компьютер свой ненаглядный раскрывать что-то не торопится — выжидает, когда он отойдет подальше. Да что там у нее, тайная переписка?..

— В точности мама! Вот что значит — гены…

Дочкины пальцы замерли на полпути, застряв в спутанных волосах. Она подняла на него удивленно расширенные глаза: вид стал подчеркнуто оскорбленным, но в лице на долю секунды промелькнуло что-то детски беспомощное, словно он ни с того ни с сего ее ударил. Володя попытался загладить свою неловкость:

— Шучу! Предлагаю надеть вечерние джинсы и вечерние кроссовки, и поедем в пиццерию.

— Я не хочу.

— ТЫ не хочешь в пиццерию? — переспросил он с нажимом. Янка немного наискось мотнула головой, упрямо сжав губы, и принялась закручивать волосы в высокий хвост на макушке.

— Ну, тогда надо за вечерним платьем.

— Не надо! Я просто так сказала.

— Тогда за мобильником, — пораженный ее несговорчивостью, не сдавался Володя. Янка равнодушно пожала плечом:

— В другой раз, — и с силой подергала себя за край ярко-зеленой домашней футболки, будто на что-то непонятное сердилась. На спине ее красовалась известная на весь мир белая эмблема, под нею надпись полукругом — "GREENPEACE", а ниже — очертания земного шара, причудливо свернутого сердечком. Ай да ребенок, это ж надо такую сознательность!.. Владимир комически нахмурился и пощупал Янкин лоб:

— Да-а, случай клинический! Ну хорошо, а на "Макдональдс" согласна?

Но малая игру не приняла, досадливо от него отмахнулась и одним махом стащила с волос резинку, тряся головой, как промокший длинноухий спаниель. Кажется, и действительно обиделась, с чего бы это?.. И с шевелюрой своей непонятно что вытворяет, это у нее самый первый признак нервозности. Володя присел перед дочкой на корточки и пытливо заглянул ей снизу в глаза:

— Янка! В чем дело?

— "Макдональдс" можно, — милостиво сдалась она в конце концов, не глядя на него, и сосредоточенно завертела на пальце растянутую синюю резинку. Но особого энтузиазма в голосе что-то не наблюдалось…

Та же самая трагикомедия продолжалась и в машине: дочура непривычно затихла, погрузившись в свои конспиративные тинэйджерские мысли. Володя то и дело посматривал на нее со всё растущим беспокойством, пока не свернул в сторону проспекта Ушакова и рывком затормозил у стильного на вид бутика из новых. В огромных, уходящих ввысь витринах красовались разодетые в пух и прах манекены, стеклянные двери невыносимо ярко сверкали на солнце — магазин лишь несколько дней как открылся. На прошлой неделе здесь ничего подобного и в помине не было, только давно набившая оскомину стройка с торчащими над головой кранами: горожане настолько к ней привыкли, что уже и не замечали. И вот за несколько дней вырос дворец, как в сказке… Янка немного оживилась и принялась эту тряпичную красоту с большим интересом изучать, приклеившись носом к окну. Володя с шутливым поклоном распахнул перед ней дверцу:

— Прего, сеньорита! Приехали.

— Что это? — она неохотно вылезла, цепляясь обеими руками за дверцу и болезненно морщась, как на приеме у стоматолога. "Да что это с ней сегодня стряслось?! — посетовал Володя. — Принцесса на горошине какая-то: и то ей не так, и это не этак!.." Не вдаваясь в объяснения, он беглым спортивным шагом направился к идеально вымытым стеклянным дверям, и грешным делом про себя подумал: "Хоть бы в них сейчас не врезаться, как в фильмах про Чарли Чаплина!" Своенравной принчипессе ничего другого не оставалось, лишь вприпрыжку поскакать за ним следом.

Принчипесса — это Янкин домашний ник, в вольном переводе с итальянского, к которому Володя питает давнюю слабость. На все остальные прозвища, пускай даже ласковые — вроде "телепузика", ну чем плохо?.. — малая только фыркает и однообразно обижается, не угодишь.

— Надо купить пару рубашек, — деловым тоном бросил он дочери уже внутри. Посмотрим, начнет сейчас возражать или смолчит?.. — Если что-то вдруг приглянется, то не стесняйся, время есть.

Янка едва взглянула на пестрые ряды женского отдела (хотя модели там были приличные, как раз в ее стиле), небрежно одним пальцем тронула пару вешалок и горделиво вздернула курносый нос:

— Не то!

"Откуда в одной маленькой девчонке столько гонору? — озабоченно нахмурился Володя. И сам себе ответил: — На маму свою насмотрелась, откуда же еще!"

— Ну, тогда жди. Хозяин — барин, — безразлично проговорил вслух: лучше оставить малую в покое, раз уж нашел такой "бзык". Он еще с Мариной освоил этот трюк: чем больше оказываешь внимания, тем сильней начинает выкаблучиваться! Здесь единственный верный выход — переждать, или еще того лучше — пойти заняться своими делами.

