Июня 1887 – №19

Мусье Шалон угостил меня великолепным обедом. Видно было, что этот француз любил и знал хорошо покушать. Но, скажу откровенно, лучезарная мадемуазель Маргарита, сидевшая за столом против меня, поглощала все мое внимание, и самые вкусные блюда едва были мной замечены.

Француз не может обедать без вина. Он скорей откажется от супа, но стакан вина должен быть. Прелестная Маргарита любезно предложила и мне выпить красного или белого вина. О, как трудно было отказать этой волшебнице! Я сразу почувствовал, что она многое может мне приказывать, но все-таки отказал ей, заметив, что закон мусульманский запрещает вино.

– Я слышала, – перебила она, – что Коран запрещает пьянство, а не то что рюмку, другую вина в качестве шербета…

– Капля по капле человек привыкает пить сильнейший яд. К вину можно пристраститься еще легче. По-моему, если что запретно в большой дозе, не должно быть допускаемо и в малой. Прошу извинить меня. Я строг в своих привычках и соблюдении закона.

– Мы же так привыкли к вину, что трудно бы обойтись без него, – заметила моя собеседница, наливая себе стакан.

Мусье Шалон, обращаясь к дочери, сказал, что мусульмане строго и неуклонно следуют повелениям своего закона, и многие пороки, пустившие глубокие корни в европейских странах, не ведомы на Востоке.

После обеда мусье Шалон сообщил мне, что желает просить меня учить Маргариту персидскому и турецкому языкам. Он объяснил это свое желание тем, что имеет прочные и значительные дела на Востоке, а дочь у него единственная наследница, которой, вероятно, придется продолжать отцовские дела, особенно если попадется неделовой муж.

Предложение почтенного француза меня крайне удивило и смутило, так что я не знал, что ему ответить. Маргарита, разливая кофе и чай, сидела тут же, увеличивая мое затруднение. Я думал, что за пустяки, что за странное желание учить ее по-персидски и по-турецки, точно готовить к отправке в подарок в Персию или Туркестан… Но это ничего, Бог с ним, но я-то что буду делать, приняв предложение? Оставаться целые часы с очаровательной, бойкой девушкой, беседовать, учить, брать за руку и исправлять почерк, перебивать чудный голос и исправлять произношение… Все это очень приятно и интересно, но можно позабыть все, что знаешь в постоянном присутствии такой очаровательницы; Аллах премудр; все совершается по Его Воле… Мусье Шалон, объясняя мое молчание стеснением сказать мои условия, предложил 200 франков за три урока в неделю по два часа каждый раз.

– Ваши условия очень хорошие, но я не знаю, позволят ли мне мои дела и собственное обучение уделить столько времени преподаванию, – отвечал я уклончиво. Тут отец и дочь стали просить меня не отказывать им и обещали со своей стороны пособить мне сколь возможно поскорей усвоить френгский язык. Маргарита была искусной музыкантшей и обещала даже давать мне уроки музыки. Я должен был согласиться.

Через три дня мы приступили к делу. В обширном доме мусье Шалона мне отвели хорошенькую комнату для уроков, окнами в небольшой сад с цветником и клумбами. На первых уроках присутствовала вместе с Маргаритой ее компаньонка и учительница, старая и безобразная англичанка. Она молча просиживала весь урок, едва заметно улыбаясь при остроумных вопросах и замечаниях Маргариты. Раза два она замечала ей что-то по-английски. Этот истинно шайтанский язык я вовсе не понимал.

Прошел целый месяц, три раза в неделю я ровно в два часа приходил на урок и уходил в четыре. Иногда мусье Шалон оставлял меня обедать, а вечером вместе отправлялись в театр или на гулянье. В Париже театров и гуляний так много, что если каждый день бывать в одном, то и в год всех не обойдешь. Но, впрочем, приличные люди во всех не бывают.

Моя прекрасная ученица делала поразительные успехи. Да и я, говоря с ней без умолку и охотно, быстро усваивал все тонкости французской речи. Она много расспрашивала о моих воззрениях на жизнь, о наших обычаях, привычках и странах. Еще более она интересовалась мной и подробно осведомилась о моем происхождении, намерениях и предстоящих путешествиях. В течение месяца мы ознакомились и освоились, как старые друзья. Маргарита производила на меня очень сильное впечатление, но, видя, что нас разделяет целая пропасть в виде происхождения, верования, привычек, стран и будущности, я подавлял все невольные движения моего сердца и приучал себя, в подражание соловью, скромно любоваться созерцанием розы и слагать для нее песни без надежды, чтобы она их когда-либо услыхала!

Маргарита очень интересовалась восточными повестями и произведениями наших поэтов. Она заучивала целые песни Гафиза и избранные места Месневи. Я замечал, что безотчетная, всепожирающая любовь героинь и героев восточных сказаний производили на нее сильное впечатление.

В течение следующих двух месяцев мы переговорили с Маргаритой о многом и вполне узнали взгляды и симпатии друг друга. Она, между прочим, подарила мне свой портрет и [зас)тавила меня сняться, чтобы передать ей мой. У френгов этот обмен ничего не означает, так они говорят. Но я думаю, что они часто ошибаются в этом случае. Маргарита говорила, что долго-долго не позабудет своего туркестанского учителя и друга; я говорил в этом же роде, хотя было бы правдивей сказать, что буду не в силах забыть столь очаровательную женщину, образ которой уже бурлил мою кровь, преследовал повсюду и начинал ломать некоторые воззрения на жизнь и будущее.

Уроки наши вместо двух часов стали незаметно затягиваться по три и более часов, так что несносная англичанка заходила каждый раз предупредить, что уже 3 часа. Я оставлял общество Маргариты нехотя, но крепился и резонил себя, желая скрыть свои чувства даже от себя самого.

Дата добавления: 2015-08-02