Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

О нравах и образе жизни остяков

Читайте также:
  1. Espresso Stile Halia - итальянский стиль жизни.
  2. I. Вопрос о смысле вообще, и вопрос о смысле жизни
  3. I. ПАРТИЯ НАРОДНОГО СОГЛАСИЯ В ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЖИЗНИ РЕСПУБЛИКИ БЕЛАРУСЬ
  4. III. История жизни (anamnesis vitae)
  5. III. История жизни больного (anamnesis vitae)
  6. V. ЖИЗНЬ КАК СОЗИДАНИЕ САМОЙ ЖИЗНИ. ТЕХНИКА И ЖЕЛАНИЯ
  7. VII. Тяготы жизни

Когда у кого-либо из остяков рождается дитя, он или идет советоваться к какому-нибудь московиту, чтобы узнать, как ему его назвать, или дает ему имя по первому животному, которое попадется навстречу, и, поскольку собаки и олени являются у них тем, чем скот у других народов, обычно случается, что ребенок получает имя одного из этих животных, и очень обыкновенно среди них услышать, что они называются Сабацки (Sabatsky) – моя маленькая собачка. Иногда они им дают имя согласно последовательности их рождения: старший, средний, младший, четвертый, пятый – и таким же образом остальным, соответственно их возрасту. Других, наконец, они различают по некоему недостатку от природы либо какому-нибудь примечательному свойству, как-то: хромой, коротышка, белоголовый, рыжий и т. д.

Остяки не имеют ни малейшего представления об искусстве и науке, не умеют даже ни читать, ни писать и живут точно в состоянии природного естества. Легко представить себе, что их общество не опирается ни на какие основы нравственности, ни на какие гражданские законы и что они не имеют ничего, кроме того, что установлено среди них обычаем, или того, что подсказывает им природа, что каждый должен соблюдать, чтобы сохранить общество и избежать угрызений совести и укоров от других людей. Именно этим они руководствуются при воспитании своих детей. Поскольку они не могут ни обучить их искусствам, ни выучить их какому-либо ремеслу, не имея сами малейшей толики знаний, их главная забота – научить их добывать себе на жизнь по их обычаю. Таким образом, все образование, которое они им дают, ограничивается обучением стрелять из лука, ловить рыбу и охотиться, и это именно то, что является целиком занятием их детства. Они проводят лето, занимаясь рыболовством, и сушат столько рыбы, сколько им потребно для зимы, а когда это время года наступает, они идут со своими собаками в леса и пустыни охотиться на соболей, лисиц, медведей, слонов, оленей и т. д. Шкуры их служат для уплаты дани государю, которому они обязаны отдавать определенное их количество, после чего они продают остальные или государю по установленной цене, или частным лицам, если только это не будут те, какими им не позволено распоряжаться.

Рыба является их главной пищей. Обь и другие реки обильно их ею обеспечивают. Они едят рыбу без хлеба и соли, поскольку последних у них мало, и, хотя их можно найти в некоторых местах, нищета большинства из них столь велика, что не позволяет их покупать. Кроме рыбы, они питаются также зимою птицей и олениной. Летом они употребляют мясо диких гусей и уток, которыми полны болота и небольшие озера. Они выслеживают для этого время, когда старые птицы меняют оперение, а молодь еще не оперяется по-настоящему. Они пьют обычно только воду, которую черпают в реке в большие чашки из бересты. Когда они убивают дикое животное какого ни есть вида: оленя, лошадь или какое-нибудь другое, они пьют его теплую кровь как нечто дающее наслаждение, но их самое главное лакомство состоит в том, чтобы вымочить кусок сушеной рыбы в ворвани или проглотить его разом. Нет ничего, что бы они любили больше „шара“ – табака из Китая, но они его курят не так, как другие народы, выдыхающие дым из горла, поскольку они сначала наливают в него немного воды, после чего опускаются на землю и глотают эту воду с дымом, что после нескольких глотков совершенно одурманивает их, но спустя небольшое время к ним возвращается сознание и они выходят из спокойного состояния. Они возобновляют это действие до тех пор, пока это доставляет им удовольствие либо же еще остается „шар“. Курят не только мужчины – женщины тоже занимаются этим и приобщают к этому своих детей с самой их ранней юности. Это им заменяет врача и прогоняет плохое состояние духа, которое рыба и ворвань образуют у них.

