Народные средства против еврейского засилия 10 страница

Социально-вредные свойства иудеев можно наблюдать, и в других направлениях, когда, напр., в случае какого-нибудь скандального дела слабейшая, но правая сторона, терпит поражение, или вообще когда защищают дурное дело. Входить в большие подробности об этом, как было сделано в первых изданиях этой книги, бесполезно и отныне совершенно излишне; ибо материала накопляется все больше, и все в этом роде скандалы уже вынесены, так сказать, на улицу. Даже вездесущая иудейская пресса не могла помешать тому, чтобы кое-какие известия о полнейшей беззастенчивости евреев не проникли в широчайшие круги общества. Поэтому я опускаю здесь всякого рода частности. Впрочем, сведения сюда относящиеся можно почерпать из иудейской прессы. Раз попался где-либо Иуда, она начинает кричать во всю глотку. Солидарность между иудеями простирается так же далеко, как и их общий гешефт. Иудей знает, что люди его племени всюду заняты одним и тем же делом. Иудею все вещи должны приносить выгоду, все равно, хороши они или дурны. Но как дурные дела всего прибыльнее, то он живет ими, где только находит их. Служение дурным делам - дело более прибыльное, чем служение истинной справедливости. Этим объясняется множество происшествий, которые ежедневно повторяются в прессе и в обычных житейских делах. Всякий может наблюдать это. По этой причине мне так опротивело чтение газет; ибо кто читает газетные известия, зная, каковы внутренние побуждения прессы и те отношения, которые она искажает, должен с отвращением отвернуться от этого ожидовления истины.

И в моих собственных делах, особенно же по случаю борьбы, которая связана была с удалением меня из берлинского университета, я мог ясно видеть, как многие еврейские медики, бывшие вместе и литераторами, взяв сторону профессоров, клеветали на меня и позорили меня, особенно же пытались уронить меня в глазах публики выдумкою мании величия и мании преследования. Некоторые из этих бойцов попались таким гнусным образом, что я тотчас же гласно покончил с ними, хотя иудейские листки, в которых они писали, и покровительствовали им отказом принять всякое опровержение. В сочинениях "Роберт Майер, Галилей 19-го столетия" (1880; 2-я часть 1895) и "Дело, жизнь и враги" (1882) я ближе осветил эти и другие штучки, приведя и имена, а также привел кое-какие факты о некоторых газетах, выделяющихся особою преданностью иудеям. Но здесь достаточно будет, если мы противообщественные качества иудеев из сферы внутренней политики переведем туда, где уже начинается дело дрянных частных услуг. Среди швейцарцев, уходящих за пределы отечества, поступает в наем в тесном, смысле слова только часть, идет ли речь о правительственных интересах или об интересах партий, следовательно, наприм., о событиях в парламентах, или же об управлении домами умалишенных и о врачебных диагнозах, которые авторитетно гарантировали бы семьям достоверность утверждаемого ими мнения о душевной болезни. И в той и другой области, и в законодательстве и в управлении, и в публичной и в частной жизни, бывают услуги, которые не легко квалифицировать. Таких услужливых чужеземцев, приходят ли они с Альп или нет, можно бы было назвать наемными швейцарцами. Однако, как уже сказано, из числа настоящих швейцарцев может быть речь только о некоторой части; но нельзя сказать того же об иудеях; ибо наемные швейцарцы далеко не могут конкурировать с ними ни числом, ни родом, ни широтою арены действия. Говорить о наемных иудеях было бы некстати. Иудей есть то, что он есть, без всяких добавлений. Он разыгрывает всякие роли и делает всякие гешефты, приносящие ему выгоду, - этим сказано все, и это верно не только в мелочах, но и в делах большой политики.

