Стёрли…, - глухо отозвалась Элеонор, - Немудрено. Она же еврейка. Когда-нибудь нас всех сотрут с лица Земли. Спасибо, герр Хилдебранд, вы сделали всё, что могли. 5 страница

- Герхард…, - сонно пробормотала она, улыбаясь, но потом вдруг резко села в кровати, словно её ударило током. Судя по спокойной реакции мужчины, он, похоже, того и ждал. Голос его был невозмутим.

- Прости, что разбудил тебя. Я не мог иначе.

- Что-то случилось? – Стефана обвила руками его шею и чувственно прижалась щекой к его щеке; на её глаза наворачивались слёзы, - Не пугай меня, прошу!

- Придётся, - устало вздохнул Ланда, - Лучше это сделаю я, чем Дитрих.

- Причём здесь Дит? – не поняла Стефана, - Что ты сделаешь лучше, чем он?

Герхард слабо улыбнулся, и женщина ощутила щекой, как приподнялся один из уголков его рта.

- Сегодня меня будут допрашивать по поводу тебя. Кто-то донёс, что ты из концлагеря. Если это кончится моей казнью, то после моей смерти, никто не сможет защитить Дитриха.

- Защитить? Герт, ты о чём? О деле Хилдебранда? Но вы ведь нашли решение. Он говорил…

- Я знаю. что он говорил, - Ланда резко оборвал её, отстранившись, - Однако не все в Гестапо поверили в версию про ракового больного, несмотря на тщательно подготовленные доказательства.

- И что ты собираешься делать? – Стефана выглядела глубоко несчастной оттого, что Герхард разорвал их объятия.

- Сказать, что Хилдебранд – это я, - твёрдо ответил мужчина.

- Нет! Герхард… Нет!

Стефаной овладела истерика. Она вцепилась, что есть мочи, в лацканы его кителя и уткнулась носом в его шею, на что Ланда лишь снова оттолкнул её, на сей раз грубо, после чего поднялся на ноги и, надевая лежавшую на тумбочке фуражку, прежним тоном ответил:

- Кроме меня, Дитриха некому защитить. Моя верность – моя честь. Прощай, Стеффи…

- …После этого он вышел из комнаты и уже никогда не вернулся, - закончила Стефана свой рассказ.

Теперь, спустя время, взгляд её уже не выражал той боли, и ни один мускул лица даже не дрогнул. «Сильная женщина», - в который раз подумал Дитрих. Что касается его самого, то после её рассказа у него на сердце заскребли кошки. Герхард… Товарищ…

- Он должен был жить, - тихо проговорил мужчина, - Моя жизнь не стоит такого благородного поступка.

- Он бы всё равно умер, - неуверенно произнесла Стефана, - Знаю, что это звучит неутешительно. И всё же ты должен помнить, что Герхард был предан Рейху. Он защитил тебя лишь потому, что ты был его другом, иного волка в овечьей шкуре он выдал бы, не задумываясь. Он не предал бы идеи Гитлера, и после войны его бы не оправдали, как тебя, он был бы казнён.

- Может, ты и права, - фон Шварц через силу улыбнулся, - И всё же, его бы убил не я.

- Пойдём танцевать? – прошептала Стефана чуть слышно. Её пальцы разомкнулись, и тёплые ладони с нежностью обхватили руку мужчины, - Я ведь тоже ни с кем, кроме тебя, не танцевала ни танго, ни вальс, и я соскучилась.

Дитрих благодарно улыбнулся ей, что она помогла ему отвлечься от грустной темы.

- Пойдём. Только вот вальс здесь будет неуместен, а не станцевать танго, приехав в Аргентину, просто преступление.

Они вышли на круглую площадку посередине веранды, и Дитрих дал знак небольшому оркестру играть музыку. Его не терпящие возражения руки обвивают её талию, синхронно они выпрямляют спины; фон Шварц поворачивает голову влево, Стефана, гордо вскинув подбородок, вправо.

- Странное чувство, - хрипловато-бархатным голосом прошептал Дитрих, - Мы ведь с тобой танцевали танго, но сейчас мне кажется, будто мы танцуем его впервые.

