Еврейская францiя очерк современной исторiи 2 страница

Между тѣмъ какъ арiйская раса являетъ безконечное разнообразiе организацiй и темпераментовъ, евреи всѣ похожи одинъ на другаго; у нихъ нѣтъ дарованiй, а есть только одна способность, примѣняющаяся ко всѣму, — прославленная практическая сметка, чудесный и неуловимый даръ, который есть и у политическаго дѣятеля и у маклера и оказываетъ имъ удивительныя услуги въ жизни.

Чтобы понять цивилизованнаго еврея, надо видѣть еврея первобытнаго. Пресбурскiй Шлосбергъ даетъ прекрасное понятiе о промежуточномъ состоянiи между отталкивающимъ галицiйскимъ и почти изящнымъ столичнымъ евреемъ.

Представьте себѣ, круто извивающуюся по склонамъ горы, пыльную бѣлую дорогу. Направо и налѣво лавчонки или низенькiе домишки, какъ на востокѣ, съ рѣшетками въ средневѣковомъ вкусѣ.

На улицѣ безпорядочно кишитъ семи или восьмитысячное еврейское населенiе среди всякаго тряпья, желѣзнаго лома, разрозненной мебели, кучи овощей и груды нечистотъ.

Тамъ вы увидите стариковъ, поражающихъ своимъ безобразiемъ, и рядомъ молодыхъ дѣвушекъ необыкновенной красоты, одѣтыхъ въ лохмотья; однако сюртукъ преобладаетъ у мужчинъ, у которыхъ связь съ современностью выражается высокими шляпами, а съ прошлымъ — босыми ногами, которыя составляютъ контрастъ съ головнымъ уборомъ.

Общiй видъ однако скорѣе возбуждаетъ представленiе о современной жизни, чѣмъ впечатленiе прошлаго. По правдѣ, сказать, такъ и кажется на каждомъ шагу, что встрѣчаешь знакомыя лица, и этотъ уголокъ гетто имѣетъ видъ маленькаго Парижа. Развѣ эти два проходимца съ пронырливыми физiономiями, которые возятся около старой декорацiи, не Дрейфусъ и Локруа? Еврей, развалившiйся на репсовомъ диванѣ, прямо на улицѣ, среди груды капусты, имѣетъ разительное сходство со Стерномъ, посѣтителемъ клуба улицы Рояль. Посмотрите на эту костлявую молодую дѣвушку босикомъ, прикрытую только грязной кофтой и юбкой до колѣнъ, — это Сара Бернаръ въ дѣтствѣ. Вотъ дѣвица Исаакъ уплетаетъ за обѣ щеки кочанъ кукурузы. Вглядитесь въ эту женщину, которая красуется на порогѣ своего дома; не напоминаетъ-ли она вамъ одну знаменитую баронесу, которая со своими дерзкими и глупыми ухватками болѣе похожа на зазнавшуюся гусынью, чѣмъ на Лагиду “съ грацiознымъ и гибкимъ движенiемъ лебединой шеи”, воспетую Готье. Одѣньте въ бархатъ, бриллiанты и приличную одежду всю эту толпу перекупщиковъ, старьевщиковъ и ростовщиковъ, и вы получите театральный залъ въ день перваго представленiя.

Сами они отлично понимаютъ свое положенiе и философски ожидаютъ прилива, который вынесетъ ихъ въ городъ къ счастью, къ почестямъ. Они не торопятся и не чувствуютъ себя несчастными.

Въ центрѣ этого квартала, полнаго лохмотьевъ, возвышается синагога въ восточномъ вкусѣ, въ своемъ родѣ чудо; ее охотно показываютъ иностранцу, иногда даже принимаютъ любознательнаго гоя за какого-нибудь прiѣзжаго собрата, желающаго уяснить себѣ положенiе запоздавшихъ братьевъ. Я далъ тамъ 20 крейцеровъ одной женщинѣ въ огромныхъ сапогахъ, которая во что-бы то ни стало хотѣла поцеловать мнѣ руку. “Не нужно, старушка, сказалъ я ей; я очень радъ, что доставилъ тебѣ удовольствiе. Твой сынъ навѣрно будетъ моимъ принципаломъ и я буду счастливъ, если мнѣ удастся заработать кусокъ хлѣба, наклеивая бандероли на его газету”.

