Народные средства против еврейского засилия 9 страница

Чтожекасается вышеупомянутой, мнимо-реформаторской роли искусства, то, во всяком случае, искусства и беллетристическая литература могли бы кое в чем помочь разжидовлению и более свободной формовке народного существа в лучшем роде, если бы только они не были даже и ныне так хилы и зависимы; в особенности же, зависимы от жидовства. Напротив того, наука в собственном смысле слова, в силу своих более прочных качеств, есть нечто более путное; но и она принижена, и не только потому, что она так и этак служила бы на пользу иудейства, а вообще благодаря лжеученому и рабьему отношению своих оплачиваемых ремесленников и комедиантов, которые, из тщеславия, играют в ней кое-какую роль. Таким образом, выродилось даже естествознание, и даже в своих отвлеченнейших и точнейших областях, как в математике, обратилось в какую то бездарно-наглую жидовскую девку. Поэтому, разделка с иудеями должна прежде еще сделать решительные успехи на почве социальной и политической, прежде чем можно будет смело двинуть вперед силы второго и третьего порядка, именно ученость, изящную литературу и искусства. Всего менее способен на это народец остряков, который, особенно теперь, больше умеет заимствовать себе форму и содержание от других, нежели создавать и оформливать. Он не только не может образовать материала, но, сам он есть мягкий материал, на котором можно печатать что угодно. Его функция начинается тогда, когда дело где-нибудь в ином месте уже покончено, и уже известно, за кем следовать. Потому то социалитарная и политическая сторона иудейского вопроса на практике прежде всего решает дело. Это уже и потому так, что иудейство исключительно имеет в виду материальные интересы. Это грубое и низменное материальное направление еврейства служит также и главным основанием неспособности иудеев проявить себя творчески в науке и в искусствах. Им от природы отказано в той свободной и бескорыстной деятельности духа, которая одна только и ведет к чистой истине и красоте. Величайшие исследователи и величайшие художественные натуры были такими только потому, что их образ мыслей был выше пошлых интересов, и даже эта возвышенность в большинстве случаев, простиралась до равнодушие к тому, что обыкновенно называют житейским счастьем. Иудей же, уже в силу своих племенных задатков, представляет нечто прямо противоположное. У него нет никаких высших научных и художественных способностей; а если бы они у него и были, то в силу своего низменного материализма он не развивал бы их творчески; ибо для этого нужна в своем роде бескорыстная энергия, которой у него совсем нет, и даже не понятна ему и в других. Потому то к остальным иудейским свойствам нужно прибавить еще отсутствие творческих сил в науке, в литературе и в искусстве. Немножко таланта, который, однако, далеко не то, что творческий гений, - вот и все, что в виде исключения можно еще встретить у некоторых иудеев. Но почти всегда и этот талант прежде всего есть талант присвоения и гандлеванья духовными завоеваниями других. Иудей, по большей части, эксплуатирует чужое духовное добро так же как и добро материальное. Как в сфере материальных благ он не склонен к творческой работе, так и в сфере духовных благ он неспособен ни к чему неподдельному и позитивному. Это факт всемирно-исторический, и данным до сих пор обзором хорошо освещается. Но сюда присоединяется еще худшая дрянность, социальная и политическая негодность их, которая, не допуская более тонкого духовного общения с иудеями, вносит еще одну неприятность, состоящую в том, что народы не могут приходить в общение с ними на равных правах и в меру равноправной взаимности, не нанося этим себе вреда.

