Советская сказка 3 страница

– Пытаешься выставить меня идиотом? А что за письмо тебе сегодня принесли? От кого?

– Приглашение на свидание. Разговорился тут с местной жительницей…

– Ромашкевич, я же все понимаю. Старая дружба, да? Помощь страждущему и прочие благоглупости? Вспомни, что он убийца! Не безумец, а хладнокровный исполнитель воли тайного покровителя. Черникову повезло, что Володин добился признания невменяемости. В противном случае его ждала бы высшая мера.

– Я знаю твою версию, Всеволод, – вздохнул Ромашкевич. – Но, хоть убей, не верю, что Стас в здравом уме мог сотворить подобное. В той давней истории слишком много непонятного. И это распоряжение в случае необходимости не брать Черникова живым… Кто-то очень сильно не хочет, чтобы он заговорил. Ладно. Бессмысленный разговор. Пойду я, пожалуй.

Гошка и Ромка переглянулись. События оборачивались неожиданной стороной.

– Черников написал старому другу. Наверное, просит о помощи, – сделала вывод Галка, когда друзья рассказали ей о подслушанном разговоре.

– Неужели Ромашкевич станет помогать убийце моих родителей? – Гошка потер виски: голова немилосердно ныла.

– Ты же слышал, они дружили, – сказал Ромка. – Вот представь. Ты узнаешь, что я, к примеру, поджег склад боеприпасов. Меня разыскивают, чтобы пристрелить на месте, если не дамся живым. И тут ты получаешь мое письмо. Я пишу, что меня оболгали, что ни в чем не виноват. Как ты поступишь?

– Встречусь с тобой, чтобы разобраться во всем самому, – сказал Гошка и добавил обреченно: – Ромашкевич так и сделает.

– Надо ему помешать, – сказала Галка. – Проследить, когда отправится к Черникову, и остановить, хоть силой.

– Я пойду за ним, – решил Гошка. – Узнаю, где скрывается этот гад, и вызову милицию. Когда Ромашкевич уйдет, конечно. Потому что если все так, как сказал Северский, если он не псих, а действовал по указке Володина, он не должен оставаться на свободе.

– Я с тобой, – хором сказали Ромка с Галкой, и все трое вымученно улыбнулись. Им предстояла тяжелая ночь.

***

Стеречь решили у дверей общежития. Устроились даже с некоторым комфортом: на той самой скамейке, скрытой сиреневыми кустами. Очень кстати оказалось вино – на улице было нежарко, накрапывал противный мелкий дождь. Правда, Галка ругалась на ребят, но через пару часов ожидания и сама не отказалась от глотка сладкого, разгоняющего кровь напитка. Несколько раз выходил Северский – огибал здание по периметру, вглядывался в темноту. Ромашкевич появился около часа ночи. Воспользовался запасным выходом, вечно заваленным горами бытового мусора – сломанными черенками лопат, погнувшимися граблями, старыми шлангами и канистрами. Приметил его Ромка почти случайно: отошел в соседние кусты по естественной надобности и увидел скользнувшую к соседней деревне фигуру.

Пошли следом, таясь, как заправские сыщики. Впрочем, долго следить не пришлось. Возле одного из дворов Ромашкевич остановился, покрутился у калитки, зашел внутрь. Преследователи удивленно переглянулись. Черников прячется в обычном деревенском доме? Выходит, у беглеца из психиатрической клиники есть сообщники? Но все оказалось куда сложнее. Спустя минуты три послышался звук мотора, появился Ромашкевич. Широко распахнул ворота, вернулся, а еще через некоторое время со двора выехал старенький «запорожец» и, подскакивая на кочках, исчез в конце улицы.

– Угнал? – с восхищением присвистнул Ромка. – Ну и кандидат наук!

– Не обязательно, – возразила Галка. – Мог попросить на время у деревенских. Но что же нам теперь делать?

– Он был в машине один, – сказал Гошка. – Здорового мужика в «запоре» незаметно не спрячешь. В сторону речки поехал. Идемте быстрее.

– Но как же мы машину догоним? – растерялся Ромка.

– Недавно дождь прошел. Следы шин должны быть заметны. Не так уж много автомобилей здесь ездит, – сказала Галка.

