Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Волонтеры вечности 7 страница

Очки Бакки Бугвина 2 страница | Очки Бакки Бугвина 3 страница | Очки Бакки Бугвина 4 страница | Очки Бакки Бугвина 5 страница | Очки Бакки Бугвина 6 страница | Волонтеры вечности 1 страница | Волонтеры вечности 2 страница | Волонтеры вечности 3 страница | Волонтеры вечности 4 страница | Волонтеры вечности 5 страница |


Читайте также:
  1. 1 страница
  2. 1 страница
  3. 1 страница
  4. 1 страница
  5. 1 страница
  6. 1 страница
  7. 1 страница

 

Трамвай остановился, передняя дверь бесшумно открылась перед моим носом, и я пулей влетел в салон. На этот раз существо никуда не исчезло. Трамвай стоял на месте, а усатый урод взирал на меня с равнодушным любопытством: дескать, что скажешь?

— Ты-то мне и нужен, голубчик! — криво усмехнулся я. — Сейчас мы с тобой разберемся! Будешь знать, как пугать неопытных путешественников между Мирами… Это вообще дурной тон — пугать новичков. Никогда об этом не задумывался?

Вагоновожатый ничего не ответил, но в лице переменился. Усатая рожа медленно расплылась в мутное пятно. Через несколько секунд пятно сгустилось в новую физиономию. На меня смотрел Великий Магистр Махлилгл Аннох, коротконогий призрак Холоми. Потом его лицо потемнело и уставилось на меня пронзительными голубыми глазами мертвого Магистра Кибы Аццаха.

Я почти сразу понял, что происходит.

— Что, пытаешься вспомнить, кому удавалось меня напугать в последнее время? Это не сработает, дружок! Сегодня утром я потерял самого себя, а потом каким-то чудом нашел. Не думаю, что меня теперь хоть чем-то можно напугать, радость моя! Сегодня ночью у меня слишком хорошее настроение.

Высказавшись, я поднял левую руку. Конечно, ей было далеко до смертоносной левой руки великолепного Шурфа Лонли-Локли, но я всегда старался довольствоваться тем, что имею…

— Не трать на меня свой Смертный шар, — тихо сказало существо.

Теперь его лицо не было похоже ни на что, хотя бесконечное множество смутно знакомых мне обликов просвечивало сквозь мерцающий светлый туман, окутавший голову Доперста.

— Спасибо за совет! — я расхохотался, упиваясь собственным могуществом. — Я, конечно, обожаю экономить, но для тебя мне ничего не жалко!

— Как хочешь. Ты дал мне жизнь и ты можешь ее забрать. Но тот, кто забирает жизнь Доперста, должен его заменить. Это закон.

Существо говорило вяло и равнодушно. Похоже, ему не было дела до собственной участи. Но одно из моих сердец каким-то образом знало, что Доперст не врет. А второе сердце пока помалкивало. Чуяло, что его никто не спрашивает…

— Ладно, обойдемся без Смертных шаров. Не такой уж я кровожадный. Выходи, поболтаем.

Я внезапно успокоился. Ни смеяться, ни криво улыбаться, ни, тем более, хищно скалиться мне больше не хотелось. Я ужасно устал, и теперь думал лишь о том, как здорово было бы свернуться калачиком на жестком сидении, закрыть глаза и не открывать их, пока это невероятное транспортное средство не привезет меня домой, в Ехо… А что касается Доперста, Махи ведь говорил, что он может помочь мне убедить мир, в котором я родился, что меня больше нет. И я, кажется, начинал понимать, что этот хитрец Махи имел в виду.

* * *

Существо вышло из кабины водителя и уселось на переднее сидение. Я увидел, что и тело его тоже не имеет определенных очертаний: Доперст не был ни худым, ни толстым; вернее, он был и худым и толстым одновременно. Границы его тела — вполне, впрочем, антропоморфного, — дрожали и расплывались.

Двери трамвая мягко закрылись, и мы наконец-то поехали.

— Этот трамвай поедет в Ехо? — спросил я.