8. До сих пор мы высказали только отрицание всякой способности у иудеев, к науке и к искусству, но высказали еще слабо. Переходя к практическим недостаткам, а, соответственно этому, и к положительно вредным свойствам иудейской национальности, мы находим весьма уместным кратко указать на несомненные наклонности к помешательству и к соответственной националистической или, выражаясь по-модному, к иудейски-шовинистической мании величия. Подобно тому как, согласно нашим исследованиям и соображениям, бывают некоторого рода извращения в половой сфере, последнее и глубочайшее основание которых заложено в половых склонностях и в устройстве половых органов всякого животного, хотя они ясно выступают только при известных обстоятельствах и в ярко квалифицированных случаях, так точно нужно допустить и согласиться, что есть и своего рода расовые и племенные помешательства, если желательно всюду правильно оценивать и основательнее, чем доселе было, объяснять факты состояний народа и народов. Правда, слово помешательство звучит резко, и в значительных индивидуальных случаях совершено иной области, нежели та, которую мы имеем здесь в виду (именно, при характеристике математиков), во избежание резкости и, как мы тогда думали, поступая более соответственным образом, мы употребили слово "извращение духа". С тех пор наглость рассматриваемого вида более совершенной паранойи научила нас, что всюду с этою проблемою лучше всего можно справиться, если, не слишком разбираясь в ранговых различиях, сразу откажемся без всякой нужды стеснять себя ложною традицией, и без всяких ограничений или без всякого эвфемизма будем называть вещи их именами, хотя бы на обычном житейском языке эти имена звучали бы даже и очень язвительно.

По отношению к иудейскому народу было бы совершенно некстати должной формы вежливость в критике доводит до такой степени, чтобы, так сказать, сверхприличие переходило в неправду или даже хоть какой-нибудь элемент истины высказывался недостаточно резко. Глупая наглость этой расы требует, напротив, чтобы скорее пересолили, чем недосолили. Нечего также бояться к уже познанной и признанной национальной мании величия прибавить еще признание значительной наличности расового помешательства. Лжи, обмана и фантастики - сколько угодно даже и у лучших семитических племен; но только у шутовского и лицемерного иудейского народа сюда присоединяется и настоящее коллективное умопомрачение специально национального фасона, которое явственно заявляло о себе, с самого начала, в соответственной специфически духовной сфере, именно в кое-каких продуктах и нелогичных обрывках редкостного экстаза и пророчества. Дело только в том, чтобы все это подвести под единственно здесь приличествующую категорию сумасшествия, и таким образом иудейские вещи рассматривать не à la Spinoza, т. е. не sub specie аеternitatis, но в свете диагноза умопомрачений. В этом, весьма хорошо просвещающем, свете и теоретическое и практическое у этого божественного народа является все вылитым как бы из одного слитка. Грубый эгоизм и боговдохновенная суетность, как это всюду аналогично соответствует фактам всяческих умопомрачений и психиатрического или, лучше сказать, психопатического схода с рельсов, - все эти крайности материального и духовного эгоизма не могли иметь последствием ничего иного, кроме известного бреда величия, то в форме филистерского скудоумия и слабосилия, то в форме всемирно-исторически раздутых припадков бешенства и преступности. Соответственное этому умоисступлению освещение связи общего эгоизма с сопринадлежной манией величия и мученичества здесь неуместно, ибо, по нашему мнению, все это - задача, к которой едва только приступили, за исключением одного обстоятельства, но и его можно считать исчерпанным только в первых своих элементах. Но из-за иудеев мы не можем, не портя нашей книги или нашего изложения, ввести сюда, нарушая последовательность изложения, еще особую дополнительную главу о связи между умопомрачающею степенью эгоизма и манией величия и мученичества, а также между различными видами преступности. Но мы хорошо сделаем, не только в отношении к предшествующему но и во всем последующем, если, держась современности, будем помнить, что по отношению к иудейскому племени очень часто приходится иметь дело не просто с обыкновенною ограниченностью и с обыкновенными недостатками, но с элементами настоящей, технически так называемой племенной паранойи, простирающейся даже в деловые спекуляции. Именно, если и иудеи в своих торговых расчетах большею частью стараются заставить других нести ответственность за все свои промахи и оплачивать все свои ошибки, так что и в этом пункте иудейский эгоизм нелегко идет не в такт себе, скорее, остается верен себе и своему прекрасному принципу, - то во всем арранжементе целей и средств обнаруживает часто такую фантастическую спутанность, что приходится только удивляться, как остальные народы до сих пор как будто не видят этого.

