Саммари: Драко необходимо соблазнить Гермиону, чтобы получить пост капитана команды по квиддитчу. 21 страница

— Я бы не стала недооценивать влюбленную женщину, Люциус, — тихо сказала Нарцисса, изогнув бровь и встретившись взглядом с мужем. — Это было бы настоящей глупостью.

— Отличный пример. — Люциус развернулся к Драко и, недоверчиво рассмеявшись, указал в сторону Нарциссы. — Я-то думал, что выразился достаточно ясно, когда сказал твоей матери, что произойдет, если она снова заговорит без разрешения.

Побледнев при мысли о том, что сейчас неизбежно последует, Драко чуть выпрямился в кресле.

— Нет, она… — Его возражения оборвались, когда Люциус отвернулся и наотмашь ударил Нарциссу по щеке. Звук пощечины, казалось, эхом прокатился по всей столовой. Драко, поморщившись, закрыл глаза и отвернулся.

— Не открывай рта, пока тебе не велят. Это что, так сложно понять? — прикрикнул Люциус на Нарциссу, которая от удара едва не свалилась с кресла.

По-прежнему полузакрыв глаза, Нарцисса мелко трясла головой, одной рукой осторожно держась за щеку.

Покачав головой, словно что-то отвергая, Люциус схватил ее за руку и заставил подняться с места.

— Вон отсюда! — рявкнул он, небрежно толкнув Нарциссу к двери.

Нарцисса сделала пару неверных шагов, выпрямилась и, быстро смахнув слезы, выбежала из комнаты.

С абсолютно непроницаемым лицом Люциус повернулся к Драко.

— Итак, сегодня ты останешься в своей комнате, в школу возвращаться смысла нет. Завтра утром жду тебя в кабинете ровно в шесть, мы отправимся в Хогвартс, и в течение дня ты выполнишь требуемое. Ты меня понял, Драко?

— Конечно, отец. — Драко повернул голову и взглянул отцу прямо в глаза. — Я все исполню.

На этот раз Люциус был явно доволен. Он медленно расплылся в улыбке:

— Великолепно. Потом ты еще скажешь мне спасибо, Драко. Это для твоего же блага.

Кивнув, Драко не спеша поднялся с места и, выслушав от отца пару ободряющих напутствий, направился к лестнице… не имея ни малейшего намерения кого-либо убивать.

***

Пару минут спустя Драко был уже возле двери своей комнаты, как вдруг голос позади него произнес:

— Я слышал, что он говорил там, внизу.

— Да ну? — безразлично произнес Драко. Большинство портретов, развешанных по стенам в имении, были страшно любопытными, так что Драко ничуть не удивился.

— Что ты собираешься делать? — спросил портрет.

Все картины в имении были крайне преданы отцу, и Драко решил, что обитатель портрета побежит с его ответом, что бы там ни было, прямиком к Люциусу, поэтому прищурился и повернулся к портрету лицом:

— Я собираюсь ее убить. Думаю, ты все слышал.

— Слышал, — ответил портрет, и только тогда Драко осознал, кто с ним разговаривает. — На мгновение я подумал, что ты действительно ее любишь, но… наверное, я ошибался. — Юноша окинул Драко внимательным взглядом и снова уставился в нижний угол рамы.

Драко нерешительно сделал несколько шагов и очутился лицом к лицу с обитателем ветхой картины.

— Что… почему ты решил, что я люблю ее?

Юноша медленно поднял свои серо-голубые глаза и посмотрел в почти такие же глаза Драко.

— Потому что когда-то я тоже любил женщину, и пусть кое-кто вроде твоего отца, который любит лишь себя самого, не способен разглядеть страсть в твоих глазах, — я-то могу, потому что чувствовал то же самое.

Секунду Драко молчал, разглядывая портрет. Юноша чем-то напоминал его самого. Такой же светлокожий, как все Малфои, аристократические черты лица и глаза, в которых бушуют бури. Отличались лишь волосы. Немного темнее и спадали ниже плеч. Одежда юноши, насколько мог видеть Драко, также была старомодной. Драко шагнул вперед и наклонился, чтобы прочитать надпись на тронутой ржавчиной пластинке, прикрепленной к основанию рамы.

