Продолжение и конец жития схимонаха Феодора

"Желая более уединения и безмолвной жиз­ни, о. Феодор объявил об этом желании настоя­телю и братии, и они устроили ему келью в лесу, в двух верстах от обители. В этой келье о. Фео­дор поселился с добродетельным иеросхимонахом Клеопою. В скором времени к ним присое­динился и о. Леонид, добровольно сложивший с себя достоинство строителя. Но не может укрыться град, стоящий на вер­шине горы: скоро слава о великих достоинствах Феодора разнеслась повсюду. Беспрестанно тол­пились при дверях его кельи многочисленные посетители и нарушали безмолвие пустынно­жителей. Феодор и сотрудники его, утомленные молвою, начали умолять Бога, чтобы Он уст­роил по святой Своей воле. Вскоре в сердце их возбудилось единодушное чувство, понужда­ющее их переселиться в северные пределы Рос­сии. Три года они не могли осуществить сего наделе. Провидение опрсделило Феодору преж­де своих товарищей увидеть Белые Берега. Он взял с собою на дорогу тридцать копеек, кото­рые ему подарил игумен Свенского^[62] монастыря, и отправился в путь. Зная презрение праведни­ка к деньгам, рожденное крепким упованием на Бога, один из его приверженцев, схимонах Афа­насий, вложил тайно в суму его пятирублевую ассигнацию. По дороге, отойдя 60 верст от Бе­лых Берегов, Феодор встретил престарелую ни­щую и отдал ей эту ассигнацию.

Феодор направился к Новоезерскому монас­тырю, лежащему в восточной части Новгородс­кой губернии, начальником которого в то время был знаменитый Феофан. Любовно им приня­тый, Феодор был им приглашен возобновить Нилову пустынь и жить в ней со своими едино­мышленниками. Получив от Феофана письмо к митрополиту Амвросию, Феодор отправился к митрополиту, но Амвросий не согласился на предложение Феофана и отправил Феодора в во­зобновлявшуюся тогда Палеостровскую пус­тынь, лежащую на северном острове Онежского озера.

Здесь провидение судило Феодору вступить в огонь жестоких искушений. Настоятелем Па- леостровской обители был некто Белоусов, про­исхождением купец, купивший себе дворянство, а затем и монашество вместе с достоинством строителя. Никогда не знавший послушания, не соображавшийся с заповедями истинного христианства и иночества, Белоусов заразился завистью к Феодору и начал его притеснять. Не удовлетворившись этим, он с разными клеветами поехал на него жаловаться митрополиту.

От владыки-митрополита Белоусов вернул­ся с приказанием, в котором было сказано: "Схимонаха Феодора никуда не пускать и ни в какие монастырские распоряжения ему не вхо­дить; если же сделает что непристойное, против­ное своему чину, то, лишенный чина, будет по­слан в светскую команду". Это было прочитано в трапезе, причем Белоусов запретил доброде­тельному старцу входить в кельи к другим ино­кам, впускать их в свою, разговаривать с бо­гомольцами.

— Все сие случилось, — сказал на это сми­ренномудрый Феодор, — за тяжкие мои грехи, за мою гордость и за невоздержанный мой язык. Слава Тебе, милосердному Создателю моему и Богу, что не оставляешь меня, многогрешного и скверного, но посещаешь и наказуешь меня за мои беззакония Своим милосердием и благоутробием отеческим.

Через несколько времени Феодор стал про­сить подать просьбу о переводе своем на Вала­ам, но получил отказ.

— Видно, — сказал он, — так угодно Богу. Буди имя Господне благословенно отныне и до века!

Вновь был послан указ, и в нем было сказа­но: "Феодора схимника из ворот монастырских никуда не выпускать и не допускать ни в ка­кие советы".

— Милосердный Господь и Создатель мой, — сказал Феодор, — дай мне и сие, и что впредь может случиться за грехи мои, претерпеть с бла­годушием и благодарением. Дай мне отныне, по крайней мере, положить начало к житию по Твоей святой воле и к люблению Тебя, милосер­дого Бога, Создателя моего и Искупителя!