– Какая же ты умная!

– Это я на прошлой неделе детектив по телевизору смотрела.

Следы от резины «запорожца» оказались хорошо заметны при свете зажигалки. Машина, как и предположил Гошка, выехала из деревни и направилась вдоль берега реки. Дорога здесь была одна – к лесу. Пошли по ней, переговариваясь на всякий случай шепотом, стараясь не оступиться в темноте.

«Запорожец» обнаружился километра через три пути, под раскидистой ивой. Тут же стала ясна цель путешествия Ромашкевича: полуразвалившийся сарайчик с окнами, забитыми гнилыми досками.

– Теперь осторожно, – прошептал Гошка, подбираясь ближе к хлипкому строению. Миновав заросли какой-то особенно жгучей крапивы, приблизился к окну, заглянул сквозь щель в разошедшихся досках. И едва не застонал от досады, от горькой обиды, вызванной увиденным. Черников, постаревший, осунувшийся, грязный, но тем не менее легко узнаваемый, сидел на перевернутом деревянном ящике. Отчаянно жестикулируя, он что-то рассказывал внимательно слушавшему его Рему. Просто дружеская идиллия!

Выходит, эти двое в сговоре. Или преступник сумел так заморочить голову бывшему другу, что тот поверил в его вранье?

– Надо бежать за помощью, – прошептала Галка. – Вдруг…

Договорить она не успела. Бревно, на которое Ромка встал, чтобы заглянуть в сарайчик, подломилось, и он с жутким грохотом повалился навзничь, в заросли крапивы. На шум выскочили Черников с Ромашкевичем, бросились к незадачливым сыщикам.

– Кто здесь? Стой! – закричал Черников, выхватывая из кармана грязной телогрейки пистолет.

Вот так сумасшедший! Прав был Северский: никакой он не псих, обыкновенный преступник.

– Подожди, Стас, – удержал его руку Ромашкевич, щелкнул кнопкой фонаря. – Это наши ребята. А вот Женин сын, Гоша.

Черников вгляделся в лица, опустил пистолет, кивнул Гошке:

– Я знаю. Смотрел на тебя, когда вы работали в поле. Подошел в этой фуфайке, никто и внимания не обратил. Приняли за местного.

– Да?! И что же не застрелил? Маму-то с отцом на тот свет отправил, не задумался, – страха не было, только горькая злость. – И оружие вон есть.

– Пистолет для конкретного человека, – хмуро сказал Черников.

– Стас, мне эта идея категорически не нравится, – заметил Ромашкевич. – И вообще, не пугай ребят, лучше все объясни.

– Да я заранее ему не верю! – выкрикнул Ромка. – А вы как могли, Рем Витальевич? Связались с психом!

– Подожди, Лисицын, – непривычно резко оборвал его Ромашкевич. – Не считай себя умнее всех на свете. Стас, прошу, расскажи им. Согласись, Гоша имеет право знать.

– Имеет, – серые, не такие уж сумасшедшие, скорее отчаянные глаза жадно разглядывали Гошку, и он почему-то смутился, отвел взгляд. – Ты очень похож на отца, – мягко сказал Черников, улыбаясь чему-то своему. – Тот же бардак на голове. Только глаза зеленые, Лёлины. И очки дурацкие.

– Как у Джона Леннона. Я за них полстипендии отвалил.

– Да-да, конечно. Гоша, скажи, что ты знаешь обо мне? Давай угадаю. Официальную версию: помешавшийся сотрудник организовал взрыв экспериментальной установки. Или неофициальную: карьерист сделал это по приказу Володина, который позже спас его от «вышки», засунув в клинику для умалишенных. Так?

Гошка кивнул.

– Значит, ты должен услышать то, что уже известно Рему. У пульта в тот день был не я.

Ромка скептически рассмеялся, Галка дернула его за руку.

– У пульта в тот день был не я, а Петька Мышкин, которого до сих пор считают погибшим. Хотя в протоколе испытания стояла моя фамилия. Женька страшно не любил эти бумажки и, видимо, решил не переписывать их в последний момент, когда понял, что меня придется заменить.

– Почему? – спросил Гошка.

– Я был… не в форме в то утро, и Женя меня отстранил.