— Меня зовут Ренник, — сообщил портрет, — Ренник Малфой.

Драко выпрямился и кивнул.

— Тебя изгнали из семьи несколько столетий назад, да?

— Да, изгнали, — неожиданно тихо ответил Ренник, снова опустив взгляд.

— Почему? — с любопытством спросил Драко.

Не сводя взгляд с основания рамы, Ренник чуть скривил губы.

— Я тоже любил женщину, которую не одобрила моя семья, и мне, как и тебе, предоставили такой же выбор. Но вместо того чтобы убить ее, как было приказано, я вернулся к ней… все объяснил, и она, такая упрямая, отказалась меня покинуть, несмотря на очевидную опасность. — Ренник замолчал.

Весь обратившись в слух, Драко нахмурился.

— А что случилось потом?

Ренник пожал плечами и чуть заметно покачал головой.

— Мы сбежали…Попытались спрятаться, но спустя почти месяц, месяц счастья, когда мы уже не сомневались, что провели их... наш худший кошмар стал явью.

— Вас нашли… — еле слышно прошептал Драко.

— Нашли ее, — кивнул, тихо продолжил Ренник. — Я как раз уехал во Францию присмотреть нам какое-нибудь жилье. Прошел всего один день, и они нашли ее… в тот же день я получил от нее прощальную записку.

— Прощальную записку? — озадаченно нахмурившись, повторил Драко, гадая, какой его дальний родственник оказался настолько добрым, что позволил умирающей девушке оставить любовнику прощальное письмо. Его отец такого совершенно точно не позволит.

— О да, — с ноткой гнева в голосе подтвердил Ренник. — Так просто. Записка, в которой было «прощай», ни больше, ни меньше. Написанная ее собственной кровью, — поморщившись, он покачал головой. — Не думаю, что эту записку отправили по доброте душевной или из сочувствия. По-моему, это больше походило на… подтверждение: раз ты предал имя Малфоев, тебе не избежать своей судьбы.

Драко вздрогнул и опустил глаза. Он мог только вообразить, как бы чувствовал себя, получив подобное письмо.

Воцарилось долгое молчание. Наконец Ренник снова заговорил:

— Она стала призраком, и дух ее все еще бродит по земле, такой же прекрасный, как помнится мне…

Казалось, он погрузился в воспоминания, и Драко молчал, не желая ему мешать.

— Возможно, она носит с собой какой-нибудь фолиант, она так любила читать, — тихо произнес Ренник, словно обращался сам к себе. Он, похоже, вспомнил, что Драко все еще здесь, и посмотрел на него. — Конечно же, я взял вину на себя и в тот же вечер покончил с собой, не понимая, что людям, которые выбирают этот путь, не позволено решать, куда отправятся их души после смерти… Так что… — Ренник печально отвел взгляд. — Даже после смерти мы не вместе.

— Прости… — тихо произнес Драко, не зная, что сказать в ответ на такое мучительное признание.

— Это не твоя вина… — Ренник снова посмотрел на Драко. — Не дай себе совершить такую же ошибку, Драко… Ты не испугался любви, так не позволяй же себе бояться чего-то еще.

Помолчав немного, Драко медленно кивнул и улыбнулся:

— Спасибо, Ренник.

Чуть склонив голову, Ренник печально улыбнулся в ответ:

— Спокойной ночи, господин Малфой.

— Спокойной ночи, — Драко в последний раз посмотрел на Ренника, а затем повернулся и вошел в спальню.

***

Привыкнув к тесным комнатушкам Хогвартса, Драко был слегка ошеломлен — такой огромной ему показалась собственная спальня после столь долгого отсутствия. Оглядевшись вокруг, он медленно расстегнул мантию и бросил ее на спинку стула.

Прикусив губу, Драко подошел к изящному французскому окну, выходящему на газоны перед поместьем. На улице было темно, хоть глаз выколи, и поэтому, услышав какое-то постукивание, Драко подскочил чуть ли не на фут. Пристально всмотревшись, он различил крошечное нечто, парящее за окном, и, вздернув бровь, нерешительно открыл форточку.