Давно была куплена темно-синяя рубашка в мелкую полоску и несколько джемперов на каждый день, и даже ненавистный Володе галстук нейтрально-серого цвета — уж очень настойчиво молоденькая и основательно разящая духами продавщица пыталась его всучить. И при том в открытую с ним заигрывала: ворковала с томным придыханием, вовсю стреляла подведенными светло-голубыми глазками и поправляла без всякой надобности воротник его рубашки. А теперь еще и в затылок нежно дышит, ни на метр не отходит — хорошо, что он пришел с дочкой! И хорошо, кстати, что дочка всего этого не видит…

Расплатившись за покупки, он обнаружил, что Янка бесследно пропала. Успел обшарить весь магазин и начал было не на шутку беспокоиться: куда может запропаститься девочка-подросток в средних размеров бутике?.. Но выручила та самая блондинистая ("а ля" Мэрилин Монро) продавщица, с обворожительной улыбкой поманила наманикюренным острым пальцем в самый дальний угол. Так и есть, примерочная: бархатная, бордового римского цвета штора заметно колыхалась, как от ветра, за ней угадывалась непонятная, но очень активная деятельность. Наконец штора элегантным рывком распахнулась, точно театральный занавес, и Янка предстала перед ними во всей своей красе. В первую минуту Володя ее не узнал — да его ли это милое и местами застенчивое дитя?.. Непривычно высокая от супермодных остроносых сапог на шпильках, вся затянутая в кожу — матово блестящая черная с заклепками куртка и критической длины (опять-таки кожаная!) мини-юбка. Возникает только вопрос, как она собирается в ней сидеть?..

Янка эффектно замерла перед негустой аудиторией, потом медленно покрутилась на месте, чтоб он рассмотрел ее со всех сторон, ни одной мельчайшей детали не пропустил. И настолько счастливое у дочки было лицо, такие блестящие от возбуждения глаза, что все Володины насмешливые комментарии замерли на кончике языка. Пускай потешится, остается еще слабая надежда, что не придется этот рокерский "прикид", как они сейчас говорят, покупать. Вдруг Бог услышит его молитвы? Что-нибудь другое себе да и присмотрит…

— Это в лицей! — торжественным и изрядно писклявым от радости голосом объявила Янка.

— Да-а, вашего директора точно кондратья хватит…

Дочка смотрела на него огромными умоляющими глазами — именно с таким лицом она в детстве "сбивала", по выражению Марины, c него самую дорогую в магазине куклу. Володя без особого сопротивления сдался:

— Ну ладно, если тебе так нравится… — и обернулся к вежливо притихшей белокурой продавщице: — А плаща к этому костюмчику у вас нет?

Девица потрясенно захлопала чересчур накрашенными ресницами и помчалась что-то неотложное выяснять. Пришлось галантно перехватывать ее на полпути и покаянно просить прощения: пошутил, словом, бес попутал! Продавщица неуверенно засмеялась и на всякий случай уточнила: нет, плащей пока не привозили, но если вам очень нужно…

Малая на этот цирк пренебрежительно фыркнула и нырнула обратно в примерочную — похоже на то, что самое интересное только начиналось. Минут через десять, не меньше, Янка явилась из-за облюбованной ею шторы в чем-то невероятно блестящем и как будто бы голубом, у Владимира тут же зарябило в глазах. Немного освоившись, он разглядел на дочке расшитый множеством зеркальных чешуек топ любимого Янкой фасона "короче некуда" — вон даже живот не прикрывает — и предельно облегающие черные кожаные брюки. Володя невольно ей залюбовался: ну поп-дива тебе и всё, куда там Бритни Спирс! Да еще эти сверкающие от неудержимого счастья глазищи, да распушенные после усиленного переодевания волосы Златовласки — не потомок, а произведение искусства! С трудом усмирив приступ отцовской гордости, Володя вернулся-таки к реалиям: хотел бы он посмотреть, куда она эту музыку собирается надевать, хоть не на улицу? Очень хочется верить…

— Это на дискотеку! — пояснила дочка довольным мурлыкающим голосом, вертясь юлой перед зеркалом и нечеловеческим движением выкручивая назад шею (вероятно, чтоб заглянуть себе за спину). Словно его мысли играючи прочитала.

— А не замерзнешь? — подколол Владимир по старой памяти. Янка на это оскорбительное предположение негодующе хмыкнула и смерила его красноречивым взглядом — в точности Марина… "И растет же на чью-то голову!" — непроизвольно улыбнулся Володя. Ничего другого не оставалось, только смириться со своей нелегкой родительской долей:

— Ну, если ты будешь это носить… Берем!

Молоденькая продавщица смотрела на него с восхищением, как на забредшую по ошибке в их бутик зарубежную звезду первой величины. В глазах ее без труда читалось метровыми заглавными буквами: "Вот бы мне такого!" По всем параметрам он прямо идеальный муж: терпеливо ждет, если надо, даже копытом не бьет и на часы не смотрит. Что еще?.. Почти не критикует, время от времени поддакивает и так же безоговорочно за всё платит, стоит лишь жалобно взглянуть ланьими глазами… "Одна Марина ничего не видит и не ценит!" — Володю охватила глухая на самого себя досада.

Янка смерила их с блондиночкой внимательным взглядом, каждого по отдельности — едва ли не просканировала с ног до головы — и без малейшего промедления взяла ситуацию в свои руки. Сунула Володе неаккуратно сваленные в кучу обновки и кулачком недвусмысленно подпихнула к кассе, а оттуда — поскорее к выходу, чтоб от греха подальше. Ему стало смешно донельзя от этой спешки: не зря ведь считается, что Скорпионы самые большие из всех знаков собственники.

Затем под настроение поехали выбирать Янкин мобильник, малая с присущим ей благоразумием не возражала. Еще никогда в жизни Владимир не тратил деньги так бесшабашно и весело, как в этот день, будто невидимый внутренний шлюз прорвало. Или, может, пытался своим мотовством заслужить у нее прощение за проведенные врозь выходные — все до единого за эти долгие полгода…

Пока что события разворачивались по старинной присказке "гулять так гулять!". Ближе к ночи провели открытое голосование и единогласно постановили не валять дурака, а ехать прямиком в пиццерию. ("Сколько там той жизни!..", — философски заключила Янка, копошась в пакете со своими обновками. Всё-таки Володе достался на воспитание на диво мудрый ребенок.)

