Пустыни, степи и кочевники

Чтобы не проспать, я с вечера завел будильник и положил рядом на песок. Поставил стрелку на четыре часа, а сейчас половина пятого. Не слышно ни звука. Мои товарищи все еще лежат закутанными в спальных мешках. Даже Визи не встал. Слава богу, меня вовремя разбудил не особо нежный порыв ветра и начинающийся рассвет. Именно сегодня мы не можем себе позволить приятно выспаться. Раскладушка Виктора про­валилась, но он спит сном праведника и ничего не замечает...

Громкий ликующий крик «Лентяи, вставайте!» — и жизнь в лагере закипела. Проглатываем приготовленный накануне зав­трак — и в путь. На сегодня у нас далекая цель — Файзабад, предмет мечтаний, главный центр Бадахшанской области, рас­положенный высоко в горах. Мы знаем, что, если сегодня хотим быть в Файзабаде, придется сократить отдых. Но если мы уже будем там, то по крайней мере оставим позади горячую низ­менность и наконец увидим настоящие горы. Кто знает, может быть, это наконец снежные и ледовые вершины: шести- и семитысячники! После долгого путешествия в жаре по пыли и песку это самая заветная цель, которая нас подгоняет.

По крутому песчаному откосу мы делаем несколько риско­ванных для машин поворотов и выскакиваем на дорогу. Гру­зовики с ревом несутся мимо нас. У деревни Алиабад мы по­кидаем главную магистраль и поворачиваем на восток к горо­ду Ханабаду.

Черев степи и пустыни с песчаной красно-коричневой поч­вой и кое-где разбросанными пучками травы проходит наше путешествие. «Дорога» благодаря более мягкому основанию стала лучше, нежели главная магистраль. Приятно ехать рано утром. Крестьяне верхом на взлохмаченных ишаках направ­ляются на базар. Многочисленные караваны кочевников тоже в пути.

В то время как мужчины-кочевники практически не отли­чаются от оседлого местного населения, женщины выглядят точь-в-точь как европейские цыганки. Они носят на шее и во­круг лба ожерелье из позолоченных монет и бесчисленное ко­личество браслетов. Они, как и наши цыгане, добывают сред­ства для существования изготовлением корзин и гаданием. Да, сходство неоспоримо!

Красная почва изборождена гигантскими трещинами, кру­тыми откосами и бродами, полными водой. Проворно преодоле­вают их наши машины. Местность становится приятнее, пу­стынный ландшафт чередуется с участками, изобилующими плодородной растительностью. За пшеничным полем вдруг от­крывается перед нами Ханабад — типичный афганский город, расположенный в стороне от большого движения и не тронутый импортированным с Запада беспокойством.

Проблема водоснабжения решается здесь весьма своеобраз­но. Немного выше Ханабада ленивым мутным потоком течет мало аппетитная с виду речушка, в которой стоят водоносы с засученными брючинами и ударами рук загоняют драгоценную влагу в бурдюки. Наполненные водой, они выглядят как обез­главленные козьи туши с укороченными конечностями. Затем бурдюки с размаху бросают на ишачонка, на надетую на него специальную деревянную рогатину для транспортировки меш­ков с водой. Вода очень дорогое добро для жителей Хана­бада, и тут не следует быть слишком разборчивым. Поэтому не имеет значения, если по водосборному руслу наряду с храб­рыми водоносами проходят животные всех пород или, как мы это наблюдали, маленькие мальчики вносят свой скромный вклад в поднятие уровня воды...

По песчаной дорожке едем на восток, колеса машин утопа­ют, как в пушистом снегу, и с трудом проходят по сыпучему грунту. Но здесь большая перегрузка наших машин способст­вует лучшей проходимости, и они не буксуют.

Только выехав, из зоны песков, приземляемся в глубокой пыли сухой глины. Эта глиняная пыль еще назойливее песка. Красные ее облака проникают всюду, даже в водительскую ка­бину, и мы начинаем кашлять и чихать. Вечером Визи при­дется потратить много времени, удаляя липкую, почти жирную массу, которой забит даже карбюратор.

Сильный ветер дует нам в спину. Он гонит поднятую маши­нами глиняную пыль вперед, и мы находимся в центре этого пылеворота, так как при нашей скорости — пятнадцать кило­метров — не можем конкурировать с ветром.

