Еврейская францiя очерк современной исторiи 6 страница

Конечно, мы видимъ только тѣ событiя, которыя всплываютъ наружу, или обязаны какому-либо обстоятельству особою огласкою; чтобы быть послѣдовательнымъ, надо-бы было собирать безчисленныя трагедiи изъ буржуазной жизни, факты, совершающiеся въ болѣе скромныхъ сферахъ, въ которыя еврей, даже не дѣлая зла добровольно, вноситъ съ собою какой-то злой рокъ.

Еврей, который по выраженiю Гегеля “былъ извергнутъ изъ лона природы”, напрасно старается, съ помощью поразительной хитрости и терпѣнiя, навязать себя соцiальной жизни: какъ будто какая-то невидимая сила ежечасно отталкиваетъ его.

Драма, подобная непреодолимому античному Фатуму, уже насильно вошла въ ворота гордаго жилища Ротшильдовъ, думавшихъ, что они заключили договоръ съ судьбою. Весь Парижъ говорилъ о самоубiйствѣ барона Джемса Ротшильда, и хотя они заставили христiанъ дорого поплатиться за эту смерть, однако Ротшильдамъ небезъизвѣстно, что кровь самоубiйцы приноситъ несчастье дому, и что проклятiе виситъ надъ ними. Они чувствуютъ, среди своихъ празднествъ, что надъ ихъ головами, какъ-будто летаетъ большая черная птица и бьетъ крыльями прежде, чѣмъ спуститься на свою жертву.

Особенность драмы, преслѣдующей еврея, заключается въ томъ, что она всегда таинственна, почти никогда неизвѣстна причина этихъ ужасныхъ cценъ, все остается загадкой. Какой-нибудь посланный Ротшильда является къ слѣдователю, которому поручено слѣдствiе, называетъ имя своего господина и приказываетъ бросить бумаги въ огонь, между тѣмъ какъ слѣдователь, если онъ новой формацiи, цѣлуетъ землю, по которой удостоилъ ступать посланный, столь могущественнаго [75] властелина. Попробуйте-ка найти хоть что-нибудь, касающееся процесса Мишеля убiйцы, осужденнаго во время директорiи, или узнать истину о дѣлѣ Нея, Вимпфена и другихъ.

Впрочемъ, хотя племя и находится въ исключительно благопрiятныхъ условiяхъ для сохраненiя, оно тѣмъ не менѣе очень дряхло. Легенда гласитъ, что какой-то сицилiйскiй пастухъ, временъ короля Вильгельма, нашелъ въ землѣ сосудъ, содержавшiй жидкое золото; онъ его выпилъ и снова сталъ молодымъ. Надъ евреями золото не сдѣлало подобнаго чуда. Взгляните внимательно на преобладающiе въ Парижѣ образчики политическихъ дѣятелей, биржевиковъ, журналистовъ и вы увидите, что ихъ всѣхъ снѣдаетъ анемiя. Глаза лихорадочно вращающiяся между потемнѣвшими вѣками, указываютъ на болѣзни печени; у еврея дѣйствительно накипѣло на печени отъ восемнадцативѣковой ненависти.

Встрѣчаются прелюбопытные, поразительные случаи атавизма: племя, очищаясь, возвращается къ первоначальному восточному типу. Взгляните на молодого Изидора Шиллера: его отецъ-нѣмецъ, толстый, бѣлокурый, круглолицый, а сынъ поджарый, съ маленькою головой, какъ двѣ капли воды похожъ на плѣнниковъ съ ниневiйскихъ барельефовъ; эго настоящiй современникъ Манассiи и Iокима.

Повторяю, большинство изъ нихъ анемичны до послѣдней степени. Въ Парижѣ они живутъ въ наглухо закрытыхъ помѣщенiяхъ, гдѣ всегда царитъ чрезмѣрно высокая температура; въ огромныхъ вѣнскихъ отеляхъ они выискиватъ уголки, гроты, освѣщенные газомъ, даже днемъ. Пожмите вашею рукою эти маленькiе пальцы съ тонкими концами, — они еще выдаютъ нѣкоторыя племенныя наклонности, но въ нихъ нѣтъ крѣпкой цѣпкости и крючковатости, какъ въ отцовскихъ. Въ лицѣ ни кровинки; оно приняло оттѣнокъ тонкаго голубоватаго севрскаго фарфора; подъ нашимъ небомъ евреи дрожатъ отъ холода, бѣгутъ въ Ниццу, между тѣмъ какъ бѣдняки за нихъ работаютъ и составляютъ ихъ газеты.