Хотя ребенок этот после всех сегодняшних похождений заметно подустал и в машине опять замолчал, разве что по-другому, не так, как несколько часов назад. По дочкиному лицу блуждала неопределенная улыбка и затуманивались какими-то крайне приятными мечтами — или, может, предвкушениями? — глаза. И вдруг неожиданно серьезно Янка его попросила, внимательно разглядывая лобовое стекло с едва заметными пыльными разводами:

— Пап! Не говори больше, что я похожа на маму.

Пицца была, что надо: горячая, с рыхлым толстым коржом и хрустящей поджаристой корочкой — как раз такая, как Янка любит.

— Во всем городе не найти пиццы лучше, чем на Энгельса! И даже ждать почти не пришлось… — провозгласила дочка с рассеянной улыбкой и замолчала, выпала из реальности. Ее прямые русые брови удивленно приподнялись, губы еле заметно подрагивали, точно про себя вела с кем-то увлекательный диалог. "Какая же она смешная! — с затаенной усмешкой подумал Владимир, откровенно любуясь дочерью. — И вместе с тем такая взрослая. Когда только успела вырасти? Вот уже и на свидания бегает… Непонятно, куда так торопится?"

Опять словно расслышав Володины мысли, Янка подняла на него глаза, огромные и отсутствующие, "нездешние", как он всегда говорит: смотрит сквозь тебя и не видит. Над вырезом свежекупленного белого с золотой каймой свитера — изящный серебряный крестик. Дань моде или что-то другое?.. И вырез, кстати, чересчур, зря он не обратил на это внимания!

— Оставь свою мобилку, успеешь, — дочка послушно отодвинула телефон на несколько сантиметров в сторону, пальцы нетерпеливо забарабанили по столу, вон так и тянутся… И он тоже хорош, отрывает дочуру от новой игрушки! А мобильник-то выбрала знатный: мало того, что миниатюрный и почти плоский (и цена, разумеется, космическая), так в довершение всего пижонистой леопардовой расцветки. Lady's phone, дамская модель — в этом вся Янка! Цитируя современную народную мудрость, "покажи мне свою мобилу, и я скажу, кто ты"…

— Раньше не было, — Володя указал вилкой на ее крестик.

— Раньше много чего не было! — с непонятной враждебностью огрызнулась Яна. Это что-то новое, пицца обычно оказывает на нее расслабляющее действие… А тут на дыбы встала, как кошка от запаха валерьянки! — Ты чаще домой приезжай.

Владимир закашлялся и потянулся за томатным соком, отхлебнул гигантский глоток: "Так вот откуда все эти оскорбленные выпады и вставания в позу: "чаще домой приезжай"!.."

Игнорируя нож, она смачно откусила здоровенный кусок своей пиццы с грибами, капая мимо тарелки кетчупом, и неторопливо вытерла пальцы о салфетку. "Откуда эти хипповские замашки? — неприятно удивился Володя, и опять осенило: — Рисуется перед официантом, мальчишка-то молодой, на нее засматривается… Главное сейчас — спокойствие! — напомнил себе. — Если почувствует хотя бы нотку раздражения, замкнется и ничего больше из нее не вытянешь. Что у них там всё-таки стряслось с матерью? Прямо партизанская война какая-то! Да и Янка за эти месяцы изменилась, здесь Марина права…"

Напряженное молчание зависло над их столиком. Дочку оно, похоже, совсем не тяготило: та с безучастным видом выковыривала из пиццы грибы и находилась не "здесь и сейчас" — как сама любила с великой важностью повторять, — а в каких-то своих, неведомых ему переживаниях. Володя не выдержал первым и с наигранным спокойствием осведомился:

— Так чего раньше не было?

— Даже не знаю, как это тебе сказать… Ты, главное, не пугайся, — Янка отодвинула тарелку в сторону и глубокомысленно наморщила лоб — ишь ты, думный дьяк выискался! И забормотала неразборчиво, обращаясь, по всей видимости, сама к себе: — Всё равно надо рассказать, тут уж ничего не поделаешь…

"Чёрт возьми, да что там такое?! Спокойно…" — снова одернул себя Володя. Он сейчас должен стать полной противоположностью Марине: там, где она кричит диким криком и забивает собеседника на корню, у него должна быть полная невозмутимость и понимание. Что бы дочка ни сказала, какой бы сюрприз не преподнесла…

— В чем дело?

Янка набрала в грудь порядочную порцию воздуха и отчаянным голосом выпалила, как будто на амбразуру героически бросалась:

— Я начала видеть ауру!

— И всё? — Володя с шумом выдохнул: это еще куда ни шло, он-то неизвестно что за прошедшую минуту успел вообразить!.. Она, кажется, была разочарована такой вялой реакцией:

— Этого мало?

— Ты в детстве знаешь, сколько всего видела? С домовыми и русалками разговаривала, мы уж не знали, что и думать. Как-то прихожу домой, а ты мне: "Папа, ты весь светишься!"

— Почему я такого не помню?

