Стёрли…, - глухо отозвалась Элеонор, - Немудрено. Она же еврейка. Когда-нибудь нас всех сотрут с лица Земли. Спасибо, герр Хилдебранд, вы сделали всё, что могли. 1 страница

Дитрих встал и удалился. Нет, он сделал слишком мало, он непременно должен разыскать Эстэр, однако второй раз обнадёживать бедную Элеонор он точно не станет: слишком горестно смотреть, как меркнет огонёк надежды в её глазах. Лишь тогда, когда Эстэр будет найдена, он сообщит Элеонор о результатах, а пока – самое время заняться поисками.

Где же? Где может находиться на данный момент 14-летняя еврейская девочка? Вариантов очень много. В худшем случае, её, также, как и мать, могли направить в один из лагерей смерти, откуда беднягу уже не вызволить; в лучшем же случае – она могла примкнуть к какому-нибудь обществу единомышленников, похожему на «Ястреб».

Следователь, подперев кулаком щёку, внимательно слушал рассказ Дитриха, и на глаза его наворачивались слёзы, стоило ему вспомнить, как отчаянно противилась бедняга Эстэр давать показания. И на то, увы, были причины. Эстэр отправили туда же, куда и Стефану, однако девочке повезло куда меньше. – Если Стефана покинула «Канаду» буквально сразу же, так и не попав в постель ни к одному эсэсовцу, то несчастной Эстэр пришлось пройти через все круги ада, прежде чем Дитрих разыскал её. А это было совсем непросто. Он довольно-таки быстро предположил, что девочку вполне могли отправить туда же, куда и всех хорошеньких молодых девочек – в 4-ю группу, и даже поинтересовался у Стефаны, знакома ли ей некая Эстэр. Однако Стефана и Эстэр никогда не пересекались прежде, чтобы в последствии узнать друг друга. На тот момент, когда Стефану отправили в Собибор, Элеонор всё ещё жила в Берлине, а Эстэр училась в лицее. Когда Элеонор забрали, девочка даже не была поставлена в известность об исчезновении матери. В один день её просто сняли с урока под предлогом, якобы директор лицея желает переговорить с ней по поводу её опозданий. Эстэр никогда не опаздывала на занятия, более того, всегда приходила заранее, и посему подобные слова насторожили девочку. И всё же она не могла перечить старшим и отправилась в кабинет директора. Коричневое фланелевое платьице с тесным воротником на пуговицах, свежевыглаженные банты на косах их белой тафты. Наряд не по возрасту, но что поделать? В лицее требуют форму. А так же не разрешают стричь волосы и красить губы… Однако, вопреки запретам, она их подкрашивала, как и ресницы, за что её нередко считали вульгарной, однако отличная учёба пресекала своим фактом всяческие попытки наставников придраться к ней.

