29 страница. И как то непроизвольно он поднимал голову и, щурясь, смотрел на оранжевый диск

И как то непроизвольно он поднимал голову и, щурясь, смотрел на оранжевый диск полуденного осеннего солнца поливающего землю остывающими лучами. А на следующей неделе уже обещали снег. Первый снег! Сколько счастья и радости для ребятишек! Снежки, крепости, снеговики…

Но не задует холодный ветер осени этот неукротимый пожар его разгоревшейся любви. Не остудит снег этого раскалившегося жерла, извергающегося чувствами из сердечных недр. Не охладит он и этой ползучей, растекающейся по телу магмы грусти…

И так шел он куда-то. И так кричала душа его! Но это солнце – не его солнце! Не из тех сказочных снов оно; не из тех эфирных миров. Его солнце - Катя! Солнце, которое он должен будет променять на эти опавшие листья, на бесприютный ветер, тоскливо скрипящий ночными фонарями; на холодный, белый и бесчувственный снег одиночества; на маленький клочок застывших улиц в замороженном окне кухни при выключенном свете и заунывные мелодии тишины под аккомпанемент урчащего холодильника, меланхолично тикающих часов в спальне и доносящихся со двора детских возгласов – олицетворение счастливой и беззаботной юности…

Как же далеко ушло от него его детство, невинно цветущее надеждами, мечтами, сладкокрасочными грезами…. Не настанет уже вновь этот праздник начала жизни, выряженный в гирлянды и мишуру вседоступных желаний. Не прольются эти ливневые конфетти и серпантин под ноги счастливыми чаяниями. Не закружится эти вихревые карусели устремленности в будущее, в жизнь! И не захватит счастьем дух от взмывавших ввысь качелей, от которых голова идет кругом, когда видишь удаляющуюся от себя землю. И вот он! Весь мир свысока и облака убором над головой! И не было тоски в сердце. Неведомы были ни боль, ни горечь, потому что весь мир казался каким-то вечным квиетизмом, бесконечной идиллией, сказочным любованием пейзажами с высоты каждого проплывающего по небу облака, с ночных звезд, с иных галактик…. Да, детство – это взгляд на мир с другой планеты, через игрушечный калейдоскоп разноцветных стекляшек.

И вот так, постепенно, тоскливая горечь предстоящей разлуки с Екатериной, окуталась легкой, нежной кисеей, зардевшейся во мгле воспоминаний детства. И с каким-то трепетным умилением, Николай принялся перебирать в своей памяти, брошенные хладнокровным временем игрушки, санки, коньки, клюшки, пластинки…; первый велосипед, мопед на двоих с другом Мишкой, первая любовь Елена, дворовые драки…. А Никитка, разве он не похож на него самого, когда он был таким же восьмилетним сорванцом?

Николай вздохнул. Жаль, что Никитка не пошёл сейчас с ним прогуляться. Такая чудесная погода, а он и на улице еще даже ни разу не бывал с тех пор, как они поселились у Екатерины. Но завтра или, наверное, послезавтра, он непременно возьмет его с собой, чтобы перед уездом побывать на могилке его матери Ирины. А Николаю, очень хотелось побывать у нее – хотя, где ее похоронили, он еще не знал. Но столько он должен сказать ей и за столько попросить прощения; за его вину в ее смерти; за тот последний вечер, когда они расстались с ней навсегда, не ведая того; за его любовь к Екатерине и что он хочет уехать из города, оставив ее могилку (но не память), на произвол времени…. Она поймет и простит. Непременно простит. А для Никитки он сделает все, чтобы он был счастлив. Об этом он тоже должен ей сказать.

Но так же хотелось Николаю повидаться и со стариком Митрофанычем (а ведь он даже фамилии его не знает), спасшего ему жизнь и с другом Эриком, так нелепо покончившим с собой, да и Ивана с Виктором надо бы повидать…

Николай остановился. Только сейчас он понял, куда он забрел - во двор своего дома!..