Въ концѣ подъема вы очутитесь передъ замкомъ Шлосбергъ, гдѣ долго короновались венгерскiе короли и гдѣ жила Марiя-Терезiя. Какое поразительное зрѣлище являетъ этотъ замокъ, отъ котораго послѣ пожара остались однѣ стѣны; открытый всѣмъ вѣтрамъ, зiяющiй, но все еще величественный, онъ со странною отчетливостью выдѣляется на горизонтѣ. Внизу протекаетъ Дунай, не необузданный, какъ подъ Вѣной, а неподвижный, мрачный, какъ-бы уснувшiй, — пароходы съ трудомъ подымаются противъ теченiя. Налѣво островъ Ау, передъ вами песчаныя отмѣли, вдали большiе острова, называемые “Золотымъ Садомъ”.

Въ туманную погоду эти развалины царственнаго жилища носятъ на себѣ отпечатокъ глубокой грусти.

Феодальный мiръ съ его славою, героическими воспоминанiями, побѣдными торжествами разрушенъ, какъ и этотъ покинутый замокъ; новый мiръ копошится въ нѣсколькихъ шагахъ отъ васъ, въ этомъ еврейскомъ городишкѣ, откуда будутъ выходить миллiонеры, передъ которыми преклонится раболѣпное общество и ремесленники искусства, которыхъ будетъ превозносить со словъ рекламъ безсмысленная и глупая толпа до тѣхъ поръ, пока снова не воспрянетъ христiанскiй мiръ.

Дѣйствительно, не надо судить объ артистическомъ и литературномъ достоинствѣ евреевъ по всему тому, что они печатаютъ въ настоящее время. Они-бы охотно сказали обо всѣхъ своихъ ученыхъ то, что говорится о равинѣ Елiзарѣ въ “Раввинской Библiотекѣ” Бортолоччи: “Если-бы небосклонъ былъ изъ веленевой бумаги и вода морская обратилась въ чернила, то ихъ все-же недостало-бы, чтобы написать все то, что онъ знаетъ”. Совершенныя созданиiя искусства христiанъ оставляютъ въ тѣни, а все, что носитъ клеймо еврейства, превозносятъ и присуждаютъ почетное прозвище шоверъ самому дрянному писакѣ, если только онъ принадлежитъ къ братству.

Дѣло въ томъ, что еврей не способенъ подняться выше очень незначительнаго уровня. У семитовъ нѣтъ ни одного генiя, равнаго Данту, Шекспиру, Боссюэту, Виктору Гюго, Рафаэлю, Микель Анджело, Ньютону, н нельзя себѣ представить, что-бы таковой у нихъ нашелся. Генiальный человѣкъ, почти всегда не признанный и преслѣдуемый, есть существо возвышенное, дарующее человѣчеству нѣчто, а сущность еврея въ томъ, чтобы ничего не давать. Нѣтъ ничего удивительнаго, что они ограничиваются поверхностными талантами: ихъ Корнель-Адольфъ — д' Энерцъ, а ихъ Рафаэль — Вормсъ. (9)

Въ искусствѣ они не создали ни одного оригинальнаго, могучаго или трогательнаго образа, ни одного образцоваго произведенiя; они допускаютъ только то, что можно продать, создаютъ возвышенное только въ случаѣ необходимости, — ложно возвышенное разумѣется, — но предпочитаютъ низкое, позволяющее имъ обогащаться, льстя грубымъ инстинктамъ толпы и въ то-же время служить ихъ дѣлу, осмѣивая энтузiазмъ, религiозныя воспоминанiя, возвышенныя традицiи народовъ, на счетъ которыхъ они живутъ.

Если надо натравить ревущую ватагу съ уличной музыкой, капельмейстеръ Штраусъ подымаетъ свой смычекъ. Если нужно выставить въ смѣшномъ видѣ армiю въ ту минуту, какъ готовится ужасная война, Людовикъ Галеви сочиняетъ генерала Бумъ. Если нашимъ врагамъ выгодно поднять на смѣхъ все, что народъ уважаетъ: героизмъ, честную любовь, безсмертныя созданiя искусства, прусскiй агентъ Оффенбахъ тутъ какъ тутъ. Если считаютъ полезнымъ безчестить театръ Расина и Мольера, выставлять на подмосткахъ гильотину и на нашу, прежде славную сцену, выводить дѣйствующихъ лицъ, произносящихъ богохульства — Еврей Бузнахъ предлогаетъ свои услуги.