Директор имел крайне напуганный вид. Ещё бы… Как он не грохнулся в обморок при виде наставленных на него двух револьверов – великая загадка. Нацисты, державшие у его виска эти самые револьверы, велели ему вызвать не только Эстэр, но и многих других детей, имевших «не арийское» происхождение. Эстэр никого из них не знала лично, хоть и частенько пересекалась с ними в коридорах. Ни на ком из них лица не было. Эсэсовцы же, напротив, бесчувственно ухмылялись. Один из них, тот, что носил фамилию Блюхер, выглядел до невозможности отвратительно. В добавок ко всему, от него неприятно воняло. Эстэр долго не могла определить, был ли это запах пота или дух изо рта. Впрочем, к несчастью своему, она получила возможность выяснить это. Как и стоило полагать, попытки подростка подражать взрослой женщине сыграли свою злую шутку. Да, именно он и стал первым, кто вторгся в её девственную плоть. Той ночью он нависал над ней, выпятив щетинистый подбородок, а запах, исходивший от этого типа, был всё также невыносим: это была дряная прокисшая похлёбка и застарелая грязь. По всей видимости, Блюхер был не из тех, кому по душе водные процедуры. Его потное от возбуждения лицо обрамляли слипшиеся сальные волосы, а грязные ногти болезненно впивались девочке в спину, когда он буквально терзал её на столе в своём кабинете. Вот он замер в блаженной эйфории, после чего плюхнулся своим пузатым телом прямо на измождённую Эстэр. Поняв, что они закончили, вошёл второй нацист и напомнил Блюхеру, что теперь его очередь. Тот неохотно встал. Оделся и пошёл к двери, окружённый облаком вони. Эстэр покорно развела ноги перед его сослуживцем. Она была слишком подавлена даже для того, чтобы расплакаться. И всё же, ошибочно считать, что данный инцидент полностью уничтожил её волю. Она пыталась бежать, и не раз, но каждый раз её находили и жестоко наказывали. И всё же, весной 1945 года, совсем незадолго до конца войны, бедняге удалось сбежать, спрятавшись в грузовике с постельным бельём, которое везли в прачечную. Именно в этот день Дитрих, искавший девочку уже в течение двух лет после того, как Элеонор поведала ему о дочери, мог бы наткнуться на неё, ибо как раз туда и направлялся в поисках Эстэр, но, увы, они разминулись. Эстэр выпрыгнула из машины с бельём и спряталась за деревом на обочине как раз в тот момент, когда чёрный BMW фон Шварца проезжал по дороге в сторону ворот того жуткого места, заложницей которого она так долго была. И всё же, ещё рано было радоваться свободе. Теперь вставал другой вопрос – куда идти, чтоб не выдали или не прикончили?
Эстэр углубилась в лес, не слишком далеко – чтобы не заблудиться, а ровно настолько, чтобы с обочины её никто не заметил. Корни деревьев под её ногами переплетались, словно лапы чудовищ. Споткнувшись об один из корней, она упала на землю. Подняться она уже не могла, так как повредила ногу, а силы вконец оставили её, так как минувшей ночью ей так и не дали выспаться похотливые нацисты. Тяжёлый сон сморил Эстэр буквально сразу, и только взошедшее на следующий день солнце заставило её вновь открыть глаза. Пятна света лежали на траве, и девочка, отвыкшая от свободы, только теперь ощутила её вкус и долго забавлялась с солнечными зайчиками. Затем она кралась меж деревьев, осторожно, как рысь, чувствуя голод, но не знала, как и где найти пищу. Когда бедняжку настигла гроза, она в ужасе упала в траву, зажимая уши руками. Страх грозы имел не случайную природу – в ту ночь, когда Блюхер лишил её невинности, как раз шла гроза, такая же беспощадная, как и сейчас. Впрочем, сейчас страшнее – совсем недалеко молния ударила в какое-то дерево, и оно полыхнуло, отчего в небе над ним повисло кровавое марево, как в день перед Страшным Судом. Ах, где же руки Христа, что разверзнут эту страшную пелену и подарят спасительный луч добра? Холодные струи дождя больно хлестали тело, и Эстэр дрожала, как загнанный в ловушку зверёк. Она уже думала, что замёрзнет насмерть, как вдруг чьи-то руки накрыли её чем-то тёплым. Девочка уже решила, что ей почудилось, так же как и любому умирающему мерещится шанс на спасение, и всё же нашла в себе сил, чтобы повернуть голову. Человек, что укрывал её плащом, не был одет в нацистскую форму, что успокаивало, однако вид его был настолько мрачен, что Эстэр невольно подумала: «уж лучше бы это был фашист».Никогда прежде ей не доводилось видеть людей, похожих на этого незнакомца. Во-первых, мало кто в 40-е годы носил длинные волосы, во-вторых, они были чёрными, как одеяние смерти, и с них прямо ей на лицо капала холодная дождевая вода, а в-третьих, повязка на одном глазу с раннего детства ассоциировалась у Эстэр со злодеями. И всё же лицо Дитриха, а это был именно он, не было злым. Серьёзным, но не злым. Многим оно казалось даже красивым, впрочем Эстэр было явно не до рассуждений о красоте, особенно сейчас – когда лес вот-вот весь полыхнёт, как спичечный домик. Огонь распространялся вширь, и всё шире с каждой секундой. Яростные порывы ветра переносили пламя от дерева к дереву, и совсем скоро станет не выбраться. Дитриху тоже было страшно – об этом говорил тревожный блеск в его единственном правом глазу. Стоит заметить, ему было, похоже, даже страшнее, чем Эстэр. Она слишком продрогла, и её мысли были заняты лишь тем, как сильно ей хотелось укутаться в тёплый плед с чашкой имбирного чая…Ах, как давно она его не пила…