"И слава Богу, что не помнишь! — мысленно ответил Володя. — Мы тогда чуть не развелись." Марина в тот вечер закатила грандиозную истерику, кричала ему прямо в лицо, впившись суженными от злости кошачьими зрачками: "Что ты сделал с ребенком?!" Янка стояла между ними, как меж двух огней, и смотрела на каждого по очереди круглыми шоколадными глазами, и вдруг безутешно громко на всю квартиру заревела… А однажды во время другой затяжной ссоры приволокла из кухни тяжеленную табуретку, невероятным усилием на нее взобралась — совсем ведь кроха была! — и внезапно оказалась на одной с ними высоте. И дошло до обоих, что творят, и замолкли на полуслове… Да только ненадолго: уже через день скандал возобновился с новой силой. Даже мельком вспомнить про эти художества — и то стыдно! Вот верно же говорят: "Муж и жена — одна сатана"…

Как он теперь жалеет, что дети стали невольными всему свидетелями! Была б его воля, взял бы и вычеркнул эти годы из памяти, да только поздно спохватился, былого не вернешь. К счастью, Янка не помнит самого главного — про свои разлюбезные "шарики", что так попортили им с Мариной кровь. Но какую-то подредактированную версию правды всё же придется ей изложить, хотя бы в общих чертах. Как же она так ловко застала его врасплох? И подготовиться-то не успел…

— Ты была маленькая, два или три года. Потом ты сильно заболела, а когда выздоровела, почти всё забыла. Как-то… благополучно всё прошло.

— Недавно опять началось. Мы с девчонками пошли в луна-парк…

Каникулы только начинались, и в Ленинский парк привезли новый аттракцион. Яна такого страхолюдия еще в жизни не видала: когда переворачиваешься вниз головой и падаешь, пускай даже не слишком высоко, не с "чертово колесо", но всё равно экстрим… Юлька, каскадер несчастный, сразу стала канючить: "Пошли со мной, я одна не хочу!" Галина батьковна, естественно, отказалась наотрез, пришлось идти ей, хоть и страшно было до замирания в животе… Машка снисходительно щурилась, капая на асфальт шоколадным мороженым из золотистого вафельного стаканчика, а Галька кричала им двоим вслед, радуясь, что сама так легко отделалась: "Яна, вернись! Твоя жизнь нужна народу!" И все смеялись, даже случайные прохожие возле Дуба (который был тогда еще просто дубом, вполне заурядным деревом, разве что старым)… А потом качели перевернулись, на бесконечно долгое мгновение замерли наверху и начали падать; истошным голосом завопила рядом Юлька и сердце остановилось. Или это остановили мотор?.. Сердце встало на место, но что-то случилось с глазами. Яна терла их изо всех сил, но "это" никак не проходило.

— Представляешь, я увидела, что всё вокруг как бы из волнистой серебряной паутины, а люди похожи на вытянутые шары — такие большие, чуть овальные и светятся изнутри… И так смешно перекатываются…

— Как описывал Карлос Кастанеда — весь мир из светящихся нитей… — уж чего, а такого Володя не ожидал, точно мощный удар в челюсть выбил из обычной реальности. Это вам не беготня за "шариками", тут уже посерьезнее будет! — Ты сдвинула точку сборки…

— Это я недавно прочитала, добрые люди сказали.

До конца не веря этой невероятной истории, он с досадой поморщился:

— Значит, добралась уже? Рано тебе, там не каждый взрослый разберется! Ну что за привычка — читать всё подряд!.. — Да это же ни в какие ворота не лезет: с одной стороны — фантастические опусы Карлоса (КарлИтоса, как по-свойски зовет того Мартын), и с другой — его Янка…

Дочка невежливо отмахнулась от упреков вилкой с наколотым на нее грибом:

— Тогда я такого не знала, про точку сборки. Испугалась, думала, в психушку посадят. Попробовала маме рассказать, а она вообще крик подняла!.. Она, когда боится, кричит.

"Моя ты умница, у меня двадцать лет ушло, чтоб это понять!" — волей-неволей отметил он про себя. А вслух медленно произнес, пытаясь хоть как-то выиграть время:

— Так значит, ты у меня видящая…

И с ненормальной фотографической четкостью вспомнил, как много лет назад детям в шутку объяснял: книги в шкафу выстроены строго "по росту", по принципу общих школьных фотографий. Стандарт еще советских времен: первый ряд чинно сидит, второй из тех, кто повыше, стоит, а на третьем несколько лихачей, забравшихся на стулья. В книжном шкафу точно такая же система: детские вещицы — на нижней полке, повзрослее да посерьезней — на второй, а самые сложные и заковыристые — на третьей, до них еще расти и расти… (К примеру, солидные вузовские учебники по астрономии, любимые Мариной романы "про жизнь" и его пухлые философские тома с золотыми корешками.) А дочура с младых ногтей первым делом тянулась к тем запретным, что на на третьей полке под потолком, вот ведь Скорпионище! Нет, ну надо же — до Кастанеды добралась!..

— Я тогда чуть не умерла, — Янка сжала перед собой руки знакомым беззащитным жестом — Марина когда-то так делала, в самом начале. — Страшно было!.. И никто не может объяснить, что это такое. В церковь пошла…

— Плохо, что меня не было дома.

Володя нахмурился еще сильней, костеря себя на все лады: ничего удивительно, что она на него так обиделась. Вокруг карточным домиком рушился и сходил с ума привычный мир, а папахен был в рейсе, улаживал свои неотложные дела! Янка тем временем тараторила без передышки, от волнения слегка задыхаясь и останавливаясь только затем, чтоб набрать в грудь побольше воздуха. Как будто боялась, что сейчас произойдет что-то непредвиденное и она не успеет во всем сознаться, облегчить душу:

— Потом я попала на Рейки, там мне всё объяснили: оказывается, это нормально, я не сумасшедшая… У них в группе много ясновидящих. — Мгновение помолчала, вычерчивая трехзубой вилкой в кетчупе замысловатые фигуры (в основном лежащую плашмя восьмерку-бесконечность), и уточнила: — Ну, не много… Несколько. Ясновидящих никогда много не бывает, — чему-то рассеянно улыбнулась. — А крестик — это защита, я его никогда не снимаю, с ним как-то спокойнее. Ты не переживай…

— И не думаю, — он колоссальным волевым усилием заставил себя улыбнуться — кривовато вышло, наверное. — Как ты обычно говоришь? Спокоен, как удав.

