Глава 2. Она постоянно пропускала октябрь

Она постоянно пропускала октябрь. Она должна была назвать месяцы в обратном порядке, как велел врач из травмпункта, но продолжала перескакивать с ноября на сентябрь. Ее щеки пылали, когда она подняла глаза на осматривающего ее врача.

— Простите, — прошептала она. — Можно я начну еще раз?

Ожидающий вот уже десять минут в приемном покое Уилл взорвался:

— Господи! — воскликнул он, подходя ближе. — Я на сто процентов уверен, что сам бы не мог повторить месяцы и не запутаться.

Он бросил на врача сердитый взгляд. Он привез женщину в травмпункт, потому что так обычно делали в полиции, по крайней мере в Южной Дакоте, но теперь пересмотрел свое решение. Насколько Уилл видел, эти глупые вопросы только мучили ее.

— Она дважды за последние несколько часов теряла сознание, — невозмутимо пояснил врач. Он держал ручку в нескольких сантиметрах от ее лица. — Что это?

Женщина уставилась в потолок. Она уже ответила на вопросы о том, где находится, какой сегодня день и кто сейчас президент. Она посчитала туда и обратно от одного до трех и припомнила небольшой перечень фруктов и овощей.

— Ручка.

— А это?

— Колпачок от ручки. — Она посмотрела на Уилла и улыбнулась. — Или это корова? — Когда доктор метнул на нее озабоченный взгляд, она рассмеялась. — Да шучу я, — сказала она. — Просто пошутила.

— Вот видите! — воскликнул Уилл. — Она способна шутить. С ней все в порядке.

Он неловко скрестил руки на груди. В больницах ему становилось не по себе — еще с тех пор, как ему было девять лет и он видел, как умирает отец. Три дня спустя после аварии, когда маму уже похоронили, Уилл сидел с дедом и ждал, пока отец придет в сознание. Он часами не сводил глаз с коричневой, безвольно лежащей руки отца, разительно контрастирующей с белыми простынями, белым светом и белыми стенами, и понимал, что уход отца в тот мир, которому он уже принадлежит, — всего лишь вопрос времени.

— Хорошо. — При звуке голоса врача оба — и Джейн, и Уилл — расправили плечи. — По всей видимости, у вас небольшое сотрясение, но, похоже, вы идете на поправку. Велика вероятность, что память о более отдаленных событиях восстановится раньше, чем о событиях недавних. И может случиться, что несколько минут непосредственно перед ударом вы так и не вспомните. — Он повернулся у Уиллу. — А вы…

— Офицер Уильям Быстрый Конь, полиция Лос-Анджелеса.

Врач кивнул.

— Передайте тем, кто приедет за ней, что ночью ее нельзя оставлять без присмотра. Необходимо будить ее каждые несколько часов, чтобы проверить уровень ее адекватности, спрашивать, кто она, как себя чувствует и тому подобные вещи.

— Подождите, — сказала Джейн. — А когда я вспомню, кто я?

Врач впервые за время, что находился рядом с ней, улыбнулся.

— Этого я сказать не могу. Может быть, потребуются часы. Возможно, недели. Но я уверен, в городе вас будет ждать муж. — Он опустил ручку в карман пиджака и погладил женщину по плечу. — Он тут же оживит вашу память.

Врач распахнул дверь смотровой и вышел, полы белого халата полетели за ним.

— Муж? — переспросила Джейн и уставилась на свою левую руку, на которой в флуоресцентном свете на простом колечке поблескивали бриллианты. Потом подняла глаза на Уилла. — Как я могла об этом забыть?

Уилл пожал плечами. Он и сам не заметил кольца.

— Неужели ты его не помнишь?

Джейн закрыла глаза и попыталась представить себе какое-то лицо, жест, голос. Покачала головой.

— Я не чувствую, что замужем.

Уилл засмеялся.

— Что ж, половина жен в Америке, наверное, убить готовы, чтобы получить такой удар и забыть своих мужей. — Он подошел к двери и придержал ее. — Идем.

Весь путь до стоянки он чувствовал, как она идет на шаг позади. Когда они дошли до грузовичка, он сперва открыл дверцу Джейн и помог ей сесть в машину. Завел машину, пристегнулся ремнем безопасности и только потом сказал:

— Послушай, если тебя ищет муж, заявление о пропаже у него примут не раньше чем через двадцать четыре часа. Если хочешь, мы можем прямо сейчас поехать в участок. Или отправимся туда завтра с утра.

Она изумленно посмотрела на него.

— Почему ты не хочешь меня туда везти?

— Ты о чем?