Тут же какой-то щебечущий комок перьев влетел в комнату с такой скоростью, что Драко едва успел пригнуться. Комок принялся нарезать круги по спальне, ухая и чирикая, и, только выпрямившись и хорошенько рассмотрев, Драко понял, что это такое.

Сова. Крохотная и очень взволнованная, но, тем не менее, сова. Закрыв окно, Драко отчаянно пытался заставить ее замолчать и при этом не попасть под обстрел с пикирования.

— Уймись ты, — прошипел он, протянув руку и схватив совенка.

Птичка продолжала радостно чирикать у него в кулаке, и Драко чувствовал себя так, словно пытался отобрать письмо у обросшего перьями снитча.

Наконец после минутной борьбы с крохотной птичкой пергамент оказался у него в руках. Драко выпустил совенка, но не успел развернуть письмо, как услышал звонкий стук. Драко вздрогнул и оглянулся через плечо: миниатюрная птичка влетела прямо в стекло и теперь сидела на полу с весьма удивленным и обиженным видом.

— Черт подери, — пробормотал Драко и снова открыл окно. Наклонившись, сгреб сову свободной рукой, дал ей секунду на то, чтобы придти в себя (что она и сделала, чихнув и распушив перья), и вышвырнул в окно. Сова полетела прочь неровными зигзагами.

Снова закрыв окно, Драко присел на краешек кровати, развернул пергамент и стал читать…

«Я сижу здесь одна,

Здесь холодно,

Так холодно,

Без твоих объятий.

Я чувствую себя опустошённой,

Такой уязвимой,

Когда тебя нет со мной рядом.

Где же ты?

Я чувствую себя цельной, только когда твои губы прижимаются к моим,

Я становлюсь собой, только глядя в твои глаза,

Ты мне нужен, чтобы обрести себя,

А когда тебя нет – это невозможно.

Ты всегда держал слово,

Всегда выполнял обещания,

Теперь же это так сложно —

Просто быть честным.

Ты говорил, что любишь меня,

И я верила твоим словам,

Но вот я сижу

Снова одна,

И хотя я изо всех сил пытаюсь убедить себя в том, что ты уже идёшь,

Что ты сдержишь слово,

Я знаю, что этой ночью снова…

Я останусь...

Совершенно...

Абсолютно…

Одна».

— Гермиона, — прошептал он, перечитав слова несколько раз. Только сейчас он вспомнил, что этой ночью обещал встретиться с ней в башне, и девушка понятия не имеет, где он… Или почему он здесь. Решив, что нужно сделать, Драко посмотрел на своего филина. Когда Драко покупал птицу, ему сказали, что эта порода сов крайне предана хозяину и никогда не собьется с пути, но филин до сих пор не уставал удивлять Драко. Сейчас у филина был порядком рассерженный и возмущенный вид из-за поведения маленькой совы. Драко тихонько прыснул, садясь за стол.

— Vous avez une lettre trиs spйciale а livrer pour moi que ce soir... ne prenez pas а l ennui au retour une fois qu on lui fournit avec succиs, sйjour avec la fille, elle prendra soin de vous, me font confiance (1), — Драко посмотрел на филина. Того, казалось, немного смутили наставления Драко, и юноша легонько погладил птицу по перьям. — Me fier. (2)

Филин наклонил голову и тихонько ухнул в знак понимания. Драко потянулся за пером и чернилами и разгладил на столе пергамент.

Ему нужно написать очень важное письмо.

______________________________________________

(1) У меня есть для тебя особенное письмо, которое должно быть прочитано сегодня вечером... не огорчайся. Смотри не попади в беду. Доставь его этой девушке. Она позаботится о тебе, я ей доверяю.

(2) Моя гордость.

Глава 23. Сердце

Эту главу переводила я, merry_dancers, за что мне большое спасибо, а бетила Kukusha, за что ей тоже положена спасиба. Просьба спасибы складывать вон там, в уголочке.

Тут уж мы с переводчицей душу отвели на полную катушку:). Желающим присоединиться - сюда: http://www.hogwartsnet.ru/fanf/ffshowfic.php?fid=4189&chapter=6

эта глава посвещаеться Mysh aka Myshon — самой преданой паклонице слэща Герми/Дарко дорогуша мы тебя очен любим!!!!!!!!!!1!!!!Ё! четай и наслождайся!!!!!!!!!!!1 и пажалуста абизательно напиши одзов. Мы очинь жьдем тваей замичатилльнай овтаритетнай критеки!