— Как пластмассовый слоник, — без тени улыбки поправила Янка, только глаза подозрительно сощурились и на одной щеке проступила предательская ямочка. Володя не дал ей так легко "съехать":

— Ну, и что там с Рейки?

— С Рейки…

На первый семинар по Рейки она попала в начале июля, через неделю после инициации. Чувствовала себя там, мягко говоря, неуютно — пятнадцатилетняя девчонка среди дам за тридцать-сорок (почему-то были одни женщины). Сидела тихой мышкой, стараясь слиться с обоями, пока не принесли большую картину с прекрасным, неземным в своей красоте ликом. Невероятно-голубые глаза на полотне глядели, казалось, в самое сердце… Дамы восхищенно заохали и заахали, кто-то спросил, что это за художник, сколько ему лет, где живет да как выглядит (ну чем еще женщины могли заинтересоваться?..). А у Яны само собой вырвалось:

— Такой… лет сорок, небольшого роста, темные волосы до плеч, бородка…

Художник стоял перед картиной в заляпанном красками синем фартуке, с длинной кистью в руке, словно рисовал у себя в мастерской. Будто расслышав незнакомые голоса, обернулся к Яне и улыбнулся тепло и сердечно, как улыбаются старинным друзьям. Тишина была просто оглушительная, наконец кто-то из женщин высоким напряженным голосом спросил:

— Ты что, увидела?

— Там, возле картины… — Яна с неуверенностью протянула руку, чувствуя себя ужасно неловко: неужели больше никто не видит?.. Ну здрасьте, влезла со своим ценным наблюдением!

Мастер резко и вроде даже недовольно встала, впившись строгим взглядом в ее лицо:

— Такие вещи вслух не говорят! Это тебе на будущее.

Лишь намного позже Яна сообразила, какой это для рейковских дам был жестокий удар: пришла тут, понимаете, девочка с улицы, покрутила сопливым носом и через неделю после инициации Рейки получила ясновидение! Вот так, с бухты-барахты!.. Однажды Янка случайно краем уха выхватила разговор двух весьма приятных женщин о том, что люди вон годами занимаются, пыхтят и разнообразно над собой работают. Чистятся по всем возможным техникам-методикам, кочуют от одного гуру к другому, и до сих пор ни в одном глазу…

Хотя, может, никаких бурлящих страстей вокруг ее имени особенно-то и не было, Янка сама все придумала: подвела непомерно развитая фантазия вкупе со Скорпионской подозрительностью. (Или поспешила принять на свой счет пару вполне безобидных взглядов, тоже очень может быть.)

А в тот раз на семинаре, уже ближе к концу, Мастер улучила минутку и мимоходом перед всем собранием обронила, что Яна "всего лишь индиго". В ответ на ее растерянные глаза добавила, что этого не надо бояться и лишний раз переживать — с каждым годом на Землю приходит всё больше и больше "таких" детей. (А вот каких именно, уточнить-то и забыла! Сразу переключилась на что-то другое, а Янка из застенчивости не решилась напомнить.)

Про индиго Яна уже много раз слышала, хотя бы даже от папы: не зря же он в детстве называл их с Яриком "детьми новой расы". (Шестой, кажется, если она ничего не путает. Ссылался при том на свою "Агни-йогу", источник по всем параметрам надежный…) Но Янка всё равно решила уточнить, что именно "рейкисты" под этим словом имеют в виду, для перестраховки. Только поговорить с кем-то знающим не удалось: набежала целая толпа взрослых со своими детскими вопросами, галдеж поднялся почище, чем у них в классе на большой перемене, и Яну оттерли на задворки. Пришлось уйти домой, несолоно хлебавши.

Да, и что любопытно: Мастер в их нечастые встречи по вторникам (не каждую неделю, конечно, как получается) как-то непонятно на нее смотрит и временами словно бы порывается что-то сказать. Но ничего не говорит, как будто выжидает чего-то… А Яна из того же Скорпионского самолюбия твердо для себя решила не вмешиваться и уж тем более не напрашиваться. Как говорится, нас два раза просить не надо: сами найдем, где выход, еще и дверь за собой прикроем! Не хотят с ней общаться — ну и ладно, плакать не будем.

…Дочка, задумавшись, смотрела мимо него в сторону: опять этот знакомый до боли невидящий взгляд! Ярик ее любит поддразнивать, демонстрируя типичное для Вишневских остроумие: "Бендер сегодня не обедал, и поэтому Остапа понесло." (Янка на его дружеские поддевки с завидным однообразием обижается, это вам не Володины придворные реверансы с "принчипессой"!..) Длинная золотистая прядь ее волос проехалась по тарелке и окрасилась кетчупом в рыжий, но Яна ничего не заметила, с сосредоточенным лицом изучала неяркий низкий светильник над головой. Помолчав с минуту, как бы очнулась от глубокого сна:

— Так интересно получается, у каждой ауры свой оттенок. У меня обычно сине-голубой, а иногда золотистый, все наши так говорят… Кто видит, конечно. А у мамы аура зеленоватая, я недавно смотрела. Когда она в хорошем настроении, то прямо ярко-зеленая, такой красивый изумрудный цвет… Ей надо было врачом стать, зеленый — это цвет целителей. Но если она начинает злиться и кричать, то по всей ауре проступают красные пятна, будто глаза у быка наливаются кровью… И тогда она себя уже не контролирует, я давно заметила, — Янка немного помолчала, что-то невидимое про себя взвешивая на внутренних весах, и для чего-то добавила: — А так она хорошая, чистая.