– Ты был пьян после бурной ночи, – жестко заметил Рем.

– Да, именно. И до сих пор не прощу себе… – Черников заходил взад-вперед по крохотному пятачку перед сараем. – В свое оправдание могу сказать, что гуляли мы в ту ночь с Мышкиным. И он сделал все, чтобы меня напоить. Хотя, – он усмехнулся, – для этого не требовалось больших усилий. Остальное было делом техники. Встать у пульта, изменить программу.

– Я могу поверить в то, что так поступил сумасшедший, – задумчиво сказала Галка. – Но человек в здравом уме не мог не понимать, что будет расследование и правда обязательно раскроется.

– Взрыв не планировался, – горько сказал Черников. – На следующий день в вещах Мышкина я обнаружил записку с довольно прозрачными указаниями Володина. От Петра требовалось сорвать испытания, дискредитировать Женькин проект. К несчастью, он не обладал достаточной квалификацией. Сделал что-то не так и вместо неполадок получил взрыв, уничтоживший весь радиоактивный блок. Конечно, испугался и сбежал с места преступления. Его фамилия осталась в протоколе, в числе тех, кто должен был находиться внутри, так что подозрений не возникло. Зато в моей виновности никто не сомневался.

– Но вы же сами признались, – припомнил слова Мещерского Гошка.

– Признался, – обнажая белые зубы, усмехнулся Черников. – В тот момент я действительно был почти безумен. И винил себя в случившемся. Да и сегодня виню.

– Но почему вы сбежали только сейчас? – спросила Галка. – После двадцати с лишним лет…

– Я увидел фотографию Мышкина в газете, – он полез в карман, извлек смятый номер «Известий». – К нам редко попадала пресса, а тут была какая-то комиссия. Я заметил у одного из проверяющих газету с кроссвордом, попросил. И глазам не поверил, когда наткнулся на это. Смотрите.

Ромашкевич направил фонарь на газетный лист. Гошка прочел название: «Открытие новой плотины в Узбекистане».

– Вот он, – на мутной фотографии была запечатлена толпа улыбающихся, по большей части широколицых и узкоглазых людей. И среди них невысокий почти лысый человечек, на которого указывал заскорузлый палец Черникова. – Теперь я знаю, где он. И не успокоюсь, пока не разыщу и своими руками не уничтожу этого мерзавца. На, держи, – протянул он Гошке газету.

– Это не метод, – тихо сказала Галка. – Этим должно заниматься правосудие.

– Правосудие? – страшновато рассмеялся Черников. – Девочка, наше правосудие – это Володин и подобные ему. Не для того я год планировал побег, не для того, черт возьми, шатаюсь здесь, словно бродячий пес, чтобы он снова ушел от расплаты. Разыщу и пристрелю, как крысу.

– Кстати, ты не сказал, где взял пистолет, – напомнил Ромашкевич.

– Навестил семейное гнездышко – дачу пламенных коммунистов Черниковых на Николиной горе. Там кроме других трофеев всегда имелось несколько единиц незарегистрированного оружия и определенная сумма денег. Собственно, надо было сразу отправляться в Узбекистан, но я хотел повидаться с тобой, Рем. И сказать одну важную вещь тебе, Гоша.

– Какую?

– Мышкин не только сорвал испытания. Он передал Володину копии Жениных разработок. Все, до последней формулы, до чертежа. То, за что Володин спустя два года получил государственную премию. Но Женька подозревал что-то такое. Была утечка информации, мы просто не могли найти источник.

– И думали на меня, – сказал Ромашкевич. – Поэтому отстранили от проекта.

– Прости, друг. Странное было время. И ты тогда отдалился. В общем, Женька решил обезопасить авторство и переснял наши разработки на фото. Одна копия была дома у академика Гончарова и, как понимаю, исчезла после его смерти. Вторую отвезла к родственникам Лёля. Вот эта копия, Гоша, возможно, до сих пор хранится у твоих родных.

– Вряд ли. Если и была, то тетка давно выкинула.

– Надо узнать точно. Там даты, авторские подписи. Это научная могила для Володина. Доказательство, что работа, которая в свое время его прославила, – плагиат.