_____________________________________________________________________

Тускло-серое небо за окнами цветом, казалось, напоминало глаза Драко. Юноша проводил взглядом улетающего филина, к ноге которого был надежно привязан сверток пергамента, и еще долго-долго стоял в мертвой тишине, глядя на лужайки перед поместьем. Он прекрасно сознавал, что шесть утра уже наступило и отец наверняка ждет его в кабинете. Но эта мысль будто совсем его не беспокоила. Только услышав громкий хлопок аппарации, Драко медленно повернулся.

— Хозяин требует вас, молодой мистер Малфой. — Эльф-домовик, нервно поежившись, поклонился. — Он ждет.

Казалось, Драко снова лишился голоса. Кивнув эльфу, юноша вышел из комнаты и, закрывая дверь, услышал очередной хлопок дезаппарации. Ренник безмятежно спал в своей раме, и Драко секунду постоял, глядя на портрет. Даже дремлющий, молодой человек на портрете словно излучал невидимую силу — мужество, которого Драко, казалось, лишился за прошедшую ночь. Вновь обретя присутствие духа, Драко зашагал по коридору.

Портреты, мимо которых он проходил, опускали глаза, хмуро кривили губы, выгибали брови и вполголоса переговаривались друг с другом. Драко чувствовал себя так, словно над ним издевались, насмехаясь за его спиной. Наверное, сотни лет назад так себя чувствовали изменники. Избегая встречаться с их любопытными взглядами, Драко, сцепив руки за спиной, рассеянно крутил на безымянном пальце гладкое серебряное кольцо. Простенькое колечко дарило ему утешение, безмолвно напоминая, что этот постыдный путь стоит того. Если любить ее — преступление… Тогда он виновен в том, в чем его обвиняют, и как никогда готов принять свое наказание.

Ступив на витую главную лестницу, Драко сразу же увидел мать. Она шла в столовую, рассеянно перелистывая утренний выпуск «Ежедневного пророка». Драко открыл было рот, чтобы позвать ее, но передумал и промолчал. Молча проводил мать взглядом, пока она не скрылась из виду и больше не слышно было легкого постукивания каблуков ее туфель, и стал спускаться по лестнице, лишь на мгновение остановившись перед дверью, за которой она скрылась.

— Прощай, мама, — еле слышно прошептал он. Глаза стали наполняться жгучими слезами, и Драко, с усилием сморгнув их, пошел дальше по коридору.

С каждым шагом внутри у него сжималось все сильнее и сильнее, и перед самой дверью Драко почувствовал себя почти больным. На мгновение прикрыв глаза, он вернулся мыслями к Гермионе. Стоит ли она того? Стоит?

Стоит.

Решившись окончательно и бесповоротно, он открыл глаза и постучал в тяжелую дубовую дверь.

— Войдите, — отозвался Люциус со своего места за огромным столом в центре комнаты.

Глубоко вдохнув, Драко повернул ручку и толкнул дверь. Сердце колотилось в груди так неистово, что вдруг подумалось: оно отчаянно пытается вырваться. Вырваться и улететь — Драко и сам отчаянно хотел того же. Отец встал из-за стола, и Драко, повернувшись, закрыл дверь. От этого звука вдоль позвоночника пробежала дрожь. Это конец...

С огромной неохотой Драко развернулся лицом к отцу и тут же заметил, что Люциус в плаще. Драко отстраненно подумал: заметил ли отец, что Драко не надел свой.

Люциус, казалось, оставил без внимания то, что сын явился к нему без верхней одежды. Он с весьма жизнерадостным видом застегивал серебряную пряжку плаща.

— Полагаю, ты готов отправляться? — он мельком посмотрел на сына, натягивая на руку гладкую кожаную перчатку. Увидев, что сын закрыл дверь, уж не говоря о том, что пришел он в простой зеленой рубашке и черных брюках, Люциус выжидающе изогнул бровь: — Драко?

— Нет, — тихо, но твердо ответил Драко, встретившись с Люциусом взглядом: — Нет.