— Он поедет туда, куда ты захочешь, — странное существо равнодушно пожало почти несуществующими плечами.

— Ладно, это неплохо.

Я не смог сдержать вздох облегчения: черт его знает, почему, но меня все еще грызли сомнения, на которые я старался не обращать внимания. Я слишком устал от неопределенности. Я вообще слишком устал.

— Как я понимаю, тебе не составляет труда изменять свой облик, да? — спросил я.

— Да. Я выгляжу так, как этого хотят люди, которые находятся рядом.

— Вернее, так, как они не хотят, — усмехнулся я. — Ты кормишься нашими страхами, да? Во всяком случае, именно так мне объясняли.

— И это правда.

— Ладно, это твое дело, — вздохнул я. — Не я создавал Вселенную, увы! Моя бы воля, все было бы гораздо проще и привлекательнее. А теперь скажи мне вот что: если я правильно понял, ты не сам решаешь, как ты будешь выглядеть. Наши тайные страхи придают тебе какой-то конкретный облик помимо твоей воли, правильно?

— Правильно, — равнодушно согласилось существо.

— А если я попрошу тебя стать похожим на меня? — осторожно спросил я. — Не испугаюсь собственного лица, а просто попрошу тебя стать моим двойником. Ты сможешь?

— Смогу, — ответил Доперст.

Его речь звучала все так же вяло, но в глазах существа появился азартный блеск.

— Отлично. Тогда тебе следует принять мой облик и отправиться в какое-нибудь людное место. В центре города их хватает… Но самое главное, дружок: ты должен будешь стать мертвым Максом, и чем быстрее, тем лучше. Это возможно?

— Это возможно, — подтвердил Доперст.

— Ну вот и отлично… Нет, погоди-ка! Думаю, бедняге Максу следует умереть прямо на рабочем месте. В редакции сейчас полно народу; кроме того, не возникнет никаких проблем с идентификацией моей личности… Представляю, какой там начнется переполох! — Я не сдержал злорадной улыбки. — Вот, собственно, и все. После того, как меня, — вернее, тебя — торжественно похоронят, ты свободен на вечные времена! Ясно?

— Ты освобождаешь меня на вечные времена? — изумился Доперст.

Куда девалась его меланхолия! Он пронзительно посмотрел на меня глазами, которые уже были похожи на мои собственные, и вдруг рассмеялся.

— Спасибо. На такую щедрость я и рассчитывать не смел! Я все сделаю так, как ты сказал. Моему слову можно верить. Впрочем любому слову, сказанному между Мирами, можно верить… Ты знал об этом?

Я озадаченно покачал головой, силясь понять, с какой стати он так воспрял духом?

Тем временем, неопределенное лицо существа успело превратиться в мое собственное. Я улыбнулся: все-таки я — вполне симпатичный парень. Даже жаль, что этому новому Максу предстоит сразу же умереть. Может быть, мне следовало попросить Доперста прожить за меня мою скучную жизнь, до глубокой старости? Впрочем, это, пожалуй, чересчур. Доверять этому непостижимому существу жалкие остатки своей репутации мне не очень-то хотелось. К тому же, в любой преждевременной смерти есть что-то романтическое, а я был и останусь пижоном, каких поискать!

Мой двойник смотрел на меня с очевидным сочувствием.

— Тебе здорово не повезло, — заметил он. — Ты не знал, какова сила слов, произнесенных между Мирами, и нечаянно подарил мне свободу. А еще ты не знал, что тот, кто освободил Доперста, должен занять его место. Освободить меня или убить — это, по большому счету, одно и то же… Впрочем, тебе наверняка понравится: на тропах Доперстов тебе откроется самая легкомысленная разновидность могущества. В глубине души ты мечтал об этом всю жизнь, и теперь все сбудется. Прощай, сэр Макс, спасибо тебе.

Вот теперь оба моих сердца дружно заколотились о ребра. Они знали, что я влип, угодил в идиотскую, нелепую ловушку, выхода из которой, кажется, не было. «Всегда чувствовал, что мой болтливый язык меня погубит!» — пробормотал я.

