Друзья рассказывают

В то самое время, когда наши друзья, наверное, уже спят в своих тесных палатках лагеря I, мы здесь, внизу, долго еще сидим вокруг стола, грызем печенье и пьем мое «новое лекар­ство», которое мне, к слову сказать, кажется, не вредит.

Змарай довольно долго крутит ручки приемника, пока ему наконец удается поймать станцию, передающую афганскую музыку. Монотонно повторяются одни и те же мотивы. Мы по­нимаем: Змарай скучает по родному Афганистану. Мы уже по­тягиваемся в своих спальных мешках, а он все еще слушает песни, доносящиеся из эфира. Я закрываю глаза и вижу перед собой бесконечные просторы этой страны. Караваны верблюдов проходят мимо меня, и мужчины в белоснежных чалмах при звоне гиджака* с таинственной грустью в голосе поют свои песни о свободном человеке пустыни.

Нет! Возможно ли это! С раннего утра небо затянуто обла­ками. Серые, перенасыщенные влагой облака. И это в Гиндукуше! Свежевыпавший снег лежит даже в базовом лагере. Вер­шина Шах впервые закрылась мрачными густыми облаками. Непостижимо! Можно подумать, что мы находимся в Швей­царских Альпах. Но нужно признаться, что это изменение по­годы нам приятно. Все же разнообразие. Синее небо нам уже надоело.

«Им вчера улыбнулось счастье!» — говорит Ханспетер. И я с ним вполне согласен. Безветренный жаркий день накануне был прямо как по заказу для шеститысячника. Днем раньше или позже — в обоих случаях не удалось бы взойти на вершину.

Очень рано, еще в первой половине дня, видим наших дру­зей на спуске. Явственно вырисовываются громадные рюкзаки. Они, наверно, решили лучше сразу все спустить вниз. Резкая перемена погоды была и для них неожиданностью. Видимо, они ожидают еще худшего. Иначе после вчерашнего дня они могли бы себе позволить выспаться как следует. Правда, спускаясь в пургу и туман по этому пути, не получишь удовольствия. Я понимаю их поспешность.

В середине дня мы приветствуем наших друзей в лагере и поздравляем с покорением шеститысячника. Они сияют! И, конечно, рады, что могут наконец сбросить свои исполин­ские рюкзаки.

До сих пор у нас еще не было настоящего дня отдыха. По­этому мы вдвойне наслаждаемся второй половиной сегодняш­него дня. Этот отдых мы действительно заслужили. Погода все ухудшается. Следовательно, день отдыха нормально вписывает­ся в наш план. Облака сгущаются, и скоро снова начинается снегопад. Мы сидим в палатке и тратим остаток дня на раз­говоры, шутки и игру в шахматы. Поднимаем тосты за пер­вую вершину — для этой цели у нас есть две бутылки красного вина. Во время 9000-километрового автопутешествия их поря­дочно потрясло, затем им пришлось еще на спинах ишаков под­ниматься в базовый лагерь, тем не менее вино пришлось нам очень по вкусу. Мы все убеждены, что еще никогда в жизни не пили такого хорошего вина. Только Змарай отдает предпоч­тение чаю. Как мусульманин, он презирает алкоголь и сви­нину.

Я в очень хорошем настроении, потому что мой «лангаритис» как будто ветром сдуло. Новое «лекарство» действовало безотказно. И даже наш господин доктор начал лечить с тех пор по моему методу. К вечеру поднявшийся сильный ветер треплет наше жилище. Нам хорошо в палатке, и мы вниматель­но слушаем наших друзей, рассказывающих о покорении вершины:

«И нам тоже было непонятно, почему все шло так легко. Ведь в предыдущий день ноги были словно свинцовые, а лег­кие отказывались служить. Вторая ночь в лагере I, трени­ровка во время перехода и хороший след среди калгаспоров творят чудеса. К тому же в нижней части ледника не нужно останавливаться для съемки. Там, где раньше, измотанные, мы повернули обратно, теперь со свежими силами подняли свои грузы. Такими свежими, что мы сами этому не верили. Мы восторгались, что сейчас так хорошо идем, и это воодушевле­ние поддерживалось до конца восхождения. Прежде всего во многом нам помог проложенный ранее след. Мы шли без оста­новки, так как не требовалось срубать на каждом шагу ледо­вые иглы.

У большого ледового склона нам пришлось обходить гро­мадную трещину, затем мы вышли к гребню. Он, кстати, зна­чительно круче, чем казался снизу. Это и логично, потому что склон горы снизу выглядит более пологим, чем на самом деле. У начала гребня мы нашли оставленный рюкзак с кинокамерой Виктора. Несмотря на ночной холод, она действовала безотказ­но и, довольная, жужжала, как всегда. Склон был такой кру­той, что нам пришлось здорово запрокидывать головы, чтобы осматривать дальнейший путь. Скальное ребро, выступающее местами изо льда, к сожалению, нельзя было использовать для подъема — слишком разрушенная порода. Большие свободно лежащие камни могли свалиться в любой момент. Поэтому мы предпочли подниматься по льду, где могли организовать на­дежную страховку. Либо мы страховали через ледоруб, загнан­ный в снег по головку, либо, когда вышли на чистый лед, через ледовые спирали*. По возможности мы шли по фирну, избегая ледовые участки и места, покрытые пушистым снегом, в кото­ром проваливались по пояс. Этим и объясняется зигзагообраз­ная линия нашего подъема, которая так игриво идет вдоль и поперек гребня. Отсюда, снизу, кажется, что на гребне только хороший фирн, на самом деле это далеко не так.

