Теоретические представления о смысле в зарубежной психологии

В психологии понятие «смысл» неразрывно связано, прежде всего, с представлениями о человеке, его личности, жизни и деятельности. Различные психологические школы в зависимости от объекта изучения вкладывают в него свое понимание. Соответственно при рассмотрении понятия «смысл», как психического феномена, необходимо опираться на теоретические и методологические представления, определяющие психологические подходы к пониманию личности. Большинство авторов, в рамках своих теоретических концепций, напрямую не оперируют понятием смысл, и не рассматривают его как единицу анализа. Однако, нас в рассматриваемых теориях, прежде всего, будут интересовать положения, касающиеся факторов, механизмов и условий функционирования личности, которые косвенно или напрямую могут соотноситься с понятием «смысл» как единицей анализа личности и жизнедеятельности человека.

Проблема смысла, как психологической категории восходит к «описательной психологии» В. Дильтея. Задачу описательной, понимающей психологии он видит в раскрытии смыслового содержания душевной жизни личности. Сам В. Дильтей не оперирует термином «смысл», а при описании душевной жизни личности прибегает к таким понятиям, как «жизненная единица», «ценность жизни» и «жизненная связь». Душевная жизнь человека, по В. Дильтею, находиться в целесообразной, структурной взаимосвязи с окружающей действительностью и психофизическими процессами. Объективация психической жизни человека происходит через исторические действования: язык, мифы, обычаи, нравы, право и внешняя организация. Центр душевной жизни составляют побуждения и чувства, которые находятся в отношении с ценностями жизни. Ценностным для человека становится только то явление, которое пережито в чувствах. Но ценность жизни не состоит из чувств и не может устанавливаться путем их сложения: «…ценность жизни состоит в душевной действительности, поскольку последняя находит свое выражение в чувствах. <…> Ценным в нашем существовании являются вся полнота жизни, которую мы испытываем, богатство жизненной действительности, которое мы предчувствовали, изживание того, что в нас заложено» [57, с.124-125]. Человек переносит эту ценность на свою деятельность, на все жизненные отношения, переживания, взгляды и идеи, которыми заполнено его существование. Волевые действия, по мнению Дильтея следует анализировать через соотношение целей и средств, мотивов, выборов и предпочтений. Регулятором жизненной связи человека с внешним миром является сама жизнь, которая подчиняется закону всей органической природы – приспособлению «психофизической жизненной единицы» и обстоятельств, при которых протекает ее жизнь: «Она задерживает реакции и господствует над ними, она делает выбор там, где может добиться приспособления действительности к своим потребностям. И что важнее всего: там, где она эту действительность определить не может, она к ней приспособляет свои собственные жизненные процессы и владычествует над неуемными страстями и над игрой представлений благодаря внутренней деятельности воли. Это и есть жизнь» [там же, с.118-119].

Э. Шпрангер, продолжая научные идеи описательной психологии В. Дильтея, не ограничивался рамками субъекта. Он утверждал, что мир субъекта связан определенными отношениями с объективной реальностью. В этих объективных образованиях Э. Шпрангер выделял сектор чувственно воспринимаемого (данного от природы), духовные объективности и надындивидуальный смысл. В качестве главного свойства душевной жизни, Э. Шпрангер выделяет смысловую связь, имеющую отношение к ценности: «Смысл всегда имеет отношение к ценности. Я называю связь функцией, полной смысла, когда все частные процессы, входящие в нее, становятся понятными из отношения ко всем ценным достижениям» [187, с.355]. Данная связь осуществляется человеком посредством переживания ценности. При этом Э. Шпрангер не делает различий между переживанием субъективных и объективных ценностей, человек часто переживает вещи объективно не ценные, а сами ценности и смыслы не всегда объективно верны: «Какой–нибудь механизм, например можно назвать осмысленным, поскольку все осуществляемые им отдельные процессы скоординированы в направлении к общему результату, который имеет какую-то ценность» [там же].

Э. Шпрангер рассматривает душу как биологическую и духовную структуру, при этом смыслы присутствуют в этих структурах как надындивидуальные образования и выполняют интегрирующие и регулятивные функции: «Организм является полным смысла, поскольку все его собственные функции направлены на сохранение своего состояния в данных жизненных условиях и поскольку само это сохранение может рассматриваться как ценное для него. Но прежде всего полна смысла жизнь души в индивидууме, так как она в самой себе имеет значение всей своей активности и значение связи частных функций, переживая их как ценное или, наоборот, не имеющее ценности» [там же].

В душевной жизни, которая и представляет собой смысловую связь, Э. Шпрангер выделяет различные смысловые направления. Эти смысловые направления базируются на установке индивида на определенные объективные ценности. При этом часто объективный и субъективные смыслы достаточно противоречат друг другу. Так отдельный субъект может реализовывать в себе не полный объективный смысл ценности, или вести себя не соответственно объективному смыслу. Даже если субъект склонен «вести себя соответственно с объективным законом ценности, то все-таки он не лишен также субъективно обусловленных заблуждений, которые могут быть поняты только психологически» [там же, с.359]. Данные смысловые направления, трактуются Э. Шпрангером как универсалии человеческой природы, независимые от места и времени, и показывают различия индивидуумов не по психофизиологическим параметрам, а по ценностным ориентациям человека. Это исключительно духовное начало, определяющее у каждого человека понятие мира и являющееся производной частью общего человеческого духа. Э. Шпрангер выделяет шесть типов индивидуальности, проявляющейся в смысловой направленности: теоретический человек, экономический человек, эстетический человек, социальный человек, политический человек, религиозный человек [186, с. 55-60.].

Само понятие «смысл», по мнению Д.А. Леонтьева, в научную психологию было введено З. Фрейдом [97]. Согласно З. Фрейду, метод психоанализа призван за явным смыслом (или видимой бессмысленностью) проявлений «бессознательного» угадывать их истинную, сексуальную подоплеку. В частности, сновидение, как полноценный психический процесс имеет скрытый смысл, выражающий бессознательные желания раннего детства. Явное содержание сновидения есть искаженное содержание, его истинный смысл не возможно понять без его истолкования [156, с.302].

В теории психоанализа, поведение человека считается полностью детерминированным его биологической основой, а смысл является лишь некоей ширмой, скрывающей истинную причину действий человека (например, страх кастрации). З. Фрейд утверждал, что любая активность человека (мышление, восприятие, память и воображение) определяется инстинктами. Влияние последних на поведение может быть как прямым, так и непрямым, замаскированным. Люди ведут себя так или иначе потому, что их побуждает бессознательное напряжение – их действия служат цели уменьшения этого напряжения. Инстинкты как таковые являются «конечной причиной любой активности» [182, с. 116]. Однако, ряд исследователей данной проблемы, в частности М. Итурате и Р. Холт, считают, что главной заслугой З. Фрейда является раскрытие смысловой основы поведения, а психоанализу присуща направленность на утверждение человеческой свободы. Человек обретает ее благодаря тому, что создает смыслы, которыми руководствуется в своем поведении, выходя тем самым из сферы влияния природных закономерностей, а свобода и детерминизм не противоречат друг другу [96].

В ранних работах З. Фрейд, раскрывая сущность психоанализа как клинического метода, непосредственно касается понятия смысл. Он вкладывает в него различные значения: мыслительный процесс – психическое содержание, замещаемое символом или сновидением; цель или намерение психического акта, его значимость; действие с лежащими за ним неосознаваемыми мотивами. Д.А. Леонтьев определяет их как четыре грани смысла, проявляющиеся в различных контекстах [97].