ГЛАВА

Сколько он стоял так, прикованный грустно-ностальгическим взглядом к окнам Ирининой и своей квартиры? О чем думал? Что чувствовал? – Он не знал. Потому что в этот момент казалось, он смотрел на все глазами трехмесячной давности – глазами прошлого. Время перемотало все эти прожитые дни как бабинную ленту, оживив скорбно упокоившиеся на дне сердца картины и образы сгинувшей жизни, когда он думал, что обрел все, чего желал: свободу, любовь, счастье, благополучие…. Но что же привело его сюда? Может быть, желание последний раз взглянуть на пять лет своей жизни? Жизни Николая Лопатина! Или же просто протянуть на прощание руку своему прошлому? Странно. Словно какая-то невидимо сучащаяся ниточка из далеких воспоминаний, наматываемая на веретено его сердца привела его за собой, в эту брошенную землю любви и скорби – землю праха. И вот он здесь. Но зачем? Чтобы раздуть эти шаевшие головни его сгоревшей дотла прошлой жизни? Чтобы зачадили болью и угарной горечью эти тяжкие воспоминания? Или для того он здесь, чтобы исповедаться? Чтобы искупить вину свою за смерть Ирины и причинные Никитке страдания?

Он смотрел в непроницаемые пропасти окон и вспоминал, где и как была расположена мебель в его квартире, где лежали те или иные вещи и предметы, как оставлены и там же ли они лежат и сейчас? Он жадно припоминал каждую детальку, каждую мелочь…. Но какое ему дело до всего этого? Этот дом, теперь – оторванный лист его жизни; взрывной осколок пережитого; не перетертый судьбой кусок выстуженного прошлого…. Он – мертв для него! Как мертв теперь и Николай Лопатин и Ирина Кошелева с Никиткой….

А между тем, как было приятно стоять здесь, лицом к лицу со своей былью и небылью, с этим преданием души его и, с печальной жадностью вспоминать без порядка и очереди живопись своей прошлой жизни. И ведь были в этой взворошенной пинакотеке радости, были и мгновения неподдельного счастья; была и тихая грусть и нежная меланхолия…. И жива была Ирина, жив был Эрик и Никитка, беспечно носился по двору со своими друзьями одногодками. Не ведал и даже не предполагал тогда Николай своего рокового будущего, и жизнь его была тихим и безветренным мирком колосящихся нив. А теперь что же? Осень! Настала осень его жизни; такое же, как и это холодное солнце, те же стылые пронизывающие ветра, ледяные дожди и тот же унылый сплин обесцветившейся природы…. Сколько же всего теплого и светлого от той жизни, теперь остыло и померкло навсегда. И единственное, что еще грело его сердце - это Никитка, завещанный ему судьбой!

Николай посмотрел на часы – пора было возвращаться. Катя вероятно уже приехала с работы и не застав его, теперь, наверное, волнуется и беспокоится о нем. Он с сожалением вздохнул белым, стылым паром похолодавшего воздуха и, бросив последний, прощальный взгляд на оживший в его воспоминаниях дом, Николай быстрым шагом зашагал прочь. А мысли его еще продолжали копаться в этой могильной круче захороненного прошлого, одушевляя и воскрешая самые далекие и позабытые фрагменты давно минувшего.