Визи вообще не чувствовал усталости. Он шел бессменно во главе нашей связки. Даже вырубание ступеней и организа­ция страховки не нарушали его дыхания.

Очень быстро набрали высоту. Преимущество крутых марш­рутов заключается именно в том, что цель быстро достигается и вершина не маячит несколько дней перед носом. Нам каза­лось, что с каждым шагом из-за горизонта появляются новые картины. Мы видели неизвестные долины и новые вершины. Конечно, мы чувствовали, что воздух стал как бы жиже и в нем уменьшилось содержание кислорода. И чем выше мы поднимались, тем чаще приходилось делать остановки для вос­становления дыхания.

После крутого ледового гребня показалась ровная скальная плита, как бы созданная для отдыха. Здесь мы сделали оста­новку. Симон взял примус, натаял снега, и мы все предвку­шали, как утолим жажду ароматным чаем. Затем мы погрызли немного глюкозы, полюбовались видом, который открывался перед нами внизу, в сторону базового лагеря. Какой огромный крутой склон! Почти на четыре тысячи метров ниже можно увидеть реку Оксус. Наконец закипела вода. Симон перелил драгоценную влагу в кружку, но тут он поскользнулся и... прощай наш чай. Белый пар, поднимаясь с синеватого льда к небу, распространял приятный запах мяты.

С сухим горлом мы продолжали подъем. «Это не так уж страшно, — так же сухо заметил Виктор. — В конечном счете за время наших многочисленных путешествий по пустыне мы уже должны привыкнуть к «сухой пробке в горле»».

После отдыха особенно трудны первые шаги. Снова надо приучать ноги к работе, дышится тоже довольно тяжело. Каж­дые пятьдесят метров приходилось останавливаться и восста­навливать дыхание. При этом мы не переставали восхищаться панорамой, становившейся все более суровой.

Чем выше мы поднимались, тем чаще и короче дыхание. Тем не менее мы держим хороший темп. Железная воля вдох­новляет нас: «Если мы уже так высоко поднялись, то любой ценой взойдем на вершину».

Только силой воли мы заставляем двигаться наши ставшие ватными ноги. И разреженному воздуху пришлось усту­пить...

Постепенно нам стало ясно, что можем обойтись без би­вака, и у подножия предвершинного склона мы оставляем бивачное снаряжение и продукты питания. А так как каза­лось, что наш дальнейший путь проходит по ледово-снежному гребню, то мы здесь оставили и скальные крючья, и всю «слесарню». Так мы почти налегке прошли оставшийся в не­сколько веревок путь, который, однако, нам стоил большого труда. Ледовый гребень становился все уже и уже. На конце его возвышался черный скальный обелиск, словно нарочно созданный для вершины. «По всей вероятности, мы еще не скоро будем на вершине»,— так думали мы. Мы гадали, сколько раз увидим еще такие «вершины». Каждому альпини­сту знакома такая картина! Когда достигаешь такой вершины, оказывается, что настоящая высшая точка находится еще даль­ше, выше, и вполне возможно, что и это тоже одна из многих предвершин.

Левее нашего ледового склона громадный обрыв — это двух-тысячеметровая восточная стена. Справа виден западный гребень.

Медленно поднимаемся к видимой высшей точке и желаем, чтобы это была наконец вершина, а не только башня на гребне. Во всяком случае нам кажется, что мы чувствуем вершинный ветер. Визи все еще идет первым, подходит к многообещающей скале, где можно остановиться и осмотреться. Он смеется и просит подойти к нему, чтобы всем вместе подняться на скалу. Задыхаясь, мы следуем за ним и тут наконец видим, что даль­ше за скалой гребень не поднимается, а уходит круто вниз. Мы на вершине.

Ликуя, пожимаем друг другу руки, радуясь нашей первой вершине в Гиндукуше. Симон достает из брючного кармана маленький швейцарский вымпел, и впервые наш белый крест на красном фоне реет над второй по высоте горной системой мира. Мы чувствуем себя превосходно, наконец-то можно спо­койно сесть и расслабиться. Не надо делать ни шагу вверх. О спуске мы не беспокоимся. Виктор садится отдыхать только после того, как снял на пленку круговую панораму. Шесть ты­сяч пятьсот метров были для нас троих абсолютным рекордом. Еще никогда в нашей жизни мы не поднимались на такую вы­сокую вершину.

Медленно доходит до нашего сознания и то, что мы пер­вые, которым дозволено любоваться грандиозной панорамой с этой вершины. На юг склон круто спускается в Пакистан. Немного восточнее, далеко впереди, море облаков покрывает мир восьмитысячников Гималаев. На севере — горная система Па­мир, с характерным пиком Карла Маркса и многими нам неизвестными вершинами. На западе отчетливо вырисовываются остальные гиганты Гиндукуша, шести- и семитысячники Тирич-Мир, Нушак, Надир-шах и Кохи-Кишм-хан. Цепь за цепью. Там в это время тоже действовали альпинисты — по­ляки и австрийцы. Далеко под нами, на две тысячи метров, наш базовый лагерь.

С вершины мы любуемся семитысячником, ледовым замком Арганди-Бала. Мощно и стремительно поднимается в голубое небо эта единственная в своем роде пирамида. Мы рады победе над нашей вершиной. И все же наши мысли уже принадлежат будущему, нашей следующей цели — семитысячнику Арганди-Бала».

Дата добавления: 2015-08-10