– Думаю, о доказательствах можно поговорить позже, – вмешался Ромашкевич. – Стас, я категорически против твоего плана. Извини, но это средневековье какое-то. Вендетта и прочие страсти.

– Средневековье? – глаза Черникова опасно блеснули. – Уничтожать конкурентов всеми возможными способами, двадцать лет держать в отделении для буйных неугодного тебе человека – не средневековье? Превращать его в овощ уколами и таблетками – не средневековье?

– Стас, я представляю…

– Нет, Рем, ты не представляешь. И не нужно.

– Но вы понимаете, что, убив Мышкина, обречете себя на пожизненное заточение в той же больнице? – спросила Галка. – Только охранять вас будут лучше. Уже не сбежите.

– Мне все равно. В крайнем случае пущу себе пулю в лоб.

– Извини, Стас, ты сейчас действительно говоришь, как безумный, – покачал головой Рем. – Можно найти выход.

– Надо ехать к Белову, – сказал Гошка. – Вы не доберетесь до Узбекистана, вас схватят. И даже если сумеете… вы тоже должны жить. Отец не захотел бы вашей смерти. И мести такой ценой.

– Что может сделать Белов?

– Он может многое. В первую очередь – спрятать тебя. Гоша правильно говорит: ни до какого Узбекистана ты не доедешь. Это фантазия, – сказал Ромашкевич. – И давайте скорее уедем отсюда. У меня плохие предчувствия: Северский понял, от кого было сегодняшнее письмо. Мне удалось оторваться от него ночью, но не исключено, что милиция уже прочесывает округу. Стас, ты согласен?

С минуту Черников стоял, кусая губы. Потом вскинул голову, посмотрел на Гошку, ответил ему, не Рему:

– Согласен.

– Ну, вот и отлично, – Ромашкевич засуетился, отыскивая в карманах куртки ключи. – Ребята, мы поедем вдвоем. Возвращайтесь в общежитие.

– Мы вас не оставим, – отрезал Гошка.

– Пять человек в этой машине не поместятся. Она развалится на ходу.

– Не развалится, – заверил его Ромка. – У папы такая же.

– Кстати, удивлен, что ты водишь машину, – заметил Черников.

– Я не вожу, – хмурясь, сказал Ромашкевич. – Но права у меня есть.

– Ты разве?..

– Официально я не стою на учете. Садитесь.

В крохотный автомобиль набились, как селедки в банку. На переднем сиденье устроился Черников, ребята с трудом уместились на заднем. Выехали к деревне, по петляющей проселочной дороге выбрались на ведущее в Энск шоссе. Из-за горизонта поднималось розовое зарево – приближался рассвет, ветер гнал по светлеющему небу низкие рваные облака.

– Мы с Женькой дружили с первого курса, – неудобно извернувшись на переднем сиденье, рассказывал Гошке Черников. – Познакомились на вступительных и сразу стали не разлей вода. Потом Рем к нам прибился и этот… Мышкин. Мы о таких вещах мечтали, если бы ты знал. Мир собирались перевернуть! И дедушка твой над нами не смеялся. Говорил, что верит в молодость, в азарт. Я ведь даже жил у Гончаровых на Ордынке, когда от своих гэбистов ушел.

– Много сегодня милиции, – заметил Ромашкевич, проезжая мимо очередного поста. – Черт, как же эти огни мелькают…

Он приложил к глазам левую руку, странно потянулся, словно окаменел, и внезапно откинулся на спинку сиденья, мелко затрясся. Оставшийся без управления «запорожец» вильнул вправо, к обочине. Черников истошно заорал:

– Рем! – и резко выкрутил руль, одновременно нажав педаль тормоза.

Это и спасло от страшной аварии: машина не врезалась на полной скорости в фонарный столб, а лишь ударилась по касательной. Отлетели капот, боковая дверь, ребята повалились друг на друга.

– Что с ним? – закричала Галка, указывая на бившегося в судорогах Ромашкевича.

– Эпилепсия. С детства. Помогите-ка его вытащить.

Ромашкевича стащили с водительского сиденья, уложили на траву. Черников удобнее устроил его голову, вложил в рот какую-то щепку: «Чтобы не подавился языком». Спустя несколько минут он очнулся, застонал, спросил слабым голосом:

– Все живы?