Но затихали веяния воспоминаний, чем ближе он подходил к дому Екатерины. И зарябившие воды, вновь становились зеркально чистыми и прозрачными, в которых отражалось тоскливое лицо реальности…. Реальности, в которой не могли уместиться его мечты и желания, и в которой не находили себе места его безголосые и вынужденно безмолвные чувства к Екатерине, которую вот уже сейчас через несколько минут он снова увидит – такую мучительно красивую, такую безжалостно страстную, нежную, обаятельную, пытающую его своим ослепляющим взглядом, от которого зажмуривалось даже солнце. И отовсюду дотягивался до него этот всепроникающий, огненнопалящий взор любви ее – сквозь пространство, стены и даже сны, просачиваясь через закрытые дремотой веки. Вот и сейчас, он нес на себе ее взгляд, от которого пробирала дрожь и пульс менял свой спокойно размеренный ритм. Он думал о ней – и она загадочно заглядывала ему в душу из него же самого. Она колдовски опьяняла его, его же мыслями. Она кружила ему голову его же ураганными чувствами. Она жила в нем его сердцем, которое теперь билось для двоих. И как он мог не думать о ней, плененный и опутанный ее чарами? Как может он прогнать из себя ее животрепещущий образ, ставший его душой? Как может он не дышать этим воздухом чувств к ней, если только благодаря ему, кровь еще течет в его жилах жизнедарующими родниками?

Но странное чувство засвербило у него в груди, как-то не гармонирующее с его грустно-мечтательным настроением; какое-то диссонирующее, разглаживающее его эйфорически восторженную предвкушенность свидания с Екатериной. Но может быть это чувство всего лишь волнение перед встречей с ней? Предвосхищение ее близости, которая всегда будоражила его кровь? А может быть она уже сегодня, привезла ему новые документы? Непонятно. Но так неспокойно и неуютно было на сердце от этого странного, залетного ощущения, которому Николай не мог найти достаточного объяснения.

А вот уже и дом ее. И машина стоит у подъезда. Верно, значит давно приехала и уже заждалась его. И так приятно стало на душе у него от мысли, что его ждут, что думают и тревожатся о нем…

Но не унималось это грызущее, скоблящее чувство, омрачающее его светлую утопию мыслей. Что же это? Откуда?

Проходя к подъезду Николай, по своей опытной привычке окидывая внимательным взглядом прилегающую к дому панораму двора, заметил сидящих в машине двоих парней, припарковавшихся в стояночном ряду чуть поодаль от Катиной машины. Конечно, ничего такого необычного, и тем более подозрительно в этом не было: ну сидят они, и пусть себе сидят. Но показалось Николаю, что они именно ждут кого-то и то, как они посмотрели на него, он понял – что ждут его.

Так вот что за чувство сигнальным огнем обжигало его грудь; чувство, которое так хорошо ему было знакомо, но о котором позабыл он, утопая в сладкой неге страстей. Потому что ведь казалось, что уже не могло случиться никаких бед и неприятностей и все это давно стало летописью на страницах его воспоминаний. Но неужели же они нашли его? Неужели выследили? И жуткий, обволакивающий страх, словно гигантский удав с неистовством сдавил его внутренности. Но не за себя он боялся - за Никитку! За Катю! Только лишь бы с ними было все в порядке. Только бы уже не случилось чего! О, как он себе этого не простит! Но не ошибся ли он? Ах, если бы это было так!

И вот, словно взорвавшийся фугас, разлетелось осколками его счастье! Рассыпалось его чаянное благополучие и все, что он с таким вдохновением пророчил себе в грядущем будущем. Померкли горизонты в пороховой дымке; затмились светила; вздыбилась земля, проглатывая в свое бездонное чрево всю окружающую действительность. Чья-то злая рука, варварски перечеркивала кропотливо сочиненные им строки новой жизни…. Только бы он ошибся в своих подозрениях. Но это предчувствие… оно никогда еще не обманывало его. Никогда! А значит…

Не глядя в их сторону Николай, с ничего не подозревающим видом отворил дверь и вошел в подъезд, пытаясь унять мечущиеся в смятении мысли. Пройдя за вторую дверь, которая была растворена настежь, он прижался к стене, почему то, уже не сомневаясь, что те двое войдут следом. И он не ошибся.