В тот же миг, как только Эстэр повернула голову в сторону Дитриха, кто-то слюняво лизнул её в щёку. Это был его пёс. Которого он назвал Боргом, в честь своей первой собаки, что умерла ещё до того, как юный фон Шварц поступил в Академию. Борг также, как и свой предшественник, являлся немецкой овчаркой, обладал прекрасным чутьём и был просто отличным другом – единственным другом Дитриха после смерти Герта и переезда антинацистов во Францию. Именно он и нашёл следы Эстэр в лесу. Дело в том. Что Дитрих, подавленный очередным разочарованием, что Эстэр не нашлась, случайно услышал разговор двух эсэсовцев, в котором один упрекал другого в том, что тот посмел упустить какую-то девчонку. Замерев у дверей, Дит вслушался внимательнее и услышал то, что хотел. Беглянку звали Эстэр. И хотя это имя довольно популярно среди женских еврейских имён, он почему-то с первой же секунды был уверен, что это именно она, но на всякий случай проник в архив, где отыскал список всех поступивших сюда за годы войны женщин. Среди них эстэр было всего три, и одна из них носила фамилию Шмидт и по возрасту как раз соответствовала дочери Элеонор. Оставалось надеяться лишь на то, что сбежала именно она, а не другая её тёзка. Ведь вариант, что Эстэр Шмидт уже нет в живых, тоже не исключён.

Дитрих вернулся в машину, где его терпеливо ждал Борг, которого он всюду брал с собой в длительные поездки. Дело в том, что пёс не признавал чужаков, и найти кого-то, кто присматривал бы за ним, пока Дитрих в отъезде, было совсем непросто. В машине фон Шварц сменил военную форму на повседневный костюм и извлёк из бардачка единственную имевшуюся вещь Эстэр – её платок, в которое было завёрнуто фото чернявой лицеистки с двумя густыми косами, струящимися по худым отроческим плечам – именно так Эстэр выглядела ещё три года назад. Интересно, что сталось с ней сейчас?

Дитрих отъехал от ворот и остановился на обочине, напротив того самого дерева, где, как ему показалось, юрко спряталась какая-то быстрая тень, пока он ехал сюда. Машину он припарковал на опушке леса, чтоб никто из проезжавших по дороге не заметил её в зарослях орешника. В самом деле, машина фон Шварца, стоящая на дороге без хозяина вызвала бы множество вопросов. Лучше перестраховаться. Затем пёс понюхал платок и взял след. На поиски ушёл весь остаток дня и вся ночь, но Дитрих знал, что если он упустит этот шанс найти Эстэр, то, быть можеть, уже никогда больше не сумеет разыскать её. А если же он проявит ещё хоть каплю терпения, то двухгодовым поискам настанет конец, и Элеонор вновь увидится с дочерью. И всё же, как бы не был позитивен его настрой, всё испортила гроза на следующий день. – Дождь рисковал смыть все следы и навсегда оборвать призрачную нить, ведущую к Эстэр Шмидт. Земля снова и снова наполнялась влагой, и эта жижа, пропахшая пожухлой прошлогодней листвой, хлюпала под лапами Борга, что уже не так уверенно, как в начале, брёл по следам. Иногда он останавливался и топтался на месте, и в те мгновения у Дитриха почти замирало сердце. И всё же они нашли Эстэр, и сейчас она, укутанная в его плащ, теряется в догадках, благодарить ли судьбу за встречу с незнакомцем или же опасаться его. Да, это была и впрямь та же девочка, что и на фото, разве что исхудавшая и побитая жизнью… и людьми. Быть может, взгляд стал немного волчьим, но в целом – всё тот же заострённый подбородок, что и на фото, всё те же скулы и миндалевидные глаза.

- Не бойся, Эстэр, - тихо проговорил он, - Ни я, ни мой пёс, не сделаем тебе зла. Кстати, ты понравилась Боргу. Обычно он ненавидит чужих людей, а тебя сразу облизал.

- Кто вы? Откуда вы знаете моё имя? – голос Эстэр дрожал, она заметно озябла, изо рта её шёл пар. Вцепившись трясущимися пальцами в плащ Дитриха, девочка изо всех сил пыталась согреться, - Кто вас прислал? Почему вы здесь именно сейчас?

