О начале обращения остяков в христианскую веру греческого обряда

Таково было достойное сожаления положение этой народности до последнего времени, и не было больших признаков того, что возможно когда-либо привести ее к познанию истинного Бога, поскольку, если судить взвешенно, казалось неправдоподобным, что какой-нибудь миссионер сможет когда-либо решиться идти проповедовать Евангелие народам, столь варварским. Из всех побудительных причин, которые могли бы дать некоторую надежду с вежливостью и рассудительностью склонить столь большое число ревностных проповедников отправиться путешествовать с бесконечными тяготами к настолько отличающимся народам, не найдется ни одной, которую можно было бы как-то разумно обосновать. Словом, нет ничего, что, казалось бы, должно воодушевить их на столь трудное предприятие, подвергая себя опасности в пустынных землях, занимаемых народом, столь бедным и диким, как остяки. Между тем, поскольку так мыслило меньшинство, именно по безграничному милосердию всемогущего Господа обращены были желания людей, как Ему угодно, возбуждено у людей рвение возвестить об Его величии также в этом уголке света и принести веру этому языческому народу.

Это сделал отец Филофей¹, который был избран архиепископом (Métropolitain; Archevêque) Тобольска, столицы Сибири, вдохновленный стремлением обратить соседствующие народы в христианский закон. Он принял решение послать миссионеров к монголам и направил к их великому первосвященнику – кутухте (Kutuchta)² двух своих служителей с тем, чтобы они изучили язык и нравы этого народа. Названный кутухта пребывает в великом боготворении среди народов Монголии, аюки и контайши и бухарцев. Он их патриарх, или великий жрец, он передвигается всегда в сопровождении вооруженных людей и стоит над всеми другими жрецами. У этих народов тот же культ идолопоклонства, что и у большинства китайцев и индийцев, у которых на протяжении времен был только один вождь, или великий жрец их церкви, называемый далай-ламой, сделавший свою резиденцию между озером Байкал и городом Селенгинском – последним городом, которым владеют московиты в сторону Великой Китайской стены. Некоторое время назад он сделал этого кутухту своим наместником, или епископом (Souffragant), у этих народов, которым он представил его в качестве епископа, потому что его юрисдикция простиралась слишком далеко, чтобы он смог управлять один; но кутухта впоследствии сбросил иго, избавился от зависимости и установил свою собственную власть духовного вождя над всеми этими народами. Монголы никогда не жили подолгу на одном месте, и у них нет никакого определенного места проживания: они кочуют здесь и там и живут в юртах. Зимние юрты сделаны из войлока, они называют их „войлок“ и покидают их летом, чтобы поселиться в сделанные из бархата или шелка. И поэтому у кутухты нет постоянной резиденции, но он размещается там, где сочтет необходимым, в своих лучших юртах среди большого числа воинов, составляющих его охрану. Он носит с собой идолов, самых почитаемых, и размещает их в отдельных юртах. Народ представляет себе, что он молодеет каждый месяц с новой луной и стареет с ее ущербом. Но миссионеры архиепископа (Metroplitain) рассказывают, что, когда кутухта принял их с учтивостью и дал им аудиенцию, у них случилась оказия узнать причину происхождения столь абсурдного мнения, которое, как они считают, основано на том, что он позволяет расти своей бороде от одной луны к другой и бреется только с новой. Они добавляют, что он очень заботится о том, чтобы быть необыкновенно нарядно одетым в эти дни, и даже красит лицо в белый и красный цвет подобно женщинам Московии.

Они верят в переселение души по Пифагору (Pitagore)³, или переселение души человека в тело какого-нибудь другого человека или какого-нибудь животного сразу же после смерти. Поэтому они стараются не убивать никакого живого существа из опасения, что это может вынудить переселение чьей-то души из их предков, по крайней мере, это не делается с целью ее передвижения, ибо они считают, что душа человека, который ведет бесчестную жизнь, переходит в тело какой-нибудь свиньи и что, благодаря смене местопребывания, она очищается и вновь становится после нескольких перемещений достойной вселиться в другого человека. Другие, позволяя себе слишком вдаваться в тонкости этого мнения, говорят, что не сама душа переходит таким образом из одного тела в другое, но только ее силы и действия. Они также используют эту теорию в отношении к их кутухте и утверждают, что его душа, покидая тело, тут же вселяется в тело его преемника, которого выбирают при его жизни и который постоянно находится при нем для того, чтобы его молодая душа готовилась и стремилась в беседах, которые происходят у нее каждый день со старой душой кутухты, заполучить его добрые чувства и другие лучшие достоинства, которые должны переселиться в преемника после его смерти.

Когда он появляется на людях (это происходит всегда с большой помпой и пышностью), он никогда не передвигается без своих труб и барабанов, его ведут в этом снаряжении к великолепной бархатной юрте, где усаживают на подушку на возвышении среди нескольких других, расставленных по кругу и расположенных немного ниже, которые предназначены для его лам, или жрецов. Сестра великого жреца теперь обычно садится по его правую руку, исполняя в этих случаях обязанности ламы, и у нее, как и у других, обрита полностью голова. Все ламы кладут некую траву в свои кадила и окуривают сначала идола, кутухту и наконец весь народ, который там находится, после чего старший (premier) среди них ставит семь чашек из самого красивого фарфора перед идолом и столько же перед кутухтой. Эти чашки наполнены медом, сахаром, медовым напитком, водкой, чаем, молоком и вином, которое они иногда заменяют сухим вареньем. Эти подношения сопровождаются таким приветственным возгласом народа: „Gie Gin Kutuchta!“, то есть кутухта – сияющий рай.