– Все, только машину придется чинить.

– Больше никогда… – Рем сглотнул. – Ребята, простите. Всю жизнь пытаюсь сделать вид, что этой болезни нет. А она меня догоняет. Три года назад чуть не натворил дел в атомном блоке. Белов тогда взял с меня обещание, что встану на учет. А я… вот.

– Смотрите, что это там? – указал на дорогу Ромка. – Целая процессия.

По двухполоске, стремительно приближаясь, неслось несколько машин. Предутреннюю тишину разрезал вой милицейской сирены.

– Беги! – заорал Гошка Черникову. – Беги, пожалуйста!

Тот кивнул, быстро чмокнул его в лоб и, не разбирая дороги, бросился в лес. Машины тормозили резко, визжали шины. Вслед за милицейскими автомобилями у обочины припарковалась черная «Волга», с заднего сиденья выскочили Мещерский и Северский.

– Где он?! – заорал профессор, хватая Гошку за грудки. – Где Черников? Что здесь произошло?

– Он где-то здесь, близко, – сказал Мещерский полковнику милиции. – Прочешите лес. И помните: стрелять на поражение. Сумасшедший опасен.

– Нет! – закричал Гошка. – Подождите. Вы не знаете! Это не он. Он не виноват во взрыве!

– Что вы несете, Гончаров? – брезгливо поморщился Северский. – Ромашкевич, что здесь произошло? Ты был за рулем? Ты совсем идиот?

– Да, за рулем был я. Всеволод, Гоша говорит правду. Умоляю, остановите погоню. Стас невиновен.

– Бред, – холодно усмехнулся Мещерский.

Где-то в лесу, невдалеке от дороги, раздался выстрел, потом еще несколько. Все замерли в страшном предчувствии.

– Отстреливался, сволочь, – тяжело продираясь сквозь кустарник, еще издали закричал невысокий полноватый майор. – Сашке руку задело. Где только пистолет взял, тварь…

– Так вы его догнали? – неестественно высоким голосом спросил Мещерский.

– А то как же. Пулями тремя, не меньше. Отстрелялся, голубчик. Но где он пистолет взял?

Глава 6. Песня для профессора

Гошка лежал на своей общежитской кровати почти сутки. Просто лежал, свернувшись калачиком под одеялом. Никого не трогал. Зачем-то трогали его. Приходили, дергали, говорили бессмысленные слова. Он и сам не знал, отчего гибель человека, с которым знаком-то был всего несколько часов, подействовала на него таким образом. Возможно, дело было не только в Черникове. В оглушающей, вопиющей несправедливости этого мира, зыбкого, как отражение в воде. Еще три месяца назад все было просто. Институт, вздорная тетка, перспектива учительства где-нибудь в поселке или маленьком городе. Привычная, пусть и скучноватая жизнь, такая же, как у большинства сверстников. И вдруг в единый миг все перевернулось, оказалось иным: сложным, угрожающим, непонятным. Где правда, где ложь – кто разберет?

Утром следующего дня дверь открылась, послышались тяжеловатые шаги. Матрац слегка прогнулся, кто-то сел рядом.

– Ну что ты, мальчик, что ты! – сказал Белов, дотрагиваясь до его плеча.

И словно прорвало плотину. Захлебываясь слезами, утыкаясь в чужое колено, Гошка говорил обо всем. О родителях, о Стасе, о погубленных просто так, ради чужих амбиций, людях. О том, что ничего уже не понимает в этой жизни.

– Я поеду к тетке, я найду снимки, – говорил он, по-детски хлюпая носом. – Уничтожу этого гада!

– Должен тебя огорчить, Гоша. Сами по себе документы мало что значат. Никто не станет затевать дело о плагиате в отношении заместителя министра.

– Я стану!

Академик только покачал головой. Выглядел он усталым, осунувшимся. Неудивительно: больше суток на ногах. Улаживал, договаривался, успокаивал высокое начальство, желавшее знать, что за ЧП случилось в институте.