Это физическое состоянiе отчасти объясняетъ печаль, составляющую основную черту еврейскаго характера, но оно не является единственнымъ поводомъ ея. [76]

Меланхолiя эта зависитъ отъ причинъ, на которыя я долженъ указать, чтобы дополнить этотъ очеркъ, несмотря на все мое желанiе не касаться собственно религiозныхъ вопросовъ, до такой степени у меня велико уваженiе ко всякимъ вѣрованiямъ.

Чтобы успѣть въ своемъ нападенiи на христiанкую цивилизацiю, евреямъ во Францiи пришлось хитрить, лгать, притворяться свободомыслящими. Если-бы они откровенно сказали: “мы хотимъ разрушить прежнюю славную и прекрасную Францiю и замѣнить ее владычествомъ горсти евреевъ, собравшихся изъ разныхъ странъ”, то наши отцы, которые не были такими тряпками как мы, понятно не поддались-бы. Но евреи долго не высказывались, дѣйствовали черезъ масонство, укрывались за громкими фразами объ эмансипацiи, свободѣ, борьбѣ съ предразсудками и суевѣрiями прошлаго вѣка и проч.

Сперва они соблюдали всѣ свои обряды, но потомъ, сохраняя племенные инстинкты, мало по малу утратили то, что есть хорошаго въ каждой религiи; ими овладѣла та ужасная душевная сухость, которою отличаются невѣрующiе люди.

Кромѣ религiозныхъ празднествъ, соединявшихъ всю семью, установленныхъ трапезъ, обрѣзанiя, Пурима, Баръ Митцва, существовало прежде множество случаевъ скрѣпить узы братства, обмѣняться сивлонессами, подарками. Сiумъ, т. е. окончанiе изученiя какого-нибудь отдѣла талмуда цѣлым обществомъ или отдѣльнымъ лицомъ было поводомъ для пира. Когда объявляли, что у кого-нибудь Зохеръ, т. е. родился младенецъ мужескаго пола, то къ нему отправлялись съ поздравленiемъ. Шабашъ, предшествовавшiй свадьбѣ, шпингольцъ, и продолжавшiйся до слѣдующей субботы, подавалъ поводъ къ безконечнымъ пиршествамъ, и при этомъ столы бывали обременены тѣми сластями и пирогами, которые Генрихъ Гейне столько разъ съ восторгомъ намъ перечислялъ. Все это почти цѣликомъ перешло теперь въ область преданiя. Конечно евреи строже исполняютъ свои религiозные обряды, чѣмъ принято думать. Иной писатель, который только что напечаталъ въ республиканской газеткѣ энергичную статью съ цѣлью отнять у обездоленныхъ [77] послѣднюю вѣру, единственное утѣшенiе во всѣхъ скорбяхъ, который грубо осмѣиваетъ наши таинства, нашъ постъ, нашъ обычай водить дѣтей къ первому причастiю, — самъ бѣжитъ въ синагогу, чтобы исполнить тамъ свои религiозныя обязанности. Во время пасхи можете встрѣтить у Ванъ-деръ-Гама, въ улицѣ Мобержъ, за роскошной сервировкой негоцiантовъ и чиновниковъ изъ центральнаго квартала. Въ этотъ ресторанъ по преимуществу ходятъ голландцы и нѣмцы. Тамъ-то была сказана одному изъ нашихъ собратiй, который съ виду свободомыслящiй, а въ сущности ревностный еврей, т. е. фанатически ненавидящiй Христа прелестная фраза, воспроизведенная “Израильскими Архивами”. Онъ пришелъ завтракать въ первый день пасхи и передъ уходомъ попросилъ счетъ у прислуживавшей молодой дѣвушки.

“Сударь, отвѣтила ему голландка, сегодня праздникъ, и мы не беремъ денегъ”.

-— “Но вѣдь вы меня не знаете; а что, если я не вернусь?”

“О, сударь, кто справляетъ пасху, тотъ вернется!”

