|
Читайте также: |
Впрочем, некоторая логика во всем этом есть. Литературу невозможно контролировать формальными методами, как нельзя формальными методами вертикального управления контролировать общество. Но ведь общество усыпили окончательно, чтобы оно не мешало удобству бюрократического управления. Почему бы теперь не убрать и словесность? Главный источник головной боли – сама голова, так что лучшее лекарство – гильотина.
Сергей Волков. Что останется на трубе? // Русский журнал. – 2007, 5 октября
В детской загадке, как мы помним, на трубе сидели А и Б. После их последовательного падения-исчезновения труба то ли пуста, то ли перешла во владение какой-то полумифической И, которую не сразу и заметишь. Что-то похожее происходит сейчас на экзаменационной ниве – в том сегменте, которой занимает литература.
О том, что школьная литература не впишется в формат ЕГЭ, как ее ни ломай через колено, не писал в последние годы только ленивый. Однако в Федеральной предметной комиссии, организованной в ФИПИ (Федеральном институте педагогических измерений), все эти годы тем не менее шла напряженная работа над составлением и апробацией контрольно-измерительных материалов (КИМов) по литературе. Они, как и в других предметах, включали в себя тесты с выбором ответа (часть А), тесты с открытым ответом (часть В) и текстовую часть (часть С). И если в других предметах между этими частями худо-бедно, но как-то находилось гармоничное соотношение, то на литературной «трубе» А, В, С не помещались никак, толкались локтями и норовили упасть все разом. Да к тому же еще обстрел их со всех сторон был таким мощным, что разработчикам КИМов удавалось оборонять разваливающуюся троицу только каким-то чудом.
Больше всего доставалось части А. Анекдоты про вопросы типа «Какого цвета были глаза Татьяны Лариной?» или «На каком плече была родинка у Элен Курагиной?» (естественно, с четырьмя вариантами ответа) в изобилии распространялись в педагогической и околопедагогической среде, вызывая раздражение разработчиков своей очевидной несуразностью. Однако эта несуразность лишь выявляла печальную истину: тест для литературы бессмыслен, потому что суть школьной литературы состоит не в вызубривании фактов и терминов. Проблема нелюбви подростков к чтению не решается усилением в школьном преподавании примитивно понимаемой литературоведческой составляющей. В литературе, как говорили многие педагоги, а также лишенные профессиональной узости взгляда родители, часто важнее понимать и чувствовать, чем знать. Тест же не способен по своей природе проверить это понимание и чувствование.
Часть В тоже попадала в зону критики. Во-первых, опять же тест. Во-вторых, литературный текст тем и интересен, что предполагает неоднозначность подходов и трактовок. В части же В ученику предлагалось дать точный ответ, часто одним словом. Чтобы ответ этот был более или менее корректным, составителям приходилось оставлять за рамками части В огромный пласт вопросов по тексту – не потому что так правильно с точки зрения предмета, а потому что «не вписывается в формат». Неслучайно поэтому постоянно шел разговор о выхолащивании и сужении литературы в ЕГЭ.
Часть С, если откинуть разные малосущественные уточнения, представляла собой всегда что-то похожее на обычное школьное сочинение.
В этом году произошло, кажется, невозможное. Разработчики ЕГЭ добились, чтобы в ЕГЭ по литературе вообще убрали часть А. Во всех предметах она есть – а в литературе нет. Сделать это было, судя по всему, очень непросто: ведь ЕГЭ по разным предметам делался по одному типу и вышел, как сказал руководитель Рособрнадзора В. Болотов, «на инвариант». Литература одна шагает не в ногу.
Может быть, поэтому именно литературе было уделено такое пристальное внимание на расширенном заседании ученого совета ФИПИ, которое прошло 2 – 3 октября в стенах лицея № 1535. Обсуждение нового варианта ЕГЭ по литературе на секции словесников вели директор института А. Г. Ершов и его зам Г. С. Ковалева.
Литература действительно сейчас головная боль для руководителей образования разных рангов. Более или менее выстроившаяся система ЕГЭ по все предметам, в общем и целом готовая к введению в штатный режим в 2009 году, дает сбой как раз в литературе. И отмахнуться от этого не получается: ведь этот предмет всегда был в нашей школе одним из основных, системообразующих. И часов выделялось много, и представлен он был на всех ступенях образования, и экзамен по литературе был и пока остается обязательным.