Если угодно, чтобы танцовальные вечера, гдѣ въ былые годы юношество прилично веселилось, обратились въ притоны разврата — на то есть еврей Марковскiй. Еврейка Симiя и Вольфъ расхваливаютъ эти пошлости и приводятъ съ собою людей изъ общества. (10)

Ударъ выходитъ двойной. Пока нѣмецкiе евреи творятъ всѣ эти подлости во Францiи, другiе евреи пишутъ въ Германiи: “вотъ до чего дошла Францiя, вотъ ея литература, вотъ что она производитъ”!

Когда-же предки этихъ людей молились вмѣстѣ съ нашими! Въ какомъ уголкѣ нашихъ деревень или городовъ ихъ семейныя могилы? Въ какихъ приходскихъ спискахъ встрѣтятся вамъ имена этихъ пришельцовъ, которые менѣе вѣка тому назадъ не имѣли права жить на той землѣ, откуда они хотятъ теперь согнать насъ? Чѣмъ они связаны съ традицiями нашей расы?

Такъ отвѣчаютъ настоящимъ нѣмцамъ, соотечественникамъ Гетэ и Шиллера. Тогда они вами говорятъ: “тѣмъ хуже для васъ; не надо было принимать этихъ людей; вы должны были предположить, что они приходятъ къ вамъ только для того, чтобы обезчестить васъ и изменить вамъ”.

Наравнѣ съ низкопробными театральными произведенiями евреямъ удаются живопись и музыка (опять-таки низшаго разбора); прiемы ихъ усваиваются тѣмъ легче, что, при современномъ пониженiи артистическаго уровня, формальная сторона исключительно беретъ верхъ надъ идейной.

Замѣтьте еще, что вы не насчитаете ни однаго великаго французскаго писателя, который-бы былъ евреемъ.

Еврей съ удивительною легкостью схватываетъ парижскiй жаргонъ. Гейне, Вольфъ, Галеви и многiя изъ ихъ нѣмецкихъ собратiй болѣе парижане, чѣмъ мы родившiеся въ Парижѣ. Дѣйствительно тутъ есть какой-то особый пошибъ, который еврей тотчасъ усваиваетъ, какъ только ему укажутъ, что всѣ эти хронники, оперетки, парижскiя издѣлiя могутъ имѣть выгодный сбыт. Кромѣ того въ дѣлѣ разрушенiя посредствомъ насмѣшки, которое французы одобряютъ съ идiотской улыбкой, — его воодушевляетъ ненависть ко всему прекрасному и славному въ нашемъ прошломъ.

Говорить по французски — другое дѣло. Чтобы говорить на какомъ-нибудь языкѣ, надо сперва умѣть думать на немъ; между выраженiемъ и мыслью существуетъ тѣсная связь. Невозможно натурализировать стиль какого-нибудь Левена или Рейнаха, какъ его особу: для этого надо отъ рожденья быть вспоеннымъ виномъ своей отчизны, выйти изъ ея почвы, тогда только вашъ слогъ будетъ отличатся нацiональнымъ колоритомъ, заимствованнымъ изъ общаго запаса чувствъ и идей.

Наиболѣе убѣдительнымъ примѣромъ служитъ Гамбетта, удивительную фразелогiю котораго мы далѣе будемъ имѣть случай оцѣнить.

Другiе, болѣе осторожные евреи, отчасти избѣгли этого смѣшного положенiя и создали свой собственный странный языкъ, который теперь въ ходу почти во всѣхъ газетахъ: въ безсмысленныхъ и безцвѣтныхъ перiодахъ разбавляется нѣсколько избитыхъ мыслей.

Отмѣчая это заполоненiе нашей лптературы, невольно припоминаешь разсказъ раввина Веньямина Тудельскаго, который, путешествуя по Грецiи въ среднiе вѣка, встрѣтилъ орды евреевъ, расположившiеся лагеремъ на Парнассѣ. Неправда-ли какой поразительный контрастъ? Грязныя толпы обрѣзанцевъ среди тѣхъ лавровыхъ деревьевъ, которыя видѣли въ лучшiя времена Эллады, какъ богъ съ серебрянымъ лукомъ, Сминтей Аполлонъ, руководилъ священнымъ хоромъ сестеръ музъ.