 

А потом я остался один, и мне стало все равно. Я больше не был сэром Максом из Ехо; я вообще не знал, кто я теперь такой, и, откровенно говоря, меня это не слишком интересовало.

— Пришло время погулять! — сказал я вслух, усаживаясь на водительское место.

И мой трамвай понесся куда глаза глядят. Любовь к быстрой езде по-прежнему оставалась при мне. Воздух кричал от боли, размазываясь по рельсам; кисельные сгустки ночной тьмы сползали по лобовому стеклу, а я лишь твердил: «быстрее, быстрее», — сам не зная, от чего хочу убежать…

Когда рассвело, я обнаружил, что стою на улице. Это была широкая центральная улица крошечного немецкого городка. Я понял, что городок именно немецкий, прочитав надписи на магазинах. Здесь заканчивались трамвайные рельсы — просто обрывались и все.

Я стоял на гладком асфальте и равнодушно смотрел, как волшебный трамвай тает у меня на глазах, исчезает, как никуда не годное старое привидение. Никаких сожалений по этому поводу я не испытывал. Что-то во мне знало, что теперь я могу попасть туда, куда захочу, не прибегая к сомнительным транспортным средствам: существа, одним из которых я стал, открывают Двери между Мирами с такой же легкостью, как я когда-то открывал дверь служебного входа в Управление Полного Порядка… Я мог отправляться в Ехо хоть сейчас, но мне больше не хотелось возвращаться в Ехо, хотя я все еще помнил этот чудесный город, с которым меня связывали судьба, привязанность и необходимость. Даже щемящая нежность к людям, которых я там оставил, никуда от меня не делась. Я тосковал о них, но мои чувства больше не имели никакого значения. В то утро я знал без тени сомнения, что существа, подобные мне, обречены на одиночество, и у меня не было никаких возражений. Надо — значит надо.

Собственное могущество кружило мне голову, но у меня не было никаких определенных желаний. Только чьи-то чужие смутные мысли о том, что «пришло время прогуляться», и непреодолимая потребность не оставаться на месте. Я имел довольно смутные представления о правилах игры, в которую меня втянули, так что мне предстояло изучить их на практике.

И я отправился на прогулку. Я больше не принадлежал миру, в котором родился, зато этот мир, кажется, принадлежал мне. Выпуклые булыжники мостовой, по которым ступали мои ноги, все еще обутые в новые ботинки, нашептывали мне свою историю, — слишком скучную, чтобы внимательно прислушиваться к их шепоту, если честно…

Я зашел в небольшой уютный бар. Он назывался «Нюрнберг», или «Нюрнбержец», — что-то в таком роде. Пожилая кельнерша посмотрела на меня с ужасом и смутной надеждой. Хотел бы я знать, чье лицо приветливо улыбнулось ей моими губами, попросив чашечку кофе… Выпив кофе, я вышел из бара и оказался на одной из узеньких улочек древнего Нюрнберга. Дул холодный ветер с реки, он был немного похож на ментоловый ветер Кеттари, — как тень бывает похожа на предмет, который ее отбрасывает. Но это таинственное сходство не слишком меня взволновало: мне не было дела до бедняги Макса, влюбленного в мосты Кеттари. Сейчас меня куда больше занимало только что сделанное открытие.

«Ага, — подумал я, — вот как это работает, надо бы запомнить…»

В то утро я открыл для себя один из великого множества новых фантастических способов путешествовать. Оказывается, достаточно зайти в первый попавшийся бар, ресторан или кондитерскую, — главное, чтобы на вывеске этого заведения присутствовало какое-нибудь географическое название. Нужно провести там какое-то время — сидя спиной к окну, это очень важно! — а потом выходишь на улицу и обнаруживаешь, что стоишь под совсем другим небом, на мостовой города, имя которого фигурировало в названии давешней забегаловки… Признаться, я был совершенно очарован.