Не прошло и секунды, как дверь, снова с шумом распахнулась, и в нее влетели не ожидавшие никакого подвоха, те двое парней из машины. Что ж, сомневаться в их намерении не приходилось, так как оба они были вооружены, как странно, пистолетами без глушителей. Дождавшись, когда они окажутся у второго дверного проема, Николай резко оторвался от стены. Молниеносно схватив первого за грудь, он приподнял его от пола и, продолжая инерцию его движения, со всего размаху припечатал его головой в стену. Второй, среагировав, успел отскочить в сторону и повернулся, собираясь выбежать обратно на улицу, но вспомнив про пистолет, передумал и резко обернулся, чтобы наставить его на Николая. Но было уже поздно. Не знал он, что промедление смерти подобно. Запястье, в котором был зажат его пистолет, звучно хрустнуло, а пистолет вертушкой ударился в стену за его спиной. Схватившись за руку, он хотел закричать от дикой боли, но мощнейший удар ногой в живот вслед за пистолетом бросил его на стену и он, потеряв сознание, тяжелым кулем грохнулся на пол. Николай посмотрел на первого, цел ли тот, но он, как и второй, был всего лишь без сознания. Подобрав один пистолет, он сунул его за пояс под спортивную куртку, а второй, выщелкнув из него обойму, обтер лацканом пиджака мужчины и бросил рядом с ним. Не дожидаясь когда они вернутся в реальность, Николай бросился к лифту, но тут же передумал и побежал по лестнице, перепрыгивая по несколько ступенек за раз, не чувствуя ни тяжести, ни усталости. По вискам, словно чугунным молотом, неистово стучала суматошная мысль, в брызги разбивая остатки его самообладания: «Лишь бы только с ними все было в порядке! Только бы ничего не произошло!»

Но таким нереальным казалось все происходящее! Таким не настоящим! Таким эфемерно призрачным! Все как будто плыло и качалось перед его глазами, растворяясь на мириады микроскопических точек. Словно ветхий лоскут материи, рвалось и расползалось его самоощущение бытия, и невидимые частицы его души, как те песочные часы, просыпались прахом в мертвую бездну безвременья.

Словно в сомнамбулизме, он взлетел на восьмой этаж и в пароксизме жуткого отчаяния, принялся дергать дверь и жать на кнопку звонка…. Но кричала тишина! Но вопило истошно безмолвие!.. В мучительном смятенном нетерпении, он стал яростно колотить кулаками в дверь и громко звать, не заботясь о том, что поднимает столько шума…, но не слышал его Никитка! Не отвечала ему Екатерина! Не отзывались ему утешением эти жизненно важные голоса его сердца!.. Сердце молчало. Замерло в скорбном оцепенении.

Так ведь сон это! Не правда! Так не может быть!

Но заныли сбитые в кровь кулаки. Обессилили руки от страшного осознания случившегося несчастья и горькая слеза, сверкнув закатным блеском, скатилась по его искаженному гримасой отчаяния лицу.

«Нет! Не верю!» - кричала одинокая мысль душераздирающим воплем в его помутневшем сознании. И снова он принялся стучать кулаками в дверь и пинать ее ногой. Потому что обманывала его тишина! Не верил он этому глухонемому безмолвию.

И тут вспомнил он, что в кармане у него лежит дубликат ключей от квартиры, которые ему дала Екатерина, если бы он захотел куда-то идти. И будто только в этом то и было его спасение, он с дрожью в руках вынул ключи и торопливо открыл дверь, бросившись в неприветливо застывшую атмосферу пустой квартиры. Словно в аффекте, он обежал все комнаты в умирающей надежде, не переставая еще звать их по имени. Но только горечь безнадежности, болью отзывалась в его сердце, и безответное эхо его слов свирепо хлестало его, глумясь над его изможденным от случившегося сознанием. Квартира была пуста! Не было ни Никитки, ни Кати!

«Их не было!» - обезумевшим воплем кричало жуткое, леденящее кровь безмолвие комнат. И отзвук этих слов, летаргической оторопью неприкаянно висел в воздухе и через легкие, заползал в мозг Николая, обволакивая его мутным смогом. Остановилась жизнь! Застопорилось время! Разверзлась пропасть преисподняя, в которую он падал и падал. И не за что было ухватиться. А по телевизору еще не кончились мультики, которые смотрел по видео Никитка и Катина сумочка, как обычно стояла в прихожей…

Спутанные мысли клубились и метались, выворачивая наизнанку его сознание вопросами: «Что произошло? Что случилось с ними? Где они? Куда их увезли?»