4. Всюду, где национальная политика страны приходит в упадок, там тотчас же выскакивают жиды, стремясь захватить в свои руки решительное влияние на все дела страны. Лучшие примеры представляют Франция и Англия. Мировой престиж обеих этих западных держав упал. Во Франции это был быстрый поворот, благодаря которому ее временное бессилие стало всем очевидно. В Англии зло подкрадывалось потихоньку, и оно постепенно ослабляло относительное могущество государства. Бестолковая торгашеская политика доказала ее неспособность в новое время к достойному действию. Но характерно, как выше было упомянуто, что и в той и в другой стране неоднократно жиды достигали первенствующего положения. Во Франции при помощи Кремье и других членов иудейского союза, под фирмой оппортунистской полудемократии, вытянут был на буксире из простого еврейского адвоката в адвокаты отечества г. Гамбетта. Под фирмой национальной обороны, во время осады Парижа, он в еще незавоеванных частях Франции в прямом смысле слова поставил на сцену свою иудейскую склонность к политике. В военном деле он поступал так, как будто дело шло о какой-нибудь рекламе. Он словно на театральной сцене страшно нашумел импровизированными солдатами и пушками, а иудейская пресса воспела ему хвалебный гимн, как будто этому новому Моисею с его иудейским жезлом стоило только поднять крик, чтобы армии тотчас очистили страну. Но Франции за эту декоративную оборону и это театральничанье пришлось поплатиться и человеческими жизнями и деньгами. Но как влиятельны во Франции еврейство и еврейская пресса, видно из того, что как раз те самые, кем это национальное фиаско было усилено и подписано, те самые, несмотря на все это, - правда, сначала за кулисами, - сделались правителями Франции. Так, Гамбетта сделался главным режиссером республиканской комедии, которая была издевательством над серьезною свободою и украла национальное достоинство, подменив его фразами. Оппортунизм или, другими словами, политика случайностей по соображениям выгоды есть как раз то самое, что по вкусу беспринципному иудейству. Этим оппортунизмом, который оценивает благоприятный момент по личной прибыльности политического гешефта, Гамбетта распоряжался так ловко, что этого итальянского жида, разыгрывавшего из себя французского патриота, можно было раскусить не иначе, как рассматривая его просто как гешефтмахера. Поддержка со стороны интернационального еврейского союза в Париже при этом заведывании политическими делами Франции была несомненна; уже правительство Луи, т. е. Наполеон III, было сильно связано с жидами, особенно, в финансах с евреем Перейрой! Но и позднее, даже по смерти Гамбетты, главную роль играло сначала тайное, а потом нагло открытое жидовское управление Францией, которую жиды и обирали; а к концу века оно вылилось в форму министерства, в котором занимал место кровный иудей и окровавленный палач коммуны Галлифе об руку с одним иудейским марксистским социалистом. Но характерным для этого положения является не только это иудейское министерство, но и одолевший его национализм, также с сильною примесью иудейства. Например, и архишовинист Дерулед, разыгрывавший роль главы националистов, - ничто иное, как вытащенный Гамбеттою иудейский ублюдок, доказавший еще раз расовую неспособность евреев к сносным политическим концепциям своею игрою с пустою программою плебисцита, которая клонилась к деспотизму президента, т. е. его же самого.

Что касается Англии, то во главе ее первым министром неоднократно появлялся господин, одно имя которого несомненным образом свидетельствовало о его иудейском происхождении. Этот господин, по имени "От Израиля", не только управлял английским казначейством, но правил и Англией в качестве ее премьера. Предки его приняли в новое время прозвище "От Израиля", или D'Israeli, и носили его, чтобы всем было видно, что это - дети Израиля. Но он, под конец, будучи уже английским премьером, предпочел это слишком характерное прозвище переменить на лорда Биконсфильда. Но дело от этого не изменилось. Что касается самого этого господина и его политических вкусов, то на первых порах он толкнулся к радикалам, несколько раз менял свои политические убеждения и, наконец, открыл свою лавочку в лагере ториев. Лицо иудейского племени главою ториев, - вернейший признак, что английская аристократия пала еще ниже, чем остальное английское общество! Чистокровный иудей в качестве вождя чистокровных лордов и всей английской знати, - лучшего доказательства, что в делах британских неблагополучно, и быть не может. В самом деле, этот господин фон-Израели, - если произносить его имя не по-полуеврейски, а прямо по-немецки, - хотел вести внешнюю политику Англии по принципам частного финансового предприятия. Он сделал попытку путем акционерных предприятий потихоньку забрать в свою кассу целые страны, причем обнаружил унаследованную от предков любовь к древней родине иудеев, к Египту. Его праотцы любили золото и серебро египтян; он же захотел еще превзойти Моисея и прикарманить самих египтян. Эти гешефты на английский счет кое-кто, пожалуй, мог бы счесть за успех; но если всмотреться ближе, то нельзя не признать, что романист Дизраели, с апострофом или без оного, всюду, где он от иудейского романа переходил к действительности политики других народов, играл лишь второстепенную роль подражателя. Торгашеские гешефты этого политика, может быть, объясняются унаследованным гением расы; но когда впоследствии он пустился разыгрывать политику военного престижа, то он всегда оказывался неловким, да притом, и неудачным подражателем того, что ему импонировало на континенте. В этом пункте он поступал как и все иудеи, которые с самых ранних пор своей истории приучены к преклонению пред авторитетом, всюду нуждаются в авторитете и, вследствие врожденной неспособности к критическому отношению к делу, всегда находятся под влиянием ближайшего, что у них на глазах. Натурально, все подражания, в которые пускался господин "От Израиля", на манер всех господ "От Израиля", выходили у него крайне плохими, как и подобает его племени. Несмотря на то, именно этот Дизраели, что очень комично, слыл, как писатель, выразителем духовного превосходства иудеев.