- Я должен был найти тебя ещё давно, я уже два года ищу тебя, уже отчаялся, если честно. Поэтому наша сегодняшняя встреча – подарок судьбы нам обоим. Твоя мать очень переживает за тебя. На ней лица не было, когда она узнала, что ты больше не учишься в лицее. Ах да.., - вспомнил Дитрих, - Моё имя – Вернер Хилдебранд. Только никому не рассказывай обо мне, так как эти вонючие фашисты ненавидят меня даже больше, чем тебя.

- Вонючие, - Эстэр вздохнула. Скорее всего, ей вспомнился Блюхер, - Не бойтесь, я не выдам. Я совсем одна в этом мире. Кому я могу вас выдать?

- Ты внимательно меня слушала? Эстэр, я только что сказал, что твоя мать волнуется за тебя. Так что ты не одна. Элеонор жива и на данный мимент находится во Франции, в составе антинацистского общества, которое я возглавляю.

- И вы отправите меня к ней?

В глазах Эстэр заискрилась надежда. И всё же Дитрих был вынужден обломать этой надежде крылья.

- Нет. Не сейчас, - чёрство ответил он, - Пока идёт война, ты отправишься в Швейцарию. Там радушно встречают беженцев, есть даже специальная организация, которая помогает беглым евреям. Как только ты найдёшь там приют, я напишу шифрованное письмо твоей матери. Она получит его, там будет указан твой адрес, и после войны ей не составит труда тебя забрать.

- После войны? – несчастным тоном переспросила Эстэр, - Но почему не сейчас?

- Сейчас слишком рискованно… Идём, Эстэр, здесь опасно находиться.

Он поднял взгляд к небу. Над вершинами деревьев, отсвечивая бронзой, разрасталась туча дыма, ветер рвал её края, и они развевались клочьями летящих знамён.

- А если война не кончится? – голос Эстэр звучал упрямо; казалось, ей стало наплевать на разрастающийся пожар. Сильнее всякого пожара вспыхнуло желание вновь увидеть мать, живую и невредимую.

- Скоро кончится, - успокоил её Дитрих, - и явно не в пользу фашистов. Я слышал, русские войска уже на подступах к границе. Ещё месяц-другой – и они войдут в Берлин. А сейчас вставай, нам надо срочно добраться до машины.

- Мне тяжело встать. Я споткнулась и, похоже, вывихнула ногу…

Сильные руки мужчины нагло задрали подол платья девочки до самого бедра. После чего внимательно ощупали ногу.

- Это не вывих, это ушиб. Хорошего, конечно, тоже мало, и всё же идти сможешь. Только прошу тебя, смотри под ноги… И.., - он опешил, его оставшийся правый глаз округлился до размера глазницы, - БЕЖИИИМ!!!!!!!

Над исполинским деревом рядом с ними, далеко над его вершиной, вскинулся столб огня, вмиг занялись стоявшие рядом пни и упавшие стволы, и отсюда, разгоняемые вихрем, пошли кружить и полыхать полотнища огня. Дерево над ними запылало полностью, во все стороны полетели обломки. Куда ни глянь – вокруг стеной огонь. Дитрих вскочил на ноги и рывком потянул за собой Эстэр. Его плащ соскочил с её плеч, но подобрать его они бы не успели – на него тут же повалилось горящее дерево.

- ндя… отсюда не уйти ни одной живой твари, - быстро проговорил себе под нос Дитрих, - ЗА МНОЙ! – скомандовал он и помчался вперёд, по-прежнему держа Эстэр за руку. Борг взвыл, и вой перешёл в отчаянный, почти человеческий вопль. Мгновение пёс метался, точно живой факел, после чего его обугленное почерневшее тело упало на землю. Дитрих бросился к своему четвероногому другу, но тут его потянула Эстэр. Видимо, она поняла, что теперь дело за ней. Сначала он даже выругался на неё, но тут за его спиной вспыхнула сосна, и как только во все стороны полетели клочья пылающей смолистой коры, Дитрих был вынужден отскачить и бежать вместе с Эстэр.

- Нет таких слов, какими можно описать подобную смерть, - обессиленным голосом молвил он, когда они уже выбрались из леса и сидели в его машине, - Огонь вгрызается внутрь, и сгорают последними, последними перестают жить сердце и мозг. Бедный Борг… Он пожил совсем недолго.