Но с переходом к ЕГЭ ситуация «подвисла»: обязательным стал русский язык, предмет со своими задачами и инструментами проверки, если и пересекающийся с литературой, то только в некоторых своих зонах. ЕГЭ по русскому сдает сегодня три четверти российских выпускников, что и понятно: во все вузы нужен сертификат ЕГЭ по государственному языку. А литература? Она тоже сдается обязательно всеми, но в разных формах: кто пишет сочинение, кто отвечает устно по билетам, кто защищает реферат, кто выбирает формат ЕГЭ (в 2007 году на это решилось 8 938 экзаменуемых – в 100 раз меньше, чем по русскому языку). Сегодня это скорее дань традиции.
Сохранится ли эта традиция в 2009 году, когда в штатный режим войдет ЕГЭ? Что станет с литературой? Будет ли экзамен по предмету обязательным? В какой он будет проходить форме? Вот какие вопросы волновали специалистов, собравшихся обсуждать новую версию ЕГЭ. И быстро отталкиваясь от конкретных заданий нового экзамена (кстати, посмотреть их и отзывы на них можно на сайте www.fipi.ru), они начинали говорить о более общем и важном. Поговорим об этом и мы.
Зачем нужен обязательный экзамен по литературе? Может быть, как полагают некоторые, стоит как раз отменить его, чтобы дети с учителями бескорыстно, для интереса читали и обсуждали на уроках книги и спорили о высоком? Специалисты, которые хорошо знают реалии сегодняшней школы, практически в один голос говорят – это самообман. Для того чтобы состоялся урок литературы, нужно, чтобы в его основание лег прочитанный текст. А тексты бывают большие. И читать их не всегда легко. Еще и потому, что процесс настоящего чтения – очень сложный и многоаспектный, он требует вживания, он требует размышлений и читательской работы. Ведь, читая текст, да еще такой сложно организованный, как текст художественный, мы вступаем с автором в диалог, мы пытаемся его понять – а для диалога нужна общая культурная платформа, нужно стремление понять. И нужно уметь владеть инструментами понимания.
Иными словами, для урока литературы нужна большая и серьезная предварительная работа. Без прочитанной (или читаемой) книги он невозможен. А перспектива экзамена – ну да, она стимулирует. Чего тут притворяться? Она позволяет учителю – нет, вовсе не размахивать кнутом – но все-таки мотивировать труд читателя-ребенка. А самому ученику помогает организовывать этот труд, находить для него время, помещать его в иерархии своих занятий все-таки на какое-то достойное место. И скажу вам по своему учительскому опыту, для многих встреча с книгой, которая стоит в обязательном списке и к которой ребенка – ну да, в каком-то смысле притянули за ухо – оказывается интересной и нужной, своевременной. «А он интересен, этот ваш Чехов!..», «Не думал, что меня может заинтересовать Островский, но после спектакля, на который мы сходили, сдаюсь – ваша взяла. Я был захвачен. Перечитаю…» – мало ли таких и подобных им высказываний приходилось слышать мне и моим коллегам? Это маленькие педагогические победы, и их в нашей профессиональной жизни достаточно много – скажу об этом прямо, несмотря на то, что многие сейчас скептически зачмокают губами: «Ну да, ну да, знаем мы, как они читают! Сейчас вообще дети не читают, не врите!». Приходите на уроки, посмотрите.
Но чтобы встреча с книгой не оказалась профанацией, чтобы ее вообще можно было устроить, у нас в учебном плане должны быть заложены часы, и желательно какие-то осмысленные, не по одному уроку в неделю. А количество этих часов, так же как и статус предмета, тоже каким-то волшебным образом связан у нас с наличием/отсутствием экзамена. Вот и для этого статуса экзамен нужен. Грубо, но это правда.
А еще экзамен – только осмысленный по форме – позволяет в течение продолжительного времени, готовясь к нему, тренируясь, формировать какой-то нужный навык. Литература дает почву для массы таких навыков. И самый важный из них связан все с той же проблемой понимания, о которой уже шла речь. Может быть, самое важное, чему может научиться ребенок на литературе, это понимать другого, стоящего за текстом. И это свое понимание выражать – так, чтобы оно тоже было доступно пониманию. Вот этим стоит заниматься для жизни. Экзамен лишь поможет сделать эти занятия ритмичными и замотивированными.
