Атлантическая хартия

В субботу 21 июня 1941 г., в соответствии с английскими традициями, являющимися неписаными законами страны, У.Черчилль отправился проводить уик-энд в загородную резиденцию английских премьер-министров Чеккерс. Уже целый месяц он ожидал сообщения о начале германской агрессии против Советского Союза и теперь был твердо уверен, что речь идет не о днях, а о часах. Он предложил составить ему компанию своему личному секретарю м-ру Колвиллу, американскому послу Вайнанту с супругой и министру иностранных дел Э.Идену с супругой. Во время обеда У.Черчилль утверждал, что нападение Германии на Советский Союз является решенным вопросов. Он считал, что Гитлер рассчитывает на поддержку крупнейших капиталистов и крайне правых кругов в Англии и США. Однако, Гитлер ошибается, и нет сомнения в том, что Англия и США придут на помощь СССР. Вайнант поддержал его: США помогут Советскому Союзу.

Когда компания вышла после обеда на лужайку для игры в крокет, Черчилль вновь вернулся к этой теме и Колвилл спросил его: как это будет выглядеть, когда он, прославившийся своими архиантикоммунистическими взглядами, будет выступать с таким предложением в парламенте? Не противоречило ли это его убеждениям и политике? "Вовсе нет, - ответил Черчилль. - У меня одна цель - уничтожение Гитлера, и этим моя жизнь упрощается. Если бы сегодня Гитлер вторгся в ад, я бы в палате заявил о своих симпатиях сатане"⁵.

Почти четверть века У.Черчилль являлся вдохновителем и идейным вождем мирового антикоммунизма и главным врагом Советского Союза. Он был стопроцентным английским консерватором, фанатичным противником социализма и либеральных идей. По его убеждениям, британская империя была основой благополучия и существования Англии, и за нее он готов был бороться до конца. В нем нашли полное отражение вся история, традиции и современное состояние английского правящего класса. Он происходил из герцогов Марльборо, представлявших цвет британской аристократии. Его предки создавали британскую империю и тайную дипломатию. Они были гордостью английской нации, несли в себе славу английской политической мысли, сражались с Наполеоном, покоряли Индию и Африку и в то же время были законченными лицемерами с тем тщеславием, отличавшим государственных мужей, политиков, дипломатов этого "острова фарисеев".

Англия в ХХ в. лишилась своего прежнего влияния в мировых делах и перестала быть великой мировой державой. Германия стала грозным и смертельным врагом. Тройственный союз сделал ее союзниками Японию и Италию. Япония угрожала ее колониям на Дальнем Востоке, а Италия в Средиземном море и в Африке. Конечно, им трудно было одержать военный верх над Англией ввиду ее мощного морского флота, но война могла затянуться, привести к истощению Англии и краху ее экономики. Германия, Италия и Япония вполне были в силах нарушить ее связи с ее заморскими владениями.

Англия могла выдержать борьбу с тремя государствами лишь в союзе с США и одним из континентальных государств. Франция исключалась, новое правительство объявило ей войну. Надежда была только на Советский Союз. Скрепя сердце, Черчилль втайне надеялся на призрачный в отдаленном будущем союз с этой страной, ненавистной, но оказавшейся такой нужной в судьбах Англии. По иронии судьбы, именно Россия, против которой он организовывал походы Антанты и против которой он так страстно и бескомпромиссно вел борьбу все эти годы, должна была стать спасителем Англии и ее империи.

Давая оценку советским руководителям, он говорил американскому послу Вайнанту: "Война является, главным образом, каталогом грубых промахов, это естественно, но в истории вряд ли найдется другая, сравнимая с той, в которой повинны Сталин и другие коммунистические вожди, когда они так бездарно потеряли свои позиции на Балканах и с безразличием ожидали, а может и неспособные понять ту страшную угрозу, которая стала неминуемой для России. Мы раньше считали их расчетливыми эгоистами. А они оказались просто растяпами. Мощь, сила, масса, храбрость и терпение матушки России все еще огромны. Но это надо подкрепить стратегией, политикой, предвидением и компетентным руководством. А Сталин и комиссары проявили себя самыми полноценными лохами второй мировой войны"⁶.