И тут он увидел приклеенную жвачкой к экрану телевизора бумагу. Он бросился к ней, словно умирающий от жажды пустынник к цветущему оазису с живой водой. На ней было всего несколько строк, предназначенных ему:

«Читаешь? Жив значит, гаденыш.

А девка ничего, правда?

Завтра в 9.00 у спортивного комплекса «Атланта», рядом со служебной стоянкой. Не придешь - знаешь, что будет».

Застланными от слез глазами, он читал и перечитывал эти несколько строчек, все еще не веря во все происходящее. Это было каким-то кошмарным сном. Иллюзией. Жуткой галлюцинацией.… Но нет, не реальностью. Нет, потому что он отказывался в это верить! Это ложь! Обман! Это не правда!.. Но расплывались буквы на бумаге от капающих на нее слез, и ныло от скорби сердце.

Бессмысленно оглядевшись вокруг, словно ища сочувствия у равнодушно немых стен, он обессиленно сел на пол бросив перед собой намокший листок. Для него было очевидным, что ни Катя, ни Никитка, уже никогда не вернуться сюда. Даже, если он пожертвует собой и придет в назначенное место под пулю, то и тогда он не сможет уже выкупить их жизни из рук ожидающей их смерти. В живых их – ни за что не оставят; это аксиома всякого профессионального убийцы.

Он в отчаянии закрыл ладонью лицо, мучительно пытаясь отыскать какую-то спасительную мысль, в мареве своего потрясенного рассудка; какое-то решение, какой-то выход, чтобы только спасти Никитку с Катей… и не важно, какой ценой!.. Но спасти! Что ему его жизнь - она уже давно перезаложена и просрочена. Не жалко. Но Никитка, Катя…. Ах, как он не хотел соглашаться тогда на ее уговоры поселиться у нее. Ведь чувствовал…. Ведь знал, что он, как прокаженный из лепрозория, заражает несчастьем каждого, кто приближается к нему или, упаси Боже, протягивает ему руку!

Но нужно что-то делать – что? Ехать к указанному месту – глупо. Нельзя ему подставляться под пулю, по крайней мере, до тех пор, пока он не вернет Катю и Никитку. А то, что убьют его – это, несомненно. Но тогда где же их искать в этом огромном городе? Городе? Нет, маловероятно, чтобы у такой организации были объекты в городе, да, наверное, и вообще где бы то ни было. Это ведь профессиональные киллеры, а не банда преступников и не шпионы тихих заводей. К тому же никто почти из тех, кто работает на эту организацию, даже в глаза друг друга не видели. Сколько человек их было тогда, в том военном лагере, а ни разу даже словом не обмолвились и масок не снимали, чтобы лиц не было видно - запрещалось. А значит, не должно быть у них никаких объектов и квартир, во всяком случае, в городе. А этот молодняк - из подчиненных им группировок. Иначе – люди на подхвате. Только сомнительно, чтобы Катя с мальчишкой были у них.

Что ж, раз держать их в городе они не станут (во-первых, негде, во-вторых, опасно), а арендовать специально для этой цели квартиру они не решились бы (ведь это значит «светиться» и оставлять за собой массу следов. А уж они наверняка знали, чья Катя дочь и сколько шума из-за этого поднимется), то значит они либо где-то на окраине в глухом и тихом местечке, либо же совсем за городом, на какой-нибудь даче, вдали от посторонних глаз.

Николай вдруг вскочил. Он вспомнил про ту дачу у села «Кудимово», о которой поведал ему Виктор. Ну конечно! Так и есть! Несомненно! Но тут же возникла другая мысль: «Что если нет? Что если он ошибается и их там не окажется? Хотя в любом случае, это то место, откуда исходят указания и распоряжения. И это единственная возможность хоть как-то узнать о судьбе Никитки и Кати…, а уже дальше видно будет».