Пресловутые школьные сочинения, давно превратившиеся в массовом варианте в списывание, на самом деле, при осмысленном подходе, при адекватной организации процесса, при понимании задачи учат школьника связно и аргументированно сообщать о понимании им сложно построенного текста. Моя задача как учителя состоит в том, чтобы помочь подростку состояться в слове, чтобы он через свое слово о чужом слове научился общаться с миром. Для этого я должен придумывать темы, которые «цепляли» бы, над которыми хотелось бы думать. Я должен как-то запустить в дело азарт. Тогда из тупой принудиловки сочинение превращается во что-то другое, что вынашивается, что мучит и жжет, но что становится чуть ли не свидетельством о существовании личности, внутреннего человека, что ученик предъявляет как «Я есмь».
Мне и ученику для этого нужен экзамен – он сообщает всей цепи наших встреч-уроков «напряжение» необходимого вольтажа, без которого ничего не произойдет. Но мне не нужен такой экзамен, который год за годом предлагается в идеологии ЕГЭ. Там – приоритет точного знания, как правило, сухой терминологии. Там – идея четкого следования опорным вопросам-костылям, часто неуклюже и плохо сформулированным. Там – представление о литературном произведении как об «идейно-тематическом содержании», нашедшем свое воплощение в «изобразительно-выразительных средствах». Там – скука.
И не только обо мне, привередливом, речь. Новая версия ЕГЭ многими выступавшими в ФИПИ и приславшими рецензии критиковалась именно за эти вещи. (Любопытно, что одобрительные рецензии, которые есть на сайте ФИПИ, написаны в целом короче и обобщеннее, чем отрицательные. Авторы похвал словно бы не дали себе труда вчитаться в предложенный им текст и заметить там и элементарные ошибки, и стилистику заданий.) Да, хорошо, что убрали тесты части А – но шаги дальше надо делать решительнее. Экзамен должен быть сделан так, чтобы работа над ним была осмысленной и интересной. Особенно если речь идет о литературе.
В результате получается какой-то замкнутый круг. Все говорят о необходимости сохранения экзамена по литературе. За прошедший год по этому вопросу высказались многие заинтересованные лица: писатели – в январе [«Литература – высшая форма языка; вот пусть и сдают дети один единый (раз уж чиновникам хочется пользоваться этим термином) государственный экзамен – сочинение»; ЛГ, № 304 ]; участники «круглых столов» в МГУ – в феврале [«Необходимо изменить форму ЕГЭ по филологическим дисциплинам и признать оправданным проведение обязательного ЕГЭ по русскому языку и литературе (объединённый экзамен) в форме традиционного сочинения с критериальной системой оценивания» ]; члены Общественного совета при Министерстве образования – в мае («Невозможно без ущерба для качества аттестации выпускника заменить сочинение какой-либо другой формой аттестации», «Общественный совет считает необходимым рекомендовать Министерству образования рассмотреть возможность проведения совмещённого экзамена по русскому языку и литературе, где части А и В отведены языку, а часть С – литературе»). И вот сейчас это же стремление к обязательному экзамену подтвердили участники обсуждения в ФИПИ.
Но вот каким должен быть этот экзамен по форме, не знает никто. Одни продолжают работать над ЕГЭ. Другие так же последовательно доказывают, что работа эта бессмысленна. Кто-то выступает за сохранение сочинения – с обновленными темами и по-другому организованной технологией его проведения. Кому-то по душе устный экзамен. Кто-то настаивает на защите рефератов и самостоятельных исследовательских работ. Есть и еще одно предложение: сдавать объединенный ЕГЭ по русскому и литературе, где части А и В были бы отданы русскому языку, а часть С – литературе. Но тут в боксерскую стойку встают русисты и не пущают литераторов в свои владения…
Как говорил незабвенный Лопахин, «мы друг перед другом нос дерем, а жизнь знай себе проходит». И решать все равно что-то будет нужно, тем более что и время поджимает.
Сейчас очень нужны свежие идеи и новые ходы. Нужно вовремя и к месту сказанное слово. Нужно найти точку если не компромисса, то опоры.