Несомнѣнно однако, что равнодушiе проникло и въ среду израильтянъ. Ужъ это не первый кризисъ переноситъ еврейская религiя.

Не задѣвая за живое нѣкоторыхъ вопросовъ, что рѣдко дѣлаютъ даже евреи, ставшiе хритiанами, аббаты Леманъ, обращенные израильтяне съ необычайной точностью резюмнровали нѣкогда всѣ послѣдовательныя фазы, черезъ которыя прошло iудейство. (32)

За перiодомъ ожиданiя и напряженiя, предшествовавшаго пришествiю Спасителя, слѣдуетъ безпокойный, бурный перiодъ, во время котораго израиль съ упорствомъ ищетъ Мессiю, не желая сознаться самому себѣ, что онъ его распялъ. (33)

Пророчествамъ о Мессiи начинаютъ придавать самыя странныя толкованiя, на тысячи ладовъ высчитываютъ предсказанiе Данiила о семидесяти седминахъ, и подъ конецъ все-таки приходятъ въ отчаянiе.

Раввины предаютъ анафемѣ всякаго, кто заговоритъ о пришествiи Мессiи. “Все времена, назначенныя для пришествiя Мессiи, прошли”, говориъ рабби Рава. “Пусть будутъ прокляты тѣ, которые высчитываютъ время пришествiя Мессiи”, объявляетъ вавилонский [78] талмудъ “пусть кости ихъ сокрушатся”, прибавляетъ рабби Iохананъ.

Если румынскiе евреи съ большими издержками содержатъ въ Сада-Гора священное семейство Изрольцка, въ которомъ долженъ родиться Мессiя, если польскiе евреи открываютъ окна, когда гремитъ громъ, чтобы Мессiя могъ войти, то цивилизованные евреи болѣе не вѣрятъ въ Искупителя: они признаютъ лишь мифическаго Мессiю, какъ они выражаются, или вѣрнѣе, Мессiя, будущiй царь мiра, — это израиль.

Мишель Вейль, великiй раввинъ, ясно говоритъ, что пророчества никогда не упоминали ни о потомкѣ Давида, ни о царѣ Мессiи, ни о какомъ-либо личномъ Мессiи. “Настоящимъ искупителемъ, — по его словамъ, будетъ не отдѣльная личность, а весь израиль, который cтанетъ маякомъ народовъ, возвысится до благороднаго назначенiя быть учителемъ человѣчества, которое онъ будетъ поучать своими книгами и своей исторiей, непоколебимостью въ испытанiяхъ, равно какъ и преданностью ученiю”.

Не буду повторять, сколько гордаго нахальства въ претензiи этой шайки торгашей быть маякомъ народовъ, у которыхъ были Карлъ Великiй и Людовикъ Святой, Карлъ V и Наполеонъ, величайшiе святые, глубокiе мыслители, самые выдающiеся генiи и прекрасно организованныя общества. Тутъ очевидно настоящее коллективное безумiе, нѣчто въ родѣ манiи величiя, овладѣвшей не однимъ человѣкомъ, а цѣлымъ племенемъ, которому быстрые успѣхи ударили въ голову.

Во всякомъ случаѣ эти успѣхи не доставили евреямъ душевнаго счастья.

По мѣрѣ того, какъ ихъ мечта сбывалась, ихъ небольшой запасъ идеализма и религiознаго спиритуализма все уменьшался; по мѣрѣ того, какъ ихъ настоящая жизнь становилась все болѣе блестящей и широкой, ихъ понятiе о безконечномъ, познанiе будущей жизни все съуживалось, исчезало.

Ихъ романтическая надежда обладать мiромъ и безраздѣльно пользоваться тѣмъ, что основали, создали, произвели безчисленныя поколѣнiя христiанъ, сбылась несмотря на свою невѣроятность. При помощи всевозможныхъ [79] фантастическихъ объявленiй они выманили изъ кармановъ бѣдняковъ трогательныя, святыя сбереженiя, которыя старуха держала завернутыми въ бумажкѣ и съ улыбкой гордости показывала своему мужу, когда онъ боялся, что больше не будеть въ состоянiи работать. На эти деньги, награбленныя мошенниками у простодушныхъ, они купили историческiе замки, славныя жилища, въ которыхъ великiе люди былыхъ временъ отдыхали въ уединенiи, послуживъ своему отечеству. Выродки аристократiи унизились до того, что ходятъ любоваться баронскими коронами и сомнительными гербами, красующимися на конюшняхъ Ферьера или Борегара. Имъ стоило только кивнуть вожакамъ масонской демократiи, чтобы быть избранными въ министры пли депутаты, какъ Рейналь и Бишофсгеймъ.