— А у меня какой цвет? — не замедлил полюбопытствовать Володя. И подумал с горечью и неожиданным облегчением: "Вот тебе и "дежа вю", всё возвращается на круги своя!"

Дочь непонятно улыбнулась мимолетной улыбкой Моны Лизы:

— Тоже сине-голубой, как горы на картинах Рериха. Ты ведь столько лет "Агни-йогу" изучал, аура напиталась…

И с новой силой нахмурилась, даже нос заметно сморщился, как у жующего кролика:

— Понимаешь, главное, я не знаю, зачем мне это надо? Откуда оно появилось и почему именно у меня? И что теперь с этим делать? Раньше-то всё было понятно…

— Судя по всему, у тебя эта способность с рождения, — брякнул Володя, лишь бы не молчать.

— Хорошо, если с рождения, — она прикусила соломинку и пожевала самый ее кончик — опять эта детская привычка! — Я недавно видела себя, как смотрела в хрустальный шар и предсказывала будущее, это точно не в наше время было… И вокруг люди в белых хитонах, на лбу у них обручи золотые с каким-то блестящим камнем, и у меня тоже… Мастер потом сказала, что это со времен Атлантиды, я была там вроде жрицы и что-то нарушила, во что-то вмешалась. Ясновидение на много веков забрали, я прямо увидела, как третий глаз закрылся. А сейчас опять вернули неизвестно зачем, чего-то от меня хотят… — Глубоко вздохнула и упавшим голосом прошелестела: — И еще совсем недавно появилось, после Рейки… — но фразу не закончила, запнулась и замолчала, точно раздумала перед ним откровенничать.

— Что появилось? — чуть не в лихорадке поторопил Володя, до того разобрало любопытство.

— Смотрю на человека и вижу, кем он раньше был, в прошлой жизни. Картинки идут одна за другой, совсем как в кино. Лучше бы будущее показали!..

Володя опять не удержался:

— А кем я был?

Янка скользнула по нему невидящим взглядом и снова уставилась в свою недогрызенную пиццу с обрывками измятых салфеток:

— Ты часто был моряком.

— А конкретней?

Зацепила-таки! Он уже лет пять как ничем таким не занимался, затянула обыденная жизнь-рутина с ее заботами о хлебе насущном. (Да еще и с маслом: Марине всё как будто мало, словно бочку бездонную пытаешься заполнить!) Володя вдруг остро ощутил, до чего же устал от этой бессмысленной суеты, так бы взял сейчас и бросил… Как старый боевой конь на сытой зеленой лужайке, заслышавший звук родной трубы.

Дочка смотрела, на этот раз не отрываясь, своим особенным прозрачным взглядом прямо сквозь него. И улыбнулась недавней летящей улыбкой, увековеченной Леонардо:

— Маленький мальчик… Ты от меня прятался, а я за тобой бегала, искала. Такой сад большой, красивый, аллеи широкие, с гравием, а у меня платье до пола и декольте… Я была или няней… Нет, я была твоей мамой.

Владимир поперхнулся остывшим кофе и зашелся хриплым кашлем, Янка с невозмутимым серьезным лицом перегнулась через стол:

— Постучать? — и затараторила без передышки: — Так часто бывает, люди связаны во многих жизнях! Я на кого ни посмотрю из моих девчонок, каждый раз мы были или подругами, или сестрами. Такое вытворяли!.. С Галькой танцевали в кабаре — вроде бы во Франции, если я ничего не путаю, конечно. С Юлькой на Ивана Купала прыгали через огонь — думаю, там что-то из Киевской Руси… — Она набрала в легкие воздуха и продолжила с куда меньшим энтузиазмом: — Потом я была запорожским казаком, еще совсем мальчишкой, и возраст примерно такой, как сейчас… Помню набеги турков или монголо-татар, трудное было время. Но там никого из наших не было, мы не встретились. Мне было так одиноко… И тебя тоже не было…

— Ты была мужчиной? — Володя уже прокашлялся, перевел дух и решил больше ничему в этой жизни не удивляться.

— Иногда, в основном женщиной. Тогда я была таким женственным, — она забавно растопырила в воздухе длинные тонкие пальцы, показывая, каким именно, — с меня все смеялись, говорили, что не мужик! Приходилось с ними драться. — В этом месте дочка тяжело вздохнула: — Потом было какое-то сражение и я не захотела никого убивать, не смогла. Тогда убили меня. Еще в другой жизни мы с Галькой кавалера не поделили, это сейчас опять вернулось…

— Как вернулось? — не понял он.

— Ну, просто вернулось, почти такая же ситуация. Мастер говорит, нам надо до конца отработать эту карму, а не то в следующей жизни опять подсунут…

Володя схватился ладонями за вискам и протестующе воскликнул:

— Подожди! — неуклюже попытался перевести всё в шутку, чтобы скрыть этот внезапно накативший иррациональный страх. Залопотал дурацким голосом на ломаном русском: — Ямщик, не гоните лошадей!

— Что, перегруз? — Янка смотрела на него, явно забавляясь — может, и вправду всё придумала, решила пощекотать отцовские нервы? С нее станется, с таким-то богатейшим воображением! Сокровищница царя Соломона, а не воображение… С другой стороны, подобными вещами она б шутить не стала, прекрасно ведь осведомлена о его бурном эзотерическом прошлом. Хатха-йога, "Агни-йога", дыхательные упражнения, тот же Кастанеда — столько всего было…

— Что твои эти… рейкисты говорят? — вот про Рейки он когда-то от кого-то уже слышал, еще до Янки, только сейчас вспомнил. Японская традиция из последних новомодных, что-то в этом ключе.