- Но ведь тогда мы были не в Аргентине, да и музыка сейчас совершенно другая…

Положив ладонь мужчине на плечо, Стефана дразняще отталкивается, но вновь оказывается щека к щеке с партнёром, привлечённая резко и властно.

- И всё равно выходит забавно: мы спим с другими, с другими создаём семьи, но в танцах – верны друг другу беспрекословно.

- Ты думаешь, в этом что-то есть? – спросила Стефана погрустневшим тоном, уже без нотки прежней дерзости.

- Нет, совершенно нет, - резко ответил фон Шварц, - Ничего, кроме глупой сентиментальности.

- А жаль… Мне нравится, когда ты сентиментален.

- А мне – нет. Тем более, в данный момент я настроен быть пылким.

Склонившись к поднятому к нему лицу, он коротко касается полураскрытых губ. В ответ на его слова и поцелуй Стефана блаженно улыбнулась.

- Как тебе это удаётся, Дит?... Сводить с ума…

На середине шага в сторону Дитрих фон Шварц делает паузу. Обвив ногой его бедро, Стефана выгибается назад, упираясь низом живота в его пах. Музыка мнгновенно обрывается, так и оставив их в этой позе. Женщина выпрямляется и кладёт голову на его плечо.

- Я так ждала тебя… так ждала…

Поужинав, они отправились в отель, где Дитрих остановился на время поездки. Оказавшись наедине в своём номере, они наскоро разделись, раскидывая на пол вещи и осыпая друг друга поцелуями, затем упали на кровать. Стефана была очень возбуждена: от одного взгляда Дитриха на её устрицу, её розовые створки раздвинулись, открыв его взгляду пунцовую жемчужинку, поблёскивающую от любовного сока. Но… Именно в этот момент Дитриха больно резанули воспоминания, которым он, как ему весь этот вечер казалось, уже не придавал прежнего значения. Стефана – его Корона, повторял он себе, и лишь сейчас к нему пришло озарение. Да, Стефана - его Корона, а её тело – его королевство… Королевство, познавшее другого короля, другие порядки и устои. Захочет ли оно отказаться от них во имя прежнего Короля? А самое главное – хочет ли он сам работать над тем, чтобы оно вновь стало прежним? Да и зачем, когда у него есть человек, хранивший ему верность всё то время, что он гонялся за грёзами. Тот самый человек, что застал его за чтением письма и предложил обратиться за помощью к Руперту. Да, это Кеша.. Стефана же отказалась от него из-за сущего пустяка. И что же тогда его так влекло к ней? Быть может, то, что от всех людей, даже самых близких, он только и слышал: «Ты хищник», «Ты машина смерти», «ты кукловод»… раз за разом… Возможно, он в итоге и сам поверил в это и искренне полагал, что его любовь к Стефане – единственная его светлая черта. Не потому ли он так цеплялся за неё? Но если это и было когда-то важно, то не сейчас. Дитрих фон Шварц в нём давно умер, и его место занял Вернер Хилдебранд: не тот, кто гонится за идеалами, а тот, кто ценит то, что имеет и умеет превратить это в идеал. Возможно, Дитрих действительно был хищником и негодяем, но Вернер помог множеству людей, которые в благодарность за это вытащили его из тюрьмы. Вернера уважают и любят, и больше всего его любит Кеша. Он ждёт его, даже зная о том, КУДА отправился его возлюбленный. И почему он сейчас так далеко от него? Почему не удерживает его за руку, когда тот пытается наложить на себя руки? Почему не целует его в висок и не шепчет, что всё будет хорошо? Всё на свете он бы отдал только за это.

- Кеша…, - прошептал он, скользя приоткрытыми губами вдоль живота Стефаны к пупку, и, казалось, даже не понял в первые несколько секунд, отчего она так резко села на кровати и сжала ноги, не желая продолжать начатое.

- В чём дело?

Он поднял взгляд и заметил, что Стефана плачет.

- Ты любишь его… Любишь… А ко мне приехал только для того, чтобы проучить, да?

- Вовсе не для этого, - отсутствующий взгляд мужчины устремился в сторону окна, голос его также не выражал никаких эмоций, кроме тоски по дому, - А его я люблю. И это правда.