Тем не менее, именно от этих "лохов" теперь зависела судьба Англии. С июня 1940 г. Черчилль внимательно изучал все сообщения английской разведки о перемещениях германских войск. Нападение Германии на Советский Союз придало бы Англии моральную силу и веру в окончательную победу - что могло сыграть решающую роль в продолжении борьбы английского народа. До 1 марта 1941 г. у Черчилля не было абсолютной уверенности в подготовке Германии к нападению на Советский Союз. Все перемещения германских войск можно было оправдать активизацией германской политики на Балканах. Но по всей Европе упорно циркулировали слухи о близкой советско-германской войне. Черчиллю это показалось слишком хорошим признаком, чтобы верить им. Но в апреле он получил первый достоверный факт о военных приготовлениях Германии. Ему сообщили, что после разгрома югославского восстания 60 эшелонов были отправлены из Югославии в Краков и начали размещаться в лагерях. 3 апреля 1941 г. он сообщил об этом Сталину, приписав в конце: "Ваше превосходительно легко оценит значимость этого факта". С.Криппс передал это послание через А.Вышинского, являвшегося тогда заместителем министра иностранных дел. Сталин даже не ответил. Сталин совершил грубую ошибку.

События в Югославии давали ему возможность усилить дипломатические позиции СССР. Они показывали, что вооруженные силы врага не безграничны. Советско-югославский договор от 5 апреля 1941 г. утверждал: "В случае, если одна из Договаривающихся Сторон подвергнется нападению со стороны третьего государства, другая Договаривающаяся Сторона обязуется соблюдать политику дружественных отношений к ней". В течение 10 дней продолжалась борьба югославского народа, а Советский Союз и пальцем не двинул, чтобы определить свою позицию в связи с договором. Не было заявлено протеста, не были приняты другие дипломатические меры, чтобы остановить гитлеровскую агрессию в Югославии, которая была прелюдией к нападению на Советский Союз.

Конечно, речь не шла о югославских интересах, но интересы собственной безопасности требовали, чтобы Советское правительство использовало события в Югославии для изменения ситуации. Германские войска еще не завершили концентрацию на границе с СССР, основные подготовительные работы еще не были завершены, советские войска в тот период имели стратегическое преимущество над германскими. Несколько демонстративных действий Красной Армии дали бы возможность приостановить подготовку германской армии, сохранить независимость Югославии, без покорения которой Гитлер не посмел бы начать войну против СССР. Вместо этого Молотов униженно спрашивал Шуленбурга: чем недовольно германское правительство, почему оно не отвечает на "наши предложения"? Он просил также изложить на бумаге все претензии германской стороны, чтобы решить их совместно. Это была дипломатия унижения, больше похожая на мюнхенскую политику, чем на дипломатию социалистического государства. Политика неоправданных уступок никогда ни к чему хорошему в дипломатии не вела. Она была унизительной, недостойной и поощряла Гитлера к ускорению агрессии. Советское правительство могло потребовать решительных и ясных объяснений относительно агрессии против Югославии и сделать соответствующие выводы, если бы германское правительство дало неудовлетворительные ответы.

Вопреки этому, советское правительство по-прежнему полагалось на сохранение мира с Германией. Накануне германской агрессии 21 июня в 21 час 30 мин. Молотов пригласил в свой кабинет германского посла Шуленбурга и попросил дать разъяснения по поводу многочисленных нарушений воздушного пространства Советского Союза германскими разведывательными самолетами. Были указаны конкретные факты. Молотов сказал далее: имеется много свидетельств, что германское правительство недовольно советским правительством. Ходят даже слухи о неминуемости войны между Германией и Советским Союзом. Они находят почву в том факте, что со стороны Германии не было никакой реакции на сообщение ТАСС от 15 июня, которое даже не было опубликовано в Германии. Советское правительство не может понять причин германского недовольства. Если югославский вопрос дал основание для появления такого недовольства, то, ведь, советское правительство уже дало разъяснение по нему, который к тому же уже в прошлом. Был бы весьма признателен, говорил Молотов, если бы Шуленбург разъяснил, что привело к нынешнему положению в советско-германских отношениях.