— Они там радуются, хотят, чтоб я работала с ними. И Мартын тоже хочет. Но я не знаю…

— А Мартын тут при чем? — неприятно удивился Володя, уж этого-то никак не ожидал. Олег Мартынов — его старинный университетский приятель, именно так Янка и попала в свой Клуб кастанедовцев. Может, и не стоило бы…

Володин назойливый вопрос дочка царственно проигнорировала и минуту-другую просто молчала, тщетно пытаясь утопить ломтик лимона в чашке с холодным чаем. И опять сбивчиво заговорила, с каждым словом всё больше распаляясь:

— И еще, знаешь, такое чувство интересное… Как будто бы внутри я всегда была такой, как сейчас, каждый раз. Меняются костюмы и декорации, даже пол меняется, а я остаюсь… И даже события жизни похожие, как один и тот же сценарий по много раз проигрывается! И люди вокруг почти те же самые, их легко можно узнать, если присмотреться. Представляешь?..

Он уже ничего не представлял, но Янка неслась галопом на своей волне:

— Вот ты часто был, это я помню! Мастер говорит, что бывают родственные души, они стараются воплощаться вместе. Специально ждут другого, сразу не рождаются. Могут века ждать в тонком мире… А маленькие дети сейчас какие, обалденные просто! Никогда не замечал? Такая сила в них чувствуется, аж жутко иногда становится, если прислушаться. Я по сравнению с ними — вроде допотопный динозавр.

Володя поневоле улыбнулся на этого "динозавра", и вспомнил неизвестно где подхваченное:

— Каждое следующее поколение индиго сильнее предыдущего.

— А ты откуда знаешь? — недоверчиво уставилась на него Янка своими плошками-глазами. — А-а, значит, и ты тоже!.. В принципе, я так и думала.

— Что — "я тоже"?

— Ты из раннего поколения индиго, — со смешным торжеством в голосе провозгласила дочура. — Всё с вами ясно!

— Ну, скажешь еще… — озадаченно протянул он, чувствуя себя крайне польщенным. Но Янка в сотый раз за этот вечер перебила:

— Мастер говорит, что такие… в общем, особенные дети приходят только к подготовленным родителям. К кому попало не придут. Я вот тебя выбрала… — Володя опять не удержался от улыбки: "особенные дети", значит! Потрясающая скромность, ай да телепузик!

А Янка ни на что не обращала внимания, с горячечным блеском в глазах сыпала словами:

— Я недавно фильм смотрела: оказывается, индиго в последний раз воплощались на Земле в таком количестве, как сейчас, очень давно. В двенадцатом или тринадцатом веке, около того. Жанна д'Арк, например, и все эти ранние христиане… Их потом сжигали на кострах, как еретиков, — она подавила тяжелый вздох: — Знаешь, мне иногда кажется, что меня тоже когда-то сожгли, такие сны, бывает, снятся… Как будто бы посреди ночи стук в ворота и крики: "Ведьму прячете?!" И я знаю, что это за мной, мне лет шестнадцать, и мама рядом плачет и кричит… А потом какое-то подземелье, и вереница женщин в длинных серых балахонах с капюшонами, у каждой зажженная свеча в руке, и я среди них…

Володю пробрал ледяной озноб, но дочка ничего не заметила, продолжала, уставившись перед собой немигающим взглядом:

— Помнишь, я в детстве боялась спички зажигать? А зажигалки до сих пор не умею, смешно, да? У нас в классе один мальчишка есть — по-моему, он как раз оттуда… Из инквизиции.

— Ну, это ты нафантазировала! — перебил Володя нарочито-бодрым тоном. — А что там за мальчишка? Вот с этого места, пожалуйста, поподробней.

— Тебе только что-то рассказывать! — она сразу же надулась и замолчала, упрямо сжав губы в узкую полоску, всем своим видом подчеркивая: ну всё, теперь ты и слова от меня не дождешься!..

— Да-а, ясновидящие всем нужны, — совершенно невпопад пробормотал Владимир. Озноб уже прошел, остался в напоминание только липкий обжигающий холод в груди, где-то у солнечного сплетения.

Вот уже много лет он старался не вспоминать один невероятный случай, когда попросил четырехлетнюю Яну "посмотреть" на будущих партнеров по бизнесу. Случилось это после "шариков", когда дочурка никаких странностей больше не проявляла, вела себя на удивление примерно. (Если б Марина прознала о его самодеятельности, им бы обоим несдобровать!) Володя успокаивал себя тем, что слишком уж критическая назревала ситуация: страна с головой погрузилась в пучину рыночной экономики, ну и он не стал исключением из правил, по простоте душевной попался на нехитрую удочку. Прельстился обещанными баснословными барышами некоей — более чем сомнительной — компании, как и многие соотечественники в те времена. (Сейчас-то и дураку понятно, что к чему, шито белыми нитками! Но тогда сделка рисовалась просто сказочной, такой, что дух захватывало от перспектив.)

Владимир отказался в последний момент, перед подписанием контракта. И именно из-за Янки: малютка-дочка с недетской серьезностью выдала нагора, что "дядя изнутри черный". Только это Володю и отрезвило, ушат холодной воды на разгоряченную голову.

Ну, а все остальные друзья-товарищи влетели по полной программе, как водится, — не захотели его слушать. После того смотрели волками и не здоровались на улице, и охаивали при случае за глаза, всякое бывало… А Марина швырнула в лицо увесистым обвинением, как булыжником, что это из-за него Янка растет "странная" и непохожая на других детей — маленький белый вороненок.

"Может, в чем-то она и права, в этом есть моя вина…" — Володя с трудом вернулся в настоящее, то самое Янкино "здесь и сейчас" — в уютный полумрак пиццерии со слабым духом чего-то подгоревшего из кухни:

— Ты кому-то об этом рассказывала?