Вскоре после этого указа Белоусов послал ему приказание выйти на покос, грести сено.

— Не могу выйти после указа, — отвечал Феодор.

Белоусов разгорячился и закричал:

— Я тебя посажу в погреб и буду кормить травою.

— Как вам угодно, так и делайте, — ска­зал Феодор, — однако верую милосердому Богу моему: мне сделать могут только то, что Он по­пустит за грехи мои; а что Он попустит, того я и сам желаю. Лучше мне в сем веке понести на­казание, нежели в будущем веке мучиться.

Два года продолжались притеснения со сто­роны настоятеля. Два года, лишенный одежды и обуви, сплетал он себе венец терпения. Нако­нец, видя расстройство Палеостровской обите­ли и непримиримую ненависть строителя, он решился явиться к митрополиту для личного объяснения.

Перемещенный им в Валаамский монас­тырь, он поселился в одном из его скитов, но за самовольную отлучку из Палеострова был на год лишен камилавки.

Еще прежде него переселились в Валаамский монастырь из Белых Берегов иеросхимонахи

Клеопа и Леонид со многими другими привер­женцами о. Феодора.

Около шести лет пребывал Феодор в этом знаменитом монастыре и привлек к себе почти всю братию. Это возбудило зависть началь­ствующих. Составилось сонмище, подобное преступной синагоге, предавшей на казнь Сы­на Божия, и валаамские мнимые праведники захотели стереть с лица земли праведника ис­тинного. Но об этом довольно будет, если ска­жем, что тогда сбылись самим делом откровения, виденные им в Белых Берегах, сбылось и избав­ление, обещанное ему Спасителем. События эти слишком недавни, и потому о них запрещено распространяться.

Предпослав Клеопу в обитель Георгия (?) еще во время своего пребывания на Валааме, Феодор переселился с Леонидом в Александро-Свирский монастырь. Цепь дней его была це­пью искушений... За полтора года до престав­ления его постигла тяжелая болезнь. В тяжкие приступы припадков недуга он твердил одно слово: "Слава Богу!"

За день до кончины он имел видение: он ви­дел себя в некоей великолепной церкви, испол­ненной белоризцев, и из их среды, с правого кли­роса, услышал торжественный голос покойного друга своего, иеросхимонаха Николая:

— Феодор! Настало время твоего отдохно­вения — приди к нам.

Это совершилось в пятницу Светлой седми­цы 1822 года. В девятом часу вечера заиграла на устах Феодора радостная улыбка, лицо его просветилось, черты изменились божественным странным изменением. Ученики, окружавшие одр старца, забыли слезы и сетования погру­зились в созерцание величественной, необыкно­венной кончины. Благоговейный страх, пе­чаль, радость, удивление овладели вдруг их чувствами: они ясно прочитали на челе отца своего, что душа его с восторгом излетела в объятия светоносных Ангелов.

Смерть праведника есть рождение для но­вой, радостнейшей жизни; смерть праведника есть сладостнейшая жатва тучных класов, про­зябших из семени искушений и подвигов; смерть праведника есть величественное исшествие души, сбросившей деянием и видением страст­ные оковы темницы тела. Душа эта на пути сво­ем к небу не убоится встречи лукавых демонов. Смерть праведника есть полет его, стремитель­ный и неудержимый, на крыльях любви к Ис­точнику любви, Господу Иисусу.

Отче святый! Ты ныне обитаешь в райских чертогах и ненасытимо наслаждаешься хлебом небесным, пролей о нас молитву пред Царем ца­рей, не предай чад твоих челюстям вражиим, будь нам помощником в страшные смертные минуты и представь нас Лицу Всевышнего, да и мы соединим с ликующим гласом твоим наши слабые гласы и удостоимся с трепетом прослав­лять в вечные веки Триипостасного Бога, сла­вимого всею вселенной. Аминь".

Мая

Доброе слово памяти В.И.Аскочевского. Нечто о "догмате непогрешимости" римского папы,

Дата добавления: 2015-08-02