Впрочем, при желании я мог отправиться куда-нибудь на поезде, самолете или автомобиле. В моих карманах каким-то образом обнаруживалось все, в чем я нуждался: деньги, документы, билеты и прочие нелепые бумажки. Эти фальшивые доказательства моей принадлежности к миру людей появлялись по мере необходимости, так что я мог обмануть кого угодно.

 

Все это было не так уж и плохо. Да нет, какое там! То, что случилось со мною, превосходило мои самые смелые представления о чудесном. Хоть сам себе начинай завидовать…

Можно было зайти в дешевую мексиканскую закусочную на окраине Берлина, а потом выйти оттуда на расплавленный тротуар Мехико и бродить по этому пеклу, пока ноги не занесут в прохладный бар «Нью-Йоркер», где усатый бармен вздрогнет, всмотревшись в мое лицо. Ничего удивительного: так ведут себя все, от кого я не успею вовремя отвернуться. И куда, спрашивается, подевалось мое хваленое обаяние?..

Впрочем, плевать. В «Нью-Йоркере» можно выпить холодного пива (главное, не забыть устроиться спиной к окну), а потом толкнуть стеклянную дверь и оказаться в настоящем Нью-Йорке, в самом сердце Гринвич-Виллидж. Там имеет смысл немного задержаться и зайти в одно симпатичное местечко под названием «Клуб-88» — на сей раз не ради дальних странствий, а просто так, бескорыстно, для собственного удовольствия. Название не зря напоминает о числе фортепьянных клавиш: вечерами там играет тапер-виртуоз, а одетая в мужской костюм темнокожая леди за стойкой выпевает умопомрачительные блюзы, дразнит меня смутно знакомой воркующей хрипотцой, пока смешивает коктейли и вытряхивает многочисленные окурки из одинаковых белых пепельниц. Да уж, постоянные посетители «Клуба-88», чей пол редко сразу поддается определению — отнюдь не яппи. Они дымят, как паровозы, назло очередной великой американской мечте! Я им, ясное дело, симпатизирую. Жаль только, что мое переменчивое, послушное чужим тайным страхам лицо пугает этих развеселых «отверженных», поэтому места за стойкой по соседству с моим всегда остаются незанятыми…

А уж из Нью-Йорка, хвала Магистрам, можно отправиться куда угодно: все мыслимые и немыслимые географические названия увековечены на вывесках бесчисленных нью-йоркских забегаловок. Польщенное международное сообщество платит Нью-Йорку взаимностью: бар или ресторан, в названии которого упоминается этот новый Вавилон, можно найти почти в любом захолустье. Так что Нью-Йорк стал для меня чем-то вроде промежуточной станции: я посещал его гораздо чаще, чем прочие места. Правда, редко задерживался там надолго: слишком уж много геополитических соблазнов…

В те дни я наконец-то отдал должное миру, где когда-то родился и который прежде не слишком-то любил. Я понял, что это невероятное место. Один только запах цветущих лип на сонной окраине Москвы стоит всех прочих чудес, а ведь есть еще горячий ветер Аризоны, головокружительный влажный воздух ночного Лондона и тонкие сухие иглы сосен, устилающие белый песок на побережье холодного Балтийского моря. А также велосипедный трип по пустому воскресному Амстердаму, веселый дудочник на Карловом мосту, цветение яблоневых садов в окрестностях Будапешта, округлые вершины Карпатских гор, аромат парижских кофеен, недовольный цокот потревоженной лесной белки и круглый черный глаз сердитого лебедя, изготовившегося вырвать свежую булку из рук досужего любителя природы… Вряд ли я когда-нибудь соберусь составить полный инвентарный список всех «чудес света». Но какой идиот решил, что их максимум восемь?!

Следовало признать, что с миром, где я родился, все в полном порядке. Это со мною, болваном, что-то было не так, пока я принадлежал ему. Но ведь нет никакой разницы, где находиться. Если вообще что-то имеет значение, так это — существо, из сердца которого ты смотришь вовне. Кто ты сам — это действительно важно. А мне выпала ни с чем не сравнимая возможность взглянуть на свою бывшую родину глазами удивительного и странного существа…

* * *

Но была в новой восхитительной симфонии моего бытия одна фальшивая нотка. Надо сказать, временами она звучала весьма пронзительно.