Еще несколько секунд простояв в неподвижной задумчивости, анализируя эту возникшую идею и пытаясь все рационально взвесить, он вслух произнес:

- Что ж, будь что будет!

Найдя ручку, он подобрал с полу брошенный им листок и коротко дописал: «Село Кудимово. Чиновничьи дачи. Дальний от въезда кирпичный особняк».

После чего, точно так же как и было, он снова приклеил его на жвачку к экрану и выключил телевизор. Пройдя в гостиную, он решительно снял трубку телефона и позвонил в милицию, сообщив им о похищении дочери, кандидата в мэры города Клоудса, и назвал адрес. Проверив обойму в пистолете, он хотел зайти в ванную и достать еще свой «бульдог», но передумал и направился к выходу. Остановившись в прихожей, он нашел в Катиной сумочке ключи от ее машины и стремительно выскочил из квартиры. Тем же лестничным путем, перепрыгивая по несколько ступенек, он помчался вниз, собираясь еще успеть, получить хоть какую-то информацию у оставленных им в бессознательном состоянии мужчин, хотя заранее знал, что им мало что известно.

Оба находились в том же положении, в котором Николай оставил их. По всему видно, что эта картина еще никем не была замечена. А если кто и видел, то вероятно предпочел умолчать об этом. Хотя может уже, и сообщили куда следует. В любом случае, нужно было торопиться.

Схватив первого за шиворот, Николай несколько раз тряхнул его и пошлепал ладонью по щекам. Мужчина стал приходить в себя. Несколько секунд он смотрел на Николая бессмысленным, ничего не выражающим взглядом. Но только он стал осознавать, где и что с ним стряслось, глаза его тут же наполнились страхом, при виде грозно нависшего над ним Николая и неестественно распростёртого поодаль его напарника.

Николай снова зло тряхнул его:

- Ну что, боевик хренов, очухался? Где девчонка с мальчишкой? – охрипшим от ярости голосом вымолвил он.

Мужчина испуганно замотал головой.

- Я ничего не знаю…, я…. Какая девчонка?

Николай несильно ударил его в зубы, опасаясь, чтобы он снова не потерял сознание и, кипя ненавистью, прошипел:

- У тебя мало времени, придурок. Последний раз спрашиваю, где девчонка с пацаном? Скажешь правду, сам уйдешь отсюда, до того как приедет милиция. Будешь запираться…, значит, отсюда увезут уже твой труп, - Николай ткнул ему пистолет в лицо, - Ну?

Мужчина трусливо заплакал, пытаясь закрыть рукой окровавленное лицо.

- Правда…. Я не знаю… - умоляюще глядя на Николая, жалобно промолвил мужчина, - Нам ничего такого не сказали.… Только чтобы мы ждали тебя….

- И ничего не видел?

Мужчина замотал головой.

- Нет…, конечно, нет…, мы только подъехали и… нам сказали, что если ты появишься… - он полез во внутренний карман пиджака и достал ксерокопию фотографии Николая. – Вот… Нам дали это и сказали, что как только ты появишься…

- То убить меня, - со злобной усмешкой закончил за него Николай.

Тот снова замотал головой.

- Нет, нет.… Не убить… Нам сказали ни в коем случае не убивать тебя, а взять живым…. Но если бы ты сопротивлялся, то можно было ранить…, но не убивать…

- Живым? – изумился Николай, - Врешь?

- Нет, это правда.

- А кто сказал вам взять меня живым? – задал он вопрос.

- Наш босс…

- Кто ваш босс?

Мужчина боязливо пожал плечами.

- Кто ваш босс? – повторил вопрос Николай, ткнув пистолетом в подбородок перепуганному мужчине.

- Я… не знаю…, правда…. Я только слышал, что его зовут «Батей». И даже в глаза его ни разу не видел…. Он только по телефону с нами разговаривает. А иногда появляется человек от его имени…

- И все?