В дальнейшем З. Фрейд касался проблемы смысла относительно смысложизненной проблематики. Он не давал четкого определения этому понятию, но соотнесенность с ним все-таки подразумевалась. Так, например, понятие либидо рассматривалось им как синоним влечения к жизни [143, с.189]. Смысложизненная проблематика наполняется З. Фрейдом этическими категориями. Так характерология З. Фрейда подразумевает, что добродетель является естественной смыслом человеческого развития: прегенитальная ориентация характеризуется такими чертами личности, как жадность, зависимость, стремление к скупости, тогда как генитальная ориентация характеризуется продуктивным, зрелым характером, более высоким в этическом отношении [176]. Основными критериями зрелой личности являются стремление создавать нечто полезное и ценное, и способность любить другого человека ради него самого, а не из-за подсознательных установок, сформировавшихся в результате случайных фиксаций на ранних стадиях развития [48]. Однако связь между формированием характера и смыслом высказывается неявно, поскольку истинные смыслы у З. Фрейда выступают как некие подсознательные элементы психики, носящие инстинктивную природу и находящиеся в противоречии с осознаваемыми социальными ценностями и нормами. Кроме того, эта связь получается довольно противоречивой. Если учитывать положение З. Фрейда о подчинении всего живого принципу энтропии, получается, что все атрибуты сознательной жизни человека представляют собой лишь символы вытесненных биологических потребностей, а смыслом жизни человека является подсознательное стремление к смерти. Критикуя положения З. Фрейда, касающиеся соотношения личностных структур индивида и этических ценностей социума, Э. Фромм (E. Fromm) отмечал, что эта связь «… и должна оставаться довольно путаной, частью из-за противоречия между фрейдовским релятивизмом и имплицитным признанием гуманистических этических ценностей, частью из-за того, что Фрейд, уделяя главное внимание изучению невротического характера, недостаточно внимания уделял анализу и описанию генитального и зрелого уровней развития характера» [176, с. 44-45].

Таким образом, можно сделать вывод о том, что З. Фрейд рассматривает природу смысла, как двойственную. С одной стороны человеческое поведение имеет определенный (явный смысл), с другой стороны этот смысл детерминирован первичным (скрытым), истинным, смыслом. Попытки человека познать смысл своего существования являются по З. Фрейду показателем психического нездоровья: «Когда человек задает вопрос о смысле и ценности жизни, он нездоров, поскольку ни того, ни другого объективно не существует; ручаться можно лишь за то, что у человека есть запас неудовлетворенного либидо» [цит. по 173, с. 36]. Данное высказывание З. Фрейда также выглядит противоречивым. Поскольку, с одной стороны, все сознательные процессы детерминированы бессознательными, а с другой – превращение бессознательных процессов в сознательные увеличивает свободу выбора и действий индивида. Ч. Райкрофт считает, что Фрейд при этом ясно представлял себе, что он имеет дело со смыслами, а не с причинами «Свою самую известную книгу он озаглавил «Толкование сновидений», а не «Причина сновидений», а главу о симптомах в работе «Введение в психоанализ. Лекции» назвал «Смысл симптомов» [144, с.181].

Основные достижения в разработке понятия смысл в рамках психоаналитической концепции были связаны с именем А. Адлера. В его работах это понятие стало одним из центральных. В его индивидуальной психологии в центре внимания стоит проблема целеориентированности поведения человека, осмысленности жизни, возникновения комплекса неполноценности и компенсаторных и сверхкомпенсаторных механизмов. Во всех проявлениях личности ведущим является такое качество, как реализация жизненной цели или смысла жизни, которая начинается у ребенка уже в первые 3 – 5 лет и в которой складывается особый жизненный стиль.

Как и З. Фрейд, А. Адлер в большей степени оперирует понятием смысл жизни, не давая специального определения смысла человеческих действий и ситуаций. У А. Адлера, смысл жизни носит исключительно индивидуальный характер, отражается во всех психических процессах, характере, поведении и имеет определенную структуру. Каждый индивидуум вырабатывает свою специфическую жиз­ненную цель, которая и направляет его жизнь. Жизненная цель каждого индивидуума складывается под влиянием его личного опыта, ценностей, отношений, осо­бенностей самой личности. Это не нечто ясно и сознательно выбранное «Очень важно понять индивидуальный контекст – цель жизни человека, которая определяет направление всех его поступков и побуждений. Понимание цели жизни делает для нас возможным понимание скрытого смысла, лежащего в основе различных разрозненных действий, так мы начинаем видеть их частями единого целого. И наоборот, мы лучше понимаем смысл целого, когда исследуем части, при условии, конечно, что мы видим их в качестве частей одного целого» [5, C.26-27]. Таким образом, у А. Адлера смысл жизни имеет индивидуальное, неповторяющееся наполнение, которое можно понять, только комплексно рассматривая частные смыслы действий относительно жизненных целей. При этом сами жизненные цели, которые направляют и мотивируют человека, формируются в раннем детстве, и остаются в основном бессознательными. В концепции фиктивного финализма А. Адлер говорит о том, что все люди ориентируют­ся посредством конструкций или фикций, которые организуют и систематизируют реальность, и что эти фикции являются наи­более важными детерминантами нашего поведения, человека направляет фиктивная цель, которая определяет его стиль жизни. Полноценным и здоровым будет тот, чья фиктивная цель направлена на сотрудничество, кто проявляет «социальный интерес», «...благодаря индивидуально-уникальной цели, этому направляющему принципу, личность достигает своей максимальной целостности» [182, с.184]. Таким образом, А. Адлер наделяет смысл жизни этическими категориями, критериями истинности и правильности. Критерием правильности индивидуального смысла жизни выступает «здравый смысл». Это не есть ум, как таковой, это некая частная ментальная установка, имеющая направленность на идеальные ценности бытия, которые, в свою очередь, постигаются при помощи индивидуального личностного образования «социального интереса». Иными словами, уровень развития социального интереса у личности определяет соответствие индивидуального смысла жизни – здравому смыслу. Соответственно и метод адлерианского анализа направлен на выявление смысла фиктивных целей и ошибочных апперцептивных схем, сформированных в детстве, анализу аранжировок конечной цели и развитию социального интереса, как интегрирующего фактора смысла жизни.

А. Адлер называет три основные жизненные задачи с которыми сталкивается каждый индивидуум: работа, дружба и любовь. Они определены фундаментальными условиями человеческого существования. «Эти три узла определены тем фак­том, что мы живем в одном конкретном месте вселенной и долж­ны развиваться в пределах тех возможностей, которые предоставляют нам обстоятельства; а также тем, что мы живем среди других подобных нам существ, приспосабли­ваться к которым нам приходиться учиться, и еще тем, мы разделены на два пола и будущее нашей расы зависит от отношений этих двух полов» [цит. по 175, с.132-133]. Эти три компонента жизни тесно взаимосвязаны – разрешение одной задачи помогает разрешению других. Это аспекты одной проблемы – как жить конструктивно в окружающем нас мире. По сути дела, эти задачи выступают в качестве направлений реализации индивидуального смысла жизни.

Многие положения А. Адлера в дальнейшем нашли свое отражение в теории и практике экзистенциальной, клиенто-центрированной, когнитивной и рационально-эмотивной психотерапии. Л. Хьел и Д. Зиглер считают А. Адлера не «неофрейдистом», а «предвестником современной гуманистической и феноменологической психологии» [182, с. 182].