Его романы, это - нарочитое славословие иудейской расы и, вместе с тем, унижение других народов. Свое иудейское племя он возвеличивает как единственный из всех народов, который удостоен был беседы с Господом Богом, давшим ему закон. Иудеи, это - прирожденные аристократы. Напротив того, северо-германцы называются у него потомками пиратов, вероятно, для того, чтобы эти, якобы, морские разбойники не смели колоть глаза иудеям, называя их врожденными и священными ворами. Но эта реплика фальшива; разбойничье сословие, это - национальные вырожденцы, но не национальность. Господин "От Израиля" - английский премьер! Это - признак прогрессирующей испорченности, которая в конце века превзошла даже французскую панаму и в войне с боэрами ясно всему свету показала алчную английскую наглость, которая теперь может поспорить с глупою наглостью евреев.

Но немцам не следовало бы забывать свои древние леса, где они сумели справиться с римлянами и держать в повиновении Синай и иудейскую кровь. У них слишком достаточно, врожденной политики действия, а политика иудеев всегда состояла в одном, - в рекламе в пользу своих людей. Как ни была иудейская кровь издавна неспособна в политике, тем не менее пошлый эгоизм ей понятен, и она умеет иудейские интересы ставить выше всякой партийности. Служба различным партиям у людей этого племени имеет одну цель - расширение их влияния, и служит формою, под которою господство иудейства может всюду проникать и всюду свивать себе гнездо. Само собою разумеется, неизбежные при этом столкновения между дорогими братьями представляют часто в высшей степени комическое зрелище. Иудей прежде всего, и опять-таки иудей в отношении к иудеям, - таков плод этой разорванности и расколов в племенной мозаике, и это есть прямое следствие той социальной и политической негодности, которая вылилась в форму пожирания других народов и в рассеянии собственного племени.

Остаток столетия, протекший после вышеочерченного фигурантства Дизраели и Гамбетты, давал все более и более яркие подтверждения тому, какова физиономия политической негодности иудеев, и не только в тех странах, о которых шла речь, но и всюду, где бы то ни было. Итог, отныне всякому видимый, который останется в силе и навсегда, состоит в том, что иудеи социально и политически портят все, куда бы им ни удалось проползти. Нет ни одной партии, в которую они не внесли бы порчи или, по крайней мере, не испортили бы еще больше, чем и без того было. Под личиною христианства, т. е. как крещеные евреи, они втерлись к ториям и вообще к консерваторам, и даже к клерикалам всех стран. У либералов, радикалов, социалистов и анархистов это идет, натурально, без перемены религии, а часто и при сохранении какой угодно связи с соответственным союзом. Они вносят порчу даже в антисемитизм, и именно в антисемитизм реакционерно-политический, при посредстве мещанцев, которые проникли туда как орудия засильников и втерлись в партию в качестве ее вождей. Так как вообще нет ни одной области в жизни, из которой иудей не старался бы извлечь для себя пользу, то и в социальном и в политическом движении нет ни одного уголка, где бы он не пытался свить себе гнездо. Таким образом, ему на руку всякий союз, если только он может устроить в нем себе какие-нибудь гешефты или хоть поважничать. Если же чрез его пальцы будут проходить деньги, то цель союза может быть какая угодно - ему все равно, о цели союза он не спрашивает, а только о средствах и о выгодах, какого бы рода последние ни были. При всех обстоятельствах он достигнет, непременно, одного: во все каналы пущено будет иудейское влияние и из всех труб хоть что-нибудь да будет высосано. Таким-то образом идет дело и в мелочах и в больших делах, в частных и в публичных, в низшей и в высшей политике, в парламенте и в камарильях. Всякий иудей преследует только ближайшие выгоды, и сообразно этому втирается во всякие союзы, как бы разнообразны они ни были.