Тот закивал головой.

- Все.

- А куда нужно было отвезти меня?

- В автобусное депо. Там должна была ждать другая машина… не нашенская…

- Понятно, - Николай убрал пистолет, - Бандиты вы значит. А на кого работаете?

Мужчина помолчал и нерешительно ответил:

- На Казимира…

Не сказав больше ни слова, Николай поднялся и, сунув пистолет за пояс, стремительно вышел на улицу. Забравшись в Катину машину он, не меняя своего решения ехать на дачу, вырулил со двора и на бешеной скорости, через весь город помчался к намеченной цели, свирепо стискивая руками руль. Одно было ему непонятно (если мужчина не соврал), почему его вдруг не нужно было убивать, а взять живым? А мужчина, безусловно, сказал правду. Ведь хотели бы убить, то и не посылали бы этих двоих неучей, а посадили бы снайпера и дело с концом. Да и…, чтобы убить его, большого труда и не нужно было, если уж они узнали, где он обитает.

Так, терзаясь разными догадками и тревогой за Катю с Никиткой, Николай покинул пределы города.

ГЛАВА

Стремительным мельтешным течением дорога вливалась под колеса мчащейся машины, разрывая плазмы простуженного воздуха. Возникали, уносились и исчезали за поворотами флегматичные, равнодушно-зеленые сосны и ели, неподвижной цепью вытянувшиеся вдоль дороги. Возникали, уносились и исчезали, гонимые ураганными ветрами несчастья и мысли Николая, мелькающие беспорядочными обломками, надорванными страницами, расплывшимися строками, размазанными картинами, размозженными образами…. Откуда эти останки? Чьи это умершие мечты? Эти несостоявшиеся надежды? Но они уносили с собой его счастье! Они пластали и растаскивали его благополучие и радость…. Они выдирали из его сердца все его чувства! Они выпотрашивали его душу отнимая единственное, по-настоящему ему дорогое. Но не нужен ему этот воздух, это небо, это прекрасноцветье осенней природы, если с ним не будет Никитки. Зачем ему сердце, зачем плоть, зачем чувства и душа, если он больше никогда не увидит Катю?

Но чья же злая рука, так небрежно вырвала с корнем этот зацвевший цветок его благосчастья? И кипела злость. Буйствовала ярость и свирепый гнев сжигал его изнутри. Каждый нерв его тела, отвечал ему лютой ненавистью к каждому, кто повинен в этом несчастье, кто посмел прикоснуться к этим драгоценным святыням его сердца - Кате и Никитке! И глухой рев надрывающегося двигателя грозно вторил ему.

«Но – Господи! Только бы найти их! Только бы ничего с ними не произошло!» - Так молила его изнывающая скорбью душа. Так взывало его залитое слезами сердце…

Но вот уже своротка, уводящая от шоссе вглубь соснового леса. По-видимому, это и была та самая дорога, ведущая к дачам, о которых говорил ему Виктор. Свернув, Николай проехал несколько сот метров по аккуратно бетонированной дороге и остановился, так чтобы машину не было заметно с главной дороги. Дальше он решил идти пешком, чтобы не привлекать к себе внимания. Да и все равно ему не удалось бы проехать на ограждённую территорию дач через охрану, которая наверняка, контролирует въезд. А если же все удастся благополучно, и Катя действительно окажется здесь (как он надеялся), то на обратном пути, чтобы выбраться, он позаимствует одну из тех машин, которые, безусловно, найдутся там…. Конечно, если к тому времени туда уже не нагрянет милиция, которой он указал эти координаты на той записке, оставленной ему бандитами. Ведь как знать, сможет ли он сделать что-то в одиночку. Рисковать же жизнями Кати и Никитки, он не мог себе позволить ни в коем случае. А так, если его вдруг постигнет неудача, то появление милиции будет оправданным. И даже если здесь не окажется Кати с Никиткой, то они попытаются распутать это дело, ведь в их руках будет исходная ниточка. Да и отец Екатерины приложит все усилия, чтобы найти ее, а заодно и уничтожить эту организацию. Но Николай все же надеялся, что они здесь, на даче, хотя вовсе не был уверен, что сам он останется в живых. В любом случае, даже если его не убьют, то уж точно арестуют. Если, конечно, он не успеет скрыться раньше. А именно это то, представлялось ему самым маловероятным. Но он был готов ко всему: смерть ли, арест - все равно! Да только знать бы, что с мальчишкой и Катей все будет в порядке. А уж она не оставит пацана. Ведь они говорили тогда об этом.