Эта неспособность усвоить себѣ самую сущность языка извѣстной страны распростряняется даже на выговорѣ. Еврей, такъ свободно говорящiй на всѣхъ нарѣчiяхъ, всегда сохраняетъ, какой-то неуловимый горловой акцентъ, который его тотчасъ выдаетъ внимательному наблюдателю. Ришаръ Андрэ констатировалъ этотъ фактъ въ своихъ “Интересныхъ наблюденiяхъ надъ еврейскимъ народомъ:” какъ-бы хорошо евреи не усваивали мѣстный языкъ, (такъ что впослѣдствiи считаютъ его за свой родной) имъ рѣдко удается говорить на немъ настолько правильно, чтобы ихъ нельзя было отличить отъ мѣстныхъ жителей. Даже у большинства образованныхъ евреевъ есть особый акцентъ, по которому ихъ можно узнать съ закрытыми глазами. Это племенное клеймо, встрѣчающееся у евреевъ всѣхъ нацiональностей. Рогэ (Первое пребыванiе въ Марокко) былъ пораженъ этимъ явленiемъ.

Евреи, пишетъ онъ, нигдѣ не могутъ вполнѣ изучить языкъ той стороны, въ которой они живутъ. Нѣмецкаго еврея можно тотчасъ узнать по его странному произношенiю: то-же можно замѣтить относительно евреевъ Сѣверной Африки. Еврея можно узнать среди сотни арабовъ, хотя онъ и не отличается отъ нихъ лицомъ и одеждою. Ничего нѣтъ забавнее еврея, говорящаго по арабски, или на языкѣ берберовъ.

Будучи не способенъ къ открытiямъ въ области искусства, семитъ мало изучаетъ и неизвѣданныя области науки. Всякое изслѣдованiе безконечнаго, всякое усилiе расширить границы земнаго мiра — положительно внѣ его природы. Онъ продаетъ очки и шлифуетъ оптическiя стекла, какъ Спиноза, но не открываетъ звѣздъ въ безконечномъ пространствѣ, какъ Леверье, не предчувствуетъ, какъ Колумбъ, что за горизонтомъ есть континентъ, не угадываетъ законовъ тяготѣнiя какъ Ньютонъ.

Теперь, когда евреи стали руководителями общественнаго мнѣнiя, когда они царятъ въ академiяхъ, благодаря низости христiанъ, они намъ разсказываютъ небылицы, будто они были хранителями науки въ среднiе вѣка и передали намъ открытiя арабовъ. Все это ложь: евреи прослыли за ученыхъ, пользуясь нѣкоторыми отрывками изъ книгъ Аристотеля, но какъ только былъ открытъ самый источникъ, то оказалось, что они ничего не создали сами.

Въ теченiе вѣковъ они пользовались монополiей занятiя медициной, которая облегчала имъ шпiонство, позволяя проникать всюду, а между тѣмъ они даже не подозрѣвали о кровообращенiи, Байль, который къ нимъ очень благосконенъ, и тотъ признаетъ, что они были въ тысячу разъ невѣжественнѣе своихъ современниковъ въ научномъ отношенiи; они думали, что небесный сводъ, rakiak, твердъ и испещрен отверстiями, черезъ которыя падаетъ дождь; считали кость Luz основою тѣла, куда сходятся всѣ сосуды; ее будто бы нельзя ни сломать, ни стереть; они формулировали аксiомы вродѣ слѣдующихъ: “немного вина съ хлѣбомъ, выпитаго натощакъ, предохраняетъ печень отъ 60 болѣзней,” или “если снится пѣтушiй гребень, это признакъ полнокровiя”.

Это не мѣшаетъ Дармештетеру, помощнику директора въ Школѣ Высшихъ Наукъ увѣрять насъ, “что сроднiе вѣка заимствовали въ гетто свою науку и философiю”.

Когда г. Дармештетеръ говоритъ намъ о “глухихъ и невидимыхъ дѣйствiяхъ евреевъ противъ церкви, о религiозной полемикѣ, которая незримо подтачиваетъ христiанство въ теченiе вѣковъ,” — пусть говоритъ въ добрый часъ. Но утверждать, что евреи оказали какую-либо услугу наукѣ, значитъ смѣяться надъ легковѣрiемъ тѣхъ христiанскихъ юношей, обученiе которыхъ Ферри поручилъ этому еврею.

Всѣ открытiя — великiя и малыя сдѣланы арiйцами: книгопечатанiе, порохъ, Америка, паръ, пневматическая машина, кровообращенiе, законы тяготѣнiя. Всѣ успѣхи явились слѣдствiемъ естественнаго развитiя христiанской цивилизацiи. Семитъ, будемъ повторять это неустанно, только эксплоатировалъ то, что было добыто генiемъ или трудомъ. Истинная эмблема еврея — та негодная птица, которая нахально садится въ гнѣздо, свитое другими.

Указавъ на главныя черты, присущiя почти всѣмъ семитамъ, разсмотримъ поближе расу и видъ.