- Ты не можешь так, Дитрих… Он же мужчина!

- Никогда не называй меня Дитрихом! – неожиданно вскипел он и, не контролируя себя, резко развернулся и грубо схватил Стефану за запястье, цепко сжав пальцы на коже цвета топлёного молока, - Я Вернер! Вернер Хилдебранд! Дитрих – это самое худшее, что во мне было, но я это искоренил. Окончательно. И не спрашивай, когда. Как раз в этот самый момент. Только что.

Он встал с постели и бросил Стефане её платье. Впервые в жизни ему стало по-настоящему противно видеть в своей постели чужую обнажённую женщину. Нелюбимого человека.

- Может, ты вызовешь мне такси? Дит… Вернер?

Теперь по взгляду Стефаны было видно, что она уже не только ошарашена, но и до предела возмущена, но ни покрасневшие от слёз белки глаз и ноздри, ни её обиженный тон, не пробуждали в нём ни капли сострадания.

- Конечно, вызову. Только собирайся.

Стефана помедлила: она надеялась, что после её слов он одумается, захочет её удержать, обнимет и никуда не отпустит, однако даже это не подействовало.

- Зачем же ты тогда приехал в Аргентину?! – её голос сорвался на крик, - Чтобы сделать мне больно? Чтобы поиздеваться? И ради этого тебя понесло в такую даль?

- Нет, - спокойно ответил Дитрих, - Я приехал сюда для того, чтобы понять, как сильно я люблю Его. Без этой поездки я бы никогда в жизни этого не понял и не оценил. Прости, что веду себя жестоко, - он устало вздохнул, откидывая прядь волос с лица, после чего, с некой долей участия посмотрев на Стефану, мягко добавил, - Но я не могу иначе. Это подло. Так что лучше одевайся. Такси отвезёт тебя домой. И передай привет сыну. Я привёз ему вот это. Должно быть, в Аргентине не делают такой?

Мужчина открыл ящик тумбочки и извлёк оттуда плитку баварского шоколада, но женщина не приняла её.

- Мне ничего от тебя не нужно. Кстати, мог бы и не продавать своё имение, - холодно сказала Стефана, встала, нашла на полу свои трусики и натянула их на бёдра, прикрыв наготу чресел, - Жил бы там со своим гомиком. Ты разбудил во мне всё самое плохое, Дит. Да, для меня ты именно Дитрих, хочешь ты того или нет.

- Не сомневался, - огрызнулся Дитрих, тайком запихивая шоколад Стефане в сумочку, пока она была занята застёжкой своего бюстгальтера, - Впрочем, мне безразлично, кто я для тебя.

- Несколько минут назад было не безразлично!

- Сожалею об этом.

XXII.

Hе покидай меня,
Даже если ты чистый бес!
Или бери с собой,
Или останься здесь.
Hе покидай меня!
____________(с) гр. «Наутилус Помпилиус», «Чистый Бес»

На следующий же день Дитрих лишь позавтракал с графом Тильбертом, поблагодарил того за поездку, и… отправился в Аэропорт покупать билеты на ближайший рейс. Очень хотелось домой.

Часы полёта казались ему пыткой, как и дорога к ферме, но вот и скотные дворы, амбары и сараи, яркая зелень лугов, пестреющих лютиками и ромашками… Дети работников, гоняющие кур, и среди них чумазый Руди. Элеонор Шмидт стоит на крыльце, изумлённо раскрыла рот, засмеялась, подзывая детей. Дитрих упал на колени, когда подбежал Руди и его детские руки обвились вокруг крёстного, вокруг самого сердца. Да, здесь его сердце, навсегда.

Вышла Амели посмотреть, что за шум, пробежала по пыльной дорожке от крыльца к воротам и обняла Дитриха, как брата, и, казалось, только потом заметила отсутствие Стефаны рядом с ним.