Говоря о проблеме смысла сложившейся в рамках психоаналитической традиции, необходимо отметить некоторые положения аналитической психологии К.Г. Юнга. К.Г. Юнг, как и А. Адлер, выдвигая идею телеологичности в мотивации, предлагал рассматривать личность как целостное образование. Данное направление предполагает, что человеческая жизнь имеет направление, смысл и цель. Хотя К.Г. Юнг специально не рассматривал понятие смысла, оно является основным ориентиром его учения и напрямую связано с гармоничным существованием целостного индивида. Смысл выступает у К.Г. Юнга в качестве задачи, которую человеку приходится решать в ходе индивидуации. Поиск своего индивидуального смысла есть своего рода потребность, предназначение «…некий иррациональный фактор, который фатально толкает к эмансипации от стада с его проторенными путями. Настоящая личность всегда имеет предназначение и верит в него. <…>. Это предназначение действует как божественный закон, от которого не возможно уклониться» [194, с.195]. Реальное решение может быть достигнуто только посредст­вом страдания. Страдание показывает, до какой степени мы невыносимы для самих себя. «Примирись с врагом своим»,— внешним и внутренним! Вот в чем проблема. Такое примирение не унизит ни тебя, ни твоего врага. Я полагаю, что правильную формулу нелегко найти, но если это удается – вы становитесь Целостным, а это, я думаю, и есть смысл человеческой жизни» [цит. по 166, с.74]. Следовательно, для обретения смысла (осмысливания своего предназначения), человеку необходимо стремиться к целостности, постоянно преодолевая жизненные трудности и личностные противоречия. Источниками и формами, придающими смысл всем аспектам человеческой жизни, К.Г. Юнг называет архетипы: «Придавая смысл, мы пользуемся языковыми матрицами, происходящими в свою очередь, от первоначальных образов» [193, с.121]. Но сам архетип не является причиной смысла какого либо явления, он обладает возможностью привнесения в сознание образ физического события даже тогда, когда оно не посредственно не воспринимается. Следовательно, и сам смысл не обладает каузальной характеристикой. Это положение используется К.Г. Юнгом при рассмотрении проблемы толкования сновидений. В отличие от З. Фрейда, К.Г. Юнг указывает на сугубо индивидуальный смысл символики сновидений, его социокультурную обусловленность, способность отражать установки сознательного, контексты временных событий и его прогностический, предвосхищающий характер.

Д.А Леонтьев указывает, что в работах классиков психоанализа (З. Фрейда, А. Адлера и К.Г. Юнга) содержатся «в достаточной форме почти все основные идеи, развитые в более поздних подходах к проблеме смысла» [95]. Ряд современных аналитиков, Шац, Хоум, Райкрофт, настаивают на том, что психоанализ является в действительности теорией смысла, а положение З. Фрейда о психогенной природе истерических симптомов, есть открытие того, что они обладают смыслом, поскольку могут быть интерпретированы как знаки и коммуникации. По мнению авторов, теория каузальности применима лишь к миру неодушевленных объектов. Человек же, есть живой агент, участвующий в объектных отношениях, «наделенный способностью принимать решения, делать выбор и быть креативным» [144, с.181]. В теории, названной психоаналитической феноменологией, Дж. Этвуд и Р. Столоров указывают на то, что, любое психоаналитическое понимание есть интерпретативное понимание, направленное на схватывание смысла. Они рассматривают смыслы как структурный элемент внутреннего опыта, задаче структурирования которого подчинена вся психическая жизнь индивидов. Эти смыслы выявляются при помощи психоанализа, путём включения их в психологическое поле взаимодействия двух субъективных миров – клиента и терапевта [97].

В рамках бихевиорально ориентированных подходов смысл, как научное понятие, вообще исключен из терминологии. Это, прежде всего, связано с отрицанием представителями ортодоксального бихевиоризма всех субъективных факторов, которые не поддаются непосредственному наблюдению. Такие психологические категории как ощущение, восприятие, представление, влечение, мышление и эмоции выносятся за скобки научного анализа. Следовательно, смыслом может обладать только то, что подлежит объективному наблюдению. В бихевиоральной теории таким объектом стало поведение, укладывающееся в схему S-R. В трудах представителей данного направления содержаться не мало интересных данных, позволяющих рассматривать поведение как осмысленный феномен.

Э.Л. Торндайк считал, что движущей силой поведения являются «инстинкты, данные человеку от природы, и идеи, воспринятые им благодаря воспитанию. Реальное направление, которое принимает поведение человека, в его целом зависит от привычек, приобретенных им» [164, с.171]. В качестве смысловых детерминант поведения у Торндайка выступают ассоциации – независимые от сознания двигательные реакции организма. «Любое действие, вызывающее в данной ситуации удовлетворение, ассоциируется с данной ситуацией, так что, когда она возникает вновь, появление этого действия становится более вероятным, чем прежде. Напротив, любое действие, вызывающее дискомфорт, отделяется от данной ситуации, так что, когда она возникает вновь, появление этого действия становится менее вероятным» [Цит. по 188, с.259]. В каждой конкретной ситуации любая реакция начинает ассоциироваться с этой ситуацией. Чем чаще реакция проявляется в той или иной ситуации, тем сильнее становится ассоциативная связь. Согласно Э.Л. Торндайку, эти реакции обладают интеллектуальной природой, поскольку направлены на решении задачи, справиться с которой организм не в состоянии, если он использует только наличный запас ассоциаций. Всякая новая, необычная, а потому, проблемная ситуация требует от организма новых двигательных ответов и, соответственно выработку новых ассоциаций. А.В. Петровский и М.Г. Ярошевский отмечают тот факт, что сам Э.Л. Торндайк считал, что занимается исследованием интеллекта, т.е. «смысловой основы поведения», под которой подразумевалась выработка организмом «формулы» реальных действий, позволяющих ему успешно справляться с проблемной ситуацией. До Э.Л. Торндайка своеобразие интеллектуальных процессов относилось за счет идей, мыслей, умственных операций. «Вся прежняя психология считала смыслы неотъемлемым атрибутом сознания. Отныне они оказывались присущими телесному поведению» [136, с.146]. При этом поведение подчиняется «закону умственного отбора», т.е., поступок по отношению известного факта будет зависеть, от того, какой признак этого факта будет избран. Таким образом, можно предположить, что смыслом по Э.Л. Трондайку обладают элементы и факты объективной реальности, определяющие поведение. Смысл отдельных объективных признаков и фактов усваивается индивидом в ходе научения и в виде ассоциаций детерминирует действие или поведение в целом. Иными словами, сам человек и его поведение обладают не самими смыслами, а, определенными знаниями о смыслах, которые в процессе поведения выступают в виде ценностных и отвлеченных понятий. Таких, как «…долг, право и истина, способность отсрочить решение до того времени, когда будет достаточно данных для того, чтобы обосновать его способность не задерживать решение слишком долго, и способность выражать напряжение и усилие, необходимые для того, чтобы избрать относительно непривлекательный вид поведения» [164, с.171].