В надежде на поиск этой точки издательский дом «Первое сентября», выпускающий методические газеты по всем направлениям школьной жизни и в течение 15 лет являющийся одной из самых мощных площадок в стране для обсуждения педагогических идей, совместно с Ассоциацией гимназий Санкт-Петербурга при активной информационной поддержке РЖ проводит в Москве 7 – 8 ноября Форум словесников России. Главный вопрос Форума – судьбы выпускного экзамена. В оргкомитет уже сейчас поступили заявки от представителей 20 регионов – от Мурманска до Якутии. Есть надежда, что в итоговых документах Форума будет сформулирована консолидированная позиция профессионального сообщества в отношении экзамена по одному из самых важных для российского образования предметов. И есть надежда, что эта позиция будет принята во внимание людьми, от кого зависит окончательное решение вопроса – что же в результате останется на «литературной трубе».
Инна Кабыш. ЕГЭ. Ни жив ни мёртв. К доске! // Литературная газета. – 2007. – № 45, 14 ноября
В нынешнем учебном году завершается идущий уже более пяти лет эксперимент по совмещению итоговой школьной аттестации и вступительных испытаний в вуз. В следующем, согласно внесённым поправкам в законы, касающиеся образования, государственный экзамен в форме тестов станет не только единым, но и обязательным. Однако целесообразность нововведения по-прежнему вызывает большие сомнения. Недавно, выступая в Висбадене, ректор МГУ Виктор Садовничий совершенно однозначно заявил: пока идёт эксперимент, ни главный университет страны, ни другие ведущие вузы учитывать при приёме студентов результаты ЕГЭ не будут.
Больше всего нареканий, и не только у несговорчивых ректоров, вызывают тесты по литературе. В мае проблема проверки знаний по этому предмету рассматривалась на заседании Общественного совета при Министерстве образования и науки РФ. Заметив, что «невозможно без ущерба для качества аттестации заменить сочинение какой-либо другой формой», члены совета порекомендовали министерству выработать новую модель. К осени она была создана. Представляем точку зрения нашего постоянного автора, учителя словесности и поэта.
Поверить гармонию алгеброй
Разобраться с проблемой ЕГЭ по литературе меня заставила в полном смысле слова кровная заинтересованность: мой сын учится в 10-м классе, и ему на будущий год этот экзамен сдавать. К тому же детям, которым я преподаю, тоже не так долго осталось до того же самого ЕГЭ: они у меня девятиклассники.
Первый вопрос, который приходит в голову и который я задала председателю федеральной предметной комиссии профессору Зинину, – почему вообще возникла необходимость отказаться от традиционного сочинения? Сергей Александрович ответил, что, как ни печально это констатировать, сочинение как форма проверки знаний, умений и мировоззрения учащегося изжило себя. Его погубили бесчисленные «решебники» по литературе, книги вроде «100 золотых сочинений» и им подобные.
Не работай я в школе, может быть, и усомнилась бы в правоте слов профессора. Но я своими глазами вижу учеников, которые из урока в урок, из года в год списывают или скачивают сочинения. А в 11-м классе происходит следующее: 1 июня наши выпускники, нарядные и с цветами, получают темы сочинений (как известно, по телевизору), выбирают одну из них, потом, простите мне невольный прозаизм, отпрашиваются в туалет, где на унитазном бачке их ждут пресловутые «100 золотых сочинений», и… дальше, я думаю, читатель может домыслить…
Сочинения же медалистов, претендующие на уровень более высокий, чем явлен в вышеупомянутом пособии, просто-напросто правят, а то и пишут сердобольные учителя.
Поэтому, несмотря на то что первоиюньская традиция – вещь очень красивая, от неё придётся отказаться. И слава богу. А то у нас жалеют всё: традиции, детей, – но почему-то никто не жалеет русскую литературу.
Да, литература плохо поддаётся формализации, впихиванию в прокрустово ложе тестов и схем. На то она и гармония, чтобы с трудом поверяться алгеброй. И всё же. Ничего не понимают в искусстве (и, в частности, в литературе) те, кто считает его, искусство, областью субъективного, областью одних лишь чувств и эмоций. Искусство столь же объективно, как и наука: оно формирует духовные законы, как наука – законы физические. И Леонардо да Винчи, и Ломоносов, и Пушкин творили, руководствуясь не только вдохновением, но и логикой, знанием, точностью. Как писал великий Леонардо, «чем точнее познание, тем пламеннее любовь». Недаром кто-то из великих назвал Данте «великим геометром».