— Ты увиливаешь от ответа. Я слышу это нежелание в твоем голосе.

— В таком случае ты слушаешь не слишком внимательно. — У него заиграли желваки. — Сама решай.

Она не сводила глаз с его точеного профиля, не понимая, что такого сказала. Почему он злится? По крайней мере, в данный момент он был ее единственным другом.

— Возможно, если я отдохну, — осторожно ответила она, — то, когда проснусь, все вспомню. Может быть, с утра все будет по-другому.

Уилл повернулся, уловив в ее голосе дрожь и надежду, которую она ему давала. Эта женщина, о которой он ничего не знал, женщина, которая ничего не знала о нем, отдавала себя в его руки. Такого подарка он еще никогда не получал.

— Может быть, — согласился он.

Когда они добрались до дома в Резеде, Джейн уже спала. Уилл отнес ее в спальню, уложил на голый матрас и укрыл единственным одеялом, которое успел достать. Снял с нее туфли, но на дальнейшее не решился. Она была чужой женой.

В муниципальном колледже Оглала на одном из уроков по культурологии, которые Уилл вынужден был посещать, чтобы получить диплом, он узнал о наказании, которое сиу назначали женам-изменницам в конце девятнадцатого — начале двадцатого века. Наказание его просто шокировало: если жена убегала с другим мужчиной, муж имел право отрезать ей кончик носа — заклеймить на всю жизнь. Уиллу показалось, что это противоречит всему, что он знал о народе сиу. В конце концов, они не признавали права на землю, они щедро раздавали деньги, еду, одежду друзьям, даже если сами оставались голыми и босыми. Тем не менее они считали мужа хозяином, а жену — его собственностью.

Он смотрел на спящую Джейн. В какой-то степени он ей завидовал. Ей так легко удалось забыть свое прошлое, в то время как Уиллу пришлось попотеть, чтобы выбросить из головы собственную историю.

Он коснулся воротника Джейн, на котором запеклась кровь. Он принесет холодной воды и замоет ее. Он убрал волосы с ее лица, вгляделся в ее черты. Обыкновенные каштановые волосы, маленький нос, упрямый подбородок. Веснушки. Это не сексуальная блондинка из его юношеских грез, но довольно симпатичная. Наверное, кто-то сошел с ума, когда обнаружил, что она пропала.

Он отнял ладонь от ее шеи, собираясь пойти за тряпкой, но замер, когда ее рука, до этого лежавшая вдоль тела, взметнулась вверх и пальцы с молниеносной быстротой обхватили его запястье. «Господи, — подумал он, — рефлексы, как у кугуара!» Она открыла глаза и принялась с безумным видом оглядываться по сторонам, как будто оказалась в ловушке.

— Тихо, тихо, — успокоил ее Уилл, осторожно высвобождая руку.

Джейн отпустила его и нахмурилась, как будто сомневаясь, что могла его схватить.

— Ты кто? — спросила она.

Уилл подошел к двери и погасил свет. Отвернулся, чтобы она не видела его лица.

— Ты не захочешь этого знать, — ответил он.

Первые детские воспоминания Уилла были о том, как из тюрьмы под залог освобождали отца.

Ему было всего три года, но он помнил, как мама стояла перед шерифом. Она была высокая, гордая и даже в приглушенном свете выглядела очень и очень бледной.

— Произошла ошибка, — заявила она. — Мистер Быстрый Конь один из моих подчиненных.

Уилл не понимал, почему мама сказала, что папа работает у нее, когда прекрасно знала, что он работает на ранчо у мистера Лундта. Он не понимал значение слова «нападение» и думал, что бить можно только рождественские игрушки. Шериф, мужчина с нездоровым румянцем на лице, пристально посмотрел на Уилла и сплюнул ему под ноги.

— Никакой ошибки, мадам, — ответил шериф. — Вы же знаете этих проклятых индейцев.

У мамы вытянулось лицо. Она достала бумажник, чтобы заплатить за отца залог.

— Отпустите его! — прошипела она.

Шериф развернулся и пошел по коридору. Уилл смотрел, как он становится все меньше и меньше, и пистолет на его бедре поблескивал каждый раз, когда шериф проходил мимо окна.

Мама присела на корточки перед Уиллом.

— Не верь ни одному слову! — велела она. — Твой отец хотел помочь.

Годы спустя он узнал, что Захария Быстрый Конь оказался в баре, когда произошел инцидент. К одной из женщин привязались двое белых батраков, а когда отец за нее вступился, завязалась драка. Женщина убежала, поэтому, когда на место прибыла полиция, слово Зака оказалось против слова тех двоих.