Также портит он и национализм, потому что является здесь крикуном и все дело обращает в шарлатанскую игру, причем кроме всего этого старательнейшим образом, под видом, якобы, чистки, загаживает и оскверняет немецкий язык, коверкая его на свой лад. Эта порча языка, наприм., в Австрии и особенно в Германии есть главным образом дело мещанцев. Во Франции они вмешиваются в политику, прикидываясь французскими националистами, а с другой стороны уже давно, своею жадностью и шарлатанством, практически и теоретически, загадили и испортили не только либеральную и радикальную партии, но и социализм. Выражение иудейский либерал у нас в большом ходу; выражение иудейские социалисты уже готово войти в общее употребление. Но самое дело, как и во Франции, переходит в их руки; ибо, именно, крайние партии или направления, каковы - социал-демократия и анархизм, у нас не только насквозь ожидовлены, но в два последних десятилетия полнейшим образом сделались орудиями в руках жидов. Этим и объясняется также всюду господствующая расшатанность в сфере политики, и здесь снова подтверждается добытое нами общее положение, что с начала и до конца истории, благодаря иудеям, политика не могла быть и не была чем-либо иным, как отсутствием политики и изменою всем лучшим побуждениям. Всего менее, конечно, встретишь здесь действительно здравого, да и то бывает всегда не вполне здраво. Но гнилью, и особенно социальною и политическою гнилью, иудейский элемент всегда был очень богат, так что восход иудейского солнца на политическом горизонте неизменно, означает упадок и порчу народов и обществ, которые не смогли оградить себя от этой заразы.

ГЛАВА V

Народные средства против еврейского засилья

1. На заре нового столетия уже неуместно особенно распространяться о каких-нибудь второстепенных, годных на некоторое время, средствах, или даже просто о паллиативах в отпоре злу, наносимому народам евреями. Что касается меня лично, то, - судя по опытам последнего десятилетия и особенно судя по всему, что выяснилось в последние два года истекшего столетия, - во мне вне всякого сомнения твердо укрепилось убеждение, что еврейскую национальность нельзя обезвредить ближайшими простыми ограничениями, и что единственно удовлетворительный ответ на еврейский вопрос может состоять только в устранении всего рассматриваемого типа. Если в первых изданиях этой книги, под влиянием весьма ненадежных усмотрений, и рекомендовались кое-какие полумеры, то теперь, судя по всему, что доселе принес нам опыт, это было бы совсем неуместно. Миру нужно решительным образом разделаться с еврейским народом; то, что сделано в этом направлении в тысячелетия протекшей всемирной истории, не особенно важно, и именно составляет лишь незначительную долю того, что еще остается сделать. Народы и народ имеют крайне недостаточные представления о тех средствах, посредством которых можно бы было порешить с еврейскими традициями, телесными и духовными. Даже значительные представители своего рода критики еврейства, при всех своих заслугах, даже не затронули главного нерва в этом деле и смотрели на задачу довольно легкомысленно.