Я упивался многообразием новых возможностей, играл в занимательную и приятную игру, но что-то во мне знало, что сэр Джуффин Халли вряд ли согласился бы присоединиться к моему путешествию, если бы мне вдруг пришло в голову его пригласить. Я знал это даже в те дни, когда смирился со своей странной судьбой и был почти счастлив. Наверное, я был бы счастлив по-настоящему, если бы существо, которым я стал, умело чувствовать себя счастливым.

В те дни я вполне мог бы забыть даже свое имя, если бы оно не таращилось на меня с многочисленных вывесок, рекламных плакатов и объявлений. Бесконечные «Максы», «Максимы» и «Максимилианы» буквально преследовали меня, можно было подумать, что в мире не осталось других имен! Их назойливое мельтешение не давало мне окончательно забыть о себе.

В одной немецкой закусочной я даже обнаружил в меню соответствующее блюдо: какой-то «штраммер-макс в зеркалах» и заказал его, руководимый бесконечным любопытством. Пресловутые «зеркала» оказались холодной яичницей-глазуньей; кроме нее на тарелке помещались кусок ржаного хлеба и толстый слой мелко нарезанной ветчины. Это было не слишком вкусно, но оказало на меня самое благотворное воздействие: сэр Макс из Ехо на несколько минут проснулся где-то в темной глубине меня и настойчиво сказал, что ему пора домой. «Скоро пойдем, ладно?» — я отмахнулся от себя, как от ребенка. Сэр Макс снова отступил в темноту, но с этого момента его беспробудный младенческий сон стал чутким и тревожным, как у старика.

Во всяком случае, именно в той закусочной я внезапно принял решение записать все, что успело со мной случиться, пока я был сэром Максом из Ехо. Исписал несколько салфеток и остался доволен. Почему-то мне казалось, что когда работа подойдет к концу, чудеса отпустят меня туда, куда хотел вернуться этот уже почти незнакомый мне парень. И тогда он будет счастлив, а я… — что ж, я буду свободен на вечные времена…

* * *

Я не очень-то знаю, что успел натворить, пока меня носило по всей планете. Моя память пока не может справиться с хаосом событий, обрушившихся на меня во время этих скитаний. Ей не под силу расставить по местам эпизоды, сложить элементы мозаики в единую, непрерывную и внятную картину, которую легко удержать при себе. Ясно лишь, что мне гораздо проще вспоминать события, происходившие после того, как я съел загадочный «штраммер-макс» и взялся за свои бредовые записи.

В тот день я построил первый шаткий подвесной мост, связывающий меня с прошлым. Мозаичные мостовые Ехо понемногу становились объективной, хоть и недоступной пока реальностью. Мне больше не приходилось шарахаться от экрана телевизора, где мелькали титры очередной серии эпопеи о похождениях «Сумасшедшего Макса». Не нужно было цепляться глазами за неоновую вывеску ресторана «Максим», или витрину магазина мужской одежды «Макс», чтобы вспомнить, что когда-то я считал это имя своим. Теперь я и без того ни на миг не забывал, кем когда-то был, а это уже немало!

К тому же, я все чаще обращал внимание на явственный ужас в глазах своих случайных собеседников. И, что немаловажно, получал от этого все меньше удовольствия. Скорее уж чувствовал, что чертовски устал от своих странных обязанностей. Но пока у меня не было шанса уйти в отставку: если уж занял место Доперста, которого случайно отпустил на свободу, будь любезен выгуливать по миру свору своих новых, устрашающих обличий. И не ной: бывают и менее завидные жребии. Иные вон замковыми призраками по сырым подвалам скитаются — как тебе такая перспектива?..