Можно-бы было составить очень полный и любопытный очеркъ физiологiи еврея. Къ сожалѣнiю, данныхъ слишкомъ мало. Со своею обычною юркостью и дѣятельностiю евреи пробрались во всѣ антропологическiя общества, во всѣ ассоцiацiи, которыя даютъ право напечатать какое-либо званiе на визитной карточки; разъ попавъ туда, они все пускаютъ въ ходъ съ цѣлью помѣшать, чтобы ими не занимались слишкомъ усердно.

По этому главными признаками, по которымъ, можно узнать еврея, остаются: знаменитый носъ крючкомъ, моргающiе глаза, сжатые губы, торчащiе уши, квадратные ногти, слишкомъ длинное туловище, плоскiя ноги, круглыя колѣни, чрезвычайно выдающаяся щиколка, мягкая и какъ-бы тающая рука, рука ханжи и измѣнника. Часто одна рука у нихъ короче другой.

Достовѣрно, что различныя колѣна сохранили почти безъ измѣненiя черты, отличавшiя ихъ нѣкогда и упоминаемыя въ Библiи. Гамбетта, со своимъ огромнымъ горбатымъ носомъ, принадлежалъ къ колѣну Ефремову. Тоже Рейнахъ и Поржесъ, чѣмъ объясняется ихъ взаимная симпатiя. Черный и волосатый Камандо происходитъ ихъ племени Дана, Анри Аронъ, съ глазами испещренными красными жилками, навѣрно ведетъ свой родъ отъ Завулона. Бѣлая и тонкая Калла изъ племени Iудова. Локруа, со своей юркой головкой, происходитъ отъ Ассира. Безчисленныя Леви, несмотря на видимыя различiя, принадлежатъ всѣ къ племени того-же имени. Племена чуютъ, узнаютъ другъ друга, сближаются между собою, но, при современномъ зачаточномъ состоянiи науки о наслѣдственности, невозможно формулировать никакого опредѣленнаго правила.

Кромѣ этихъ, еще недостаточно выясненныхъ, отличiй между колѣнами, надо различать у еврея два совершенно различныхъ типа: южнаго и сѣвернаго, португальскаго и нѣмецкаго еврея.

Евреи португальскаго толка увѣряютъ, что поселились въ Португалiи съ незапамятныхъ временъ; они съ отвращенiемъ отвергаютъ всякую солидарность съ богоубiйцами и увѣряютъ даже, будто толедскiе евреи написали тогда своимъ iерусалимскимъ братьямъ съ цѣлью удержать ихъ отъ такого великаго грѣха. Многiе историки, между прочимъ еврей Эмманулъ Абоабъ въ своей “Номологiи”, допускаютъ подлинность этого посланiя, въ которомъ глава синагоги Леви и толедскiе евреи Самуилъ и Iосифъ обращаются къ первосвященнику Елеазару, къ мудрымъ людямъ Самуилу Кануту, Аннѣ и Каiафѣ, евреямъ св. земли. Гретцъ, напротивъ, объявляетъ, что всѣ эти утвержденiя ложны; но надо замѣтить, что онъ нѣмецъ, слѣдовательно враждебно настроенъ противъ португальцевъ.

[27]

Какъ быто ни было, разница между обѣими разновидностями евреевъ очень велика.

Согрѣтый горячимъ солнцемъ, южный еврей иногда бываетъ красивъ собой; въ немъ не рѣдкость встрѣтить арабскiй типъ, сохранившiйся почти во всей своей чистотѣ. Иные съ ихъ бархатными ласкающими, однако всегда не много лживыми, глазами и черными какъ смоль волосами напоминаютъ вамъ какихъ нибудь приближенныхъ мавританскихъ королей, или даже кастильскихъ гидальго; но при этомъ ихъ руки должны оставаться въ перчаткахъ, а не то жадное и низкое племя тотчасъ выдаетъ себя крючковыми пальцами, всегда движимыми страстью къ наживѣ, всегда сжимающимися для добычи.