Если греков, для краткости, можно назвать народом софистов, то в подобном же смысле и с таким же правом евреев можно назвать народом банкротов, и все та же причина, в силу которой они подвержены умопомрачению, видимо, играет при этом всемирно-историческую роль. Банкроты, как нация, связанная в государственный союз, банкроты по духу со своими универсально теократическими стремлениями, исторические плоды которых доселе все более и более подпадают гниению, и им остается испытать еще последнее, социальное банкротство, среди народов, и телесное и духовное, чтобы окончательно погибнуть. На вопрос о том, как это совершится, дадут некоторые указания и перспективы наши следующие главы.

Но при всех предстоящих исследованиях было бы хорошо держать в уме двоякую роль, которая связана и должна быть связана с деятельностью эгоистично расчетливого и в высшей степени бессовестного помешательства. Вред, - в духовной ли сфере, или в материальной, - наносимый другим народам каким-либо сумасбродным экземпляром народов, всегда бывает двоякого рода, совершенно так же, как это бывает между отдельными людьми и внутри социальных групп. А именно, если у ограбляемого и ограбляющего субъекта во всех интеллектуальных и моральных приемах будет в распоряжении хоть сколько-нибудь животного эгоистичного ума, чтобы всегда и всеми средствами обеспечивать себе личные выгоды, то фиаско какого бы то ни было предприятия, материального или духовного, не кончается только тем, что наносится ущерб непосредственно этому параноэтичному сумасброду, а напротив того, разореньем других оно приносит и своего рода пользу. То, что злостные банкроты припрятывают для себя, в конце концов, и именно коллективно, действует как усиление денежного могущества их племени, и тем больше, чем больше разорение, причиненное обманутым жертвам и среди других народных элементов. Не только то, что приобретает, все равно - как, одно лицо, но и то, что оно заставляет терять других, определяет своею абсолютною силою и свою относительную силу. Итак, не только то, что иудеи похищают у других и присваивают себе, но и то, что они фантастическими ли сумасбродствами или моральным помешательством, причиняют такими потерями, которым соответствует не собственная их выгода, а лишь всеобщее и всестороннее разоренье, - все это посредственно ведет к их выгоде, ибо оно повышает, их относительную силу, т. е. повышает засилье их накраденного богатства. Экономическое слабосилие других, которое они поддерживают неудачами и надувательством, делается таким образом элементом собственной их силы, так как добываемое ростовщичеством богатство может дать больше в такой среде, куда, так сказать, сумасшедшее и надувательское хозяйничанье внесло разоренье, нежели в такой среде, которая хотя и ограбляется, но сама не привлечена к положительному участию в разоряющих предприятиях.

Аналогично этому обстоит дело и в духовной области, и здесь, к сожалению, оно получило всемирно-историческое значение, в сравнении с которым значение материальной области, т. е. экономических нарушений есть не больше, как мелочь, по крайней мере с высокой точки зрения, на которой стоит наше исследование. Историческое распространение разуму противных вещей, гандель септическими идеями других народов, который все такие, вместе и разлагающие и сумасбродные духовные товары с иудейскими этикетками и, для лучшего сбыта, под чужими флагами пускал в обращение между людьми, а под конец выдавал как общенародную потребность, - этот гандель, возникший еще в Палестине и отсюда чрез посредство всякой расовой помеси и расовой порчи греческого и римского мира распространял целые тысячелетия свой обман, даже этот духовный товар потомству этих исконных торгашей доставил двоякого рода выгоды, поскольку их самих,хотя бы просто в силу их ограниченности, этими инфекциями и ими же распространяемыми сумасбродствами нисколько не затрагивал, а другим народам давал в волю наглотаться этого яда, который в собственном сумасшедшем доме иудейства мало-помалу изготовлялся и выделялся. Таким путем возникло перемещение интеллектуальных сил, никоим образом не соответствующее естественным задаткам, а основывающееся единственно на искусственных пертурбациях, которым подпадали именно более грубые, но и более свежие народности по своей неопытности и легковерию. Но эта, руководившая нас в наших исследованиях основная мысль разрешает и кое-какие практические загадки, если только систематически привести ее в связь со всеми ее материальными и политическими последствиями и эту связь всегда сохранять. Наши рациональные и исторические анализы потому и последовательны, что в них мы никогда вполне не отделяем этих двух сторон расовых и народных вопросов - тонко-духовной и грубо-материальной.