Разговор этот возник неспроста. С утра 21 июня было замечено, что во дворе германского посольства горят костры, где сжигали бумаги. Это вызвало подозрение у советских руководителей и они решили узнать, чем это вызвано. Шуленбург уже ночью получил шифрованную телеграмму из Берлина, в которой приказывалось сжечь все документы, уничтожить цифры, вывести из строя радиопередатчик. Шуленбург должен был передать Молотову заявление германского правительства об угрозах, исходящих из Москвы Германии и Европе, и что фюрер отдал приказ германским войскам "противостоять этой угрозе всеми имеющимися средствами". Шуленбургу было указано не вступать ни в какие дискуссии. В ответ на упреки Молотова он отделался ссылкой на отсутствие у него инструкций.

А в это время германским войскам был отдан условный сигнал "Дортмунд", по которому она начали выдвигаться на исходные позиции и готовиться к нападению на Советский Союз. В 4 часа утра Риббентроп вызвал к себе посла Деканозова и заявил ему об объявлении войны. В Москве в 6 часов утра Шуленбург прибыл в Кремль и также заявил о начале войны. Молотов уже знал о начале военных действий, но, видимо, ему не хотелось верить этому. Выслушав Шуленбурга, он только откомментировал: "Это война. Ваши самолеты только что подвергли бомбардировке около 10 населенных пунктов. Вы считаете, разве мы заслужили это?" Шуленбург ничего не ответил на это и только пожал плечами.

Вечером 21 июня Черчилль рано лег спать, но предупредил камердинера разбудить его, как только будет объявлено о нападении Германии на Советский Союз. В 2 часа ночи камердинер разбудил его, сказав: "Сэр, кажется, у них там началось. Гитлер выступает по радио." Было 22 июня 2 часа ночи по Гринвичу. За два дня до этого Черчилль запланировал выступление по Би-Би-Си на 9 час. вечера. Но еще за неделю до этого, 15 июня он связался с Рузвельтом. Представив информацию о подготовке германского нападения на Советский Союз, он писал: "Если эта война начнется, мы, конечно, окажем поддержку и помощь, которой мы располагаем, русским, следуя принципу, что Гитлер - враг, которого надо уничтожить. Я не предвижу какого-либо сорта политической реакции здесь и верю, что германо-русский конфликт не доставит вам какого-либо беспокойства"⁷. Американский посол Вайнант, который был гостем Черчилля 21 июня, передал ему ответ президента, в котором он обещал, что в случае, если немцы нападут на Россию, он поддержит официально и публично "любое объявление, которое сделает премьер-министр, приветствующее Россию как союзника". Это ободрило Черчилля и теперь он смело мог говорить не только от собственного имени, но и от имени президента США. Так был заложен первый камень в фундамент антигитлеровской коалиции. Дипломатическое искусство Черчилля нашло новый путь для сохранения Англии как мировой державы. Союз США-Англия-Советский Союз, пусть и временный, пусть и противоречивый, давал возможность Англии не только одержать победу в мировой войне, но и получить гарантии на послевоенный статус великой державы. Старая Англия ушла в прошлое, надо было быть реалистом и искать новые конструкции построения международных отношений, где Англия заняла бы ведущее место.

По старым английским традициям, премьер-министра нельзя было тревожить до 8 час. утра, исключение делалось только в случае вражеского вторжения на Британские острова. В данном случае для исключения имелось более чем веское основание. Целый день Черчилль готовил речь для вечернего выступления по Би-Би-Си. Ему помогали лорд Бивербрук, лорд Крэнборн и Стаффорд Криппс. Ее переделывали много раз, почтенные джентльмены отрывались лишь на обед. Речь была готова без двадцати минут девять вечера и Черчилль помчался на радио.

Его речь весь мир слушал, затаив дыхание. От нее зависела история и судьбы многих народов мира. Черчилль был не только выдающимся государственным деятелем, но и талантливым журналистом и публицистом. Его статьи в различных английских газетах и журналах во многом определяли политическое мышление английских правящих кругов и английской общественности. Они были злободневными, острыми, эмоциональными, полемическими, остроумными и всегда имели широкий отклик. Эту речь он готовил особенно тщательно, и она стала программной, определившей политику английского правительства на весь период войны. Она делилась на несколько пунктов, каждый из которых имел свою идею:

1. С самого начала Черчилль объявил себя глубоким противником коммунизма, убежденным антикоммунистом, который ни в чем не собирался менять своих убеждений. Он говорил: "Нацистский режим ни в чем не отличается от самых худших проявлений коммунизма. Он воплотив в себе все его принципы и взгляды, за исключением аппетитов и расового господства. Он превзошел все формы человеческой безнравственности в своей жестокости и лютой агрессивности. За последние 25 лет никто не был более последовательным противником коммунизма, чем я. Я не возьму обратно ни одного слова, которое я сказал о нем. Но все бледнеет сейчас перед развертывающимся зрелищем". Речь Черчилля не была экспромтом, в которой могли быть чисто риторические приемы, примененные невзначай, случайно. И, видимо, не случайной он начал речь с антикоммунистического заявления, прибегнув даже к такому некорректному средству, как сравнение коммунизма и фашизма. Но это был Черчилль, лидер консервативной Англии, которую не зря называли твердолобой.

2. Далее он сказал: "Но все это в прошлом. Сейчас я вижу русских солдат, стоящих у порога своей родной земли и защищающих свою родную землю, которую с незапамятных времен обрабатывали их отцы. Они защищают свои дома, где молятся их матери и жены - о, да, видимо, наступают дни, когда все начинают молиться - чтобы вернулись их кормильцы, их защитники, их любимые." Черчилль говорил короткими, рубящими, волнующими словами. Он говорил о многомиллионной массе "гуннов", прусской солдатни, которая двинулась за новой добычей. "За всем этим шумом и громом, - говорил он, - я вижу кучку злодеев, которые планируют, организуют и навлекают на человечество эту лавину бедствий".

3. Черчилль четко определил цели своей политики. "У нас лишь одна единственная неизменная цель. Мы полны решимости уничтожить Гитлера и все следы нацистского режима". Вместе с тем, он сказал: "Ничто не сможет отвратить нас от этого, ничто. Мы никогда не станем договариваться, мы никогда не вступим в переговоры с Гитлером или с кем-либо из его шайки". Он последовательно в течение всей войны, несмотря на острые противоречия со Сталиным, придерживался своей политики.

4. Английский премьер-министр определил характер войны как всемирной демократической против фашизма. Поэтому, говорил он, опасность, угрожающая России, - это опасность, грозящая нам и Соединенным Штатам, точно так же как дело каждого русского, сражающегося за свой очаг и дом, - это дело свободных людей и свободных народов во всех уголках земного шара. Черчилль заявил также: "Любой человек или государство, которые борются против нацизма, получат нашу помощь. Любой человек или государство, которые идут с Гитлером, - наши враги... Такова наша политика, таково наше заявление. Отсюда следует, что мы окажем России и русскому народу всю помощь, какую только сможем. Мы обратимся ко всем нашим друзьям и союзникам во всех частях света с призывом придерживаться того же курса и проводить его так же стойко и неуклонно до конца, как это будем делать мы."⁸

Впоследствии во всех изложениях речи Черчилля тщательно замалчивалась или опускалась ее первая фраза: "Нацистский режим ни в чем не отличается от самых худших проявлений коммунизма. Он воплотил в себе все его принципы и взгляды за исключением аппетитов и расового господства". По всей видимости, некоторым она показалась риторикой, которой часто злоупотреблял Черчилль, некоторые делали это сознательно, не желая снижать ценности столь эмоционального выступления английского премьера, который даже в столь ответственное время не мог отказать себе в удовольствии еще раз показать своему окружению, что он был и остается последовательным врагом Советского Союза.

Между тем именно эта фраза не только отражала главный смысл его выступления, но и являлась отправной точкой всей его последующей политики в отношении союза с СССР, взаимоотношений со Сталиным и его роли в англо-советских отношениях.

Рузвельт не позволил себе таких вольностей в отношении государства, которое США признали лишь восемь лет назад. На пресс-конференции 24 июня он сказал, что США "окажут любую возможную помощь России". В этот же день он приказал разморозить 40 млн. долларов советских счетов в американских банках, разрешил доставку товаров в советский порт Владивосток и предоставил помощь по ленд-лизу.⁹

Оба лидера в своих выступлениях определили характер войны. Стремясь убедить общественность своих стран в необходимости союза с СССР, они оценивали ее как справедливую, антифашистскую, освободительную и демократическую и против такой войны нельзя было выступать открыто, даже если она будет вестись в союзе с государством, открыто подавлявшим у себя демократии, свободы, но в то же время отвергавшим нацизм, расизм, геноцид, антисемитизм. Черчилль в своей речи говорил об усилиях "великих демократий, которые решили уничтожить фашизм". Кто мог противостоять этому?