Они почти на полквартала отошли от участка, прежде чем отец снял его с шеи и крепко обнял жену.

— Боже, Энн, — выдохнул он ей в волосы, — мне так жаль, что тебе пришлось через это пройти!

Уилл потянул за край отцовской клетчатой рубахи.

— Па, а что ты сделал?

Зак взял Уилла за руку, и они пошли по улице.

— Просто родился, — ответил он.

Она не могла не заметить записку, которую оставил Уилл, — она лежала на крышке унитаза вместе со свежим полотенцем, пастой, двадцатидолларовой банкнотой и ключом. «Джейн, — написал Уилл, — я ушел на работу. Я разузнаю о твоем муже и позвоню позже, когда что-нибудь прояснится. В холодильнике хоть шаром покати, поэтому, если проголодаешься, сходи на рынок (в трех кварталах на восток). Надеюсь, что тебе лучше. Уилл».

Она пальцем почистила зубы и перечитала записку. Он не посоветовал, что ей делать, если, проснувшись, она вспомнит свое имя и адрес. Хотя какое это имело значение, если она все равно ничего не помнила? По крайней мере, ей повезло: шансы повстречать на бульваре Сансет наркомана или сутенера были намного выше, чем жителя пригорода, который мог оставить совершенно незнакомому человеку ключ от своего дома и двадцать долларов, не задавая никаких вопросов и не требуя ничего взамен.

Глаза ее заблестели. Она могла бы отблагодарить своего спасителя, прибравшись у него. Возможно, ее вкусы и не совпадают со вкусами хозяина — по правде говоря, она понятия не имела, какой у нее вкус, — но, несомненно, вернуться домой и обнаружить кастрюли и сковородки в кухонных шкафах, а полотенца в бельевых ящиках было бы приятно.

Джейн с энтузиазмом принялась наводить в доме Уилла порядок. Разложила все по шкафчикам и полочкам в кухне, ванной и чуланчике, но, пока не добралась до гостиной, проявить свой талант декоратора ей так и не пришлось. А здесь в двух ящиках лежала индейская одежда и утварь, аккуратно упакованная в газеты. Она увидела красивые, украшенные перьями мокасины и длинную выделанную шкуру, на которой была изображена сцена на охоте. В ящиках лежали и замысловатое стеганое одеяло, и веер из перьев, и круглый, украшенный бисером медальон. На дне ящика оказался небольшой кожаный мешочек, расшитый бисером и украшенный яркими перьями. На мешочке была изображена бегущая лошадь. Мешочек был крепко завязан бечевкой из сухожилий, и Джейн, как ни пыталась, не смогла его развязать, чтобы посмотреть, что же там лежит.

Большинство предметов были ей незнакомы. Она очень бережно брала их в руки и, казалось, начинала лучше понимать Уилла. Потом оглядела голые стены и подумала: «Если бы я оказалась в чужом городе, то хотела бы, чтобы что-то напоминало мне о доме».

Никто не обращался с заявлением о пропавшей женщине. Уилл провел целый день, знакомясь с капитаном и остальными служащими управления, получил значок и задание. Когда он расписывался за пистолет, полицейский, заполнявший формуляр, спросил, может, ему лучше выдать томагавк, а его новый напарник тут же с большим удовольствием нарек его Бешеным Конем. Но с таким отношением он сталкивался и раньше. Офицера, который подбил ему глаз, он так и не встретил: Беверли-Хиллз самостоятельная административная единица. Когда хихикающие секретарши поинтересовались происхождением его синяка, Уилл пожал плечами и ответил, что кто-то попался ему на пути.

Только к четырем часам он собрался с духом и постучал в дверь кабинета нового капитана, чтобы рассказать ему о Джейн.

— Входи. — Уоткинс жестом пригласил его войти. — Уже подключился к работе?

Уилл покачал головой.

— Здесь все по-другому.

Уоткинс ухмыльнулся.

— Только не в сравнении с Южной Дакотой, — ответил капитан. — Пара нарушений со знаменитостями за рулем, задержание за хранение наркотиков — и почувствуешь себя в своей тарелке.

Уилл заерзал на стуле.

— Я хотел поговорить с вами о пропавшем человеке, — сказал он. — На самом деле я хочу знать, не…

Он запнулся и потер ладонями колени, чтобы собраться с духом. Невозможно подобрать правильные слова, чтобы рассказать о том, что он уклонился от установленной процедуры; Джейн уже давно должна была быть доставлена в участок и сфотографирована.

— Вчера вечером я нашел женщину, которая ничего не помнит. Мы поехали в больницу, но, поскольку было уже поздно, я не отвез ее сразу в участок. — Уилл поднял глаза на капитана. — Вам что-нибудь об этом известно?