Данный подход к поведению был использован в теориях ортодоксального бихевиоризма. Дж. Уотсон, рассматривая личность как «все, то, чем обладает индивид (в действительности или в потенции), и его возможности (действительные или потенциальные) в отношении реакций», сводил поведение человека к реагированию на стимулы окружающей среды, а смысл поведения к «приспособлению и равновесию в настоящей среде» [165, с.154]. Поскольку Дж. Уотсон категорически отвергал понятия связанные с субъективными факторами поведения, то смысл самого поведения определяется адекватностью реакции стимулу. Следовательно, можно говорить лишь о смысле стимула, т.е., наблюдаемого объекта, который и выступает в качестве детерминанты поведения. Сам Дж. Уотсон говорил, что подобный подход требует критерия (нормы) приспособленности. «Норма, которой мы пользуемся в настоящее время, носит практический характер и основана на здравом смысле» [там же, с.155]. При этом понятие «здравый смысл» отражает соотнесение, какого либо феномена поведения с общедоступной и объяснимой моделью, имеющейся в реальной практике. Данный подход уходит корнями к положениям логического позитивизма о категориях истинности и ложности, согласно которым истинность или ложность факта или явления (а, следовательно, наличие в них смысла) можно подтвердить или опровергнуть при помощи наблюдения [139].

Последователь Дж. Уотсона, Б.Ф. Скинер в вопросах о смысле поведения так же следуя «принципу верификации» вводит понятие надуманных объяснений (Explanatory fictions) в которые попадают такие понятия как свобода, автономный человек и творчество. Личность, в общепринятом смысле слова, по Б.Ф. Скинеру есть фикция, а, все ментальное есть бихевиоральное. Соответственно, для того, чтобы вскрыть смысл человеческого поведения необходимо изучать не внутренние силы или мотивационные состояния в качестве первичного фактора поведения, а уделять внимание взаимоотношениям между определенными явлениями окружения и открытым поведением. В качестве смысловой детерминанты поведения у Б.Ф. Скинера выступает «операнта» – реакция, воздействующая на среду и изменяющая ее [181]. Она является связующим звеном между поведением и следствием этого поведения. И природа (смысл) данного следствия регулирует тенденцию организма повторять данное поведение в будущем. Подчеркивая роль регулярности в противовес смысловым связям между стимулом и реакцией, он постулировал, что регулярность основана на частоте реакций, нежели на природе самих реакций. Как указывает А. Стилл, Б.Ф. Скиннер скорее описывал поведение системы организм – окружающая среда, а не причинные связи меду логически независимыми событиями. Разрабатывая бихевиоральную терапию, он был убежден, что главным открытием З. Фрейда являлись не комплексы вины и агрессии, а сохранение моделей поведения, усвоенных в детстве [158, с.570-573].

Совершенно иной подход для объяснения поведения в рамках теорий научения предлагает Э.Ч. Толмэн. Он выдвинул представление о том, что в ходе научения организм учится устанавливать смысловые связи между стимулами. В результате научения организм образует «когнитивную карту» с помощью которой, в дальнейшем, и регулируется поведение. Сам Э.Ч. Толмэн, считая себя «теоретиком поля», определял поведение как – целенаправленное или ориентированное на достижение определенной цели: «…сам факт обучения – для крысы или для человека – является объективным поведенческим свидетельством наличия цели» [188, с.312-313]. Именно наличие цели предает поведению смысл и делает его целостным: «Мы наблюдаем за поведением крысы, кошки или человека и отмечаем такие его особенности как чему то направленному, осуществляющемуся с помощью таких-то средств, для которого характерна определенная структура отношений между целью и объектами, используемыми в качестве средств для ее достижения» [163, С.116].

Смысловая связь, по Э.Ч. Толмэну, вписывается в формулу поведения S-O-R и обуславливается сложными, структурными и независимыми мозговыми процессами, определяющими ценность цели [180]. Благодаря этим процессам поведение становится избирательным по отношению к различному роду стимулов. Поступающие стимулы перерабатываются в центральной управляющей инстанции в особую структуру, Э.Ч. Толмэн называет ее «когнитивной картой, которая указывает пути и линии поведения и взаимосвязи элементов окружающей среды, окончательно определяя, какие реакции, в конечном счете, будут осуществляться» [162, с.127]. В качестве источников осмысленного поведения Толмэн называет три вида детерминант: а) находящиеся в поведении объективно определяемые цели и познавательные процессы; б) цели и познавательные «способности» данного индивида, выступающие в качестве результата действия стимула и первичного состояния; в) «приспособительные акты», замещающие актуальное открытое внешнее поведение и оказывающие обратное воздействие на цели и познавательные процессы, корректируя последние и производя новое внешнее поведение. Широта или узость когнитивной карты определяют эффективность поведения, относительно меняющихся условий окружающей среды. В широкой карте представлен обширный спектр окружающих условий, что позволяет человеку жить в соответствии с принципом реальности и выбирать новые адекватные формы поведения. В узкой карте содержатся относительно простые реакции, касающиеся, как правило, одного участка расположения цели. Толмэн называет причины, лежащие в основе многих индивидуальных и социальных отклонений, интерпретируя их как узость когнитивных карт. В их основе лежат избыточная мотивация или слишком сильная фрустрация. Это регресс, фиксация и перемещение агрессии на другие группы. По сути, эти виды динамики, выражающие узость когнитивных карт, схожи с некоторыми формами психологических защит, описанных З. Фрейдом. Принципиальное отличие в понимании этих процессов, у Э.Ч. Толмэна заключается в том, что он представляет их результатом научения, а не вытесненными из сознания смысловыми образованиями.

Многие положения Э.Ч. Толмэна были развиты в теориях социального научения. Концепции Дж. Роттера и А. Бэндуры во многом проясняют проблему смысла человеческого поведения и деятельности. Поведение и мотивация в данных теориях представляются, прежде всего, целенаправленными и когнитивно обусловленными, а, следовательно, осмысленными. Будучи бихевиоральными по своей сущности данные подходы, тем не менее, переносят акценты исследования со стимулов внешней среды на внутренние, когнитивные детерминанты.

Социально-когнитивная теория А. Бэндуры придерживается взгляда на человека как на активное существо, использующее когнитивные процессы, чтобы представлять события, предвосхищать будущее, выбирать направленные действия и взаимодействовать с другими людьми [134]. Люди находятся под влиянием окружающей среды, но они в то же время сами выбирают способы действия. Поведение, по мнению А. Бэндуры можно объяснить в категориях взаимодействия между человеком и его окружением – процесса реципрокного детерминизма [18]. Структуру человеческого поведения составляют три переменные, взаимосвязь которых и предает поведению определенный смысл. Осмысленность поведения, в данном подходе можно связать со способностью человека определять, с какими явлениями окружающей среды он встретится, какую оценку он вынесет этим событиям и как он организует их для последующего использования. Оставаясь убежденным бихевиористом и в первую очередь, интересуясь человеческим поведением, А. Бэндура уделяет большое внимание характеристикам человеческой личности, влияющим на поведение: «Если бы наше поведение определяли только внешние награды и наказания, люди вели бы себя как флюгера» [цит. по 175, с.689]. Важнейшей такой характеристикой является саморегуляция – реактивное стремление уменьшить расхождение между достижениями и целью, и, проактивное стремление ставить перед собой новые цели, более высокого порядка. Саморегуляция обуславливается двумя группами факторов: внешними – стандартами, по которым человек может оценивать свое поведение, и, внутренними, или личностными – набором когнитивных структур, включающих восприятие, оценку и регуляцию. Используя эти когнитивные процессы в качестве отправной точки, человек осуществляет саморегуляцию и самоуправление, и делает свое поведение осмысленным. Наряду с саморегуляцией, в качестве важнейшего внутреннего фактора, А. Бэндура выделяет и самоэффективность, которая функционируют при воздействии трех необходимых условий: самонаблюдение, процесс вынесения суждений и активная реакция на себя. Все эти процессы осуществляются благодаря имеющимся внешним образцам для сравнения и внутренним личным стандартам. Кроме того, данные процессы детерминированы ценностью, которую сам человек придает своей деятельности и реакциями самооценки, приобретающими статус критерия поощрения и наказания в зависимости от реальных последствий.