Они живут в небольших квадратных шалашах, сооруженных из малых деревцев. Они их покрывают берестой, чтобы иметь защиту от дождя и снега. Вдоль стен имеются места, сделанные специально для того, чтобы на них спать. В середине размещается род камина, в котором они сжигают только ветки. Все их движимое имущество состоит из рыболовецкой лодки, сетей, стрел, луков и посуды из бересты, из которой они пьют и едят. Иногда они владеют топором, но лишь немногие достаточно богаты для этого, и даже последние довольствуются обычно одним или двумя. Собаки служат им для охраны домов и для охоты. Кормят они их рыбой. Нищета угнетает их со всех сторон. Все их богатство состоит в оленях, и они не знают другого. Есть у них такие, кто имеет их до тысячи. Они перевозят с места на место свои убогие шалаши столь часто, как только посчитают это своевременным. Зимою они их устанавливают среди как можно более густого леса и страшных пустынь, где нельзя думать, чтобы кто-то мог жить, а они выдалбливают там в земле жилища, пробиваясь сквозь снега и льды для устройства себе убежища от жестокости стужи. Летом они располагаются стойбищами вдоль рек, с тем чтобы было удобнее заниматься рыболовством. Эти частые перемещения нисколько их не затрудняют. Материалы, нужные для постройки новых жилищ, они обнаруживают повсюду, и они настолько бедны домашним скарбом, что совершенно не мучаются при его перевозке в своих походах.

Олени и собаки служат им вместо лошадей. Они запрягают шесть собак, а иногда даже дюжину, в сани, которые везут их с крайней быстротой. Сани имеют четыре или пять локтей длины, на пол-локтя ширины. Мужчина может поднять их одной рукой, поскольку их основа не более дюйма толщиной, а дранка, составляющая остальную часть конструкции, очень тонкая. Поскольку, к сожалению, этого нельзя увидеть, то можно лишь принять на веру, с какой силой и какой ловкостью собаки тянут эту разновидность повозок. В этой стране нет ни коней, ни других удобств, ввиду того что, если бы они там имелись, их нельзя было бы использовать при поездках по причине высоты снежного покрова. Это вынуждает использовать собак или оленей. Когда путешественник впрягает всю свою стаю в сани и сам садится в них, хорошо укрывшись шкурами оленей и другими мехами, собаки, похожие по величине на наших сторожевых псов или на собак, которых натаскивают для боя быков, пускаются в путь со своим грузом, толкаясь и лая, до первой остановки, никогда не сбиваясь с дороги. Когда перегон несколько более трудный, чем обычно, они ложатся перед санями, чтобы отдохнуть, и, после того как им дается немного рыбы для того, чтобы восстановить их силы, они следуют до первой остановки, где находится подготовленное место перепряжки. Некоторые остяки, а особенно самоеды даже летом путешествуют на оленях в таком виде повозки, которая несильно отличается от саней, отделанных внизу оленьими шкурами, положенными таким образом, что шерсть скользит по траве. Когда им встречается на пути какая-нибудь река, олени преодолевают ее вплавь, таща сани позади себя.

Почва, которая, как кормящая мать, обнажает свою грудь, чтобы прокормить людей и животных, проживающих в разных частях света, дать средства существования, не производит почти ничего у остяков, если не считать диких корневищ, и они являются единственным, что этот неблагоприятный климат позволяет выращивать для их пропитания. Земледелие им совершенно неизвестно, и они столь же малоопытны в разведении домашнего скота. Они не выкармливают ни коров, ни лошадей, ни овец, ни домашней птицы, и, если бы они их завели, животные были бы тотчас истреблены их собаками, от которых московиты повседневно страдают в своих городах, и тем не менее они не могут обойтись без своих собак.