 

Мне, надо сказать, довелось немало узнать о человеческих страхах. Самое нелепое и забавное из моих открытий было связано с велосипедистами. На собственном горьком опыте я выяснил, что подавляющее большинство велосипедистов в глубине души боится сбить какого-нибудь прохожего. Ребята редко осознают свои опасения, но подкармливать их тайные страхи было частью моей работы. Так что стоило мне выйти на улицу, как на меня сразу же наезжал какой-нибудь велосипедист. Не думаю, что в ту пору хоть кто-нибудь мог причинить моему телу реальный ущерб, но регулярные столкновения с велосипедами чертовски действовали мне на нервы. Счастье еще, что подобные страхи почему-то почти не грызут автомобилистов. То есть случается такое и с ними, но довольно редко. Поэтому под автомобиль я попадал раз пять, не больше…

Приходилось мне влипать и похуже. До сих пор не могу забыть высокую светловолосую девушку из ресторанчика «Красный слон» в старом центре немецкого города Эрфурта. Сила, в единоборство с которой не стоит и вступать, увлекла меня за ней, в темноту переулка, такого узкого, что два человека не могут ходить там, взявшись за руки — только друг за другом, затылок в затылок… Мне пришлось убить белокурую незнакомку, потому что она весь вечер была одержима мыслью о том, что человек, которого она внимательно разглядывала сквозь тонкое стекло стакана, непременно пойдет следом и убьет ее в этом переулке, и кровь будет отвратительно, неопрятно выглядеть на светло-зеленом ворсе ее джемпера… Впрочем, иногда мне все же кажется, что я остался сидеть на высоком жестком стуле на втором этаже «Красного слона», а нападение ей просто приснилось. Не знаю уж, как я пролез в ее ночной кошмар, но так вполне могло быть. Во всяком случае, последняя версия нравится мне гораздо больше…

 

Как бы то ни было, но кровавое жертвоприношение — реальное, или мнимое — пошло мне на пользу. Именно в тот вечер, ужиная на втором этаже «Красного слона», я впервые почувствовал, что моя невероятная, но вполне бессмысленная новая жизнь подходит к концу. Я почти закончил свои записи, перечитал их и с пронзительной ясностью вспомнил Ехо и людей, которые меня там ждали. Никаких сомнений: старый добрый сэр Макс проснулся и теперь с ошалелым взором скитается по окраинам моего существа. Ему еще требовалось время, чтобы окончательно стряхнуть с себя сладкое и опасное оцепенение, но что-что, а время у нас с ним было. Мы могли легкомысленно транжирить это сокровище, как он — да нет, я! — транжирил звонкие короны, честно заработанные на службе Его Величества Гурига VIII, бесцельно слоняясь по антикварным лавкам Правого Берега. Впрочем, к отпущенному мне времени я относился еще легкомысленнее, поскольку легче всего распоряжаться тем, что тебе не принадлежит…

 

В один прекрасный день я снова попал в Нью-Йорк. Немного погулял по вечерним улицам Сохо, заглядывая в освещенные окна картинных галерей. Решил выпить чашечку капуччино и завернул в ближайший итальянский ресторан. Все было немного иначе в этот вечер. Что-то изменилось в моей жизни, и мне нравились эти перемены. По крайней мере, черноглазый парень за стойкой посмотрел на меня с равнодушной улыбкой: мое лицо определенно не затрагивало никаких тайных струнок в его душе.

«Что я здесь делаю? — внезапно подумал я. — Сколько можно гулять, дорогуша? Пока мама не позовет обедать — так, что ли?»

Я рассмеялся от облегчения: мой внутренний монолог здорово напоминал сумбурные размышления сэра Макса. Неужели мы снова вместе?

Тут мой табурет пошатнулся и чуть не грохнулся на пол. Я не смог сохранить равновесие и мешком свалился прямо в объятия симпатичного пожилого джентльмена в элегантнейшей серой шляпе, которая довольно странным образом сочеталась с пижонской курткой из темно-коричневой кожи.

— Прошу прощения, — весело сказал он. — Я загляделся на свое отражение в зеркале. Все не могу решить: похож я в этой куртке на летчика времен Второй мировой или нет?.. Но, наверное, я гораздо больше похож на сумасшедшего, да?