У Дж. Роттер в качестве смысловой основы поведения можно выделить взаимосвязь между четыремя переменными: потенциалом поведения – вероятностью реализации данного поведения в конкретной ситуации; ожиданием – мнением человека о том, получит ли он подкрепление; ценностью подкрепления – предпочтением, оказываемым человеком определенному подкреплению; психологической ситуацией – сложной структурой сигналов, получаемых личностью в определенный период времени. Поведенческий потенциал, являясь функцией взаимодействия ожиданий и ценности подкрепления, дает возможность прогнозировать целенаправленное поведение конкретного человека в конкретной ситуации. Наибольшее внимание Дж. Роттер уделяет ожиданиям, которые являются одной из важнейших характеристик личности, подразумевающие использование прошлого опыта для предсказания возможности дальнейшего получения подкрепления. По нашему мнению именно ожидания выполняют функцию смысловой детерминанты поведения. Дж. Роттер выделяет две группы ожиданий: специфические – отражающие опыт конкретной ситуации, и генерализованные – отражающие опыт различных ситуаций и основанных на убеждении, что за определенными действиями последует позитивное подкрепление. К числу таких генерализованных ожиданий относится локус контроля – личностная переменная, отражающая убеждения человека относительно того, в какой степени подкрепления зависят от его собственного поведения, а в какой – контролируются силами извне. Многочисленные исследования локуса контроля обнаружили положительную корреляцию этой переменной с показателями наличия смысла жизни [91, 11, 209]. Люди, имеющие интернальный локус контроля, т.е. уверенные в своей силе и способности реализовывать свои цели, имеют значимо высокие показатели осмысленности жизни, удовлетворенности прошедшей ее части, текущим процессом и наличием целей в будущем.

Эмпирический закон Дж. Роттера гласит, что наиболее сильные подкрепления люди получают тогда, когда их поведение продвигает их по направлению к предполагаемой цели. На ценность подкрепления, наряду с целью, оказывает влияние человеческая потребность. Потребность собственно и выражает цель поведения и характеризуется как «набор различных типов поведения, которые схожим образом приобретают те же или подобные наборы подкрепления. Дж. Роттер выделяет шесть категорий потребностей, применимых к прогнозу поведения и отражающих его смысл: статус признания, защита – зависимость, доминирование, независимость, любовь и привязанность, физический комфорт. Все ожидания направлены к одной или нескольким категориям потребностей [175].

Несомненно, что бихевиорально ориентированные теории внесли огромный вклад в исследование личности и, прежде всего, человеческого поведения. Они объясняют, как модифицируется поведение человека от тех последствий, которые оно вызывает в конкретных ситуациях, и позволяют учесть сложность взаимодействий человеком и возникающими ситуациями. Такие личностные характеристики как широкая когнитивная карта, самоэффективность, интернальность определяют человека, как целеустремленного, рефлексирующего (осмысливающего) свой опыт индивида, ответственного за принятие решения в ситуации выбора. Выраженность этих личностных характеристик во многом соотносятся с понятием самоактуализирующейся личности. Однако данные подходы, выводя смысл поведения исключительно из воздействия окружающей среды, без учета субъективного мира человека, не позволяют понять личность в целом и определить те константы, которые характеризуют личность конкретного индивидуума. Кроме того, фрагментарность взаимодействия человека и окружающей действительности, не позволяет объяснить тот контроль, которому люди пытаются подвергнуть свое существование с целью придать ему смысл.

Многие положения бихевиоральных теорий касающиеся когнитивных аспектов поведения, нашли свое продолжение в рамках «когнитивной психологии». Представители данного направления провозгласили познавательные процессы доступными для объективного изучения и постулировали зависимость поведения субъекта от внутренних, познавательных структур, сквозь призму которых человек воспринимает свое жизненное пространство. Сравнивая человеческий мозг с компьютером, когнитивная психология рассматривает познавательную активность как уровневую организацию, представляющую последовательные блоки сбора, переработки, хранения и использования информации. Память, перцептивные процессы, внимание, мышление и его вербальные и не вербальные компоненты представлены множеством структурных моделей [157]. Смысл в данной традиции может быть представлен как исключительно субъективная категория. Это результат познавательной деятельности индивида, прежде всего, его когнитивной сферы (схем, сценариев). Познавательная активность индивида обуславливается рядом факторов, которые являются свойствами индивидуальной структурной модели: избирательность (определяется опытом познающего субъекта), определяемость средой (предметами физического мира и социальным опытом, культурой); неполнота познавательных схем, их постоянная корректировка в процессе столкновения с действительностью [61]. У. Найссер исследуя многоуровневую семантическую структуру сознания, определяет в качестве центрального звена перцептивного цикла субъективную «схему». Данная схема «…модифицируется опытом и тем или иным образом специфична в отношении того, что воспринимается. Схема принимает информацию, как только последняя оказывается на сенсорных поверхностях, и изменяется под влиянием этой информации; схема направляет движение и исследовательскую активность, благодаря которым открывается доступ к новой информации, вызывающей, в свою очередь, дальнейшие изменения схемы» [118, с.73].

Роль когнитивных компонентов как ядерных личностных образований, наиболее полно представлена в теории личностных конструктов Дж. Келли. В ней человек представлен, прежде всего, как ученый, стремящийся предсказывать и управлять событиями собственной жизни. Это исследователь, конструирующий свою, сугубо индивидуальную теорию мира, в процессе приобретения жизненного опыта выдвигающий определенные гипотезы, проверяющий их на практике и устанавливающий закономерности, с помощью которых происходит интерпретация жизненных ситуаций и прогнозирование будущих событий. В качестве основной единицы смысловой организации субъективного мировосприятия выступает личностный конструкт – способ истолкования мира, дающий возможность строить свое поведение – «Под конструктами мы подразумеваем репрезентацию мира. Так как мир – это, по существу ход событий, то проверка конструкта – это его испытание последующими событиями. Другими словами, конструкт проверяется из его предсказательной эффективности» [72]. Иными словами, это субъективная шкала, реализующая в сознании человека единство трех когнитивных функций – обобщения, абстрагирования и противопоставления. Полюса данной шкалы заданы антономичными признаками. Можно сказать, что, смысл называемого или воспринимаемого объекта, всегда содержит не только его характеристики, но и нечто противоположное, не являющееся актуальным – «…любой воспринимаемый нами предмет воспринимается именно таким образом потому, что он противопоставлен чему-то иному» [103, с.130]. Дж. Келли рассматривает конструкт не как лингвистическое образование (он может проявляться и объективироваться в виде языковых значений, но не сводится к ним), это скорее способ осмысления человеком мира, форма отношения, опосредующая поведение.