— Нет? — повторил Люциус, озадаченно скривив губы и еще выше задрав бровь: — Что значит «нет»?

— Я не пойду. — Драко покачал головой, уставившись на свои ботинки. — Я не стану ее убивать.

Люциус медленно опустил руки, оценивающе взглянул на сына и стиснул челюсти.

— Не валяй дурака, — с усмешкой произнес он сквозь зубы. — Знаешь же, что будет, если откажешься.

— Знаю, — тихо ответил Драко, по-прежнему не сводя взгляда с дорогого мрамора, которым был выложен пол в кабинете. — Знаю, — снова повторил он, на этот раз чуть слышно.

Люциус секунду стоял, словно ошеломленный, а потом тихонько захихикал:

— Ну же, ну, Драко, — он едва заметно покачал головой. — Я же говорил тебе: от любви становишься слабее, любовь — это всего лишь болезнь и ничего более.

— Тогда и жизнь — тоже болезнь, — огрызнулся Драко, глядя отцу в глаза. Эта вспышка гнева, похоже, слегка удивила отца, и тот с трудом сглотнул, пытаясь избавиться от вставшего в горле кома.

Легкое изумление прошло, сменившись яростью так быстро, словно кто-то повернул выключатель.

— Что, прости? — Голос Люциуса сочился ядом.

— Тогда и жизнь — тоже болезнь, — повторил Драко, сам не понимая, как ему удается говорить так спокойно, так уверенно, когда он весь дрожит как осиновый лист.

— Болезни поражают только слабых. — Люциус надел вторую перчатку. — Приходят к слабым в первую очередь и забирают их первыми.

— Если ты так думаешь о болезнях, то единственный больной здесь… ты сам, — Драко не отводил взгляд от отцовских глаз, так похожих на его собственные.

В глазах Люциуса, всегда таких холодных, полыхнул гнев. Люциус чуть выпрямился и собрался было ответить, но Драко перебил его:

— Ты слаб, потому что не способен любить, — Драко покачал головой. — Ты слаб, потому что тебе не хватает мужества открыться другому человеку, целиком и полностью обнажить свою истинную сущность. Говорят, что за каждым сильным мужчиной стоит сильная женщина, а кто стоит за тобой, отец? Деньги? Ты в ярости, потому что боишься. Ты ненавидишь, потому что не умеешь любить, и поэтому… поэтому ты действительно слаб.

— Ты несносный малолетний… — выдавил Люциус сквозь зубы. Голос его упал до какого-то еле слышного шипения, губы почти не двигались.

— Малолетний кто? — снова прервал его Драко, приподняв бровь. — Если не считать, что ты зовешься моим отцом, я бы почувствовал себя здесь старшим. Ты боишься того, чего не понимаешь, и даже не пытаешься понять.

Взяв трость, Люциус в мгновение ока выхватил палочку. Драко не успел даже увернуться, когда огромная напольная ваза позади него разлетелась на мелкие кусочки.

— Видишь, Драко? — Рука Люциуса с зажатой в ней палочкой дрожала от еле сдерживаемой ярости. — Видел, как она разбилась? — Снова подняв палочку, он послал заклинание в вазу чуть меньшего размера, стоявшую рядом, и даже глазом не моргнул, когда и она разбилась вдребезги. — Если ты еще хоть раз посмеешь разговаривать со мной так неуважительно, как только что, — окажешься на ее месте. Понятно?

Этажом ниже Нарцисса подняла глаза от статьи в «Пророке». Что это — звон разбитого стекла…? В задумчивости поджав губы, она чуть выпрямилась в кресле. Что-то подсказывало ей: все как-то не так… Нечто вроде интуиции, ни разу, наверное, не проявлявшейся вплоть до этого момента, теперь заставляло все внутри нее сжиматься от страха. Нарцисса слегка прикусила губу и опустила взгляд в пол.

Может, пойти посмотреть, что происходит? Или остаться сидеть здесь? Наверняка Люциус разразился своей очередной тирадой, а Нарцисса знала, что остановить его невозможно. Вздохнув, она понадеялась, что Люциус не разбил ничего слишком дорогого, и, снова вздохнув, откинулась на спинку кресла, скрестив ноги.

