Короснянскій уездъ

Въ с. Бонаровке былъ арестованъ псаломщикъ и писаръ Петръ Завойскій, ныне уже покойный. Онъ былъ душою села и его стараніями и трудами было разделено местное помещичье поместье исключительно между русскимъ населеніемъ с. Бонаровки.

С. Ваневка. Во второй половине сентября 1914 г. былъ арестованъ безъ предварительнаго следствія и положительныхъ доказательствъ какой либо виновности Григорій Мих. Шуфлатъ и после суточнаго заключенія въ Коросне былъ отправленъ съ транспортомъ въ Талергофъ, где просиделъ до іюля месяца 1915 г. Затемъ после двухнедельной конфинировки въ Гминде и двухмесячнаго пребыванія на воле въ Пильзне было ему разрешено вернуться въ Галичину. После двухнедельнаго пребыванія дома Г. М. Шуфлатъ былъ вторично арестованъ, какъ обвиняемый въ дезертирстве, что не согласовалось съ истиной, такъ какъ Шуфлатъ въ первый же день своего пріезда на родину какъ военнообязанный явился къ местному учителю поляку Лесняку. Учитель Леснякъ занималъ въ это время должности учителя, писаря, войта и комиссара, a въ отношеніи къ русскому населенію целой окрестности былъ истиннымъ бичемъ Божіимъ. Когда по указанію Лесняка явился жандармъ къ Щуфлату для вторичнаго его арестованія, сказалъ ему:

— Ну собирайся, поедешь говоритъ Богородицу.

Не смутившись циническимъ замечаніемъ жандарма и великолепно сознавая потуги австро-польской администраціи, стремившейся къ уничтоженію малейшаго проявленія русскаго движенія въ Галичине, Шуфлать спокойно ответилъ:

— И Верую знаю и Верую буду говорить.

На допросе въ уездномъ старостве выяснилась безосновательность арестованія Г. М. Шуфлата и онъ былъ выпущенъ на свободу.

Г. М. Шуфлатъ живъ до сихъ поръ и непоколебимо веруетъ въ лучшія времена, поддерживая русскій духъ и надежды среди местнаго крестьянскаго населенія.

Вторымъ талергофцемъ въ с. Ваневке есть Григорій Мотовилякъ неграмотный беднякъ, попавшій въ Талергофъ и просидевшій тамъ полный годъ. Дальше были арестованы въ Ваневке и сосланы въ Талергофъ Петръ Мотовилякъ, неграмотный, которому не разрешено даже проститься съ больной ракомъ женой. Такая же судьба постигла Григорія Сем. Шуфлата, по профессіи псаломщика и сельскаго писаря, оставившаго дома безъ всякаго обеспеченія нервнобольную жену и трое детей. Последній съ тоски за семьей лишился въ Талергофе разсудка и бросился тамъ подъ колеса поезда. Похороненъ въ Талергофе „подъ соснами”. Старшій его сынъ Семенъ продолжаетъ просветительную работу среди народа, начатую его покойнымъ отцомъ и прерванную австрійскимъ произволомъ.

С. Красна. Въ половине сентября 1914 года явились въ деревню Красну короснянскіе жандармы и арестовали сельскаго старосту Алексея Яблонскаго, писаря Семена Вархолика, псаломщика Петра Возняка и лавочника Павла Газдайка.

Дело произошло следующимъ образомъ: Всехъ этихъ людей хитростью заманили жандармы въ соседній Корчинъ будто бы для полученія поученій и инструкцій, какъ должно вести себя во время войны сельское населеніе, котораго наставниками они будто бы будутъ назначены. Крестьяне по своей простоте поверили жандармской затее и безъ злыхъ предчувствій отправилисъ на жандармскій постъ въ Корчинъ. Здесь однако имъ заявили, что это дело въ виду такъ сказать особой важности будетъ устроено въ уездномъ старостве въ Коросно. Наши простецы отправились на собственной подводе туда. Пріехавъ въ Коросно сошли съ подводы и ждали на улице передъ зданіемъ староства, пока позовутъ ихъ на мнимое совещаніе. По истеченіи какихъ-нибудь десяти минутъ увидели они себя окруженными солдатскимъ конвоемъ и не понимая вовсе происходящаго оказались такимъ образомъ арестованными. Первую ночь провели въ местной тюрьме, a подъ утро были отправлены вместе съ другими на железную дорогу и увезены въ Талергофъ.

На станціи Доброй в. Вадовице чуть не сделались они жертвой жестокаго самосуда озверевшей черни, подстрекаемой какимъ то фельдфебелемъ и только энергичная защита одного лейтенанта спасла ихъ отъ верной смерти. Кто былъ этотъ благородный офицеръ неизвестно.

Безспорно, арестъ этотъ произошелъ по чьему-то доносу, трудно однако безъ малейшей улики, единственно на основаніи предположеній указывать на кого бы то не было пальцемъ.

Не въ укоръ будъ сказано нашей интеллигенціи, вернувшіеся домой и оставшіеся при жизни крестьяне чувствуютъ себя бодро и гордятся темъ, чтo имъ пришлось пострадать за народную правду. Исповедуютъ одну идею, вместе за нее страдали въ тюрьме и желаютъ быть вместе записаными въ памятную книгу талергофцевъ, которыхъ чувство всенароднаго единенія и австрійскій произволъ соединилъ въ одну великую семью.

Арестованный Петръ Вархоликъ умеръ въ Талергофе отъ тифа.