Малая с обезоруживающей честностью принялась перечислять, по-детски загибая пальцы на левой руке:

— Девочкам в классе, нашей банде… Да, еще Денису, потом Сергею немного… Он все равно не поверил.

"Ну конечно, и половине Города в придачу! Еще этот Сергей, как я мог забыть? — Владимир мысленно с натугой покряхтел: — Лишняя головная боль."

— Ну, и маме тоже, в самом начале. Она меня хотела к психиатру отправить! — пожаловалась Янка, скорбно морща брови.

"Это на Марину похоже, — отчего-то без всякого раздражения, с пугающим ледяным безразличием подумал Володя. — Сказать такое ребенку!.."

— Я видела, в одной прошлой жизни она меня насильно замуж выдавала! Где-то в Индии. Я так плакала…

Официант застыл рядом с их столиком, точно джинн европейской наружности. Уже не сопливый мальчишка, а матёрый вышколенный гарсон с безупречно-вежливым лицом и далеко не вежливыми квадратными глазами. Володя, чуть замешкавшись, раскрыл деликатно протянутую ему коричневую кожаную книжечку со вложенным в нее счетом:

— Спасибо! — и успокаивающе щелкнул дочку по носу: — Никто тебя не отправит.

Только в машине, в приятной убаюкивающей полудреме, Янку осенило ни с того ни с сего: сложила два да два и получила… "Такие вещи вслух не говорят! — издевательски вспыхнуло в голове самое первое предупреждение Мастера Ольги. Сколько же их было после того — предупреждений, чтоб не трепала зря языком и не порола лишний раз горячку…

"Еще и папу в неловкое положение поставила, шляпа! Нет, зря я на него всё сразу вывалила, надо было постепенно. Сегодня про одну жизнь, завтра про другую…" — несмотря на позднее время, спать совсем расхотелось. Всю оставшуюся дорогу Яна промаялась, как на иголках.

Уже дома Владимир никак не мог найти себе места, всё расхаживал по тесной кухоньке взад-вперед, ежеминутно натыкаясь на табуретки. Терзало смутное чувство, что упустил среди cегодняшней беготни что-то важное, незаметно просочилось струйкой песка сквозь пальцы… Заглянул к дочке: та лежала полностью одетая поверх цветного одеяла с гавайскими мотивами, даже кровать расстилать не захотела. Володе показалось, что она сейчас внутренне напряжена, как натянутая до предела струна: одно неверное движение — и порвется, только оглушающий звон прокатится по квартире! Или как в поезде: вот-вот объявят ее станцию, надо будет хватать пожитки и в спешном порядке выгружаться прямо в ночь… Он осторожно присел на самый краешек Янкиной кровати:

— Почему не спишь? Уже поздно, зря мы так затянули… Занятия-то завтра никто не отменял.

— Я, когда слишком много событий, потом не могу заснуть, — запутанно объяснила Янка, поглядывая на него сквозь приспущенные темные ресницы. А голос при том откровенно трагический, хоть Гамлета играй: — Организм, наверно, так устроен… Я уже привыкла.

До Владимира дошло, как гром среди ясного неба: он ведь так и не сказал ничего внятного в ответ на эту детективную историю с прошлыми жизнями! Отделался парой общих фраз и всё. Дочура, вероятно, решила, что он попросту не воспринял ее всерьез. Может, для Янки это вопрос жизни и смерти, а папахен пропустил равнодушно мимо ушей…

Знала бы она, до чего страшно стало Володе там в уютной пиццерии, словно ее уносило мощным течением всё дальше и дальше, а он стоял на берегу столб столбом и беспомощно смотрел вслед. Беспричинный панический страх не за себя, а за другого, самого дорогого в твоей жизни человека, оттого и попытался проигнорировать ее рассказ. Только как ей сейчас объяснишь?.. Володя сделал над собой усилие и медленно проговорил, тщательно обдумывая каждое слово:

— Понимаешь, в чем дело… Это довольно редкая особенность — помнить свои прошлые жизни. Обычно людей вводят в транс, чтоб узнать такие вещи.

— Я знаю, Мартын вводит… А у меня транс по жизни! — иронически хмыкнула Янка, не вставая. "Самоирония — фамильная черта всех Вишневских", — не ко времени отметил про себя Володя с петушиной гордостью. Мысли наконец-то оформились в четкие убедительные фразы: вот что он должен был сказать в самом начале! Не разводить демагогию на пустом месте, а поговорить с ней начистоту. Для большего эффекта Володя положил ей руку на тонкое, почти невесомое на ощупь плечо:

— Давай договоримся: об этих твоих способностях должно знать как можно меньше людей. Даже тем, кому ты раньше рассказывала, никакой новой информации: "Да, что-то было, но теперь уже нет, прошло…" Иначе ты знаешь, чем это грозит.

— Желтый дом, — подтвердила дочка со вздохом и немного поерзала, устраиваясь на кровати поудобней. Да так и не устроилась: присела на одеяло рядом с ним, сиротливо уткнув подбородок в круглые колени с побледневшими синяками: — Ты тоже думаешь, что я ненормальная?

— Кто знает?.. Может, как раз ты из нас всех нормальная, а мы пока отстаем, — кажется, Янка не слишком поверила, пришлось добавить в голосе искусственно-бодрых ноток: — Выше нос! Запомни: ты обычный нормальный человек. И то, что у тебя появилось, не должно тебе мешать… просто жить. — Не удержавшись, он в шутку двумя пальцами прищемил Янкин нос: — Моя ты родственная душа!

Дата добавления: 2015-08-20