У нѣмецкаго еврея нѣтъ ничего подобнаго. Его гнойные глаза почти не глядятъ, цвѣтъ лица желтоватый, волосы — цвѣта рыбьяго клея, борода почти всегда неопредѣленнаго рыжеватаго оттѣнка, а иногда черная, но непрiятнаго зеленоватаго цвѣта, напоминающаго выцвѣтшiй сюртукъ. Это типъ прежняго торговца людьми, мелкаго ростовщика, подозрительнаго кабатчика. Я уже сказалъ, что фортуна, прикасаясь къ нимъ своею палочкой, вовсе не мѣняетъ ихъ. Когда мимо васъ проѣзжаютъ извѣстныя всему Парижу личности, которыхъ чистокровные рысаки мчатъ въ Булонскiй лѣсъ въ ландо, украшенныхъ баронскимъ гербомъ, вамъ такъ и кажется, что вы гдѣ-то встрѣчали эти лица у старьевщиковъ и мелочныхъ разносчиковъ.

Нѣмецкихъ евреевъ описалъ ихъ единовѣрецъ, принадлежащiй къ значительной и уважаемой въ еврействѣ семьѣ, г. Серфберъ-Медельсгеймъ.

Нѣмецкiй еврей, говорить онъ, въ нравственномъ отношенiи тщеславенъ, невѣжественъ, стяжателенъ, неблагодаренъ, подлъ, нпзкопоклоненъ и наглъ; по наружности онъ грязенъ, оборванъ и покрытъ чесоткою. Еврейки любятъ повелѣвать и злословить; онѣ довѣрчивы, сварливы н нерѣдко нарушаютъ супружескую вѣрность (Евреи, ихъ исторiя и нравы).

Затѣмъ авторъ направляетъ противъ раввиновъ обвиненiя, которыхъ мы не станемъ воспроизводить, ибо никогда христiанскiй писатель не нападаетъ на священнослужителей, къ какой-бы религiи они ни принадлежали: онъ предоставляетъ это сотрудникамъ еврейской прессы.

Среди нѣмецкихъ евреевъ знатоки отличаютъ еще одну разновидность: польскаго еврея съ толстымъ носомъ и курчавыми волосами (11).

Южный еврей примѣшиваетъ къ своимъ финансовымъ предпрiятiямъ хоть каплю поэзiи; онъ отнимаетъ у васъ кошелекъ — того требуетъ племя — но въ силу соображенiй, не лишенныхъ извѣстной возвышенности. Подобно Миресу, Мильо и Перейрѣ онъ водитъ знакомство съ учеными, издаетъ газету, въ которой иногда пишутъ по французски, ищетъ общества литераторовъ н считаетъ за честь видѣть ихъ за своимъ столомъ; иногда, если писатель дастъ ему заработать тысячъ сто франковъ, онъ, пожалуй, положитъ ему 500 фр. подъ салфетку.

У сѣвернаго еврея нѣтъ даже коммерческаго генiя; это тотъ-же прежнiй обрѣазыватель дукатовъ, о которомъ во Франкфуртѣ говорили что онъ надъ золотыми совершаетъ обрядъ обрѣзанiя. Его южный собратъ движется, волнуется, изворачивается, онъ-же не трогается съ мѣста; неподвижно и какъ-бы уснувъ, онъ выжидаетъ минуту за своей рѣшеткой, обезцѣниваетъ бумаги, какъ прежде обезцѣнивалъ монеты, обогащается, а между тѣмъ ничего не производитъ. Первый — веселая скачущая блоха, второй — цѣпкая скользкая вошь, живущая безъ движенiя насчетъ человѣческаго тѣла.

Южный семитъ еще вѣруетъ, помнитъ тѣ дни, когда онъ молился въ своей палаткѣ при лучахъ восходящаго солнца, и онъ сравнительно вѣротерпимѣе. Сѣверный-же еврей ненавидитъ Христа, рисуетъ непристойныя каррикатуры.

А между тѣмъ южные евреи гораздо больше страдали, чѣмъ сѣверные, но ихъ меньше презирали. Мученичество возвысило потомковъ жертвъ, а привычка жить среди всеобщихъ оскорбленiй унизила сыновъ сѣверныхъ евреевъ.

Смотрите, однако, не ошибитесь: наиболее сильный, настоящiй еврей — это сѣверный. Перейра, поэтъ и артистъ до извѣстной степени, напрасно старался бороться съ Ротшильдомъ; онъ принужденъ былъ отказаться отъ поединка, изъ котораго вышелъ съ [29] большимъ урономъ. Еврейская пресса и банкъ взяли Гамбетту подъ свое покровительство и прославили маленькаго секретаря Кремье великимъ человѣкомъ только потому, что, несмотря на свое итальянское имя, онъ былъ еврей нѣмецкаго происхожденiя.

По естественной логикѣ, временное торжество еврея должно воплотиться въ настоящемъ евреѣ, который больше пресмыкался и былъ отверженъ, въ ущербъ еврею уже очищенному, цивилизованному.