Поскольку лен не произрастает в этой стране, женщины там имеют мало занятий, подобных ткачеству, но они знают особый способ выделки из крапивы, из которой они изготавливают разновидность ткани, служащей им в качестве занавесок, развешивают ее вокруг мест, где спят, с тем чтобы спасти себя от мошкары, крайне докучающей им в лесах в течение лета. Поскольку эта ткань очень жесткая, она не позволяет шить из нее рубашки и платки на голову. Остальная их одежда состоит из рыбьих кож, сшитых вместе по облегающему тело силуэту, коротких штанов, чулок и мягких башмаков. Они заготовляют также кожи лебедей, диких гусей, уток и хищных птиц и сшивают их одну с другой, чтобы изготовить одежду. Когда остяку необходим головной убор, он подстреливает коршуна или другую хищную птицу, обдирает кожу и надевает ее на голову без какой-либо дополнительной выделки, чтобы носить ее. Зимою они обычно закутываются в шкуры оленей и лосей, которые они носят целыми в качестве балахонов, закрывающих от холода у них сразу же голову, тело и ноги. Женщины одеваются почти таким же образом. Если они носят отрезы полотна, окрашенные в разные цвета, которые закрывают лицо с двух сторон, то это для того, чтобы иностранцы не видели того, что прикрыто. Этот обычай свойствен как молодым, так и старухам, и они рассматривают его как признак скромности и целомудрия, надлежащих их полу. Знатные женщины носят одежду из узорчатой шелковой ткани, дамаста, или китайской – вид узорчатой шелковой материи, привезенной из Китая, – каждая сообразно своим возможностям.

Бедность этого народа вынуждает его вести открытую и тайную торговлю с иноземцами, чтобы извлечь помощь и облегчение в своих нуждах, но, поскольку они не обладают ничем, что можно было бы дать в качестве поручительства и залога, и, не зная ничего из всего названного, они не могут, стало быть, ни дать вексель, ни заключить договор. Надлежит найти другое средство склонить их к обещанию, такое, какое они используют сами. Они имеют обыкновение делать определенные отметки на кистях рук, как-то: рисунки птиц, цифры и т. д. Они показывают эти метки своим заимодавцам в качестве знаков, которые они могут без труда распознать и отличить их с уверенностью от других. Если же у них есть также некие порез, шрам, ранение или некоторый знак на лице или другом месте, они их делают заметными, когда входят на рынок и начинают исполнение своих обязательств. Говорят, что они рабы своих обещаний и что они очень строго возвращают свои долги на условиях, которые оговорены, давая рыбу, или меха, или деньги. Они ставят потом новые такие же метки как будто для того, чтобы вернуть обратно свой залог и отказаться от обязательств, о которых они договорились. Женщины делают много таких отметок на кистях своих рук и, чем более они пятнают себя, тем более кажутся красивыми.

Если не учитывать воевод, которые назначаются царем, чтобы управлять остяками и собирать налоги, у них нет большого различия между собой с точки зрения знатности и положения в обществе. Есть, по правде, среди них те, которые, претендуя быть выше других, принимают титул князя и присваивают себе во владение определенные реки. Однако другие оказывают им лишь немного или совсем никакого почтения. Они обращаются к ним только в случае распрей между ними. Также эти так называемые князья не могут ни подчинить их никаким законам, ни распространить на них малейшую юрисдикцию. Каждый отец семейства надзирает за своим домом при обычных происшествиях, но, когда случается некоторое важное дело, они идут к воеводам или же, с тем чтобы их рассудили, к жрецам своих идолов, завершающим споры приговором, который они стремятся объявлять через шайтана, или собственно идола. Что касается порядка разрешения их судебных дел посредством принесения клятвы, то об этом я расскажу в следующей главе.