Как бы то ни было, на первом месте нужно упомянуть о Вольтере, которого суждение иудеи, уж конечно, не могут отклонить под тем предлогом, что этот великий писатель, мысливший, разумеется, несравненно свободнее ограниченного театрального критика Лессинга, [который] находился под влиянием религиозных предрассудков. Притом, суждение его вовсе не было какою-нибудь случайно слетевшею с его уст насмешкою, напротив, свое полное, всюду в его сочинениях встречаемое презрение к иудейскому племени и свой взгляд на его будущее он сжато высказывает в серьезном труде по всемирной истории. Это было его сочинение о нравах и о духе народов; здесь, в главе 104-й, он в высшей степени метко выразился об иудеях. Их ожидает, думает он, та же судьба как и цыган. Когда общество будет совершеннее н народы будут сами заниматься своею торговлею, то жидам уже нельзя будет жить от нашей беспечности. Более богатые, представляет он себе, бросят всякие предрассудки. Вообще же, смешавшись с другими народами, иудеи должны исчезнуть, а самый низший слой их, подобно цыганам, образует один класс с ворами.

"Образует один класс с ворами" - вот слова великого просветителя ХVIII века об иудейском народе; и эти слова, что-то, не очень напоминают собою лессинговское просвещенное заступничество за иудеев. Впрочем, Вольтер показал себя знатоком ожидовления и его последствий уже в одном из своих самых ранних произведений, задолго до того, как познакомился с берлинскими иудеями и с одним из них даже вел процесс, а именно - в своей истории Карла ХII. Изображая в этом произведении состояние Польши, об ужасающем количестве жидов, сосущих страну, он прямо выражается в таком смысле, что если это размножение жидов будет там и впредь идти в такой же прогрессии, то в конце концов останется одно - выгнать их из страны. Вольтер был универсальный гений, и не только в делах просвещения, но и по познаниям и по способностям во сто раз превосходил этого раздутого жидами Лессинга. Но и он еще недостаточно ясно прозревал, что все дело в том, чтобы расквитаться с расою как таковою, и слишком понадеялся, что раз отпадут предрассудки у богатых, то слой этот будет поглощен остальным обществом. Тем не менее, ему должно быть зачтено в большую заслугу, что хотя он и слишком высоко переоценивал значение просвещения умов в отношении религии, он все-таки ясно усматривал необходимость того, чтобы иудейская раса со всем своим влиянием каким бы то ни было способом устранена была из области жизни современных народов.[9]

Но и в современной Франции, притом между людьми самыми свободомыслящими и самыми независимыми из числа политических писателей, нет недостатка в таких, которые как нельзя лучше понимают, что такое жиды. Выдающимся примером является Рошфор, который в своем романе "Развращенные" ("Les Deprave", Женева, 1875) довольно наглядно показал, какую роль играли жиды в развращении французского, общества. В этой, в истинном смысле слова нравоописательной, книге мужа, который, своим энергичным стилем среди господства эпигонов показал, что французская проза и ныне еще кое-что значит, - в этом изображении интриги частного лица, доведенной до крайней степени преступности и развращенности, душою всякого мошенничества, какое только ставится на сцену и эксплуатируется, является иудей и его семья. Этот иудей - элемент вполне сознательный, находит себе удовольствие в собственной подлости и в разжигании у других дрянных поползновений к эксплуатации всяких случайностей и отношений, выискивая для этого элементы простодушные, обогащается и с успехом втирается в высшие деловые сферы против их воли. Таким образом автор затрагивает тип современного иудея, пожалуй, лучше, чем Шекспир затронул современного ему иудея в своем Шейлоке, с которым у первого, в сущности, есть только одна общая черта, именно племенная жестокость и упрямство. Это - крутой представитель и эксплуататор испорченности, крутой своею нечеловеческою жестокостью, с какою проявляет он свою враждебность к лучшим элементам человеческого рода. Это - в высшей степени антигуманная фигура, и в этом пункте Рошфор, своим изображением современных ему нравов, коснулся истины ничуть не меньше, чем и Вольтер своим суммарным историческим суждением.