Рузвельту предстояла трудная проблема вовлечь США в войну на европейском континенте, существовал закон "О нейтралитете", запрещавший это. К тому же американский большой бизнес требовал занять нейтральную позицию, рассчитывая сохранить и увеличить деловые связи с обеими воюющими странами. Ведущие американские компании "Форд", "Дженерал Моторс", "Дженерал электрик", банкирский дом Моргана, с которым Рузвельт состоял в родственных отношениях, были тесно связаны с германским крупным бизнесом и менее всего хотели разрушения связей с ним. К тому же одна треть населения страны являлась этническими немцами и трудно было даже представить, как они будут поддерживать войну против Германии. Главным аргументом Рузвельта была проблема свободы личности, гражданских прав и демократии.

Большое место в определении решения Рузвельта нарушить нейтралитет заняла еврейская проблема. Огромная масса еврейского населения, бежавшая из Германии, потрясла Америку своими рассказами об ужасах германских застенков, пытках в германских тюрьмах, лагерях смерти, где были умерщвлены миллионы евреев. Америка евреев, представлявших выдающуюся политическую, научную, культурную элиту страны, требовала уничтожения фашизма. У Рузвельта были мощные противники, но вместе с тем нарастала гигантская волна его поддержки. Он терпеливо дожидался удобного случая, чтобы беспрепятственно вступить в войну против Германии.

В то же время, ободренный поддержкой Рузвельта Черчилль начал процесс политического оформления союза с СССР. 12 июля 1941 г. в Москве было подписано англо-советское соглашение о совместных действиях в войне против Германии, в котором говорилось:

"Оба правительства взаимно обязуются оказывать друг другу помощь и поддержку в настоящей войне против гитлеровской Германии.

Они далее обязуются, что в продолжении этой войны они не будут вести переговоров, ни заключать перемирия или мирного договора, кроме как с обоюдного согласия"¹⁰.

Соглашение имело историческое значение, т.к. явилось первым документом, положившим начало формированию антигитлеровской коалиции. Но цена его для Советского Союза оказалась дорогой. Советский Союз согласился признать польское правительство в Лондоне во главе с Сикорским.

Правительство это было сформировано в 1939 г. в Париже, а после поражения Франции перебралось в Лондон, и Черчилль взял его под свое покровительство, так, с перспективой на будущее. Теперь оно очень пригодилось ему, как противовес советскому продвижению на Запад. Еще до подписания англо-советского соглашения Черчилль рекомендовал советскому руководству начать переговоры с польским руководством. Они начались в Лондоне между послом И.Майским и Сикорским 5 июля и закончились 30 июля подписанием советско-польского соглашения, по которому обе стороны признавали друг друга и устанавливали дипломатические отношения. В договоре предусматривалось создание на территории Советского Союза польской армии из польских граждан, но под подчинением советского командования. Вопрос о границах в договоре не упоминался, но был особый пункт, в котором говорилось, что советско-германский договор 1939 г. в вопросе о территориальных изменениях Польши терял силу. Именно этого добивался Черчилль. По его указанию, Иден сделал общее заявление, что Англия никогда не признает территориальных изменений в Польше, которое нашло отражение в его ноте Сикорскому. То же самое он заявил в парламенте. Черчилль получил в руки сильную карту в его политических маневрах с Советским Союзом.

В Черчилле гармонично сочетались антикоммунист и антифашист. Как антифашист он желал поражения Германии и победы Советского Союза, но как антикоммунист он добивался, чтобы эта победа досталась ему тяжелой ценой и чтобы он не прорвался за свои западные границы. Печать этой противоречивости отмечала все его действия в отношениях с Советским Союзом и в целом всю его политическую концепцию.