- Ты один? – удивилась женщина. К ним подоспел Вольф.
Он крепко пожал Дитриху руку, с улыбкой заметив, каким недолгим было рукопожатие фон Шварца.
- Да, я один. Стефана осталась в Аргентине, - коротко ответил Дит.
Амели и Вольф переглянулись – они поняли, что Дитрих не хочет затрагивать эту тему.
- Что ж, твоё возвращение нужно отметить. Вольф, зови остальных, а у тебя, – она обратилась к фон Шварцу, - есть время отдохнуть с дороги.
- Кеша дома? – поинтересовался Дитрих.
- Русский? – переспросила Амели, - А зачем он тебе? Да, он в своём домике, пишет статьи. Дела фермы его, как всегда, не интересуют.
Женщина поморщилась, однако в этой гримасе не было злобы – все уже смирились и привыкли, что Иннокентий держался несколько отстранённо. Словно бы до сих пор не желал смиряться с жизнью на чужбине. И только Дитрих знал, что это был именно его собственный выбор.
- Спасибо, - поблагодарил фон Шварц, и, даже не выгрузив чемоданы из багажника своего автомобиля, широкими шагами направился к домику Титова. Амели проводила его изумлённым взглядом.
Однако на полпути к Кешиному порогу шаги Дитриха сделались неуверенными, а ноги ватными. Он с минуту потоптался на нагретом солнцем деревянном крыльце, прежде, чем толкнуть дверь, а когда дверь подалась, он ощутил, как взмокли его ладони.
Из дальней комнаты слышался мерный звук клавиш пишущей машинки. – Кеша был настолько занят работой, что даже не услышал скрипа входной двери и шагов Дитриха. Надо сказать, Дитрих сам воспользовался этим, вытягивая у судьбы ещё пару минут форы. Он огляделся. В передней его внимание привлёк стол с кружевной скатертью, на котором стояли белые, сиреневые и розовые люпины в стеклянной крынке. Иконы на полке в углу. Плетёный коврик для ног и набор гранёных рюмок в серванте. Клетчатый шерстяной плед, небрежно брошенный на диван, и непередаваемый запах уюта. Вся эта атмосфера немного успокоила Дитриха, и он прошёл в ту комнату, где слышался перестук клавиш.

- Можно войти? – поинтересовался фон Шварц и тут же понял, что вопрос его прозвучал нелепо – ведь он УЖЕ вошёл.
Кеша резко обернулся, услышав голос, который он никогда уже не ожидал услышать. Взъерошенный, с покрасневшими от бессонной ночи глазами – очевидно, он настолько погрузился в работу, что потерял счёт времени. На полу валялись скомканные черновики, а под столом – пустая винная бутылка.
- Дитрих? Ты же уехал?
- Я вернулся.
- Но почему?
- Ты не рад мне? – в голосе фон Шварца появилась уверенность, - Неужели не рад?
- Я всегда тебе рад, ты же знаешь, - понуро ответил Кеша, - Но всё-таки, почему ты решил вернуться?
- По той же причине, по которой ты поехал со мной в германию, - украдкой ответил Дитрих, после чего понял, что его слова прозвучали более, чем откровенно. Однако отчаявшийся Кеша не увидел столь явного намёка.
- Не начинай эту тему. Ты же знаешь, мне больно.. Лучше скажи, из-за кого ты вернулся? Из-за Амели?
- Причём тут Амели?! – Дит едва сдержал поднявшуюся в нём волну ярости.
- Ладно, не буду лезть тебе в душу. Иди к остальным, расскажи им про Аргентину, а мне надо работать.
- Мне, собственно, и рассказывать-то нечего, - улыбнулся Дитрих, взял свободный стул, уселся на него верхом и сложил локти на спинке, - Я и трёх дней там не пробыл, даже не успел купить Аргентинского вина. Так и вернулся без подарка. Прости, виноват.
- Я и не надеялся, что ты вспомнишь обо мне. И потом, мне вряд ли бы захотелось пить Аргентинское вино и слушать про Стефану. И ты прекрасно знаешь, почему.
- Я и сам не хочу говорить о ней.
- Иди, Дитрих, прошу тебя..
Во взгляде Кеши появилась мольба. Теперь он стал выглядеть ещё больше измученным. Дитрих даже не сразу нашёл слова, чтоб продолжить беседу.
Однозначно, уходить он не собирался.
- Про что пишешь? – спросил он, кивая на пишущую машинку.