— Не создавай ему слишком много проблем, Драко, — тихо прошептала она. Сказать по правде, Нарцисса всю ночь глаз не сомкнула, гадая, как поступит сын. Большая ее часть желала, чтобы он просто подчинился и скорее покончил со всем этим неизбежным ужасом, но... с другой стороны, она не могла не задуматься, почему же Драко подарил той девушке медальон матери.

— Нет, — хрипловато ответил Драко. — Не понятно. Мне не понятно, как ты можешь ненавидеть меня, своего собственного сына, кровь от крови твоей. Мне не понятно, как ты можешь ненавидеть кого-то только потому, что он не такой богатый, как ты, или не такой чистокровный. А все же, что такое чистокровность, отец? Мерило? Мерило чего?

— Чистая кровь, — начал Люциус, голос его теперь, как и рука, дрожал от ярости, — это то, несносный мальчишка, что незаслуженно течет в твоих венах.

Стиснув зубы, Драко снова опустил голову и уставился в пол. Мрамор был усеян осколками битого стекла. Драко прикрыл веки.

— Ты прав, отец… Я не заслуживаю чистой крови в своих венах. Вообще говоря, я не пожелал бы чистокровности даже своему худшему врагу, если чистая кровь — это то, что ты говоришь.

— От кого, черт возьми, ты набрался такой неблагодарности? — выплюнул Люциус. На лице его смешались страх и отвращение.

— От тебя, — Драко открыл глаза и посмотрел на отца. — Ты принимаешь все, даже жизнь, как само собой разумеющееся. Отец, разве ты не понимаешь, что истинное мерило твоего богатства — это то, чего ты стоишь без всех своих сокровищ?

— Своими оскорблениями ты только что подписал себе смертный приговор. — Грудь Люциуса вздымалась от обуревавших его эмоций.

— Разве ты не видишь? — продолжил Драко, проигнорировав отцовские слова. — Не имеют значения твоя голубая кровь, происхождение или степень приближенности к Темному лорду, важно лишь то, что ты сделал со своей жизнью. И что же ты сделал, отец? Скажи...

— ЗАКРОЙ РОТ! — с нескрываемой злобой рявкнул Люциус.

Драко подчинился и, поджав губы, снова опустил взгляд в пол.

Люциус обошел стол, и от стука каблуков высоких отцовских ботинок, каждый крошечный волосок у Драко на затылке встал дыбом. От страха свело желудок, а горло сжало так, что стало трудно дышать. В конце концов Люциус остановился перед сыном.

— Ты поставил себя в трудное, очень трудное положение, Драко. Я и пальцем не шевельну, чтобы помочь тебе выбраться.

— Я принял свою судьбу, — тихо ответил Драко, переведя взгляд на начищенные отцовские ботинки. — Я смог принять, потому что буду любить ее до последнего вздоха.

— Ты действительно жалок, — прорычал Люциус и, положив ладони на плечи Драко, сжал их, как в тисках, с легкостью заставив сына опуститься на колени. — Ты сдохнешь на земле, поближе к грязи, грязи, подобной тем отбросам, с которыми ты связался.

Выхода не было. Зная это, Драко мог лишь смотреть, как отец развернулся на каблуках и достал что-то из ящика стола. В памяти всплыли слова Ренника…

«Ты не испугался любви, так не позволяй же себе бояться чего-то еще».

Он не испугается: со смертью заканчивается жизнь, а не чувства, и, хотя он смирился с тем, что в этот день оборвется его жизнь, его любовь к Гермионе не умрет никогда. Гермиона станет свободной и заживет обычной жизнью, не боясь, что ее схватят, ей не нужно будет скрываться или притворяться. Она сделала для него все, что могла, и, хотя жизнь его действительно оказалась короткой, трагедии в этом нет. Настоящая трагедия заключается не в том, что его жизнь окончится так скоро, а в том, что он так долго ждал, чтобы она началась.

Драко где-то слышал, что в этот мир приходишь, чтобы научиться любить, и если ты по-настоящему полюбил — значит, сумел пройти испытание. Поэтому когда отец снова повернулся к нему лицом, Драко не почувствовал ни страха, ни ужаса… Лишь удивился и даже успокоился, когда его охватило ощущение завершенности. А потом, глубоко вздохнув, медленно закрыл глаза.