Они предаются при этой анархии всем своим необузданным влечениям. Следовательно, не нужно удивляться, находя среди них только беспорядок и распутство без какой-либо надежды, что они в будущем приобщатся к цивилизации, если только они не присоединятся к христианской вере и не подчинятся наставлениям, которые митрополит прилагает все усилия распространить между ними, с тем чтобы ввести их в образ жизни, более правильный, чем тот, который они ведут до настоящего времени. Если он преуспеет в этом похвальном начинании, несомненно, что это не доставит им столь уж большого облегчения в их крайней бедности, для которой неупорядоченность их жизни должна рассматриваться в качестве главной причины. Поскольку они почти никак не заботятся о своих телах и едят все разновидности вредной для здоровья пищи, они очень часто заболевают цингой, сильно похожей на проказу, которая, как можно выразиться, „гноит“ некоторых на протяжении всей жизни. Чувства, которые природа, кажется, столь глубоко укоренила в характере всех людей для их самосохранения, в такой степени выхолощены у них, что, когда к ним приходит некая подобная болезнь на ноге, руке или какой-либо иной части тела и даже на лице, они не знают никакого другого лекарства, кроме как позволить распространиться по всему остальному телу и дойти до самых костей, которые быстро сгнивают, что заканчивает их болезнь и саму жизнь. Даже собаки облизывают больные части своих тел, и другие твари, которым природа отказала в разуме во всех иных вещах, по-видимому, имеют его в достатке для того, чтобы при своих болезнях искать и находить травы, способные их исцелить. Есть только такие остяки, слывущие невеждами по этому предмету и находящие себе утешение в примере своих предков, которые, приобретя такие же заболевания, сохраняли их до последних мгновений своей жизни.

Пусть даже у них есть красота и чистоплотность, которые могут разжечь любовь, эти люди должны совершенно избегать этой страсти. Для того чтобы она возникла, среди них должен очутиться иноземец, если грубость не поспособствовала тому, чтобы отвратить их друг от друга и не помешала тому, чтобы их сердца соединились. Нельзя сказать в целом, что они уродливы, как уже говорилось выше, и их тела весьма похожи на те, что у европейцев; и хотя среди них есть немного женщин, заслуживающих того, чтобы величаться красивыми, но их крайняя бедность, незатейливость одежды, язвы, которые их терзают, болезни, столь неприятные и отвратительные по большей части, никогда не позволяют представить, как мужчина или женщина такого вида должны найти себе пару. Любовь тем не менее у них в обыкновении, и они даже столь сильно обуреваемы этой страстью, что они не могут представить себе, что довольно для мужчины и одной женщины. Поэтому у них обычно две жены: одна пожилая для того, чтобы заботиться о домашнем хозяйстве, другая молодая для их наслаждения и прислуживания им в обществе. Когда они сватаются к какой-либо девушке, вот как это у них происходит.

Вздыхатель приглашает кого-нибудь из своих друзей к отцу девицы, чтобы условиться с ним о выкупе, какой он желает получить за нее, и редко случается, что он отдает ее дешевле, чем за сто рублей. Влюбленный соглашается с суммой и предлагает дать в зачет, к примеру, свою лодку стоимостью тридцать рублей, свою собаку за двадцать и больше, также и остальное до указанной суммы, которая всегда очень высока, и счастье искателя, если он наберет ту сумму, что требуется. Если будущий тесть удовольствован, он обещает отдать свою дочь по истечении определенного срока, и все это время жениховства он не позволяет вздыхателю посетить свою избранницу. Если он приходит навестить ее отца и мать, он входит, пятясь задом, не осмеливаясь посмотреть на них, и стоит, повернувшись боком, разговаривая с ними, чтобы выразить им свое почтение и свое подчинение. Когда срок завершается, отец отдает невесту своему новоявленному зятю, напутствуя их жить всегда в добром согласии и любить друг друга как муж и жена. Когда церемония заканчивается, тот, кто имеет возможность, угощает приглашенных несколькими стаканами довольно плохой водки. В таких случаях те, кто называется их князьями, что является достаточным для их радости, наряжают своих дочерей в одеяния из красного сукна, как у татар. Однако у обыкновенных людей голод определяет характер их питания, а бедность – характер одежды.

Не в обычае хранить целомудрие их дочерей до достижения ими брачного возраста. Они его лишаются в возрасте от 7 до 8 лет с тем, чтобы оставить себе достаточно времени для любви и чтобы они могли лучше приноровиться к прихотям их мужей.