Начальник покачал головой.

— Поскольку ты вчера был не на дежурстве, — медленно ответил он, — я не стану накладывать на тебя взыскание. Но ее необходимо привезти для допроса. — Уоткинс посмотрел Уиллу в глаза, и тот понял, что, несмотря на заверения капитана, этот проступок ему с рук не сойдет. — Возможно, она потеряла память в результате преступления. — Уоткинс не сводил с Уилла пристального взгляда. — Я надеюсь, ты знаешь, где она сейчас находится. Советую как можно скорее доставить ее в участок, — закончил он.

Уилл кивнул и направился к двери.

— И еще, офицер, — окликнул его Уоткинс, — с этой секунды ты играешь только по правилам.

Весь путь к Резеде Уилл пытался растянуть воротник форменной рубашки. Эта проклятая рубашка просто душила его. Он и недели в ней не протянет. Он повернул за угол своего квартала, гадая, вспомнила ли Джейн, как ее зовут. А сидит ли она вообще у него дома?

Она встретила его у порога в одной из его хороших белых сорочек, которую завязала узлом на талии, и в его шортах для пробежки.

— Меня кто-нибудь искал? — спросила она.

Уилл покачал головой, переступил порог своего жилища и замер как вкопанный, глядя на аккуратно сложенные пустые ящики и свидетельства его происхождения, развешенные по стенам на всеобщее обозрение.

Его так неожиданно обуял гнев, что он забыл скрыть свою ярость.

— Кто, черт побери, дал тебе право рыться в моих вещах? — заорал он, топча ногами ковер, лежащий посреди гостиной.

Он обернулся и смерил Джейн сердитым взглядом, но увидел, что она вжалась в стену и закрыла голову руками, как будто готовясь к удару.

Его гнев тут же остыл. Он стоял не двигаясь, ожидая, пока прояснится в голове. И молчал.

Джейн опустила руки и медленно поднялась, но в глаза Уиллу она не смотрела.

— Я думала, что помогаю тебе, — призналась она. — Хотела поблагодарить за все, что ты сделал, и мне показалось, что это лучший способ. — Она обвела взглядом стену, где небольшой кожаный мешочек соседствовал с изображением сцены на охоте. — Всегда можно перевесить, если тебе не нравится, как я это сделала.

— Мне вообще не нравится, что они висят, — сказал Уилл, снимая с камина мокасины.

Он схватил пустой картонный ящик и принялся сбрасывать в него вещи.

Джейн опустилась рядом с ящиком на колени, пытаясь разложить хрупкие предметы так, чтобы они не помялись и не разбились. Ей приходилось делать это осторожно, чтобы опять не наделать глупостей. Она провела пальцами по перьям на маленьком кожаном мешочке.

— Что это?

Уилл едва взглянул на предмет у нее в руках.

— Лекарственный узелок, — ответил он.

— А в нем что?

Уилл пожал печами.

— Единственными, кто это знал, были мой прапрадед и его шаман, но оба уже давно умерли.

— Красивый, — сказала Джейн.

— Бесполезный! — отрезал Уилл. — Узелок должен уберечь от беды, а моего прапрадеда поднял на рога буйвол. — Он повернулся и заметил, как Джейн нежно поглаживает мешочек. Его лицо смягчилось, когда женщина подняла на него взгляд. — Прости, — извинился он. — Я не должен был на тебя кричать. Я просто не хочу, чтобы эти вещи висели там, где я буду постоянно на них натыкаться.

— Я думала, ты хочешь, чтобы они напоминали тебе о родине, — сказала Джейн.

Уилл опустился на пол.

— Именно от этого я и сбежал, — признался он. Вздохнул, взъерошил волосы и решил сменить тему разговора. — Как ты себя чувствуешь?

Она замерла, глядя на него и только сейчас заметив, что на нем голубая форменная рубашка и нашивка на рукаве «Полицейское управление Лос-Анджелеса».

— Ты в форме? — изумилась она.

Он усмехнулся.

— А ты ожидала увидеть ирокез?

Она встала и протянула Уиллу руку, помогая ему подняться.

— Я еще помню, как готовить, — сообщила она. — Хочешь пообедать?

Она поджарила курицу, отварила бобы и запекла картофель. Уилл поставил блюдо на пол в центре гостиной и положил каждому на тарелку по куску грудинки. Потом рассказал, как прошел его первый рабочий день, а она — как заблудилась, когда шла на рынок. В окна струился солнечный свет, Джейн с Уиллом отбрасывали причудливые тени, и даже молчание не было мучительным.