— Я мог бы наложить смертельное проклятье… — вкрадчиво произнес отец, не спеша возвращаясь к сыну. — Это будет быстро и, в сущности, безболезненно… Однако тебе не стоит доверять моим словам, ведь я никогда не умирал… но, полагаю, это потому, что мне никогда не выпадало счастье полюбить, разве не так, Драко? — Голос отца жалил насмешкой.

— Ты умрешь в одиночестве, — тихо ответил Драко, не поднимая глаз. — Умрешь в одиночестве и полностью разочаровавшись, и вот тогда ты поймешь.

— Умру в одиночестве? — Люциус, рассмеявшись, демонстративно обвел взглядом кабинет. — Поправь меня, если я ошибаюсь, но, насколько я могу видеть, именно ты здесь одинок, как никто другой, Драко.

— Нет, — просто ответил Драко, наконец-то подняв взгляд от ровного, гладкого мраморного пола, который, наверное, был коварнее ледяного отцовского взора, который Драко сейчас предстояло встретить.

Усмехнувшись, Люциус наконец поднял то, что держал в руке. Блеснуло серебристое лезвие, и Драко содрогнулся от ужасного предчувствия.

— Я подумал, что благоразумнее будет закончить твою жизнь… как-нибудь по-маггловски, если пожелаешь, — насмешливо произнес он. — Ты, кажется, предпочитаешь такой способ.

Люциус встал позади, и Драко с трудом сглотнул. Он ощущал, насколько близко стоит отец, и все его тело протестующе напряглось. Драко вздрогнул и заставил себя открыть глаза, когда рука в перчатке схватила его за волосы, и отец запрокинул ему голову назад.

— Ты еще не передумал, Драко? — тихо поинтересовался Люциус, прижимая холодное лезвие к горлу сына.

— Нет, — еле слышно ответил Драко. Сердце, казалось, колотится где-то в горле, и от его учащенного биения Драко почувствовал легкое головокружение. — Вообще-то, — продолжил он, на мгновение ощутив прилив храбрости, — я рад, что ты избавишь меня от крови, которую, по-твоему, я не заслуживаю нести в своих венах, потому что я ее не хочу. И никогда не хотел.

Крепче сжав волосы сына, Люциус запрокинул ему голову еще дальше и сильнее прижал к горлу лезвие.

— Ты всегда был слабым, — прошипел он, глядя на сына с выражением крайнего отвращения.

Отведя взгляд от отцовского лица, Драко медленно поднял глаза и уставился в сводчатый потолок кабинета. Люстра над его головой сверкала хрустальными капельками, которые так напоминали одинокую слезинку, медленно ползущую по его щеке.

— Я сильный, — прошептал он и закрыл глаза, когда отец полоснул лезвием.

Боль пронзила тело. Драко охватил ледяной холод, затем жар пламени, он сделал последний судорожный вдох, и мир вокруг погрузился во мрак.

И, словно в кино, перед глазами появились образы, картины его только что прервавшейся жизни. Первые серии прокрутились в сознании так быстро, что он едва успел разглядеть каждый момент. Там была его мать, приглашение в Хогвартс, поезд, замок, а потом…

Она…

Ее лицо…

Глаза…

Улыбка…

Ладони…

Поцелуй…

Прикосновение…

Голос…

Смех…

Потом картинки замедлились. Остановились внезапно и резко, и появилась она… Последний раз, когда он видел ее лицо, — в тот судьбоносный день, когда Пэнси Паркинсон отправила письмо. Воспоминание все проигрывалось и проигрывалось перед глазами, словно в замедленной съемке: ее улыбающееся лицо среди толпы студентов, она произносит: «Я тебя люблю», а потом последний образ померк, последнее видение исчезло… и тогда…

… Все было кончено.

Глава 24. Слезы феникса

Глава 24. Слезы феникса

Перевод: merry dancers, за что ей традиционная большая новогодняя спасиба.

Бета: Kukusha. А мне лучше спасибы деньгами или тортами с кремом. Мне ужасно не хватает и того, и другого...

Дата добавления: 2015-08-20