Я не сдержал улыбки: в голове симпатичного незнакомца творилось черт знает что! Славный собеседник, как раз в моем вкусе.

— Вы сбили меня, как настоящий ас. Можете рисовать очередной крестик на боку вашего истребителя! Но вам следует сменить шляпу на какой-нибудь шлем… — или что они там носят, военные летчики?

— Вы совершенно правы. Мы, пилоты, действительно не носим таких шляп! Можете забирать ее себе, с вашим пальто она смотрится гораздо уместнее! — И он решительно нахлобучил свой головной убор на мою растрепанную башку.

Я так растерялся, что только хлопал глазами… Черт, я уже успел забыть, как это: чувствовать себя растерянным? Странное, надо сказать, ощущение. Но, что греха таить, приятное.

— Ну вы даете! — наконец выдавил я.

Незнакомец кивнул, отошел на несколько шагов и полюбовался делом своих рук.

— А что, мне нравится! — удовлетворенно кивнул он. — Носите эту шляпу, молодой человек, она вам идет… Когда я утром выходил из дома, жена сказала мне: «Рон, я уверена, что сегодня ты что-нибудь потеряешь, а мои предчувствия никогда меня не обманывают, ты же знаешь. Поэтому, черт с тобой, теряй, но постарайся потерять что-нибудь не очень нужное». Теперь она может быть спокойна: я выполнил ее просьбу… Прощайте, молодой человек, допивайте вашу коричневую гадость со сливками. Могу себе представить, сколько в ней кофеина, кошмар!

Я задумчиво посмотрел ему вслед, а потом взгромоздился на высокий табурет, с которого меня недавно стряхнули, и послушно принялся за кофе. Молоденький черноглазый бармен приветливо мне улыбнулся.

— Рон — очень эксцентричный парень, как все художники, но он хороший человек. — Итальянец говорил таким тоном, словно сообщал мне страшную тайну. — Он часто сюда заходит.

— И правильно делает. У вас отличный кофе, — заметил я.

— Ну что вы, он никогда не пьет кофе. Только немного хорошего вина и все.

— Да, в вине нет никакого кофеина, это уж точно!

Я расплатился и соскользнул с табурета. Вышел на улицу и обнаружил себя в предрассветном Риме. Я уже несколько раз забредал сюда, к неописуемой радости местных голубей, которым с энтузиазмом скармливал все, что под руку попадалось. «Неужели в названии этого грешного ресторанчика упоминался Рим?» — лениво удивился я. И подумал, что было бы неплохо отдохнуть. Впервые за все время скитаний я почувствовал, что здорово устал и хочу спать. Присел на скамейку напротив какого-то ленивого фонтана, закурил, а потом, кажется, задремал.

 

Проснулся я от холода. Огляделся и с изумлением понял, что уже не сижу на скамейке, а стою на большом каменном мосту. Холодный ветер с реки пронизывал меня до костей. Черт, только что мне было жарко: мое пальто не подходило для прогулок по Риму. Даже зимой оно оказывалось слишком теплым для Вечного Города…

Судя по всему, я был не в Риме, но вот где? Город казался мне смутно знакомым, особенно холодный ветер, так похожий на ветер Кеттари. «А вдруг?..» — мелькнула у меня дикая надежда.

Но, разумеется, я был не в Кеттари, а в Нюрнберге. Я уже был здесь однажды, в самом начале своей дурацкой «одиссеи».

— Мне действительно пора домой, — сказал я пролетающей мимо чайке.

Птица крикнула что-то резким, неприятным голосом. Кажется, она была со мной полностью согласна и теперь требовала: «Ну и уматывай!»

Я оторвался от каменных перил и медленно пошел по мосту, навстречу печальным, позеленевшим от времени зверюгам, которые охраняли табличку с названием. Я рассеянно уставился на табличку и рассмеялся: оказывается, я только что стоял на «Мосту Макса», или на «Максовом мосту», — если переводить дословно!

— Приятно быть таким популярным! — Сказал я мрачной бронзовой химере. — Что только в честь меня не называют!