Углубившись в лес Николай, стараясь двигаться параллельно оставленной дороге, вскоре дошел до невысокого из железных прутьев забора выкрашенного в черную краску, огораживающего дачный городок только с одной стороны, с другой, насколько было известно ему, находилось большое озеро. Легко перемахнув через забор, Николай еще несколько минут продолжал идти по начинавшему редеть лесу с попадавшимися тут и там скамеечками, который был опрятным и заботливо ухоженным. Впереди уже начинали вырисовываться контуры двух и трехэтажных особняков, выстроенных на разный манер, которые отстояли друг от друга на почтительном расстоянии, суверенитетно разграниченных невысокими оградами. Николай сразу же попытался определить, где находится та резиденция, которая ему нужна и, быстрым, но острожным шагом, опасаясь встретиться случайно с кем-нибудь из скучающих прогуливающихся, направился в намеченную сторону.

Уже вечерело, хотя вся панорама отчетливо просматривалась и скоро, он увидел огромный двухэтажный особняк, в котором было не меньше десяти…, даже двадцати комнат. Да, именно в нем он тогда провел ночь перед тем, как Виктор привез ему новые документы. Именно здесь он впервые стал Николаем Лопатиным. Он с любопытством осматривал это громоздкое, бездушное строение, бездумно припоминая какие-то незначительные отрывки из тех воспоминаний. Он узнал даже окно комнаты на втором этаже, где он, мучаясь бессонницей, бесцельно пытался разглядеть ночной антураж, как и сейчас обнаженного осенью сада, неосвященного ни одним фонарем и обнесённого высоким сплошным забором.

Николай взглянул на часы, прикидывая, сколько примерно времени прошло с тех пор, как увезли Катю с Никиткой. Был девятый час, а Екатерина приезжала обычно к ним в шесть, шесть тридцать. Выходит, что прошло уже три часа. С горьким сожалением Николай вздохнул и стал прикидывать план своих действий. Стрелять, конечно, было бы не желательно. И сделать все, нужно было постараться, как можно тише. Маловероятно, чтобы его кто-то поджидал здесь - в этом у него есть небольшое преимущество. Он знал, что помимо охраны находящейся в доме, есть еще и другая, которая контролирует внешнюю территорию. Но где она находится – он не знал. Наверное, у них есть какое-то специальное помещение, которое расположено вне дома. Впрочем, это легко было узнать. А вот сколько человек вообще охраняет эту резиденцию – было трудно предположить.

Николай бросил взгляд на другие дачи. В окнах некоторых их них, уже виднелся включенный свет, тогда как здесь (странно), царило сумеречное безмолвие. Или так ему просто казалось? Ведь виден был только второй этаж, а весь первый, скрывался за забором - и кто знает, что там происходит. Но все же создавалось впечатление, что дача эта пуста и совсем как будто покинута хозяевами. Такой мертвой и безжизненной она казалась.

Не приближаясь к забору, Николай двинулся в обход, минуя ворота, на которых виднелась обозревающая проезжую дорогу камера. Обогнув угол, откуда не видны были ворота, и камера не могла его засечь, он вкрадчиво приблизился к ограждению, вглядываясь в окна второго этажа, которые настороженно смотрели на него в упор зловеще ввалившимися глазницами.

Дата добавления: 2015-08-02