Собственно говоря, не слѣдуетъ придавать особаго значенiя этимъ подраздѣленiямъ. Португальцы и нѣмцы “Ашкеназимъ и Сефардимъ ” какъ говорятъ въ Iерусалимѣ, всѣ, если не считать мимолетныхъ разногласiй, держатся тѣсно сплотившись противъ гоя, чужого, христiанина.

Притомъ религiозный вопросъ играетъ здѣсь второстепенную роль наряду съ племеннымъ вопросомъ, который занимаетъ первое мѣсто. Даже въ тѣхъ, которые отступили отъ iудейства два или три поколѣнiя тому назадъ, еврей сумѣетъ отыскать своихъ, распознаетъ по извѣстнымъ признакамъ, есть-ли въ ихъ жилахъ хоть капля еврейской крови; порой даже, что очень хорошо, онъ щадитъ врага, потому что призналъ въ немъ брата, сбившагося съ истиннаго пути.

Въ “Данiелѣ Деронда,” этомъ великолѣпномъ очеркѣ iудейства, ради котораго еврей Lewes заставилъ свою подругу Дж. Эллiотъ, величайшую романистку Англiи послѣ Диккенса, прочесть двѣсти или триста томовъ историческихъ сочиненiй, эта черта замѣчательно освѣщена.

Ни у одного французскаго романиста не хватило-бы силъ написать книгу такой глубины: тутъ все современное iудейство съ его тайными дѣянiями, бродяжническими нравами, въ лицѣ пѣвицы Алькаризи, съ его постоянными заговорами, соцiалистской пропагандой, олицетворенной въ Мордохаѣ, а надъ всѣмъ этимъ — горячая вѣра въ призванiе расы.

Во всѣ концы вселенной, отъ Америки до Абиссинiи, израиль отправляетъ пословъ, чтобы отыскивать остатки затерявшихся колѣнъ, изъ которыхъ колѣно Гада и Iуды исчезли окончательно, между тѣмъ какъ другiя имѣютъ лишь немногихъ представителей. [30] Ихъ ищутъ съ весьма понятнымъ нетерпѣнiемъ, ибо пока они будутъ разсѣяны, семья будетъ неполна, и нечего думать о возстановленiи храма, несмотря на вcю готовность свободныхъ каменьщиковъ.

Ради этихъ поисковъ еврей Веньяминъ, родившiйся въ Молдавiи, въ Фольшерахъ, и умершiй въ Лондонѣ въ 1864 г., въ теченiе долгихъ лѣтъ путешествовалъ по Египту, Сирiи, Курдистану, Персiи. Его прозвали Веньяминомъ II въ память Веньямина Тудельскаго, знаменитаго путешественника ХII в. Раввинъ Мордохей думаетъ, что видѣлъ ихъ въ Сахарѣ, но это еще не выяснено. Другой еврей, г. Винеръ, профессоръ въ лицеѣ Бонапарта, отправился ихъ разыскивать въ Южную Америку, и фонды министерства народнаго просвѣщенiя идутъ на расходы миссiй, преслѣдующихъ эту патрiотическую цѣль. Осчастлививъ евреевъ Алжира и Туниса, мы теперь занимаемся марокскими и китайскими евреями.

Никто изъ парижанъ еще не забылъ перваго представленiя “Жены Клода”, единственной пьесы Дюма, которую удалось совсѣмъ провалить. “Слишкомъ рано, слишкомъ рано!” бормотали евреи, приведенные въ восторгъ и въ то-же время испуганные дерзкою исповѣдью Данiеля, котораго Дюма заставилъ говорить, какъ Калiостро, предсказывающаго будущее (12).

Альфонсъ де Ротшильдъ, который никогда не блисталъ храбростью, струсилъ и вообразилъ, что его засадятъ и потребуютъ отдачи тѣхъ трехъ или четырехъ миллiардовъ, которые онъ у насъ позаимствовалъ. Увы! у Францiи на то уши, чтобы не слышать, и Дюма могъ говорить что угодно, въ полной увѣренности, что его не поймутъ.

О существованiи китайскихъ евреевъ извѣстно лишь съ XIII вѣка.

Первыя свѣдѣнiя о нихъ сообщены iезуитомъ о. Риччи, первымъ и величайшимъ миссiонеромъ своего ордена въ Китаѣ.