У меня за спиной кто-то звонко расхохотался. Я обернулся и обмер: рядом со мной стояла Теххи. Она выглядела гораздо старше, чем в моих воспоминаниях, но в первое мгновение я этого не заметил.

У меня в голове пронесся ураган сумбурных мыслей: ну конечно, Теххи, как-никак, дочка самого Лойсо Пондохвы, она наверняка еще и не на такое способна! Но почему она так постарела? Неужели меня не было в Ехо так долго? Сколько же, хотел бы я знать?! Двести лет? Триста? Тысячу?

Я замер от ужаса: неужели жизнь людей, которые не могли без меня обойтись, все же каким-то образом прошла без меня? Пока я транжирил драгоценное время, шляясь по дурацким забегаловкам и закусывая бесконечные чашечки кофе чужими глупыми страхами, они жили, радовались, печалились, старели и, чего доброго, умирали, так и не дождавшись моего возвращения. Время отлично мне отмстило, оно уволокло от меня моих ребят, и теперь со мною все кончено, потому что… Потому что не они без меня, а я сам не могу без них обходиться!

Это потрясение оказало на меня чрезвычайно благотворное воздействие: ледяным душем окатило сумасшедшую голову. Холодный речной ветер развеял последние остатки непостижимого существа, которым я зачем-то так долго был…

Вот теперь я действительно стал прежним Максом: только этот смешной парень мог усесться на тротуар, ошеломленно разглядывая совершенно незнакомую даму, и заживо хоронить себя из-за ее случайного сходства с милой девушкой из другого Мира.

— Теххи, что ты здесь делаешь? — хрипло спросил я. — И… и что с тобой случилось?

— Меня зовут Тея, — удивленно сказала незнакомка. — И со мной абсолютно ничего не случилось. Ты меня с кем-то перепутал, да?

Я чуть не умер от облегчения. Конечно, это была не Теххи! Просто милая дама лет пятидесяти, обладающая несомненным, но далеко не абсолютным сходством с моей любимой.

— Перепутал! — Я больше не хрипел, как умирающий гоблин, а, напротив, жизнерадостно повизгивал, как подросток.

Вне всяких сомнений, это был мой собственный голос, и, что особенно важно, мои собственные сумбурные эмоции! Вечность больше не держала меня за шиворот. Теперь меня подмывало посмотреться в зеркало и немедленно убедиться, что моя рожа тоже принадлежит старому доброму Максу. Хотя, казалось бы, какое это имеет значение?..

— У вас есть зеркало?

Я улыбался до ушей. Думаю, это была самая глупая улыбка из всех, на которые я способен: очень уж старался.

— Есть, — растерянно согласилась она.

— Дайте мне его, пожалуйста.

Дама довольно долго рылась в сумочке. Наконец, протянула мне маленькое щербатое зеркальце. Я тут же уставился на свое отражение. Из-под серой шляпы веселого нью-йоркского художника Рона на меня смотрел парень, здорово напоминавший сэра Макса из Ехо. Ему только тюрбана не хватало!

 

— Знаете что? — весело спросил я. — Вы только что спасли мне жизнь. Можно угостить вас чашечкой кофе?

Вместо того, чтобы вызвать полицию или просто постараться смыться подальше от незнакомого невменяемого типа, эта милая женщина решительно тряхнула короткими кудряшками. Дескать, почему бы и нет? Волосы у нее были такие же серебристые, как у моей Теххи. Только по иной причине: ее когда-то смоляные пряди высветлила седина.

— Видишь ли, — усмехнулась моя новая знакомая, — мне кажется, что жизнь стоит немного дороже, чем чашка кофе. Поэтому я настаиваю на стакане хорошего вина.

Она посмотрела на часы и нахмурилась:

— Правда, я опаздываю, но… Ладно, если уж опаздывать, то не меньше, чем на полчаса. В пятиминутных опозданиях есть что-то бюргерское, ты не находишь?


Дата добавления: 2015-08-10; просмотров: 53 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Волонтеры вечности 6 страница| Волонтеры вечности 8 страница

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.024 сек.)