- Я понимаю.., - вздохнула Эстэр. Её голос тоже звучал устало. Лица обоих были чёрными от копоти, и всё-таки они целы и невредимы. …В отличие от несчастного пса.

- Нет. Ты не понимаешь, - Дитрих слепым взглядом уставился в окно, - Мне всегда было жалко животных больше, чем людей. Человек может сам себе помочь, а жизнь животного полностью в руках людей. Таким образом, брошенная собака не может вновь обрести дом, если люди её не подберут, тогда как человек может пойти работать и из самых низов пробиться в миллионеры. Борг бы не погиб, если бы не я...

- Но и не все люди могут сами себе помочь, герр Хилдебранд.

Дитрих резко повернулся к ней и вгляделся в её лицо. И правда, не все могут… она, например, не смогла.

- Что же с тобой произошло? – поинтересовался он.

От нахлынувших воспоминаний у Эстэр засосало под ложечкой.

- Не хочу рассказывать… не буду…

- Что бы ни произошло, всё позади, - мужчина старался, чтобы его голос звучал мягко, но так и не дождавшись ответа девочки, неохотно добавил: - Ладно, поехали ко мне домой, накормлю тебя ужином и сделаю ванну. Только вынужден предупредить – горячую воду отключили, придётся греть. Но возможно, к моему возвращению горячая вода уже будет.

Воду так и не дали, и Дитриху пришлось нагреть два ведра: одно для себя, другое – для Эстэр. Возможность помыться первой он предоставил ей.

- Тебе надо… отдать мне свою одежду, чтобы я смог отнести её в прачечную. После того, как ты помоешься, я дам тебе…, - он поджал губу и огляделся по сторонам. Из висевшего на крючках вдоль стены ничего женского не было. Только полотенца, его чёрный шёлковый халат и несколько плетёных мочалок.

- Что-нибудь придумаю, - рассеянно ответил фон Шварц на незаданный вопрос девочки.

Эстэр чуть улыбнулась и робко осмотрелась. Ей казалась невыполнимой задача самой раздеться перед Дитрихом. Но с другой стороны, не просить же его об этой услуге? Нет, лучше раздеться поскорее, чем терпеть это унизительное смущение. Сколько раз ей приходилось раздеваться перед незнакомыми мужчинами, однако, опыт не сделал её смелее: всё также отвратительно было представлять на себе чьи-то взгляды… Она сняла туфли и стала босыми ногами на холодный кафель. Дитрих деликатно отвернулся, и Эстэр разделась полностью. Вот она подпрыгивает на одной ножке, чтобы снять трусики, оставившие на её бёдрах кружевную вмятинку от резинки, и с ужасом думает, успеет ли прикрыться на случай, если он вдруг обернётся.

- Я готова, - возвестила Эстэр.

Он обернулся и увидел лишь её острые лопатки, когда она, повернувшись к нему спиной, залезала в ванну.

Поняв, что он не смотрит на неё, она решилась посмотреть на него сама. И вдруг она вскрикнула – с его глаза чуть съехала повязка, и стало видно часть пустой глазницы.

Дитрих невольно поднял голову, отреагировав на её вскрик.

- Вода слишком горячая?

Его рука, лежавшая на бортике ванны, хотела было пощупать воду, но в этот момент Эстер ударила рукой по воде, и брызги полетели в сторону Дитриха.

- Не надо ко мне лезть! И поправьте повязку!

Дитрих отшатнулся от неожиданности.

- Прости… Я понимаю, что тебе пришлось пережить…

- Не понимаешь…, - Эстэр было уже всё равно, что она обратилась к старшему на «ты», - Тебя когда-нибудь насиловал мерзкий вонючий толстяк?

- Как его имя? – настойчиво спросил Дитрих.

- Имени не знаю… А фамилия – Блюхер.

Фон Шварц сдвинул брови. Блюхер… Что ж, пусть толстяк молит об отпущении грехов, которого он никогда не получит…

Через четыре дня Вольфганг Блюхер умер при странных обстоятельствах – в его желудке нашли толчёное стекло, которое, вероятно, ему подложили в пирог. Одни говорят, его сгубила извечная страсть вкусно поесть, другие – что у Блюхера были враги, и лишь Дитрих фон Шварц загадочно улыбался, читая в газетах эту новость.