Так что литературу, как и алгебру с геометрией, можно изучать с одной стороны и проверять – с другой.
Другое дело, что с ней больше возни: она, как Восток, дело тонкое.
Но здесь следует заметить, что Единый государственный экзамен по литературе претерпел изрядную эволюцию. На сегодняшний день его разработчики отказались, например, от тестов (под кодовым названием «А») с выбором готовых ответов, считая, что такие задания не учитывают особенностей литературного анализа. Ученику предлагается фрагмент эпического или драматического произведения и текст произведения лирического. К каждому отнесено три задания, на которые нужно дать развёрнутый ответ (до десяти предложений). В заключение выпускник должен связно высказаться на литературную тему, сформулированную в форме проблемного вопроса.
Таким образом, во-первых, охватывается (а значит, проверяется) большой материал – в демонстрационном варианте ЕГЭ-2008 содержится отрывок из «Войны и мира», стихотворение «Послушайте», вопросы по Гончарову и Солженицыну (а не одна тема, как это было в сочинении), во-вторых, задания затрагивают и проблематику произведения (его идею), и средства её воплощения, и место произведения в литературном контексте.
Грубо говоря, ученик проверяется вдоль и поперёк, точнее, вширь и вглубь, чего, несомненно, достоин проверяемый предмет.
Последняя линия обороны
В начале октября состоялся семинар-совещание, посвящённый обсуждению новой модели ЕГЭ по литературе. Меня пригласили принять в нём участие. Три часа пролетели как три минуты. Тон прениям задал профессор Зинин, призвавший своих коллег не разрубить, а развязать «гордиев узел». Далее выступали: главный редактор газеты «Литература» С. Волков, зав. редакцией литературы издательства «Просвещение» В. Журавлёв, зав. кафедрой филологического образования Московского института открытого образования Л. Дудова, профессор ИСМО РАО Н. Беляева, зам. директора по вопросам английского языка и образования Британского совета в Москве Е. Ленская, руководитель предметной группы федеральной предметной комиссии по русскому языку И. Цыбулько и другие.
К чему же свелись прения? Как мне показалось, к двум проблемам.
К первой, в которой были единодушны все выступающие: литература должна остаться обязательным экзаменом.
И ко второй: объединять ли литературу и русский язык в одном экзамене?
Тут мнения разделились. Что касается меня, то я уверена: с отменой обязательного экзамена по литературе мы потеряем нацию. Не больше и не меньше.
Мы живём во времена, когда идёт всеобщая игра на понижение. Телевидение (в особенности реклама), эстрада, псевдолитература воспитывают «маленького человека», мещанина, заботящегося только о своём здоровье и благополучии, бескрылого и одномерного.
С отменой экзамена по литературе автоматически «отменятся» Пушкин, Достоевский и Толстой (кто же станет ими «грузиться»?), и мы подыграем тем, кто работает на понижение, потому что какой же это будет русский человек, если он пройдёт мимо «нашего всего», лучшего, что есть в России?
Здесь ещё нужно добавить, что родители наших учеников (люди 35 – 40 лет) – это потерянное поколение в том смысле, что его формирование пришлось на время крушения идеалов. Родители перестали быть союзниками учителей: они не читают сами (один из выступающих привёл такой пример: учитель выговаривает ученику за то, что тот не прочёл «Мёртвые души». «А чего? – защищается ученик. – Я спросил у матери, а она отвечает: «Это мутота») и не приохочивают к чтению своих детей. В наши дни стало не стыдно не знать Пушкина, не читать Гоголя, не иметь понятия о Платонове.
Мы, учителя, – последняя линия обороны. Если литературу сдадим и мы, распадётся, как сказал поэт, связь времён, разрушится культурный код, которым является наша литература и который один пока цементирует нацию.
Простим родителям наших учеников: они не ведают, что творят. Но мы-то, учителя, должны отдавать себе отчёт в том, что случится с Россией, если в ней не станет литературы (ведь если книги, даже самые великие, не читают, их всё равно что нет).