И несмотря на все это они испытываютъ разочарованiе, “Какъ, только-то всего?” какъ будто говорятъ они.

Въ дорогихъ ложахъ, за которыя заплатили несчастные, доведенные ими до самоубiйства, на террассахъ, украденныхъ ими дворцовъ, эти торжествующiе, и все-таки не радостные, побѣдители не могуъ избавиться отъ осаждающихъ ихъ мрачныхъ мыслей, которыя приходили въ голову библейскому Шелемо на террассѣ его дворца или въ аллеяхъ его Этамскаго сада.

“Человѣкъ не имѣетъ никакого преимущества передъ животнымъ и у обоихъ конецъ одинъ и тотъ-же: они снова обращаются въ прахъ”.

“Живая собака лучше мертваго льва”.

“Наилучшее благо для человѣка — пить, ѣсть и наслалаждаться “.

Такъ говоритъ въ Екклезiастѣ Коэлетъ, вѣрный истолкователь садукейской морали (34).

Видѣнiе смерти, которая приближается большими шагами и послѣ которой ничего нѣтъ, гроба, вносимаго въ пышный домъ, гдѣ зеркала будутъ завѣшены цѣлую недѣлю, трупа, который вынесутъ уже полусгнившимъ, — набрасываетъ тѣнь на ихъ чело (35).

Дѣйствительно, хотя евреи и сохранили въ глубинѣ самихъ себя понятiе о Богѣ, хотя ихъ назначенiемъ [80] свыше было поддерживать и распространять эту вѣру въ мiрѣ, однако вѣра въ будущую жизнь у нихъ очень смутна и шатка, несмотря на то, что о ней упоминается въ погребальныхъ молитвахъ. У фарисеевъ были спиритуалистическiя стремленiя, но саддукеи были совершенными матерiалистами. Въ Пятикнижiи едва упоминается о безсмертiи души, и единственнымъ текстомъ, ясно говорящимъ о немъ въ Ветхомъ Завѣтѣ, является слѣдующiй стихъ Данiила: “многiе изъ тѣхъ, которые спятъ во прахѣ, проснутся, одни для вѣчной жизни, другiе для вѣчнаго стыда”.

Мишна запрещаетъ углубляться въ эти задачи, а Агадахъ приводитъ въ подтвержденiе этого запрещенiя исторiю четырехъ ученыхъ, которые отважились проникнуть “въ райское предвѣрiе”. Одинъ изъ нихъ умеръ, другой сошелъ съ ума, третiй сталъ отступникомъ, и только четвертый спасся, благодаря своему стойкому здравому смыслу.

Шарль де Ремюза вполнѣ основательно писалъ по этому поводу:

“Iудейство придерживающееся Моисеева закона, хранитъ молчанiе относительно будущей жизни или говоритъ о ней такъ рѣдко и темно, что почти осуществляетъ парадоксъ религiи, могущей обойтись безъ догмата, безъ котораго всякая религiя безполезна. Священный законодатель евреевъ какъ-бы ограничилъ этимъ мiромъ всѣ стремленiя народа Божiя”.

Легко угадать, что при этихъ условiяхъ горизонтъ евреевъ очень узокъ вcлѣдствiе того, что они лишены тѣхъ прекрасныхъ надеждъ, которыя составляютъ наше утѣшенiе и нашу радость (36).