ГЛАВА IV

Негодность в политическом и социальном отношениях

1. Ядро всего лучшего в политической и сносного в социальной сфере лежит в действительном праве. В государствах, основанных на насилии, всего этого - немного. Но и этого немногого в истории евреев нет, истинного правового чувства и сколько-нибудь сносных, отношений человека к человеку с самого начала не было у них и следов. Террористическая теократия, навязанная им с Синая с громом и молнией, в конце концов кое-как связала этих номадов в государство, но не помешала ни продолжению их шатаний между другими народами, ни тому, чтобы это жреческое государство, испытав внутреннее разложение и всякие ужасы, не подпало сначала еще злейшей испорченности, а затем и римскому мечу.

После банкротства своего государства иудеи только и могли что скитаться, рассеявшись паразитами среди других народов, действуя на них антигуманно разлагающим образом. После длинной этого рода истории торговли в разнос, в новейшее время и особенно во второй половине 19-го столетия исторически набухшая злоба этих кусак к другим народам, которые приютили их у себя, выражалась у них еще и в том, что они среди них сеяли социальную классовую ненависть. За это в последнее время они пожали усиленную расовую ненависть и отменнейший антигебраизм. Они пытались эксплуатировать революцию, но только себе же нагадили. Они проникли и в законодательство, марая его, и чему не вполне могли научить воспоминания из их первобытной истории, то выяснилось в непосредственнейшей современности.

О пагубном влиянии, какое всегда оказывали иудеи всюду, где они хоть немножко прибирали к рукам политику и законодательство, я уже в первой главе привел несколько важных образчиков из нашей истории последнего времени. Теперь эти и другие образчики нужно свести к причинам всего этого дела и проследить их в свете политических и социальных дефектов иудейского племени. Из множества примеров укажу на один, именно на деспотизм адвокатов, который воплощен в юстиции Германской империи, в сущности домогательствами иудейских адвокатов и иных иудейских законодателей. До 1879 г. в Пруссии еще царил, в сущности, иной режим, который еще не знал этой полной опеки публики адвокатами. Вообще, то лучшее состояние и те правовые основоположения, которые еще вытекали из духа реформ Фридриха II, были совершенно иного сорта, чем это новейшее законодательство с его бесконтрольною властью неколлегиального судейства, с его поверхностным судоговорением, не обеспеченным точным ведением протоколов, с его излишнею формальностью, половинчатыми приговорами, несвоевременными исполнениями и всякими, но только не натуральными и не рациональными порядками, которые ведут к тому, что весь порядок судопроизводства идет прямо запутанным и в себе неоднородным машинным ходом. Все это - как раз во вкусе избранного народа; без внутренней последовательности и без, всякого стиля, я разумею, без архитектурного стиля целостного характера, здесь всюду - трещины и прорехи. Это - мозаика из всякого рода камешков, и на деле дети Моисея - главные виновники этого дела. Не только в рейхстаге, но и всюду суются к нам эти современные подражатели синайского законодателя. Но это призвание иудеев годится только иудеям, а не другим народам. Да оно ни к чему и не ведет, если не прибегать к грому и молнии, чтобы немножко припугнуть избранный народ с его похотями. Где жиды позволяют себе ввязываться в законодательство других, народов, там они в сущности заботятся только о себе самих и о желательных им монополиях, но обнаруживают при этом такие же свойства, как и в науке, в искусстве и в литературе. И здесь все, что они производят, так же бесформенно отрывочно, бессвязно, беспорядочно и непоследовательно. Если в чем последовательны они, так это - в собственных выгодах. На все остальное они не обращают никакого внимания. Но всего больше страдает натуральный здравый смысл и чувство справедливости, о каких бы слоях населения ни шла речь. Фридрих II Прусский хотел бы лучше вполне упразднить адвокатуру; но вместо этого, столетие спустя по его смерти, устранены были сами тяжущиеся стороны, а адвокаты в действительности сделались их бесконтрольными представителями. Гласность судопроизводства не обеспечивает при таких обстоятельствах никакой выгоды, а приносит только вред. Шаблонное судоговорение адвокатов не дает никакого непосредственного впечатления о том, каково положение дела и, за исключением кое-каких формальностей, недоступно закреплению путем записи. Таким образом, как вел тяжбу адвокат, стороне навсегда остается неизвестно, если только она не сопутствует лично адвокату, а это ей и нелегко сделать, а при процессах с иностранными государствами обыкновенно и невозможно. Кроме того, при новой таксе, которую можно бы было назвать иудейскою таксою, наем адвокатов просто разорителен. Но они даже этою высокою таксой и ничуть не связаны, но чисто по-иудейски могут заломить и еще больше, и если их требования не будут удовлетворены, могут и совсем отказаться вести дело. А так как адвокатское сословие кишит жидами, то избранный народ скоро и совсем заберет в руки всю адвокатуру и сделает себе и из нее монополию. Кстати заметить, и судейская юстиция вздорожала прямо несоразмерно и стала недоступна. Очевидно, еврейские законодатели позаботились и о том, чтобы любезную их сердцу адвокатскую таксу взвинтить до известной высоты, но так, чтобы в сравнении с собственно судебными пошлинами она не казалась чрезмерно высокою. Но кунстштюк этот не удался. Публика сумела уже оценить, во что обходится ей новая иудейская юстиция. Дорого и гнило - таков, несмотря на некоторое сделанное впоследствии понижение платы, - таков общий приговор о новом судебном законодательстве избранного иудейского царства немецкой нации.