– Володин страшный человек, – сказал он серьезно. – Фанатик, но фанатик хитрый и расчетливый. С ним просто так не справиться. Вот из-за таких, Гоша, особенно страшна холодная война. Им ничего не жаль – ради идеи могут полмира уничтожить. И возможности имеются. Мы все позаботились. Радовались созданию нового орудия массового убийства, как новогодней шутихе: «Ах, какие мы молодцы, раньше наши боеголовки могли уничтожить тысячи, а теперь миллионы, раньше для этого требовалось сорок минут, а теперь пятнадцать».

– Но американцы занимаются тем же самым. Мы ведь не можем просто уступить. Что же делать?

– Идти навстречу друг другу. Договариваться. Перестать сходить с ума, множа взаимную ненависть. Другого пути я не вижу. Кстати, о ненависти. Извинись перед Всеволодом Тимофеевичем. Ты был неправ, а кроме того, груб и жесток.

Гошка прикусил губу. Там, на шоссе, сразу после убийства Черникова, он едва не накинулся на Северского с кулаками. Кричал, что тот всегда ненавидел отца и Стаса, что специально привел погоню, желая отомстить университетским соперникам.

– Почему вы так печетесь о нем? Он работает на Володина, метит на ваше место.

– Гоша, никогда не рассуждай о том, чего не знаешь. И не руководствуйся чужими сплетнями. Хорошо, не извиняйся. Просто поговори с ним. Считай это моей личной просьбой.

***

Разговор вышел странным.

– Мне не нужно ваших извинений, Гончаров, – отрезал Северский, едва Гошка перешагнул порог его кабинета.

– Я не извиняться пришел.

– Значит, собираетесь вылить на меня новый поток оскорблений?

– Нет, – ситуация становилась все глупее.

– Тогда зачем?

– Поговорить, – сказал Гошка, чувствуя себя полным дураком. И добавил: – Алексей Николаевич просил.

– Я даже не знаю, что это такое, – Северский коротко, зло рассмеялся. – Крайняя степень идиотизма или изощренное издевательство? И о чем же вы собираетесь говорить со мной, Гончаров?

– Вы бы вызвали милицию, если бы знали, что Черников не убивал моих родителей? – спросил Гошка. И сам испугался заданного вопроса.

– То есть вы, Гончаров, желаете знать, обрек бы я на смерть невиновного человека исключительно из личной неприязни? – Северский встал, прошелся по кабинету. Тот был под стать хозяину: ничего лишнего, ни картинки, ни сувенира. Только шкафы, забитые книгами и папками, заваленный бумагами стол да небольшая грифельная доска в углу. На ней Северский часто делал расчеты, вот и сейчас там красовалась длинная формула. – Скажу вам честно. Я не считаю Черникова невинной овечкой. Насколько я понял из рассказа Белова, он напился в день испытаний. Грешил этим еще в университете. Далее. Если бы он не размахивал в лесу пистолетом, скорее всего, не был бы убит.

– Да как вы можете винить его в этом?! Он столько перенес. Эта больница…

– Гончаров, – Северский устало покачал головой. – Нравится вам это или нет, Черников в самом деле был психически неуравновешен и потому опасен. Но, знай я все, не стал бы обращаться к людям, получившим приказ стрелять на поражение. Хотя бы в память о его брате. Я, как и вы, пошел бы к Белову.

– А что с братом?

– Он был полной противоположностью Стасу, да и всей их семейке, – трудно поверить, но в обычно холодном, недоверчивом взгляде профессора на мгновение мелькнуло что-то мягкое, почти мечтательное. – Интеллигентный, вдумчивый юноша, склонный брать на себя ответственность за все грехи мира.

– С ним что-то случилось? – спросил Гошка, припоминая слова Мещерского об «аутодафе». И едва сдержался, чтобы не задать другой, совершенно невозможный вопрос: «Он был вашим любовником?»

– Вас это не касается, – ответил Северский, всем видом демонстрируя, что никого в свои воспоминания пускать не собирается. – И подумайте еще об одном. Я вызвал милицию, выдернул Мещерского из дома по одной причине. Вы трое ушли с Ромашкевичем и, возможно, оказались во власти преступника. В отличие от майора, меня наличие оружия у Черникова не удивило.

– Значит, вы спасали нас? – поразился Гошка.

– Дошло, Гончаров? Учитесь оценивать ситуацию с разных точек зрения. Для ученого это необходимое качество.