Когда муж пресыщается своей женой, он волен ее отослать обратно и взять другую. Примечательно тем не менее, что в таких случаях естественная справедливость часто влечет за собой необузданные проявления их страстей. Они соблюдают похвальный обычай заставлять своих жен проживать в отдельных хижинах не только во время родов, но также когда они восстанавливаются, и не позволяется тогда их мужьям иметь никакого общения с ними. Они не обнаруживают больших затруднений при приближении срока родов и, кажется, рожают почти без боли. Зимой часто случается, что у них начинаются родовые схватки, когда они находятся в пути для смены места жительства; и, поскольку у них не оказывается установленной юрты, они освобождаются от бремени в том месте, где есть, прикрывают дитя снегом, чтобы приучить его с рождения к холоду; и, как только это маленькое создание издает крик, мать прикладывает его к своей груди и продолжает свой путь с оставшейся частью сопровождающих. Как только прибывают на место, где намереваются устроить стойбище, они поселяются поодаль и не позволяют никому (даже мужьям) приближаться к ним, исключая единственной старухи, которая их обслуживает на протяжении четырех или пяти недель, по истечении которых разжигается большой костер посередине хижины и роженица перепрыгивает через него. После этого обряда, играющего для них роль очищения, она возвращается к своему мужу, который может ее принять к себе с младенцем или отослать ее обратно смотря по тому, что заблагорассудит.

Эти люди активны в самые великие морозы, и удивительно, что они могут довольствоваться своими скверными одеяниями из кож рыб не только весной и осенью, когда очень холодно, но также в течение зимы, что необычайно по причине северных ветров, которые очень часты в это время года. Ознакомление также с их действиями и возмужанием со времени детства при трудовой деятельности и при утомлении, и привычностью в обращении с луком, и при охоте на диких зверей заставляют думать, что в старину военное дело и боевые упражнения не были им совершенно неизвестны. Даже еще и сегодня обнаруживается множество признаков былой храбрости, и жители Березовского края вынуждены были прежде обносить свои города частоколами и укреплять их, с тем чтобы защититься от нападений древних остяков, которые, как говорят, совершили несколько отважных попыток вернуть себе завоевания, сделанные у них. Неизвестный автор, который повествует о более древних временах, сообщает о ряде исполненных смелости действий, совершенных ими первоначально для помощи союзным им королям-язычникам. Главные среди них, и в особенности их князья, еще хранят каждый кольчугу, некоторое количество луков со стрелами, которые они бережно перевозят с собой вместе с их остальным небогатым скарбом, когда переезжают с одного места на другое. Они удаляются обычно в наиболее страшные пустыни посреди пещер свирепых зверей, охотой на которых они занимаются постоянно, не боясь опасностей, угрожающих их жизни, так что некоторые гибнут от когтей или пасти этих зверей или при других подобных несчастных случаях.

Когда кто-то умирает среди них естественной смертью, родственники зарывают его, если это произошло летом, или прячут под снегом, если это случилось зимой, вместе с его луком, стрелами, топором, ножом и предметами домашнего обихода, если его наличные средства позволяли ему иметь их. Они позаимствовали этот обычай от цекутов (Tsekut) – народа, обитавшего прежде в этой стране вблизи Самарова, Нарыма и других городов, который остяки получили, после того как покинули Пермь и им позволили жить среди них. Однако этот народ к нынешним временам целиком истреблен, так что не осталось никакого его следа, кроме как некоторые развалины крепостей, которые существовали едва ли не рядом с Самаровом и в других местах, где он проживал.

Остяки передают по наследству своих идолов, полученных от китайцев. Этот обычай погребать вместе с покойниками их кольчуги и предметы домашнего обихода основывается на имеющемся у них представлении, что, поскольку они будут на том свете с богами, у них может быть нужда не только в своем оружии, но даже в этих бытовых вещах, чтобы приготовить себе еду, если окажется, что боги не будут приглашать их обедать, на случай риска, что они разгневаются, или там ничего нельзя будет купить, или все будет очень дорого. Это то единственное, к чему сводится все представление, какое они имеют о потусторонней жизни и будущем положении людей. Из этого видно, что они имеют, разумеется, приблизительное и слишком смутное понятие о бессмертии души, поскольку они воображают, что счастье грядущей жизни состоит только в чувственных удовольствиях и плотском сладострастии.

Глава III


Дата добавления: 2015-08-02; просмотров: 71 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Положение царства Сибирь и происхождение остяков| О религии и идолопоклонстве остяков

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.012 сек.)