Я имел в виду специально примерь гражданского судопроизводства; но влияние иудейства и адвокатуры в нашем законодательстве, особенно шестидесятых и семидесятых годов, дало о себе знать в каких угодно направлениях. У меня остается мало места, чтобы ближе охарактеризовать это зло и в других частях законодательства, кроме уже упомянутых. Однако, вообще можно сказать, что даже либеральный предлог повысить самостоятельность и самодеятельность индивида все-таки дал место только таким учреждениям, посредством которых публика должна была подпасть жидовским вымоганиям, и защиту или, если угодно, опеку над собою государственных судов фактически заменить опекою над собою жидовских или ожидовленных элементов. Это и есть цель законодательствующего господства жидовства, которое во всех внутренних делах украшало собою немецкую империю ее первые десятилетия. Нечто подобное проделывали иудеи и в других законодательствах, как, напр., в австрийском, приблизительно в те же самые десятилетия; но я не могу здесь пускаться в дела других государств и народов. Мотив вмешательства иудеев в законодательства других народов всюду один и тот же, - усиление власти иудейства. Освободительные идеи для иудея только предлог, а цель - гешефты. Чистая эмансипация для него только этап к господству, к фактическим привилегиям и к санкционированным монополиям. Все равно, надевает ли он на себя личину свободы, или ломает из себя консерватора, - всегда на уме у него расчеты на отменные выгоды, которые он должен выудить себе у той или у другой партии. Поэтому народ Иуды ведет свои гешефты со всеми партиями, рассыпаясь между ними, как он уже рассеялся между всеми народами. Но он и разоряет все партии, как разоряет и все народы, над которыми берет верх, идет ли речь о внутренней, или о внешней политике. Если разорение уже имеется в виду, он ускоряет его. Если бы в Польше не было сильного иудейского влияния, то она не пала бы так быстро. Где государство обнаруживает симптомы разложения, иудеи тотчас же тут как тут, пролезая в самые гнилые места. То же самое делают они с сословиями и партиями.