Он задал несколько вопросов миссионерам и спросил их, между прочим, каково число умерших. Но те в свою очередь обратились к нему с вопросом: не мог бы он назвать им число живущих, на что кутухта ответил, что он не может с точностью сказать это, так как, возможно, кто-нибудь родился в тот самый момент, когда он определял это число; миссионеры ему заметили, что дело обстоит так же по отношении к умершим; и они, казалось, были удовлетворены этим ответом.

Но вернемся к похвальному замыслу архиепископа: он не имел полного успеха, на который был рассчитан, ибо он (архиепископ) принял решение из-за своего преклонного возраста сложить с себя свое епископство и удалиться в монастырь, где он провел свою юность; но князь Гагарин⁴, губернатор Сибири, своими настоятельными просьбами уговорил его сохранять этот сан еще некоторое время. Он уступил его просьбам только при условии, что ему позволят поехать заняться обращением остяков в христианскую веру сообразно с замыслом, который у него был и о котором он рассказывал задолго до этого его царскому величеству. После того как он добился этого разрешения, он взял с собой несколько священников, с которыми он уехал к местам, где были их (остяков) главные, самые посещаемые идолы. Он им вновь представил суетность идолопоклоннического культа богослужения, при котором они поклонялись деревянным истуканам, и обучил их истинному способу поклонения одному живому Богу. Но этот слепой народ, пристрастившийся с древних времен к своему поклонению, противился всем попыткам архиепископа, ссылаясь на то, что их предки приносили жертвы идолам с незапамятных времен и что им было всегда очень хорошо с ними; что касается их – они были воспитаны с детства в этой религии и не были расположены менять ее ради другой, которая заставит их поверить, что их предки были в положении проклятия или по крайней мере в состоянии очень неопределенном. Таким образом, они казались сначала полными решимости скорее подвергнуться крайним мерам, чем отречься от веры и обрядов их предков. И поэтому они очень страдали, решившись отказаться от этого так называемого божества рыбной ловли – Старика обского, который снабжал их, так же как и их предков, большим количеством рыбы, и полагали, что в состоянии заставить с помощью упреков и протестов согласиться с их просьбами. Однако они постепенно прислушивались к доводам архиепископа и согласились наконец позволить сжечь этого идола. Это произошло в 1712 году около Самарова, где идол тогда находился. Но едва это свершилось, как они высказали сожаление, что согласились, и выразили неистовое желание вернуться к их прежнему поклонению. Лживая молва, которую тотчас кое-кто распространил, о том, что видели, как душа их идола в виде некоего аиста поднялась в воздух среди огня, немного способствовала поддержанию и даже увеличению этих чувств; но, после того как архиепископ и другие миссионеры разрушили этот вымысел и те, кто его лживо сочинил, уже не осмеливались выступить в его поддержку, этот бедный народ, который хотели совратить, начал прислушиваться к наставлениям. Те, кто находился в самых отдаленных местах, по-прежнему продолжали выказывать большое упорство в отношении своего идолопоклонства. Некоторые из их жрецов присоединились к ним и ничем не пренебрегли, чтобы подкрепить этих ревностных приверженцев старых жертвоприношений в своем решении. Они заставили их поверить небылице, что идол предсказал все, что должно было произойти, за восемь дней до приезда архиепископа и что он предупреждал о противодействии затеям христиан, которые он разрушит и сорвет своим могущественным покровительством.

Когда архиепископ прибыл к шалашам Шоркоров (Strorhaw)⁵, где находился другой подобный идол, он нашел народ, настроенный скорее все вытерпеть, чем отступиться от своей веры. Между тем его усердие, соединенное с убедительными доводами, которыми он пользовался, произвели такое впечатление на дух этих идолопоклонников, которые умели только возражать, что они позволили, чтобы обошлись с их идолом так же, как с идолом Старик обский. Но что больше всего способствовало убеждению язычников, проживающих в окрестностях Кодского (Kotskoi) монастыря⁶, где также много московитов, – это был пример некоего их князя по имени Алатщо (Alatscho)⁷, ведшего свое происхождение от древних королей этого народа. Архиепископ воспользовался для привлечения его на свою сторону примером московитов, которые не так давно были также идолопоклонниками и которые присоединились к христианской вере и уничтожили своих идолов во времена Владимира, сделавшего своей резиденцией Киев. Этот пример произвел такое впечатление на Алатщо (Alatscho), что он не только крестился, но решил еще поехать в Киев, чтобы посетить мощи святых, которые там показывают, и удостовериться самому в этой истине. Он действительно уехал вскоре после своего крещения.

Хорошая пора прошла за этими переговорами, суровость зимы вынудила архиепископа, который не сделал ничего другого, как сжег несколько идолов и крестил десять или одиннадцать человек, уехать обратно. Я вновь вернусь при случае к тому, чтобы известить читателя о способе, которым крестили в 1713 и 1714 годах более пяти тысяч остяков. Бог своим провидением устроит все таким образом, что большинство этого народа последует их примеру, чего нельзя было сделать за более чем десять лет, поскольку требовалось вытаскивать их из лесов и необитаемых мест.

Дата добавления: 2015-08-02