- Ты его убил, да? – Эстэр, похоже, всё поняла.

- Да, я, - не стал скрывать Дитрих, после чего чуть не прослезился от неожиданности: Эстэр набросилась на него и, крепко обнимая, рассыпалась в любезностях:

- Ты замечательный! Как бы я хотела, чтобы мой папа был таким! Можно я буду называть тебя хотя бы дядей? А, дядя Вернер?

- Можно… Конечно, можно, - Дитрих прижимал девочку к себе и, теребя её волосы, действительно один раз всхлипнул. Дядя… Папа… Никто и никогда прежде не желал до такой степени с ним породниться. Жаль будет расставаться с Эстэр. И всё же в Швейцарии ей безопаснее. Впрочем, чего таить? Абсолютно всем лучше вдалеке от него, ибо такова, наверное, его карма – причинять страдания, порой и невольно, тем, кому он дорог. Гретэль, Герхард, Стефана, Борг… Сколько ещё таких?...

Следователь так и не сумел скрыть того, как сильно он потрясён словами Дитриха. Его показания в точности совпадали с показаниями и Хелен Шульц, и Элеонор Шмидт, и Амели Вендэль, и Иннокентия Титова, и Эмиля Циммерманна, и всех остальных членов общества «Ястреб», каждого из которых он допрашивал по отдельности, не ставя в известность фон Шварца. Стало быть, Дитрих фон Шварц – и есть тот самый Вернер Хилдебранд, о котором они говорили, ведь в его рассказе были и те подробности, которые мог знать только он. Что ж, осталось проверить ещё кое-что…

- Значит, вы утверждаете, якобы Вернер Хилдебранд – это вы?

- Да, я утверждаю, - Дитриха понемногу начинал раздражать назойливый тон следователя, - Я – Вернер Хилдебранд.

- И вы возглавляете антинацистское общество «Ястреб»?

- Именно так.

- Тогда вы должны знать его пароль, - Тэйлор хитро прищурился, - Какой у «Ястреба» пароль?

- Memento more, с намеренно допущенной ошибкой, - уверенно произнёс Дитрих.

Тэйлор даже отшатнулся. Невероятно! И всё же, подумал он, рано радуешься, фашист.

- Расшифруйте вот это послание, - он достал из внутреннего кармана пиджака сложенный вчетверо лист бумаги, развернул и положил его перед Дитрихом, - Вам ведь, полагаю, знаком шифр «Ястреба»?

Дитриха это задание нисколько не смутило, напротив, он довольно потёр ладони, когда увидел перед собой такие знакомые символы, которые он знал на зубок. Он мог сказать даже больше – судя по почерку, послание составляла Амели, и как истинная француженка, любительница сентиментального, она зашифровала не что иное, как притчу:

«Однажды праведный человек беседовал с Богом и спросил его: "Господи, я бы хотел узнать, что такое Рай и что такое Ад".
Бог подвел его к двум дверям, открыл одну и провел человека внутрь. Там был большой круглый стол, на середине которого стояла огромная чаша, наполненная пищей, который пахла очень вкусно. Человеку безумно захотелось есть.
Люди, сидящие вокруг стола, выглядели голодными и больными. Все они выглядели умирающими от голода. У всех их были ложки с длинными-длинными ручками, прикрепленными к их рукам.
Они могли достать чашу, наполненную едой, и набрать пищу, но так как ручки у ложек были слишком длинные, они не могли поднести ложки ко ртам.
Праведный человек был потрясен видом их несчастья. Бог сказал: "Ты увидел Ад".
Затем они направились ко второй двери. Бог отворил ее.
Сцена, которую увидел человек, была идентичной предыдущей. Тут был такой же огромный круглый стол, та же гигантская чаша, которая заставляла его рот наполняться слюной. Люди, сидящие вокруг стола, держали те же ложки с очень длинными ручками. Только на этот раз они выглядели сытыми, счастливыми и погруженными в приятные разговоры друг с другом.
Человек изумился: "Как это возможно? Я не понимаю..".
"Всё просто", - улыбнулся Бог, - "Они научились кормить друг друга".» (с)

Фон Шварц невольно улыбнулся. Конечно же, это притча про «Ястреб», про общество, где люди стали единой семьёй, семьёй, в которую он вскоре вернётся….