2. Еще ни одна профессия и ни одна партия, подпавшие ожидовлению, не могли жить здоровою жизнью. Чтобы не ходить, далеко за примером, припомним себе, что так называемая прогрессивная партия, переменившая в 1884 г. свое имя на немецкую свободомыслящую партию, а в 1893 г. - на свободомыслящую народную партию, как раз в своем берлинском центре с давних пор была ожидовлена, и чем дальше, тем больше ожидовлялась. Ее берлинские элементы, в сущности, не иное что, как орудия хозяйничанья иудейских клик для завладения коммунальными делами имперской столицы. В целом, партия эта опошлена, и ее бесцветность, - настолько выродилась она в вялый и тусклый буржуазный гешефт, - становилась тем очевиднее, чем быстрее шло ожидовление.

Об ожидовлении так называемой немецкой социал-демократии подробнее я говорил в уже упомянутом 4-ом издании моей "Истории национальной экономии и социализма" (1900 г.). В начале шестидесятых годов, по случаю американской войны и вызванного ею недостатка в хлопчатой бумаге, возбуждение среди рабочих, вызванное ухудшением их положения, на некоторое время усилилось и привело и на немецкой почве к образованию особой рабочей партии. Шультцовская тактика усыпления не удалась; но иудей Лассаль, преждевременно выступивший против, только испортил естественный ход дела. Благодаря ему, движение, которое иначе развивалось бы свободно и натурально, на первых порах - в направлении рабочих коалиций, уклонилось в сторону политической болтовни и приняло такие пути, которые, после последовавшего за сим совершенного ожидовления дела марксистами, деморализировали партию, а когда появился закон о социалистах, то привели ее к еще пущему опошлению и омертвению, так как все сведено было исключительно к парламентской болтовне, причем вся партия унавожена была даже иудейскими буржуазными элементами. Прямо последовательные и более сильные элементы должны были и должны и доселе встречать себе в этой так называемой социал-демократии противодействие со стороны морального беспутства бездарной жидовской тактики, обратившейся у них просто в гешефт.

С восьмидесятых годов, когда зашевелился антисемитизм, эта так называемая социал-демократия, где только могла, начала гешефт демонстраций против антисемитизма и принялась водить за нос рабочих, напевая им о своей дружбе. Во время выборов в германский рейхстаг она делала своими кандидатами и депутатами даже жидовских буржуа, которые о действительной социал-демократии на деле ничего знать не хотели, и вообще с помощью иудеев, - хотя не завоевала, - но с чисто жидовским пронырством старалась достигнуть расширения своей ничтожной парламентской игры посредством, всевозможных плутней и компромиссов, но только пришла в совершенный упадок. Чисто в жидовском вкусе пронырства этой партии, во время свыше десятилетнего действия бисмарковского закона о социалистах, вследствие подавления гласности, прямо процветали. Как в духовном, так и во внешнем руководительстве партией еврейский характер настолько возобладал, и даже настолько стал господствующим, что социал-демократию можно смело назвать юдократией над рабочими, и даже формою эксплуатации рабочих ради общих и специальных еврейских целей. Само собою понятно, что при этом все лучшие основы и всякое одушевление в более или менее разочарованных элементах рабочего класса и общественных слоев, сочувствующих идеям социализма, были утрачены.