Последователи теории личностных конструктов называют её «теорией личностных смыслов». По этой теории, смыслы событий являются исключительно субъективными явлениями и лишь проецируются в мир. Смысл, по Дж. Келли, определяется не только «самим предвосхищаемым действием оцениваемого события, но и всей целью умозаключений, лежащих в основе этого предвосхищения» [цит. по 95, с. 85]. Осмысленность жизни Дж. Келли связывает со способностью смотреть вперёд, т.е. видеть настоящее в прошлом и будущее в настоящем.

Многие положения, изложенные в рамках когнитивной и когнитивно-бихевиоральной традициях, были заимствованы из гештальт-теории. Представители которой, заостряют внимание на том, что человеческое функционирование необходимо рассматривать в его целостности. Ф. Перлс отмечал: «Основная предпосылка гештальтпсихологии следующая – человеческая природа организована в виде набора множества образцов или целостностей, она представляется индивидууму именно в таком виде и понять суть человеческой природы можно, только представив ее как функцию элементов, из которых она состоит» [цит. по 120, с.65]. М. Вертгеймер, формулируя идею о не сводимости целого к сумме его частей, говорил, что «Не о том должна идти речь, из чего состоят элементы событий, нужно говорить о целом, о смысле целого» [ 37, с. 156].

Основоположники гештальтпсихологии не обращались в своих исследованиях к понятию «смысл». Он выводится из неискаженного описания непосредственного опыта в том виде, в каком он происходит. Постижение смысла наблюдаемого явления возможно только через переживание его как целого феномена, т.е., смысл отдельного объекта определяется контекстом ситуации (поля). Отвечая на вопрос – «определяется ли часть осмысленно, своим целым, структурой целого или все происходит механистически, слепо, случайно, поэлементно…?», М. Вертгеймер подчеркивал первостепенную важность изучения целого для осмысленного понимания его частей [там же, с. 154]. Осмысление реальности происходит согласно гештальт-принципам организации восприятия. Такие явления как близость, сходство, замыкание и симметрия воспринимаются в основном потому, что сознание навязывает ощущениям определенные организационные принципы. Эти принципы не зависят от высших мыслительных процессов или прошлого опыта. Они присутствуют в наблюдаемых объектах сами по себе. М. Вертгеймер назвал их вспомогательными факторами, признавая при этом, что, являясь основными факторами самого организма, они могут определять предварительную осведомленность и установку.

На роль интеллектуальных процессов в постижении объективных отношений указывают эксперименты с приматами В. Келлера [188]. В. Келлер трактовал результаты этих опытов как доказательство существования инсайта – понимания, постижения, проникновения в сущность задачи. В проводимых им экспериментах животное могло достичь поставленной цели, только если схватывало объективные отношения между элементами ситуации, существенными для успешного решения. Все операции производимые животными, носили характер целостного действия, подчиняющегося структуре поля задачи, в котором отдельное действие не есть реакция на изолированный стимул. Оно приобретает смысл только в соединении с другими – как часть целостной операции. Следовательно, смысл невозможно понять через анализ определенных взаимосвязей, его, возможно, постигнуть только через объективные отношения с реальностью, уловив конфигурацию этих взаимосвязей. Механизмом постижения или понимания этой конфигурации выступает инсайт. Позднее, Р. Йеркс, проводя подобные эксперименты, назвал инсайт смысловым научением.

Проблема осмысленного существования человека, постоянно подчеркивается представителями данной школы. При этом, смысл конкретного поведения, деятельности и существования в целом, рассматривается ими только с учетом закономерности связей всех частей поля. Человек есть часть поля, которая характеризуется целостностью, так же как и его реакции. По М. Вертгеймеру именно закономерности целого «…обуславливают тот факт, что человеческое существо чаще всего ведет себя осмысленно» [там же, с.151]. Кроме того, человек является не только частью поля, он выступает еще и частью общества. Смысл социальной активности человека так же выводится из закономерности приоритета целостности над частями. Неестественным поведением, которое проявляется лишь в особых или патологических случаях, является то, в котором «…несколько Я просто находятся вместе. На самом деле эти различные Я работают совместно, каждый как осмысленно функционирующая часть целого» [там же, с.153]. Отсутствие гармоничных отношений человека с его социальным окружением, влечет за собой невозможность осуществлять осмысленное существование. М. Вертгеймер выдвинул гипотезу о возможности психических заболеваний особого рода, основанных на нарушениях закономерностей существования. Гармоничные отношения заменяются их определенным суррогатом, что изменяет смысл психического бытия человека. Введенные значительно позже положения В. Франкла о «ноогенном неврозе» и «экзистенциальном вакууме» как результатах потери смысла, во много подтвердили данную гипотезу. Соответственно, можно сделать предположение о том, что смысл в рамках гештальт-теории и есть тот феномен, который определяет закономерность существования человека в обществе.

К. Кофка утверждал, что гештальт-теория – это больше, чем просто теория восприятия. Это всеобъемлющий путь к пониманию психологии, если не всех вообще человеческих стремлений [38, с. 335-336]. Несмотря, на то, что принципы, изложенные основателями данного направления, существенно повлияли на развитие психологической науки в целом, проблема мотивации осталась не раскрытой. Такие факторы и механизмы функционирования личности как потребности, мотивы, жизненный опыт, жизненные цели и, собственно, сам смысл поведения остались за рамками исследований. Можно сказать, что «смысл» как психологическая категория, характеризуется целостностью и одномоментностью. Как и сам гештальт он в один момент, без синтеза отдельных явлений, независимо от прошлого опыта и подвержен принципу изоморфизма.

Одним из первых, кто исследовал мотивацию личности, со стороны обусловленности объективными отношениями был К. Левин. Основываясь на положениях гештальтпсихологии о целостности и одномоментности, К. Левин исключает противопоставление субъекта, его психологической среды и физического мира. Он рассматривает их в континууме и вводит понятие «жизненного пространства» – концептуальной репрезентации реальности, включающего в себя реальные и не реальные, актуальные, прошлые и будущие события в настоящий момент времени. Все эти образы, обладая притягивающей или отталкивающей валентностью, обуславливают поведение личности.

Сам К. Левин не использовал понятие смысл для объяснения функционирования индивида в жизненном пространстве. Он присутствует в теории поля, скорее, как феномен объективной действительности и выполняет функцию структурного элемента сознания и деятельности. Смысл ситуации вычленяется в «данный момент» путем инсайта и когнитивного переструктурирования жизненного пространства. Необходимо отметить, что данный процесс по К. Левину, обуславливается исключительно субъективными характеристиками «жизненного пространства» индивида (его дифференцированностью, жесткостью границ и валентностью регионов). При этом прошлый опыт и будущие события могут влиять на поведение только косвенным образом, поскольку в «данный момент» они не существуют. К. Левин утверждал, что телеологическое выведение поведения из будущего недопустимо и настаивал на том факте, «…что выведение поведения из прошлого не менее метафизично, поскольку прошлые события в данный момент уже не существуют и поэтому не могут сейчас действовать. Влияние прошлого на поведение может быть лишь косвенным; прошлое психологическое поле – это один из источников настоящего (нынешнего) поля, определяющего поведение [84].

Наличие у субъекта «квазипотребности» – динамического состояния, возникающего при осуществлении какого-нибудь намерения или действия, подразумевает ее стремление к удовлетворению через разрядку динамического напряжения. Обладающий определенной валентностью предмет намеривает человека на совершение специфического действия (т.е. валентность, как свойство предмета притягивать или отталкивать, выполняет функцию ценности региона для человека и отражает субъективное смысловое отношение к действительности) [83].