M. A. Кметко, учитель

С. Репникъ. За долго до войны подготовлялся австрійскими властями и ихъ исполнительными органами генеральный наступъ и разгромъ коренного русскаго населенія въ Галичине. Этотъ наступъ проходитъ красной нитью на всемъ протяженіи исторіи Галицкой Руси; латинизація церкви, попытки ”латинизаціи русскаго письма, затемъ принудительное введеніе фонетики были теми искусственными преградами, которыя постепенно но неуклонно прогрессируя разъединяли русскія земли Галича отъ культурнаго единства съ русскимъ міромъ, подвергая неуклонно русское населеніе Галичины моральному параличу, уничтожая русскій обликъ коренного населенія Червонной Руси.

Въ Галичине обязываетъ по нынешній день австрійскій законъ, который для скорейшаго обезличенія галицко-русской народной массы налагалъ особый налогъ на русское печатное слово въ размере 25% противъ такого же налога на печатное слово на польскомъ, a даже на еврейскомъ языке. Чего то боялись австро-польскіе правители. За два или три года до войны эти опасенія, хранившіяся въ душе нашихъ соседей стали высказываться вслухъ.

Не нравилось правителямъ стремленіе галицко-русскаго народа къ просвещенію и наплывъ его молодежи въ училища и явно и недвузначно начали говорить, что въ Галичину плывутъ русскіе pубли. Русскія деньги мерещились нашимъ врагамъ и въ нашей греческой вере, и въ колоколахъ, въ строющихся церквяхъ, и въ малейшихъ проявленіяхъ протеста со стороны закрепощеннаго народа противъ грубаго попранія его правъ, и въ народныхъ читальняхъ и кооперативахъ, которыя росли по селамъ, какъ звезды по небу. Могучая и вооруженная Aвстрія, сильнейшіе матеріально поляки, захватившіе весь административный аппаратъ въ Галичине въ свои руки, боялись русскаго народа. Такія опасенія привели австрійскую администрацію въ начале европейской войны къ попытке поголовнаго уничтоженія русскихъ Галичанъ.

Въ августе 1914 г. является въ Репникъ шесть жандармовъ и первымъ долгомъ срываютъ вывеску „Русская школа”, висевшую на зданіи сельской школы въ теченіи 70 летъ. Арестовываютъ крестьянина Павла Галько „za zbrodnie zbierania ofiary na serbski czerwony krzsyz w 1912 r.” и скованнаго отправляютъ въ Талергофъ. Конечно, „собираніе на сербскій красный крестъ въ 1912 г.”, было злостной выдумкой и предлогомъ жандармовъ для арестованія невиннаго, но весьма деятельнаго и сознательнаго крестьянина Галько.

Три недели наводили жандармы справки въ соседнихъ селахъ относительно благонадежности свящ. Мерены и перечитывали на почте въ Лончкахъ всю корреспонденцію поступающую на его имя. Трудно было имъ къ чему-нибудь придраться.

1 сентября явился къ нижеподписавшемуся жандармъ въ сопровожденіи двухъ солдатъ и произвелъ обыскъ. Я былъ уже тогда благочиннымъ и хотя не нашелъ ничего подозрительнаго, все-таки велелъ мне собираться въ уездный городъ для дачи показаній и списанія протокола. Въ Кросне предъявили мне три обвиненія: будто бы я собиралъ, Богъ весть когда, на сербскій красный крестъ, дальше, что я не разрешалъ своимъ прихожанамъ ходить въ польскій костелъ въ Лончкахъ, где настоятелемъ былъ польскій кс. Антонъ Тенчаръ и в конце предплачивалъ издававшуюся во Львове газету „Прикарпатская Русь”. Что касается кс. Антона Тенчара, такъ у насъ были съ нимъ счеты другого характера. Онъ стремился перевести въ латинство русскихъ крестьянъ въ селахъ соседнихъ сь Лончками; я боролся съ этимъ до долгу своего духовнаго званія, какъ священникъ русской церкви. Ксендзъ Тенчаръ по этому поводу постоянно распускалъ о мне нелепые слухи съ политической закраской, такъ что я въ конце концовъ былъ принужденъ искать защиты передъ австрійскимъ судомъ. Понятно ксендзъ Тенчаръ былъ уличенъ въ низкой провокаціи и тяжбу проигралъ. Этотъ фактъ повидимому и послужилъ въ последствіи причиной моего ареста. На этотъ разъ после допроса меня отпустили домой. Но уже черезъ две недели арестовуютъ жандармы въ селе войта Корнея Макуха, Василія Яскилку, Михаила Помайбу, Іосифа Каминскаго, Степана Галько, псаломщика Михаила Трамбу и меня и отправляютъ въ Коросно, где уже была собрана въ арестахъ почти вся русская интеллигенція изъ уезда въ числе 124 человекъ. Былъ тутъ, помню хорошо, г. Дяковъ Валерій съ женой и ребенкомъ, гимназистъ Колинскій, гг. Кос, Григоровичъ, Копчакъ, священники Слонскій 54 летъ, Томовичъ съ зятемъ Войтовичемъ, Чеснокъ, я 68 летъ и др.

Тюремный режимъ изображенъ надлежащимъ образомъ другими, его я касаться не стану. Сентября 29 дня возвращено намъ отобраныя у насъ вещи кроме денегъ и мы погрузились въ вагоны. Никто не зналъ, куда насъ везутъ. На границе Галичины и Моравіи, переменило сопровождавшее насъ начальство написанныя меломъ на вагонахъ надписи „zdrajcy” на „Landesverraeter”, и заявило намъ, что мы едемъ въ Вену.

Свящ. Феодоръ Мерена

Въ С. Чернорекахъ были арестованы и высланы въ Талергофъ крестьяне: Михаилъ Вознякъ, Димитрій Сеньчакъ, Степанъ Сеньчакъ, Григорій Сеньчакъ и сынъ его Фаддей. Последній, после освобожденія изъ заключенія и определенія его на военную службу, погибъ на позиціи.

Иванъ Михновскій

Дата добавления: 2015-08-10