Надо прибавить, что евреи, которымъ всегда извѣстно все, что происходитъ не только въ мiрѣ фактовъ, но и въ мiрѣ идей, живо заинтересованы антисемитическимъ движенiемъ, охватившимъ всю Европу. Нельзя себѣ представить, въ какую ярость ихъ привело появленiе въ Парижѣ маленькой газетки, очень смѣлой, очень современной и хорошо освѣдомленной относительно всѣхъ финансовыхъ темныхъ дѣлишекъ, называющейся “Анти-Семитической Газетой”; она всякiй разъ снова всплываетъ, когда думаютъ, что она уже совсѣмъ исчезла.[81]

Однимъ словомъ у евреевъ есть смутное сознанiе того, что ихъ ожидаетъ. Съ 1870 по 1879 г. они пережили перiодъ безумной гордости. “Какое счастье родиться въ подобную эпоху”! восклицалъ еврей Вольфъ въ National-Zeitung: “es ist eine Lust zu leben!” въ то время, какъ на берегахъ Шпре — Ласкеры, Блейхредеры, Ганземаны обирали миллiарды у пруссаковъ, опьяненныхъ побѣдою. Какое счастье! отвѣчала имъ изъ Францiи шайка космополитовъ, видя, что мѣста, деньги, отели, великолѣпные экипажи и лошади, охоты, ложи въ оперѣ все имъ принадлежитъ, а добрый народъ довольствуется какою-нибудь прочувствованною рѣчью о новыхъ формацiяхъ.

Теперь они немного спустили тонъ и чувствуютъ, что христiане всѣхъ странъ затѣваютъ что-то такое, что будетъ посильнее “Всемiрнаго Израильскаго Союза”.

Еврей отъ природы печаленъ. Разбогатѣвъ, онъ становится нахаленъ, не переставая быть мрачнымъ; у него даже дерзость угрюма: tristis arrogantia Тацитова Палладiя.

Ипохондрiя, являющаяся одною изъ формъ невроза, вотъ единственный даръ, принесенный ими Францiи, бывшей прежде такою игривой, рѣзвой, веселой здоровымъ весельемъ.

“Еврей мраченъ”, говоритъ Шефтебюри въ своихъ “Характеристикахъ”, великое слово, болѣе глубокое, чѣмъ кажется съ перваго взгляда.

Ошибочно мнѣнiе, что еврей веселится среди своихъ, даже ошибочно думать, что онъ ихъ любитъ. Христiане не поддерживаютъ, но любятъ другъ друга, имъ прiятно видѣться между собою. Евреи, напротивъ, поддерживаютъ своихъ до послѣдняго издыханiя, но не могутъ любить другъ друга; они сами въ себѣ возбуждаютъ ужасъ, и какъ только прекращаются дѣловыя отношенiя, они избѣгаютъ себѣ подобныхъ. Не болѣе удовольствiя доставляетъ имъ общество христiанъ; достаточно одного почтительнаго слова о Христѣ, чтобы они заболѣли; шутка надъ Iудою, которую они принимаютъ съ натянутымъ смѣхомъ, выводитъ ихъ изъ себя.

Собственно говоря, до сихъ поръ полно живаго значенiя изреченiе, написанное на воротахъ итальянскихъ гетто: [82]

“Ne populo regni coelestis ѣoeredi usus cum exѣoerede sit”. “Не подобаетъ народу, наслѣднику царствiя Божiя, имѣть общенiе съ тѣмъ, который лишенъ его”.

Порою на этихъ лицахъ мелькнетъ тонкая улыбка, при мысли о какой-нибудь хорошей штукѣ, продѣланной надъ христiаниномъ. Дѣйствительно, лисица есть аллегорическое животное еврея; “Месшаботъ Сшуалимъ”, басни о лисицѣ — первая книга, которую даютъ въ руки маленькому еврею. Сдѣлавшись большимъ, онъ находитъ удовольствiе въ томъ, чтобы подчеркивать шутку, сыгранную надъ арiйцемъ. Такъ напримѣръ Блейхредеръ организовалъ тунисскую экспедицiю, стоившую Францiи жизни ея сыновъ, кучу денегъ и союза съ Италiей, и еще издѣвается надъ свой жертвой, заставляя одного презрѣннаго министра произвести себя въ командора Почетнаго Легiона.

За этими приступами злобной радости слѣдуетъ иногда выраженiе наивности. Наивность у еврея? воскликнете вы. Вы шутите? Да, у него есть дѣтская сторона. Этотъ представитель цивилизацiи въ самомъ остромъ, утонченномъ ея проявленiи обладаетъ хитростью дикаря и вмѣстѣ съ тѣмъ его наивнымъ тщеславiемъ. Его ротъ иногда полуоткрывается отъ удовольствия передъ какимъ-нибудь торжествомъ мелкаго тщеславiя, подобно тому, какъ у африканскихъ дикарей глаза и зубы блестятъ отъ удовольствiя, когда они получатъ кусокъ стекла или лоскутъ яркой матерiи.