Следовательно, валентность координирована с потребностью, это означает, что не может быть потребности без предмета. Положительная валентность конкретного региона среды зависит напрямую от системы в состоянии напряжения, а потребности сообщают среде ценность. Через данную взаимообусловленность и определяется смысл поведения. Взаимодействие валентных объектов и потребностей должно быть таково, что валентность вещи должна соответствовать смыслу потребности. Подчинение смыслу потребности есть намеренное действие (волевое поведение). Если же человек подчиняется валентности вещи, за которой не стоит потребность, то такое поведение не намеренное - «полевое».

Взаимную обусловленность объектов реальности, субъективного восприятия ситуации и смысла действия, подтверждают исследования, проведенные Т. Дембо, Б. Зейгарник, А. Карстен. В них было показано, что пересыщение действия ведет к изменению смысла ситуации и обессмысливанию самого действия; смысл незавершенного действия усиливает напряженность системы и обуславливает смысл реальной деятельности «данного момента»; несовпадение смысла потребности и цели действия провоцируют разрушение смыслового единства деятельности, разрушение основных границ и выпадение из поля [71, 64, 55].

На теорию личности К. Левина во многом опирается учение бельгийского психолога Ж. Нюттена, который убежден, что поведение человека соотносится с осмысленной ситуацией в осмысленном мире. Окружающие нас объекты, по его мнению, осмысленны. Когда человек спрашивает о сущности чего-либо, он спрашивает о цели, которой служит данный объект, о его роли в поведении, иными словами, о его смысле. Согласно Ж. Нюттену, смысл конструируется отношением между ситуацией и мотивацией. Истоки смыслов следует искать не столько в прошлой истории субъекта, сколько в актуальных поведенческих структурах. Именно в процессе обработки информации и построения концептуального образа мира человеком конструируются осмысленные ситуации. Ж. Нюттен в своем учении говорит о стремлении человека строить систему представлений о Вселенной и о своем месте в ней, найти смысл своего существования. И именно в контексте этой системы представлений о мире в целом, для людей приобретают тот или иной смысл такие ценности, как свобода, истина, солидарность и т.д. [95].

Теоретические представления гештальтпсихологии о холистической природе человека и мира нашли свое отражение в психотерапевтической практике Ф. Перлза. Человек всегда действует как целое, в нем важно все, в чем выражается способ построения его внутреннего мира. Человеческие поступки не возможно понять, сводя их к действию одной или нескольких причин. Индивидуальный опыт может пониматься только феноменологически, вне противопоставления человека и среды, субъекта и объекта, души и тела, мысли и чувства, мысли и действия. Ф. Перлз считал, что нет смысла объяснять поведение человека, оно, и есть его смысл. Следовательно, бессмысленно искать ответ на вопрос «почему?», смысл может быть понят через ответ на вопрос «как?», актуализированный «здесь и теперь». Так же как и К. Левин, Ф. Перлз во временной перспективе уделяет внимание настоящему. Происходящее в текущей момент: прошлый опыт, ценности, отношения, ожидания, цели и желания, воздействуют на поведение опсредованно. Поэтому важно понять, как они представлены в настоящем.

Смысложизненую проблематику здорового человека гештальттерапия определяет через поиск «подлинной жизненности, способности получать удовольствие от жизни в настоящем, здесь и теперь, не откладывая радость и счастье на неопределенное «когда-нибудь потом». Быть здоровым и счастливым, довольным собой, уверенным в своих силах, любить друзей и близких, не терзая их претензиями, а себя – вечными страданиями, стать ответственным и зрелым, оставаясь веселым и спонтанным…» [ Цит по. 70, с.48]. Человек постоянно взаимодействует с окружающим миром, посредством контакта-ухода через одну из трех зон субъективной реальности (поля организма): внутреннюю (ощущения своего тела), внешнюю (ощущение и осознавание окружающей действительности) и среднюю (зону интерпретаций, оценок, мнений, установок). Насущная потребность создает контакт с частями поля, значимыми для человека (катексис – в терминологии З. Фрейда, валентность региона – К. Левина). Для удовлетворения потребностей необходимо быть в контакте с внешней и внутренней зоной. Человек осуществляет действие по удовлетворению потребности, ассимилирует их результат и выходит из поля. Затем цикл повторяется с образованием нового гештальта. Основным механизмом осмысления ситуации является процесс сознавания (Awareness) – «спонтанное чувствование всего того, что ощущает и делает человек» [179, с.214]. По своей сути этот процесс выполняет функцию актуализации смысла потребности и соотнесения его со смыслом объектов реальности, посредством деятельности. Вся ментальная деятельность (ожидания, планирование, воспоминания, ассоциации, размышления) не принадлежащая настоящему уводит от контакта. Неосознанное, прерванное переживание оставляет гештальт незавершенным, что ведет человека к фиксации в средней зоне и уходу от реальности. Можно сказать, что в подобных ситуациях, человек не извлекает смысл из реальности, а наделяет ее смысловыми суррогатами.

На важность переживаний в процессе поиска истинных решений указывает американский психолог Ю. Джендлин. Постоянно изменяющиеся и взаимодействующие между собой смыслы выступают как элементы одного процесса переживания, к которому и сводится личность. «Смысл формируется во взаимодействии переживания и чего-либо, выполняющего символическую функцию. Вместе с тем смысл всегда включает в себя некоторые неявные аспекты, которые в данный момент не символизированы» [95, с.86]. Ю. Джендлин прослеживает функционирование ощущаемых, невербализованных смыслов в речи, мышлении, наблюдении, действии, в работе памяти и понимании [56]. Согласно концепции Ю. Джендлина, решающим является само отношение между вербально символизированным смыслом и ощущением. Он выделяет 4 типа отношений, в которых рождаются новые смыслы или же существующие смыслы получают новое символическое воплощение и обогащаются новым содержанием: отношения метафоры; отношения схватывания; отношения релевантности; отношения иносказания. Эти четыре функциональных отношения и обеспечивают, по мнению Джендлина, непрерывную динамику смыслов, их развитие и обогащение в потоке переживания, который и есть личность.

Терапевтические концепции Ф. Перлза и Ю. Джендлина указывают на индивидуальную неповторимость смысла и его целостную связь с субъективной значимостью элементов реальности. Что во многом объединяет данные теории с гуманистическими подходами.

В рамках гуманистического и экзистенциального направлений категория «смысл» выходит за пределы протопсихологического уровня и приобретает онтологический характер. В рамках этого направления были провозглашены принципы о том, что самым важным источником информации является экзистенциальное состояние человека, его субъективный психический опыт, доступный ему через его осознание «здесь – и – теперь». Сам же человек представлен как единая целостность, создающая уникальный характер переживаний, и «сознание человека не может быть сведено ни к его основным потребностям или защитам, как во фрейдизме, ни к эпифеноменам бихевиоризма» [146, с.23]. В связи с этим в гуманистической традиции понятие «смысл» нашло свое отражение не только как предмет психологических исследований. Он, прежде всего, рассматривается как личностный феномен, определяющий полноценное человеческое существование.