Иногда высоко над рекой Ханабад дорога сужается до раз­меров пешеходной тропы. Мы не осмеливаемся проехать по этой глиняной полке шириной чуть больше вьючной тропы, движение по которой связано с риском. Слишком часто встре­чаем и с трудом объезжаем места с обвалившимися краями дороги. А однажды даже видели внизу остатки машины, сва­лившейся в головокружительную бездну. И, как назло, именно здесь, на самом узком участке, оживленное встречное движе­ние: караваны кочевников, спускающихся в долину со своими лошадьми, ишаками, рогатым скотом, баранами и козами. Их пастбища у Шива*, на высоте трех тысяч метров, остались уже без травы, и забота о повседневном корме гонит их в ниже расположенные области. Видимо, животные не привыкли к шу­му моторов: они шарахаются в сторону, и погонщикам стоит большого труда удержать своих подопечных от рискованного бегства.

Левее видим каменные глыбы, в беспорядке воткнутые в землю. Одни наклонились, другие стоят прямо, некоторые ле­жат просто на земле. Между ними тонкие жерди с разорван­ными цветными вымпелами. Это кладбище.

Как раз когда я веду машину, глубокая речушка преграж­дает дорогу. Красно-коричневая масса катится по глиняному руслу шириной не менее десяти метров, и в первый момент мы стоим как перед загадкой. В это время всадник прокладывает свой путь через этот «густой отвар». На той стороне мы за­мечаем следы грузовой машины, — значит, переправляться можно.

Я даю газ и чувствую сопротивление воды, поднимающейся выше фар. Через дверные щели вода проходит внутрь маши­ны. Последними усилиями вырываемся снова на сушу. Вода ручьями стекает с машины. Это был самый глубокий брод за все время нашего путешествия.

Ждем наших товарищей. Виктор устанавливает свою кино­камеру, я приготавливаю свой фотоаппарат. Я только закончил наматывание пленки, когда наши друзья появляются на том берегу, сходят с машины, озадаченные препятствием. Визи проходит брод, измеряя глубину палкой. Затем Ханспетер на полном газу проносится через красноватый «соус», так что брызги летят во все стороны. Веселое зрелище. С любопытст­вом ждем пленки Виктора.

На берегу реки разбит внушительный лагерь кочевников, сидят мужчины в чалмах. Судя по количеству верблюдов, это богатое племя. Много лошадей, скота. Мужчины вооружены до зубов. Украшенные серебряными гвоздями приклады винтовок и ленты с патронами блестят на солнце. Дым лагерных кост­ров стелется над землей и распространяет терпкий запах горя­щего верблюжьего помета и жареной баранины.

Глаза Виктора заблестели: наконец настоящий лагерь ко­чевников, найдена стоящая пища для его камеры. Но эти пар­ни ничего не хотят знать о съемках. «Буру, буру!» — «убирай­ся» — шумят они. Виктору непостижимо, что подобное явление возможно в обычно гостеприимном Афганистане. Серьезность положения доходит до Виктора только тогда, когда один из парней натравливает на него собаку. Виктор успевает только-только спастись в машине, захлопнув дверь. С собаками кочев­ников шутить нельзя. Эти страшные бестии с отрезанными ушами выглядят еще более мерзко, чем пустынные шакалы. Уши им, между прочим, отрезают затем, чтобы волки, спуска­ющиеся зимой в долины, не могли так легко взять свою жертву.

Меня удивляет, что мы до сих пор не напали на след из­вестных у нас прекрасных длинношерстных афганских собак. Как оказалось, этой породы собак в самом Афганистане нет, и, видимо, принятое у нас название «афганские собаки» — чья-то фантазия.

Еще два часа — и перевальный участок остается позади. Мы едем среди плодородных полей, вдоль построенных из крас­ной глины деревень и пышно разросшегося кустарника. Перед глубоким рвом я нажимаю на тормоза. О ужас — тормоза поч­ти не реагируют! Поздно! Рессоры не выдерживают, нас бро­сает из стороны в сторону, но машина все же устояла.

«Эх, дурачок, ты должен бы знать, что тормоза после такого купания держат не сразу»,— бросает Виктор. Это прозвучало несколько более резко и зло, чем он этого хотел. Просто раз­говорная речь приспосабливается к нашему образу жизни.

«После такой осечки я подаю в отставку. Садись ты за руль». Виктор, ухмыляясь, едет дальше.

Дата добавления: 2015-08-10