Черчилль, в своем видении послевоенного мира, решил заручиться поддержкой Рузвельта. По его предложению, 9-12 августа 1941 г. в Северной Атлантике у берегов Ньюфаундленда на борту английского линкора "Принц Уэльский" состоялась его встреча с президентом Рузвельтом. Речь шла о выработке общих принципов целей войны и послевоенном устройстве мира. Основной документ был подготовлен Черчиллем, Рузвельт внес несколько изменений, главным образом, в пункт четвертый. Он вошел в историю под название "Атлантическая хартия".

"Атлантическая хартия" не имела публично-правового значения, она носила скорее политический характер и была направлена на создание политической основы антигитлеровской коалиции.¹¹ В этом отношении она имела огромные политические последствия. Основные положения ее сводились к следующему:

1. После окончательного уничтожения нацистской тирании будет установлен мир, который даст возможность всем странам жить в безопасности на своей территории, а люди во всех странах могли бы жить, не зная ни страха, ни нужды.

2. Обе страны не согласятся ни на какие территориальные изменения, не находящиеся в согласии со свободно выраженным желанием заинтересованных народов;

3. Обе страны торжественно обещали не стремиться к территориальным или другим приобретениям;

4. Все государства мира должны, по соображениям "реалистического и духовного порядка", отказаться от применения силы;

5. Обе страны стремятся к восстановлению суверенных прав и самоуправления тех народов, которые были лишены этого насильственным путем.

Это был блок намерений, связанных с послевоенным устройством мира. Речь, конечно, шла о советских "приобретениях" - Прибалтике, Польше, Бесарабии. Абстрактные требования о мире и устройстве справедливого мира были увязаны с конкретными предупреждениями недопущения этих приобретений. Рузвельт недолго спорил с Черчиллем, хотя проблема "приобретений" задевала и США. Незадолго до встречи в Атлантике 4 тысячи морских пехотинцев США оккупировали Исландию, где была создана американская военно-воздушная база, которая существует до сих пор под видом базы НАТО, хотя исландский народ неоднократно выступал против присутствия американских войск в стране. Но, видно, на Западе доминировало двойное мнение - для США и Англии имели значение лишь абстрактные положения, Советский же Союз должен был принять конкретные требования.

Два пункта были включены по настоянию Рузвельта. В пункте 4 говорилось о необходимости обеспечить доступ "на равных основаниях" к торговле и к мировым сырьевым источникам "всем странам", необходимым для их экономического процветания, а также предоставить всем возможность свободно, без всяких препятствий плавать по морям и океанам. США явно стремились обеспечить в послевоенном мире гарантии открытия для себя источников сырья и мировых рынков. Было ясно, что эти пункты направлены против английской колониальной империи и американские монополии надеялись создать в послевоенном мире условия для неограниченной деятельности во всем мире.

Черчилля эти пункты мало беспокоили, он рассчитывал отбиться от американских претензий мало значительными уступками в надежде сохранить Британскую империю в целом. Он добился фактически вступления США в войну. Один только факт, что США, оставаясь формально нейтральной страной, совместно с воюющей страной вырабатывают общую декларацию о целях войны и послевоенном устройстве, имел важные политические последствия. Фашистские страны оказались в изоляции, всякое государство, оказывающее им содействие, становилось врагом антигитлеровской коалиции и США.

В Советском Союзе восприняли Атлантическую хартию настороженно. Было очевидным намерение Англии и США превратить вопрос о советских "приобретениях" в предмет будущих дипломатических торгов. Они могли осложнить формирование антигитлеровской коалиции. Внося в хартию такую формулировку, Черчилль закладывал будущие семена раздоров, конфликтов, дискуссий на английский манер, которые он мог развернуть в нужный для себя момент. Принимать такое положение Советский Союз не мог - это давало Черчиллю эффективное дипломатическое оружие, но и не принимать его было нельзя, т.к. это подорвало бы к нему доверие английской и американской общественности. Более месяца советское правительство не выражало своего отношения к хартии. Лишь 24 сентября на Межсоюзнической конференции в Лондоне Советский Союз объявил о своем согласии с основными принципами Атлантической хартии, оговорив, однако, что практическое применение этих принципов будет "сообразоваться с обстоятельствами, нуждами и историческими особенностями той или иной страны"¹². Сталин вел свою игру. Советский Союз присоединился к хартии, но целесообразность ее применения в каждом конкретном случае он оставлял на свое усмотрение.

Дата добавления: 2015-08-10