Литература в России больше, чем литература: она наша национальная идея, наше, если угодно, оправдание перед миром и Богом. Люди, не пропустившие через себя великие русские тексты, просто-напросто перестанут быть русскими людьми. А то и просто людьми. Ибо наша литература даёт человеку ощущение его связи с историческим прошлым, чувство причастности к своему народу, наконец, веру в собственное величие, бессмертие. «Я телом в прахе истлеваю, умом громам повелеваю»…
Нужна ли слесарю «Сикстинская мадонна»
Что касается объединения в одном экзамене русского языка и литературы, то выскажу своё мнение. По идее, конечно, литература и язык, на котором она написана, должны быть вместе. Но на практике…
Следует с горечью признать, что на сегодняшний день мы имеем в общей массе настолько плохо говорящее, читающее и пишущее на родном языке поколение, что пусть уж оно сдаёт русский язык отдельно на самых простых, а не высокохудожественных текстах. Когда дело хоть немного выправится, русский язык и литературу можно и нужно будет объединить. Но сейчас, по моему глубокому убеждению, время это ещё не настало.
Ещё одна проблема, которая была затронута на семинаре: нужно ли давать детям элементарные знания по литературоведению. На мой взгляд, не только нужно, но и необходимо. Каждая отрасль человеческого знания имеет свой научный аппарат, без которого её изучение немыслимо. Мы и вслед за нами наши ученики должны не просто восторгаться красотами литературного произведения, но и понимать, как эта красота достигается.
Из зала прозвучал вопрос: «А если ребёнок станет слесарем, зачем ему все эти гиперболы и метафоры?» Я тогда задам встречный вопрос: а зачем слесарю Пушкин и Достоевский? А может, ему не нужно рассказывать о Лувре? А может, не стоит и о «Сикстинской Мадонне»? А может, ему и о Боге не говорить? Слесарю-то?
По-моему, в позиции моих оппонентов звучит неуважение к человеку. Ведь какое бы маленькое место ни занимал он на социальной лестнице, он должен чувствовать себя связанным с миром и Богом, очищать свою бессмертную душу. Маленький снаружи, в социуме, он должен быть большим (или, во всяком случае, равным другим) в душе.
И потом понятия «эпитет» и «антитеза», например, не являются узко литературоведческими. Ими оперирует любой мало-мальски образованный человек. Они понадобятся ученику, чтобы понять другого, чтобы понять телепередачу или газетную статью, они расширяют кругозор, помогают разобраться в реалиях современного мира.
Да, литературу сдавать трудно. Но ведь и изучать её тоже трудно: это скажет вам любой учитель-словесник. Пятнадцатилетние подростки объективно не дозрели до «Евгения Онегина», но есть опасение, что при сегодняшнем раскладе, если их не заставим прочитать роман мы, они не прочитают его никогда.
Вы скажете: что же нам – насаждать литературу? А хоть бы и так. Кстати, слово «насаждать» имеет корень «сад»: сажать в душах детей сад – что в этом плохого? «В минуту жизни трудную» человек обратится к тому, что мы в него «насадили», и, вполне возможно, это его спасёт.
Наша беда заключается в нашем богатстве. Слишком богатая у нас литература. Даже если изучать только великих, и то коробушка будет полна. Вспомните, как мы радовались, когда открылась литература Серебряного века, русское зарубежье, то, что годами лежало в «столах». А теперь призадумались: как объять необъятное? Изучение литературы (особенно в 11-м классе) превращается в бег галопом по европам. Так что разрабатывая новый экзамен по литературе, стоит подумать и о школьной программе по той же литературе: на сегодняшний день она явно перегружена.
Хочется верить, что удастся добиться (а это на сегодняшний день – самое главное) и того, чтобы экзамен по литературе остался обязательным, и того, чтобы сам этот экзамен был достоин своего предмета.
В своём недавнем выступлении президент В. В. Путин назвал литературу наряду с русским языком «государствообразующим экзаменом».
Я бы добавила – «человекообразующим».
Необходимое послесловие: И тесты – зло, и сочинение – не благо
Интрига в том, что если ЕГЭ всё же станет нормой жизни, а литературу так и не удастся «втиснуть» в рамки тестов, из списка обязательных экзаменов при школьной итоговой аттестации она может исчезнуть. Чем это грозит, понятно – учить предмет будут только будущие филологи, остальные читать перестанут окончательно.