***

Про историю с Черниковым быстро замолчали. И власти, попросту закрывшие дело, и Белов, мягко, но настойчиво гасивший стремление Гошки мчаться куда-то, ловить Мышкина, искать копии отцовских записей.

– Всему свое время, Гоша, – говорил он ласково. – Понимаю, сам был молодым. Хочется восстановить справедливость. Но сейчас ты ничего не добьешься, еще себя, пожалуй, погубишь. А этого я допустить не могу. Ради памяти Виктора не могу. Подожди, наступит и твой черед.

Гошка с ним соглашался, но в душе росла, множилась смутная неудовлетворенность, ощущение неотданного долга. А должен он был многим. Родителям, деду, Стасу, даже уволившемуся после скандальной аварии Ромашкевичу.

От невеселых мыслей отвлекала работа. Вернулись из колхоза институтские сотрудники, жизнь вошла в обычную колею. Галка с утра до ночи просиживала за книгами, Ромка возился с приборами. Гошке пришлось сдать экзамен на допуск к работе в атомном блоке. Правда, атомщики биофизиков к нейтронному генератору не подпускали: настраивали и продумывали все сами, руководствуясь их пожеланиями.

В ноябре Гошка впервые побывал за границей. Белов лично включил их с Галкой в список сотрудников, откомандированных в Прагу на конференцию молодых физиков.

– Конечно, директорский любимчик! – под одобрительные смешки «теоретиков» прокомментировал Домокл.

Гошка на подколки Мещерского внимания не обратил. В конце концов, он не просился в эту командировку, а возня с оформлением документов и заполнением бесконечных анкет с дурацкими вопросами о родственниках за рубежом показалась невероятно муторной. Да и Прага его, в отличие от попутчиков, не очаровала. Вся эта готическая (или какая там) архитектура показалась чужой, а город чересчур тесным и каким-то непривычно чистым, как квартира, хозяева которой впадают в истерику от каждой пылинки. На конференции он почти ничего не понял, в самолете неприятно ломило уши, понравилось только необыкновенно вкусное чешское пиво.

Одновременно Гошка открыл для себя мир литературы, запрещенной или неодобряемой советской цензурой. Она передавалась из рук в руки, переснятая на фотобумагу или отпечатанная на пишущей машинке. «Самиздат» – так называли эти самодельные книги, казавшиеся окном в неведомый мир. Мир, разительно отличавшийся от того, о котором бодро твердили по телевизору. Гошка запоем прочел «Мастера и Маргариту», «Доктора Живаго», Шаламова, Хармса, многое другое, чего было не найти в библиотеках. Ближе к Новому году Галка принесла три пухлые книги на английском языке с красивыми иллюстрациями, на которых были изображены маленькие человечки, бородатые старцы в длинных балахонах, немного похожие на академика Белова, старинные герои в доспехах и тонкокостные люди с заостренными ушами.

– Так это же сказка, – скептически сказал Гошка, разглядывая картинки. Английский он знал, что называется, в пределах школьной программы. И то на честную четверку.

– Ничего ты не понимаешь! – накинулась на него Галка. – Это сказка, но какая! Лучшая сказка всех времен и народов. Ты просто обязан прочитать! Пусть даже со словарем.

– А я? – обиделся Ромка. – Я и со словарем не смогу. Французский в школе учил, да и его толком не знаю.

– Ладно, попробую переводить на ходу, – сжалилась Галка. – Тем более, уже читала, знаю, о чем речь.

Так Гошка открыл для себя удивительный мир профессора Толкиена. К «чтениям с переводом» вскоре присоединилось множество другого народа, и эти посиделки стали главным вечерним развлечением декабря и января. Говорили, что где-то есть самиздатовский перевод, но достать его не удавалось. Как-то раз пришел Домокл, заявил, что читал «Властелина колец» еще лет пять назад и остался равнодушен. Его дружно прогнали со словами: «Не трогай, гад, сказку!» В аспирантском общежитии повсюду слышались разговоры об эльфах, хоббитах, древних королях и назгулах. Неприятных, глуповатых людей за глаза именовали троллями, Ромка как-то раз назвал Домокла орком. Тот, кажется, не обиделся, только покрутил пальцем у виска.

Дата добавления: 2015-08-02