Действуя, в сущности без всякой программы и пуская в ход всякие обманы, социал-демократические или, лучше, марксократические заправилы партии только доказали, что они, как и всюду жиды, импотентны. Вся эта возня, с шестидесятых годов до начала нового века, доказала только то, что эти жидки, разыгрывавшие из себя социал-демократов, знали толк только в одном - в шарлатанстве, и ничего иного не хотели, как только всюду эксплуатировать дело в пользу своей расы и там и сям пожинать плоды агитации в форме партийных должностей в своем вкусе, то есть так, чтобы они были и почетны и доходны. Что касается почета, то, само собою разумеется, эти жидки и их сторонники кроме позора ничего не добились, - разумею, позора всестороннего и гласного; ибо для знатока дела, уже в семидесятых годах не было никакого сомнения в том, что, несмотря на то, что численность партии сильно росла, ее моральный упадок шел своим ходом, и что если и можно было указать на какие-нибудь успехи, то разве только в развитии еврейства во вред лучшим национальностям. Этот прогресс влияния еврейства всюду есть регресс в отношении к естественной бодрости современных народных стремлений, в чем бы последние ни проявлялись. Что касается рабочей партии, в частности, этот прогресс есть угнетение действительных народных сил и искоренение способности к здоровой народной морали. Но в задаче высшего сорта, которая не может быть партийно-ограниченною, в решительной персонализации и истинной эмансипации, эти иудейские покушения и деяния еврейского коммунизма воров и деспотизма бродяг есть яд, обессиливающий и парализующий члены нации. Что так называемая социал-демократия повинна в троякой измене народу, так как к измене при посредстве евреев она прибавила еще измену посредством лжеученых и измену посредством государственного деспотизма, об этом можно найти кое-что новое, кое-какие характеристичные указания в различных местах, особенно же в заключительной главе последнего издания моего Курса национальной и социальной экономии, а также в Истории народохозяйственных учений. Там и персоналистически принято твердое положение и показано, как социализм в руках евреев в 19 столетии обратился в нечто узко-ограниченное. Но здесь непосредственною темою нашею служит упадок партий, а не более широких стремлений.

Мы без всякой пользы увеличили бы число примеров, если бы захотели охарактеризовать, в придачу, еще склонную ко всяким компромиссам ничтожную партию национал-либерализма, которая также очутилась во власти иудейского гешефтата. Здесь все слишком уж очевидно. Эта группа, с сильною примесью профессорского элемента и других представителей духовной гнили и извращенности, оказалась особенно приспособленною с самого начала к принятию в свои недра иудеев, которые и привели ее к полному банкротству. Старая истина, что иудеи всего охотнее стремятся туда, где немножко пахнет гнилью, потому что крепкое и здоровое им не на руку, - эта вернейшая из всех социальных и политических истин оправдалась и в названной партии или, скорее, группе. Что бы о себе ни думала немецкая интеллигенция, все-таки жиды провели ее в двояком смысле слова. Гармония между профессорами и жидами характерна и для той и для другой стороны. Кстати сказать, жиды старательно домогаются университетских профессур; ибо они чуют, что в этой сфере немножко пахнет гнилью. Упадок манит их сюда, как и всюду. Наоборот, профессора пользуются иудеями ради того, чтобы путем наглой рекламы выдавать подгнившее здание за нечто в высшей степени основательное и прочное. Кокетничают они и с литературными иудеями и даже ползают перед ними, чтобы они своею прессою и своими газетами хоть немножко наводили лака на профессорские авторитетики, в чем эти господа даже очень нуждаются. С своей стороны, иудеи также делают себе из этого кой-какой гешефт. Они эксплуатируют таким образом в свою пользу не только партии, но и одно из важнейших ведомств, в котором они всего вреднее, - ведомство высшего просвещения.

3. По предыдущему, нет ничего удивительного, что не только всякие союзы и всякие партии, но и вообще приходит в разрушение всякое дело, в котором еврейское влияние достигает несоответственного или даже господствующего значения. В виде социального примера можно указать, что дело лучшего образования и самостоятельного существования женщин, как это на немецкой почве совершенно очевидно, попало преимущественно в руки жидовкам, и благодаря этому уклонилось от своих более достойных целей. Вопрос о правах женщин или, говоря общее, весь социальный вопрос женского пола извращен иудеями в деловую агитацию самого низменного сорта, и при этом, как само собою понятно, лишился всякого более благородного духовного характера. Придав делу характер грубого гешефта, - а такова была известная благородная наглость иудейского элемента и здесь, как и всюду, они не только оттолкнули лучшие элементы женского мира, но и на тех, кто ввязался в это дело с лучшими задатками, действовали частию обескураживая, частию совращая. И в самом деле, разве это не есть крайняя степень упадка, когда отсутствие настроения и стыдливости, эта иудейская наглость, уже при обыкновенном житейском общении выступающая в такой отталкивающей и докучливой форме, успела проникнуть даже в женский мир немецкого племени и принести и здесь свои плоды.

Дата добавления: 2015-08-02