- Тебе это правда интересно?
- Да, - Дитрих был крайне серьёзен, - Я хочу знать, ЧТО тебя поглотило настолько, что ты не спишь по ночам. По твоим глазам вижу – ты не спал.
- Тебя правда это беспокоит? – изумился Кеша.
- После того, как ты был вынужден бежать в германию, я чувствую за тебя ответственность, - фон Шварц мягко улыбнулся. С тех пор, как он стал использовать глазной протез вместо повязки, его улыбка перестала походить на коварный оскал хищника.

- Как и я за тебя, Дитрих, - Кеша замялся, - Ты знаешь.. Когда в «Ястребе» узнали, что ты был нацистом, я первый напомнил им, сколько ты сделал для нас.
- Почему ты говоришь мне об этом только сейчас? – откровение Кеши ошеломило Дитриха, - И почему другие мне не сказали?
Кеша склонил голову и нахмурился.
- Ты сам когда-то говорил, что тебе не нужна помощь от гомика.
Его губы вздрогнули в бесслёзном рыдании.
- Мне до сих пор стыдно за это, если бы ты знал, как, - фон Шварц дождался, пока Кеша удостоит его взглядом, и продолжил, - Я хотел догнать тебя, но какая-то сила не давала мне этого сделать. Я как будто прирос к полу и онемел, и мысль, что я не могу ничего сделать, причиняла мне страдание. Но потом я успокаивал себя, что на то была воля судьбы – ты бы остался в Берлине, если б я попросил, а в Берлине оставаться было слишком опасно.
- Ты прав, - Кеша выдавил из себя улыбку, - Если б я остался в Берлине, я бы мог погибнуть, и тебя бы не оправдали на Нюрнбергском процессе, а значит и ты бы погиб.

- Ты на редкость самоотвержен.

- Моя единственная радость – что ты жив.
Кеша посмотрел на него с такой всепоглощающей нежностью, что Дитрих не смог выстоять перед этим взглядом и сделал то, чего раньше никогда не делал – положил руку на Кешину шею и подушечкой большого пальца провёл молодому человеку за ухом. Кеша отпрянул от него, как от кипятка.
- Зачем ты так? Зачем ты дразнишь меня? Какого чёрта ты вообще приехал?
- Я приехал К ТЕБЕ, - впервые за весь диалог фон Шварц повысил на него голос, - Почему ты так упорно этого не замечаешь? Я думал, ты ждал и надеялся.
- Дитрих, - Кеша растерялся, казалось, ему трудно контролировать даже собственное дыхание, - Дитрих.. Это правда?
- Правда.
Фон Шварц встал, и Кеша вслед за ним тоже вскочил со стула.
- Ты ведь не уйдёшь после того, как сказал мне ТАКОЕ?
- Тебе решать.
Бледная рука немца потянулась к Кеше, и тот бережно обхватил тонкие пальцы своими, крепкими, с детства привыкшими к сельскому труду и мужской работе.
- Я давно всё решил и не поменял своего решения, Дитрих.
От волнения у Титова почти сел голос. Фон Шварц подошёл ещё ближе к нему и тоже растерялся. Молчание сопровождалось громким дыханием из одних приоткрытых губ в другие.
- Называй меня Вернер, пожалуйста.
- Вернер, - Кеша заговорил настолько тихо, что гораздо проще было прочесть по губам, чем услышать его, - Ты можешь любить меня не так сильно, как любил Стефану, главное – люби меня долго.

В ответ на это немец поцеловал его, робко, словно никогда прежде не целовался. Что же касается Иннокентия, он был ещё более неопытен, так как ему и вовсе не доводилось никого целовать, даже женщин. Однако как только он ощутил, что руки фон Шварца сильнее стеснили его в объятиях, то сразу же осмелел и передал через поцелуй всю ту любовь, которая томилась в нём все эти годы, не имея права на выход.

К праздничному ужину они немного опоздали. Теперь самой сложной задачей было не подать виду, будто что-то изменилось. Но стоит заметить, что держась за руки под скатертью, они прекрасно с этим справлялись.

Дата добавления: 2015-08-02