На похоронахъ Луи Блана я смотрѣлъ, какъ въ улицѣ Риволи устанавливались депутацiи, и съ невыразимымъ удовольствiемъ наблюдалъ, какъ всѣ эти субъекты съ грязными желтоватыми бородами важничали въ своихъ широкихъ синихъ франмасонскихъ лентахъ. На подлыхъ лицахъ этихъ людей сказывалось ребяческое удовольствiе отъ того, что они стоятъ здѣсь, напротивъ Тюльери, внушаютъ уваженiе блюстителямъ порядка, имѣютъ значенiе, играютъ роль въ почти оффицiальной церемонiи и носятъ костюмъ, который ихъ отличаетъ отъ всѣхъ прочихъ. И еврей гораздо чаще бываетъ таковмъ, чѣмъ думаютъ; когда онъ вамъ разсказываетъ, что получилъ какое-нибудь отличiе, какую-нибудь медаль за шоколадъ на выставкѣ, онъ пристально смотритъ на васъ, чтобы увидѣть, не смѣетесь-ли [83] вы надъ нимъ, что составляетъ его постоянное опасенiе; тогда его блѣдное безкровное лицо освѣщается лучемъ счастья, какъ часто бываетъ у дѣтей.

Единственное чувство, уцѣлѣвшее у этихъ развращенныхъ и пресыщенныхъ людей, это ненависть къ церкви, священникамъ и особенно монахамъ.

Сознаемся, что эта ненависть вполнѣ естественна; вотъ человѣкъ интеллигентный, рожденный въ богатствѣ, иногда носящiй громкое имя, не похожее на имена всѣхъ этихъ новоиспеченныхъ Герольштейнскихъ дворянъ, и онъ бросаетъ все, чтобы уподобиться бѣднѣйшему; развѣ это не есть отрицанiе, уничтоженiе всего того, чѣмъ гордится еврей? Обѣтъ бѣдности монаха кажется какъ-бы постоянной насмѣшкой надъ обѣтомъ богатства, котораго придерживается еврей.

Вотъ женщина, предпочитающая простое грубое платье, котораго не надѣла-бы и служанка, шелку и кружевамъ; не кажется-ли она, несмотря на кротость своего ангельскаго личика, живымъ и постояннымъ укоромъ еврею, который не можетъ купить цѣною всего своего золота то, чѣмъ обладаетъ эта нищая: вѣру, надежду, любовь къ ближнему. (37).

Къ смерти она равнодушна, и гробъ, будь онъ хоть простой деревянный, ее не страшитъ.

Симонъ, онъ-же Локруа, можетъ оскорблять монаховъ, требуя, чтобы ихъ прогоняли изъ келiй; Дрейфусъ можетъ предлагать нашимъ честнымъ республиканцамъ, чтобы у сестеръ милосердiя отнимали кусокъ хлѣба, поддерживающiй ихъ существованiе, — у нихъ все таки останется распятiе, которое онѣ носятъ на шеѣ; оно мѣдное, а жидовскiя баронессы любятъ только то, на чемъ есть проба.

Одинъ тотъ фактъ, что существуютъ эти возвышенныя добродѣтели, это равнодушiе ко всему матерiальному, это прекрасное самоотреченiе, встаетъ какъ тернiе изъ ложа грубаго сибарита еврея, который, владѣя вcѣмъ, чувствуетъ, что онъ безсиленъ надъ этими душами.

Объ этомъ состоянiи духа евреевъ мы встрѣчаемъ драгоцѣнныя свѣдѣнiя у Ренана. Его портретъ современнаго еврея въ “ Екклезiастѣ ” великолѣпенъ. Это дѣло рукъ художника, имѣющаго таинственную склонность [84] къ Iудѣ; онъ всегда кладетъ смягчающiй тонъ рядомъ съ слишкомъ рѣзкой истиной, затушевываетъ черту, могущую оскорбить и подчеркиваетъ эпитетъ, который можетъ понравиться. Онъ удивляется этому паразиту, “свободному отъ династическихъ предразсудковъ, умѣющему пользоваться обществомъ, которое не имъ создано, пожинать плоды съ поля, которое не онъ обработывалъ, вытѣснять преслѣдующаго его ротозѣя и дѣлаться необходимымъ глупцу, который имъ пренебрегаетъ”.