Рошфор относился к евреям еще враждебнее, чем Вольтер. С того времени, как мною впервые написано было о нем все вышесказанное, все яснее и яснее обнаруживалось то положение, какое занимал он в смысле возбуждения французов против Германии. Если его, так сказать, феодальное происхождение сделало из него в некотором роде французского патриота, который не хочет знать или не понимает прежней несправедливости Франции по отношению к Германии, то нечего удивляться тому, что этот радикал в политике, каковым он был бесспорно, придерживался традиций дуэли, унаследованных им от своих предков. Такие обстоятельства отнюдь не обесценивают его изображения свойств евреев, а к чему-либо, что хватало бы дальше этого, в роде того, напр., что мы находим у Вольтера, сколько мне известно, до 1898 г. он не пришел. С этого же времени, видимо под давлением обстоятельств и практических необходимостей антисемитизма, он пошел дальше, и в своем журнале "Intrasigeant" прямо и некоторым образом систематически, пылко и энергично, пошел в атаку на иудейскую расу однако в этом отношении ни к какой собственно политической программе не пришел.

По примеру Германии и во Франции началось, как бы по долгу службы, так называемое антисемитическое, движение, но в сущности приняло также реакционную окраску, и хотя сервировано было с большим шумом, оказалось еще ограниченнее. Как там, так и здесь оно видимо и не раз попадало в руки потомков иудеев. Христианские аллюры и, не скажу фанатическое, но - где было нужно - прикрытое маскою иезуитства, отправление чего-то такого, что у них называется религией, все это может в довольно широких рамках разыгрываться во Франции под прикрытием католицизма или, по крайней мере, легкомысленно раздуваться. При этом, главными раздувалами были литераторы-попы с кое-какою примесью иудейской крови, но останавливаться на этом значило бы придавать этому виду слишком большое значение и вводить в заблуждение публику значительностью подобных фигурантов, каковой они на деле не имели.

В противоположность таким обскурантистским бумагомарателям, не мешает еще раз обратиться к великому не одною своею насмешкою Вольтеру. Он презирал евреев как античных, так и современных, не только от всего сердца, но и всеми силами ума. Поэтому, чтоб освежить голову от всего этого туманного и полусемитического, обманного и половинчатого, антисемитизма, приведем одно серьезное и сильное место из Вольтера. Оно находится у него в ряду статей, которые он собрал под названием Философского Словаря, при этом, - что придает ему еще большее значение, - как раз в статье о терпимости. Здесь он совершенно серьезно говорит, что народ иудейский, во многих отношениях, есть гнуснейший из всех гнусных народов, когда-либо осквернявших землю. Буквально, Вольтер говорит там: "C'еst а regret que je раrle des Juifs; cette nation еst, а bien des egards, la рlus detestable qui ait jamais souqille la terre".

Как ни сильно это выражение, все же оно имеет лишь теоретическое значение суммарной характеристики. Практическим же в Вольтеровских суждениях было единственно случайное, упомянутое выше, указание касательно могущей встретиться необходимости изгнания их из Польши. Но нечто подобное есть опять-таки не более как рефлекс всегда имеющихся налицо и самостоятельно растущих возбуждений народного чувства, которое как в новые века, так и в средневековье думало, что оно кое-чего достигнет, добившись изгнания иудеев по религии из какой-нибудь местности, или из какой-либо области. Но при этом никогда не руководились ясным сознанием того, что единственно уместною точкою зрения был бы расовый характер и соответствующий разбойничий тип, да кроме того, никогда не принималось в соображение, что простые перемены места действия, где жиды будут развивать свою деятельность, отнюдь не есть пресечение этой деятельности и что думать нужно о всем человеческом роде на всей поверхности земли, который нигде не желает, чтобы его беспокоили вредные стороны иудейской национальности.

2. Вместо того чтобы останавливаться дольше на этих, впрочем совершенно верных, ареrsus, в которых значительные беллетристы, как, напр., и консервативный русской писатель Гоголь, не смотря на то, что слишком напичкан был библией, иногда передавал черты иудейского существа как бы с фотографическою верностью, - вместо этого будем лучше держаться более свежих проявлений народного чувства, которые, конечно, народ не всегда умеет предъявлять вполне закономерно. И вышеприведенные излияния Вольтера, или чисто беллетристические картины Рошфора оставались преимущественно в области как бы просто снимков, а также и в созерцании и в мышлении отчасти вовсе не реагировали или, по крайней мере, реагировали не на главную вещь, отчасти, относительно, так слабо - и так безуспешно, что вообще вовсе не вели ни к каким практическим последствиям. Иначе чем подобные умники должен относиться к делу настоящий мыслитель, вполне серьезно смотрящий на свою задачу, который и должен вылущить приемлемое ядро прямо из натуры народа и из ее, хотя бы и грубых, проявлений. Хотя таким образом ему раскроется только грубейшая сторона; еврейского вопроса, зато позиция, на которой он при этом будет стоять, будет и глубже, и основательнее, и тверже.