Выбирая из двух зол меньшее, часть филологов склоняется к тому, чтобы с ЕГЭ смириться. Но большинство гложут сомнения. Тем более что итоги 2006/2007 учебного года весьма неутешительны. Из 8938 выпускников, рискнувших на экзамен в форме ЕГЭ (для сравнения: русский язык через тесты сдавало в 100 раз больше учеников), пятёрки получили примерно 12%, а вот двойки – почти 19%. Школьники не знают литературу? Или вопросы были слишком сложными? А может быть, из-за отсутствия чётких стандартов педагоги учат одному, а разработчики контрольно-измерительных материалов спрашивают другое?
Подлили масла в огонь противников нововведения и случившиеся скандалы. В Казани, где было заведено уголовное дело по факту завышения баллов по математике за мзду в 40 тысяч рублей, и в Ленинградской области. Там одиннадцатиклассник купил за 14 тысяч рублей правильные ответы на тесты по русскому языку и вывесил их в Интернете. Один из главных доводов поклонников Единого экзамена – уменьшение коррупции в образовательной сфере – провалился ещё на этапе эксперимента…
Второй аргумент – выработка единых стандартов для выпускных и вступительных экзаменов – тоже трещит по швам. В этом году ученик, набравший на ЕГЭ по литературе 67 баллов, получал в аттестате по шкале перевода, утверждённой Рособрнадзором, отметку «5». А университеты, не испытывающие дефицита абитуриентов, за это же количество баллов ставили... 3. В общем, пока все благие намерения приводят вовсе не туда, куда мечталось. И на коллегии Министерства образования и науки, состоявшейся накануне Дня народного единства, речь пошла о возможности отмены в конце 2008 года Единого государственного экзамена по литературе вообще.
Педагогическое сообщество, выступающее против тестирования, победило или вчистую проиграло, потеряв вместе с ЕГЭ последнюю нынче мотивацию к чтению – обязательный экзамен?
Людмила Мазурова. И всё-таки сочинение? Учитель в поисках компромисса между ЕГЭ и литературой // Литературная газета. – 2007. – № 46, 21 ноября
Новая версия контрольно-измерительных материалов (КИМов), порадовавшая педагогов (ЕГЭ. Ни жив ни мёртв. – ЛГ. – № 45) отсутствием заданий типа А – выбор правильного ответа из нескольких предложенных, при более внимательном рассмотрении оказалась опять неприемлемой.
Поблагодарив разработчиков за попытки улучшить качество КИМов, участники прошедшего недавно в Москве Форума словесников, о котором мы обещали вам рассказать (И тесты – зло, и сочинение – не благо. – ЛГ. – № 45), потребовали отказаться и от заданий типа В, предполагающих однозначный ответ на тот или иной вопрос. Если предложение 239 педагогов из 24 регионов будет принято, то – ради чего всё и затевалось – проверка экзаменационной работы с помощью бесстрастного компьютера станет невозможной.
Напрасно председатель федеральной предметной комиссии Сергей Зинин доказывал, что замечания уже учтены и что разработчики просто не успели распечатать модернизированный вариант. Напрасно предлагал открыть Интернет и взглянуть на новую версию. Во-первых, компьютеров в Московском доме учителя на всех просто бы не хватило. Во-вторых, на анализ корректив нужно время. В-третьих, словесников, считающих, что тесты всё же можно как-то приспособить к не дающей однозначных рецептов литературе, почти не осталось. А поэтому, сколько их ни улучшай, добиться идеала вряд ли удастся.
Я слушала очень жёсткие и эмоциональные выступления педагогов, видела, как мрачнеет доктор педагогических наук Зинин, любящий литературу не меньше других, и очень боялась, что присутствующие в зале чиновники махнут, в конце концов, на несговорчивых словесников рукой и вообще отменят экзамен по этому предмету, постепенно сведя его к факультативу.
Дата добавления: 2015-08-02; просмотров: 55 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Открытое письмо председателю Комитета по науке и образованию Государственной думы России А. В. Шишлову. 22 сентября 2003 3 страница | | | Открытое письмо председателю Комитета по науке и образованию Государственной думы России А. В. Шишлову. 22 сентября 2003 5 страница |