Следователь же был вконец растерян. – Дитрих не оставил ему ни малейшей надежды на то, чтобы ещё в чём-либо заподозрить его.

- Итак…, - Тэйлор тяжело вздохнул, - Я записал ваш допрос на диктофон, также как и допросы членов общества «Ястреб». Вынужден сообщить, что ваши и их показания полностью совпадают. Думаю, эти доказательства скоро попадут в руки Международного Трибунала, и вас оправдают. А сейчас – следуйте в свою камеру. Конвой! Уведите его.

XVIII.

По одну сторону поленницы высились ряды ещё не разделанных брёвен, по другую – стена аккуратно уложенных ровных поленьев, а посередине стояли 2 пня, на которых можно рубить дрова. Дитрих выдернул из пня топор, взял бревно, поставил, и одним ударом расколол его на 4 равных части. Он брал новые и новые брёвна и так же умело рубил, думая лишь о том, что помимо электричества, водопровода и телефонной линии на ферме не помешало бы и отопление. Лезвие молнией взлетало над головой фон Шварца, блестело, опускаясь, тусклым металлическим блеском и расправлялось с очередным бревном. Крепкие сильные руки мужчины словно бы без усилий держали огромный топор, и тайком наблюдавший за ним Иннокентий искренне восхищался тому, как аристократ, привыкший к богемному образу жизни, так быстро научился элементарной мужской работе. Впрочем, он ведь не упоминал ни при ком из «Ястреба», как муштровали его в военной академии…

- У тебя отлично получается, - не сдержался русский, таким образом выдав своё присутствие.

Дитрих чуть не выронил топор от неожиданности. Со дня своего приезда сюда он просыпался слишком рано, да и спал плохо, потому что деревенская тишина и покой раздражали его не менее, чем шумная сутолока Берлина. Посему, уж чего он не ожидал – так это того, что Кеша проснётся столь же рано и станет наблюдать за ним.

- Эмиль Циммерманн потратил немало нервов, чтобы научить меня, - тыльной стороной ладони стирая со лба пот, признался он, - Так что хвали его.

- В данном случае я могу отметить, что ученик превзошёл своего учителя, - Кеша, кутаясь в шерстяную кофту –утром, независимо от времени года, всегда было так холодно, что изо рта шёл пар – уселся на второй пень, - Если хочешь, я помогу тебе.

- Не надо, на первое время дров хватит, - Дитрих отложил топор и тоже сел, - Почему ты не спишь?

- Не знаю, - Кешу передёрнуло от волнения; Дитрих даже заметил, как у него осунулось лицо и задрожали руки.

Наступила пауза. Дит сорвал былинку, надкусил её. Он по-прежнему чувствовал на себе пристальный взгляд русского, и у него мелькнула отчётливая мысль, что стоит ему протянуть руку… Чем Кеша ответит – поцелуем или пощёчиной, – он не знал. Но что-то произойдёт, в этом он был уверен. Иначе, зачем он следит за ним? Дитрих откашлялся, поднял глаза. Кеша тут же заговорил:

- Я так рад, что ты жив.

- Да, глупо было бы пережить войну и помереть уже после её окончания.

- Да уж...

Кеша, смотревший на него серьёзно, вдруг улыбнулся. «Добрый малый», - подумал Дитрих, хотя он итак это знал.

- Впрочем, война не прошла бесследно, мы все изменились, - задумчиво произнёс мужчина, - Стефана и вовсе говорила, что я стал похож на статую.

- Ты до сих пор скучаешь по ней? – с грустью спросил Кеша, - Правда?

- Как и ты по России, - сухо ответил Дитрих.

Кеше эти слова явно не понравились. Никогда в жизни он не смирится с тем, что Стефана вообще была в жизни Дитриха.

- В России меня объявили бы врагом народа. Но дело даже не в этом. Дитрих.. Ты сам прекрасно понимаешь, почему я не хочу уезжать.

- Неужели? – Дитрих нервно усмехнулся, - Опять ты за своё?