Израильтяне появились въ Китаѣ въ царствованiе династiи Каръ (т. е. по крайней мѣрѣ 2000 лѣтъ тому назадъ), въ количествѣ 70 семействъ или группъ, носящихъ одно и то-же имя. Число ихъ повидимому [31] уменьшилось, можетъ быть оттого, что многiе изъ нихъ приняли мусульманство нѣсколько вѣковъ тому назадъ.

Сперва израильтяне заняли нѣсколько городовъ, между прочимъ Пекинъ. Теперь ихъ можно встретить только въ Каи-Фу.

Китайскiе израильтяне питаютъ особое уваженiе къ книгѣ Эсфирь, которую они называютъ Jpetѣa mama (великая мать). Ихъ свитки Торы написаны безъ запятыхъ и точекъ подъ тѣмъ предлогомъ, что Богъ такъ скоро говорилъ заповѣди Моисею, что тотъ не успѣвалъ разставлять знаковъ препинанiя.

Изо всѣхъ этихъ разсѣянныхъ сыновъ израиля наиболѣе интересны — Феллахи.

Они обитають, говоритъ Iосифъ Галеви въ отчетѣ о своей абиссинской миссiи, въ провинцiяхъ Ширэ, Адубо, Асегедiэ, на сѣверѣ: цвѣтъ лица у нихъ смуглъ, но не черенъ, они носятъ или еврейскiя имена, произносимыя на абиссинский ладъ, или случайныя имена, по обычаю древнихъ евреевъ и племѣни Кезъ. По ихъ увѣренiю, они потомки еврейскихъ пословъ, составлявшихъ почетную свиту Македы, знаменитой царицы Савской и ея сына Менелика, отцомъ котораго былъ Соломонъ.

Абиссинскiе евреи постоянно говорятъ о Iерусалимѣ и сильно разсчитываютъ на возстановленiе еврейской нацiональности.

Но оставимъ этихъ далекихъ евреевъ и возратимся къ нашимъ европейскимъ.

Евреи по происхожденiю, не соблюдающiе обрядовъ подобно Дерондѣ, почти такъ-же многочисленны, какъ и настоящiе. Если нѣтъ переодѣтыхъ iезуитовъ, за то есть, если можно такъ выразиться, переодѣтые евреи. Дизраэли, бывшiй знатокомъ этого дѣла, неоднократно прекрасно изображалъ ихъ съ ихъ таинственною работаю на пользу общаго дѣла.

Кто не помнитъ этого отрывка изъ “Конингсби” или “Новаго поколѣнiя”.

“Хитрая и таинственная дипломатiя, причиняющая столько хлопотъ западной Европѣ, организована и удачно ведется по преимуществу евреями. Подготовляющаяся въ настоящее время въ Германiи грозная революцiя, которая въ сущности будетъ только второй, [32] болѣе важной реформацiей, — въ Англiи о ней еще почти не подозрѣваютъ, — развивается исключительно подъ руководствомъ евреевъ, захватившихъ въ свои руки профессуру въ Германiи. Неандеръ, основатель спиритуалистическаго христiанства и королевскiй профессоръ богословiя въ берлинскомъ университетѣ — еврей. Бенари, не менѣе знаменитый доцентъ того-же университета — еврей. Вель, профессоръ арабскаго языка въ Гейдельбергѣ — еврей... И вообще, что касается нѣмецкихъ профессоровъ, происходящихъ изъ этого племени, то имя имъ легiонъ. Въ одномъ Берлинѣ, я думаю, иѣъ болѣе десяти”.

“Нѣсколько лѣтъ тому назадъ крупныя денежныя дѣла заставили меня отправиться въ Испанiю.”

“Получивъ аудiенцiю у испанскаго министра, сеньора Мендизабеля, я очутился лицомъ къ лицу съ аррагонскимъ евреемъ. По полученiи надлежащихъ разъясненiй въ Мадридѣ, я прямо отправился въ Парижъ, чтобы посовѣтоваться съ президентомъ совѣта французскихъ министровъ. Онъ оказался сыномъ французскаго еврея, героемъ, маршаломъ имперiи”.

“А Сультъ — еврей”?

“Да, такъ-же какъ и другiе французскiе маршалы и даже знаменитые: напр. Массена, котораго настоящее имя было Манассе. Но возвратимся къ моему разсказу. Слѣдствiемъ нашихъ совѣщанiй было то, что понадобилось прибѣгнуть къ одной изъ сѣверныхъ державъ, въ качествѣ посредницы при полюбовной сдѣлкѣ”.

Дата добавления: 2015-08-02