Центральным конструктом в теории К. Роджерса является «полноценно функционирующий человек», использующий свой опыт для установления самого себя, определения собственной личности. Основным механизмом существования и интерпретации событий, которые влияют на личность, является самоактуализация: «У организма имеется одна основная тенденция и стремление – актуализировать, поддерживать и расширять деятельность организма» [цит. по 47, с. С.266]. К. Роджерс вводит понятие «феноменального поля» или поля опыта «Каждый индивид существует в постоянно изменяющемся мире опыта, центром которого он является» [ 146, с.30]. Он признает, что в личностном мире индивида лишь часть опыта может осознаваться и переживаться сознательно, но, при этом, большая часть опыта может осознаваться. Это происходит, если потребности вызывают определенные ощущения, поскольку они ассоциируются с их удовлетворением. Иными словами, большая часть опыта образует основание поля восприятия, где одни содержания оформляются в образы (символизируются), а другие становятся основаниями нового опыта. Человек воспринимает окружающую действительность, сквозь призму поля восприятия, которое и является для индивида «реальностью». При этом не важно, насколько адекватно человек определяет стимул внешней среды. Только сам индивид может знать, как он определяет свой опыт. Любой человек способен к отысканию своего личностного смысла и цели в жизни, поэтому восприятие человеком действительности является более важным, чем сами события. В свете этих положений категория смысл приобретает исключительно индивидуальный (субъективный) характер, и, вводится в разряд личностных характеристик «Важная истина относительно внутреннего мира индивида состоит в том, что подлинный и полный смысл его может знать лишь индивид» [там же, с.30].

Рассматривая континуум изменения личности в процессе клиентоцентрированной терапии, К. Роджерс оперирует понятием «личностный смысл», не давая ему четкого определения. В данном понятии К. Роджерс подразумевает отношение индивида к элементам собственного опыта, которое выражается в чувствах и формулируется в личностных конструктах (К. Роджерс использовал терминологию Дж. Келли). Личностные смыслы индивида на начальных стадиях терапии описываются следующими характеристиками: не осознаваемость, ограниченная или глобальная дифференциация, статичность (не подвижность, застреваемость, локализация во времени), направленность к себе, как к объекту [147, с.179-207]. Это характеристики личностных смыслов неконгруэнтной личности, которые базируются не на оценке личного опыта организма, а на условии ценности, т.е. обусловлены интроецируемыми ценностями, но воспринимаемыми искаженным образом как непосредственно переживаемыми. В ходе терапии эти характеристики приобретают совершенно противоположные значения и показывают личность как целостную, аутентичную, открытую новому опыту (т.е. полноценно функционирующую). Следовательно, личностные смыслы по К. Роджерсу являются важнейшими элементами феноменального поля, интегрирующими весь жизненный опыт индивида, включая потребности, чувства, реакции, цели и выражающими ответственное отношение к себе как к целостности.

А. Маслоу, как и большинство персонологов не оперировал понятием «смысл». Но в его концепции самоактуализирующейся личности этот конструкт может выступать как центральный, поскольку он буквально пронизывает все положения касающиеся человеческого бытия. Излагая свою концепцию А. Маслоу, описывал человека как «желающее существо», который редко достигает состояния полного, завершенного удовлетворения. Он полагал, что люди мотивированы для поиска личных целей, и это делает их жизнь осмысленной. Категория «смысл» у А. Маслоу прослеживается в отношениях между потребностями индивида и ценностями, т.е. она является категорией значимости. Потребности выступают в качестве смысловых детерминант поведения и жизнедеятельности индивида. Они оказывают влияние на ценности – человек склонен переживать значимость тех вещей, которые могут удовлетворить наиболее значимые неудовлетворенные потребности, и, соответственно, недооценивать и обесценивать важность тех вещей, которые уже послужили удовлетворению потребностей, и недооценивать силу этих потребностей [42, с. 406-409]. Удовлетворяя свои потребности, индивид ориентируется на определенные группы ценностей, т.е., ценности изменяются в зависимости от удовлетворения (не удовлетворения) потребностей «выбранные ценности и есть ценности» [106, с.209]. При наличии свободного выбора человек сам «инстинктивно выбирает истину, а не ложь, добро, а не зло <…> любовь к жизни, а не стремление к смерти, уникальность, а не стереотипность, в общем, все то, что я уже назвал бытийными ценностями» [там же]. При этом правильный выбор – это тот, который ведет к самоактуализации «здоровые люди наверняка делают «правильный выбор» в биологическом смысле, но также, вероятно, и в других смыслах» [там же]. Ценности, при этом, объективны, они существуют в природе и доступны человеку посредством восприятия и имеют тенденцию к обусловливанию его когнитивной активности.

Собственно сам смысл порождается по А. Маслоу в процессе слияния фактов и ценностей. Любое познавательное суждение о мире является совпадающим с ценностным суждением. «Сущее» совпадает с «должным», факт с ценностью. «Мир, как он есть, который описывается и воспринимается, становится тем же, что и мир, который ценят и которого желают. Мир, который есть, становится миром, который должен быть. То, что, должно быть, оказалось реально существующим; иными словами, факты слились с ценностями» [105, с.107]. А. Маслоу указывает несколько видов слияния, которые помогают индивиду осмыслить свою действительную природу и обрести смысл существования. Это одновременно поиск должного и сущего: Объединяющее сознание – осмысление через улучшение актуального сущего или снижение требований к должному; Онтификация – преобразование деятельности, служащей средством в деятельность, служащую целью; Даосистское слушание – вслушивание в себя, с целью «…принять и полюбить неизбежное, саму природу реальности» [там же, с.123]. Таким образом, слияние фактов и ценностей порождает «фактичность» действительности, которая в свою очередь генерирует «долженствование». «Чем глубже нечто видно или познано, чем более истинным или свободным от ошибок становится знание о нем, тем в большей мере оно приобретает «долженствовательное» качество. Чем более «сущим» что-то становится, тем больше в нем становится и «должного», тем больше требований оно выдвигает, тем громче оно «взывает» к определенному действию. Чем яснее нечто воспринимается, тем больше «долженствовательности» оно приобретает, тем лучшим руководством к действию становится» [там же, с.118].

Г. Олпорт не делает различия между ценностью и личностным смыслом «Ценность, в моем понимании – это некий личностный смысл» [125, с.133]. Человек осознает ценность всякий раз, когда смысл имеет для него принципиальную важность. Это – «категория значимости», которая не приобретается упражнениями или подкреплениями как определенные привычки и умения. Личностные смыслы трансформируют привычки и умения из внешнего пласта личности в систему «Я». Процесс перевода внешних ценностей во внутренние, преобразование средств в цели и формирование на их основе личностных смыслов Г. Олпорт назвал «принципом функциональной автономии». Будучи по началу внешними по отношению к системе «Я», привычки и умения преобразуются в личностные смыслы и используют ту основную энергию, которой обладает организм. Функциональная автономия, являясь личностным феноменом, подразумевает существование проприатического пласта, в котором и находятся личностные смыслы [126].

В экзистенциальной психологии и психотерапии проблема смысла и бессмысленности существования выступает одной из основных категорий анализа человеческого бытия. Являясь гуманистической по свое сущности, данная традиция уделяет внимание не столько анализу уникальности личности каждого человека, сколько уникальности его бытия в мире. Именно бытие человека в мире, за которое он несет ответственность, определяет его личностное развитие и эффективное функционирование. Ж.П. Сартр в этой связи отмечал, что «существование предшествует сущности» означает, что «человек сначала существует, встречается, появляется в мире, и только потом определяется» [151, с.323].

Дата добавления: 2015-08-20