Повѣрите-ли вы, что только для него Хлодвигъ со своими франками наносилъ тяжеловѣсные удары мечемъ, для него династiя Капетинговъ вела свою тысячелѣтнюю политику, Филиппъ Августъ одержалъ побѣду при Бувинѣ, а Кондэ при Рокруа. Суета суетъ! О, какъ легко отвоевать себѣ всѣ радости жизни, объявивъ заранѣе что онѣ суетны! Мы всѣ знаемъ этого преданнаго земному мудреца, котораго никакая сверхестественная химера не собьетъ съ пути, который отдаетъ всѣ мечты о другомъ мiрѣ за одинъ часъ наслажденiя дѣйствительностью: онъ противъ злоупотребленiй, а между тѣмъ онъ совсѣмъ не демократъ, передъ властью послушенъ, и въ то же время гордъ, аристократъ по своей тонкой кожѣ, нервной впечатлительности, своему положенiю человека, отстранившаго отъ себя тяжелый трудъ, въ то же время, онъ буржуа по своему презрѣнiю къ воинской доблести и по сознанiю своего вѣкового униженiя, отъ котораго не спасаетъ его даже видимое изящество.

Онъ взволновалъ весь мiръ своею вѣрою въ царствiе Божiе, а самъ не вѣритъ ни во что кремѣ богатства, ибо богатство дѣйствительно не является его настоящею наградою. Онъ умѣетъ трудиться, умѣетъ и наслаждаться. Никакiе безумные рыцарскiе бредни не заставятъ его промѣнять его роскошное жилище на славу, добытую съ опасностью жизни; никакой стоическiй аскетизмъ не заставитъ его выпустить добычу ради призрака. Вся ставка жизни по его мнѣнiю — здѣсь на землѣ. Онъ достигъ совершенной мудрости: наслаждаться въ мiрѣ плодами своихъ трудовъ среди произведенiй утонченнаго искусства и воспоминанiй о наслажденiяхъ, исчерпанныхъ до дна. [85]

Поразительное подтвержденiе философiи суетности всего земного! Стоило-ли смущать мiръ, распять Бога на крестѣ, вынести всѣ мученiя, нѣсколько разъ обращать въ пепелъ свое отечество, надругаться надъ всѣм тиранами, ниспровергнуть всѣхъ идоловъ для того, чтобы подъ конецъ умереть отъ болѣзни спинного мозга въ роскошномъ отелѣ въ Елисейскихъ поляхъ, сожалѣя, что жизнь такъ коротка, а наслажденiе такъ мимолетно. Суета суетъ!

Нѣтъ, диллетантъ, не для того Хлодвигъ бился при Толбiакѣ и Филиппъ-Августъ при Бувинѣ, чтобы еврей умиралъ отъ болѣзни спинного мозга въ отелѣ въ Елисейскихъ поляхъ. Наши отцы жертвовали собою, умирали на поляхъ битвъ для того, чтобы была Францiя, какъ есть Англiя и Германiя, чтобы наши дѣти молились, какъ молились ихъ отцы, чтобы у нихъ была вѣра, которая-бы ихъ поддерживала въ жизни.

Впрочемъ вездѣ, во всѣхъ почти государствахъ, становится замѣтно анти-симетическое движенiе: “Всемiрный анти-семитическiй союзъ” основанъ, и “Всемiрный израильскiй союзъ” его не одолѣетъ.

Что до меня, то я не болѣе какъ провозвѣстникъ предстоящихъ событiй. Можетъ быть я умру оскорбленный, поруганный, непризнанный, прежде чѣмъ стану свидѣтелемъ ихъ. Что за бѣда, я исполню мой долгъ и завершу трудъ мой.

“Во всѣхъ дѣлахъ”, говоритъ Боссюэтъ, “есть то, что ихъ подготовляетъ, что побуждаетъ людей ихъ предпринять и то, что имъ даритъ успѣхъ. Истинная историческая наука состоитъ въ томъ, чтобы подмѣчать тайный распорядокъ, который подготовляетъ событiя и стеченiя обстоятельствъ, благодаря которымъ эти событiя совершаются”.

Дата добавления: 2015-08-02