Народу, как и человеку природы, нет надобности спроса еще освободиться от дурно примененной терпимости лжепросвещенного пошиба, там где у иудеев очевидна более чем чистая нетерпимость. Они празднуют праздники Гамана, на которых из всех уст слышатся пароли "Бей до смерти Гамана", т. е. устраняй с дороги все, чего не хотят терпеть евреи. Но особенно сюда относится вопрос о тайных актах так называемого иудейского служения Богу внутри или вне синагогального ритуала. Возмутительнейшие этого рода явления, которыми, с восьмидесятых годов, снова встревожена культура новых народов, суть так называемые ритуальные или, лучше сказать, "для угождения Богу" убийства индивидуумов неиудейской народности, при чем из убитых, в буквальном смысла слова, выпускалась кровь. Факты подтверждают, что дело обстоит именно так; ибо подлежащие трупы найдены были с выпущенною кровью. Если подобные мерзости, может быть, и, трудно встретить в кругах с высшим образованием, то кое-что в этом роде, но в миниатюре, констатировано даже прусскими судами. Если бы напр. дело шло даже лишь о капельке крови оставленного в живых мальчика, и даже из той части тела, которую иудеи у себя обрезывают, и если бы даже прикосновенный к делу бреславльский кандидат в раввины, в конце концов, в позднейшей инстанции, и признан был бы невменяемым, а именно в отношении к этим манипуляциям был бы объявлен действующим под влиянием религиозного безумия, то и такая в глазах иудеев спасительная квалификация все-таки не могла бы, поколебать подозрений немца, и особенно мыслителя. Все эти убийства ради выпускания крови, в роде упомянутого преступления в миниатюре, конечно, в некоторой мере, суть акты безумия на религиозной почве. Но колоссальность бесчеловечия, допущением, что это - пережиток древности, ничуть не умаляется напротив того, во всех подобных постыдных деяниях и обычаях таится, как ядро действительности, лишь прикрытая суеверием и определеннее оформленная исконная злоба, следовательно искони врожденный зловольный инстинкт. Эти деяния и обычаи должно объявить символическими проявлениями настроения, враждебного другим народам, если вообще хотят дать им более глубокое объяснение.

Подобные позорящие человечество преступления не должно также смешивать с простыми приношениями людей в жертву богам, как они встречаются в первобытных состояниях различных народов; ибо при этом речь шла о всеми допускаемых убийствах, были ли это захваченные в плен враги, или люди своего народа, убиваемые в силу дурных обычаев. Но в рассматриваемых еврейских штучках перед нами род коварных нападений или захватов, и речь идет о практике производимых, так сказать, по всем правилам искусства умерщвлений индивидуумов неиудейского, так сказать, народа, приютившего у себя евреев. Так как все эти гнусные дела совершаются, само собою разумеется, в глубочайшей тайне настоящими дьяволами в человеческом образе, то осязательная проверка конечной цели и смысла, связываемого ими с их преступными деяниями, несколько затруднительна, тем более что полиции и юстиции доселе еще не удалось выследить этих дел сколько-нибудь удовлетворительным образом. Однако, допущение, что выпущенная таким образом кровь запекается в хлебе и употребляется евреями в пищу, - допущение это, если держаться истории суеверия, всего ближе к истине. Как ни омерзительно, для лучших и не совсем грубых натур, хоть на мгновение представить себе картину таких бесчеловечных жестокостей, и соприкосновением с ними хоть на минуту загрязнить себе воображение, но всемирно-исторически признанная моральная грязь евреев так изобильна и колоссальна, что, изучая дела еврейского народа, несмотря ни на какие предохранительные меры, нельзя избежать того, чтобы не осквернить себе мыслей.

Дата добавления: 2015-08-02