- Именно так, - Кеша напрягся, - Мой дом, там, где ты. И да, я скучаю по России – а именно по тем временам, когда я мог заботиться о тебе, когда мы могли не разлучаться, - Титов вздохнул и отвёл глаза, чтобы фон Шварц не заметил горечи в его взгляде, - Уютная баня, частушки.. Помнишь?

В Дитрихе сиюминутно вспыхнуло чувство внутреннего возмущения. Какое право этот человек имеет претендовать на него, и притом так открыто говорить об этом?

- Всё, с меня довольно! – рявкнул он, встал и ушёл.

Время шло. Амели встретила мужчину своей мечты, который развеял её скорбь по Альбрехту. Его звали Вольф. Совсем скоро они обвенчались в сельской церкви. Церемония прошла скромно, зато праздник по поводу торжества уступал разве что знаменитому Октоберфесту. Еще загодя с фермы Амели посыпались заказы на всё съедобное и несъедобное, что только можно было приобрести в окрестностях. Народ воодушевился, пооборвав лишние листки в календарях, и принялся высматривать почтальона в ожидании приглашений. Так как в главном доме все гости просто бы не поместились, праздновать решили на свежем воздухе, расставив столы вокруг большого старого дерева, росшего посреди луга. Ветки его украсились множеством фонариков, пришедшихся как раз над главным столом, что ломился от блюд и пузатых винных бутылок. Отмечать съехались люди из всех окрестных ферм и деревень, а так же родители Амели, безумно довольные, что их слишком рано овдовевшая дочь снова выходит замуж. Глядя на сцену их приветствия, Дитрих вспомнил о своих родителях. Живы ли они? Он ведь так ничего о них и не слышал ещё с начала войны, когда последний раз наведывался к ним в гости на время отпуска. Как-то так вышло… Встреча с Барбарой, поездка в Россию, «Ястреб», Стефана, Герхард, капитуляция – и во всей этой череде переживаний совсем не осталось места мыслям о родителях. Как же так? Дитрих схватился за голову. Подбежала 16-летняя Эстэр и потянула его за рукав:

- Потанцуй со мной, дядя Дит.

- Не могу, я устал танцевать, - он даже не взглянул на девочку. Живы ли мать и отец, вот что его тревожило.

- А можно я выпью вина?

- Тебе ещё рано.

Рано… Что он несёт? Сам он впервые попробовал Шнапс ещё в те годы, когда в школе проходят теорему Пифагора, открыл старинный напольный глобус в кабинете отца и обнаружил там бар… Чёрт подери! Завтра же надо ехать к отцу! Добрая Амели, конечно же, поймёт и отпустит. Ей и не до него, она будет утомлена первой брачной ночью с Вольфом.

Так и произошло. Утром следующего дня он надел парадный костюм, шляпу, сел за руль своего нового серого Седана – по правде говоря, его старый добрый чёрный BMW нравился ему куда больше – и поехал вперёд по ухабистой просёлочной дороге, две глубокие колеи которой, полосы темно-красной глины, разделяла широкая лента ярко-зелёной травы. А по обеим сторонам в высокой траве цвели в огромном количестве ромашки, клевер и прочие летние цветы. Луга спускались к зеленоватой речке, застывшей среди камышей и кувшинок. Над водой летали ласточки и тополиный пух. Высоко над рекой ветер раскачивал ветви тополей. Атмосфера свободы и беззаботности, у которой так мало общего со строгими липовыми аллеями, огибающими особняк фон Шварцев, куда он едет. Быть может, это связано с воспоминаниями из его тоталитарного детства, и всё же Дитриху становилось всё тяжелее на душе при подъезде к отчему дому. Кроме того, родное гнёздышко встретило его не приветливой солнечной погодой, какая царила в Баварии, а холодным проливным дождём. Тоскливый шелест воды одевал камень стен в прозрачную, струящуюся листву и сбегал по черепице, как по ступенькам. Мрачность мира и тяжёлой дубовой мебели – повод жечь лампу днём. Дитрих запрокинул голову. Да, если в окошке на втором этаже горит слабый апельсиновый свет, значит дома кто-то есть. Он поспешил к крыльцу и позвонил в дверь. Долгое время никто не открывал. Фон Шварц забеспокоился и хотел было второй раз нажать на кнопку звонка, как по другую сторону двери раздался слабый старческий голос:

Дата добавления: 2015-08-02