Уилл ел мясо и обсасывал кости, когда неожиданно почувствовал, как рука Джейн легла на его руку.

— А давай разломаем, — предложила она, и он понял, что держит куриную дужку.

Он потянул к себе, она к себе, белая косточка заскользила у них между пальцами, и в итоге у него оказалась бóльшая часть. Разочарованная Джейн откинулась на ящик.

— А что ты загадал?

Он загадал, чтобы к ней вернулась память, но промолчал об этом.

— Если скажу, не сбудется, — удивляясь самому себе, ответил он и улыбнулся Джейн. — Так говорила моя мама. Честно говоря, она была последней, с кем я гадал на дужке.

Джейн обхватила руками колени.

— Она живет в Южной Дакоте?

Он едва расслышал ее вопрос, потому что думал о плавном изгибе маминого подбородка, о ее блестящих волосах медного цвета. Он представил, как их руки держатся за раздвоенную дужку, и задумался над тем, исполнилось ли хоть одно ее желание.

— Мама умерла, когда мне было девять лет. Разбилась с папой на машине.

— Какой ужас! — вздохнула Джейн, и Уилл удивился боли в ее голосе, ведь она совершенно чужой ему человек.

— Она была белая, — услышал он собственный голос. — После аварии я жил с родителями отца в резервации.

И он стал рассказывать, а Джейн потянулась к блюду, собрала косточки, положила их к себе на тарелку и принялась перебирать, похоже, сама не понимая, что делает. Потом подняла голову и улыбнулась.

— Продолжай. А как они встретились?

Уилл уже много раз рассказывал эту историю, потому что она очаровывала женские сердца, а очарованные женщины оказывались в его постели.

— Мама работала учительницей в Пайн-Ридж, и папа увидел ее, когда ездил за кормами для хозяина, на ранчо которого работал. И поскольку она была белой, а он — индейцем лакота, папа не понимал, как может ей понравиться, и еще меньше понимал, что будет дальше. — Как зачарованный, он наблюдал за тем, как руки Джейн скрепляют сухожилиями одну кость с другой. — Как бы там ни было, они пару раз сходили куда-то вместе, но потом наступили летние каникулы и мама решила, что события развиваются слишком быстро, поэтому собралась и уехала, не сказав ему ни слова.

Джейн аккуратно разложила пять косточек у края тарелки.

— Я слушаю, слушаю, — сказала она.

— Ну, это может прозвучать глупо, но папа уверял, что влез на забор и его озарило. Поэтому он прямо посреди дня вскочил на чужую лошадь и поскакал на северо-запад, понятия не имея, куда направляется.

Джейн взглянула на Уилла, и руки ее замерли.

— Он нашел ее?

Уилл кивнул.

— В пятидесяти пяти километрах, в какой-то закусочной, где она ждала подругу, чтобы та повезла ее домой в Сиэтл. Отец усадил ее впереди себя на лошадь, и они завернулись в один потник.

Уилл в детстве столько раз слышал эту историю, что представлял, как мама, а не он, произносит эти слова: «Вот так давным-давно люди признавались в любви, — сказал мне твой отец и так крепко замотал нас в одеяло, что наши сердца стали биться как одно. — Я приду к тебе ночью, мы будем сидеть на улице в этом коконе, и, призвав звезды в свидетели, я признаюсь, что люблю тебя».

— Боже! — вздохнула Джейн. — Это самая романтичная история, которую мне доводилось слышать. — Она взяла со стоящего между ними блюда еще горсть косточек. — И твоя мама поехала с ним?

Уилл засмеялся.

— Нет, она вернулась в Сиэтл. Но все лето они переписывались и через год поженились.

Джейн улыбнулась и вытерла руки салфеткой.

— Почему в наши дни люди не совершают ничего подобного? Зажимаются на заднем сиденье седана в старших классах и думают, что это любовь. Больше никто никому не кружит головы.

Качая головой, она встала, чтобы убрать посуду. Взяла пустое блюдо, но тут же выронила, и оно с грохотом упало на пол, разбрызгивая жир.

На своей тарелке она воссоздала скелет курицы.

Кости были аккуратно разложены, а в некоторых местах даже связаны в местах соединений. Крылья аккуратно сложены у грудной клетки; мощные ноги выглядели так, как будто курица бежит.

Джейн приложила ладонь ко лбу, и в памяти всплыла куча терминов и воспоминаний: тонкая плечевая кость рамапитека, ряд моляров и фрагменты черепа, зеленые палатки над столами, заваленными сотнями занесенных в каталог костей. Физическая антропология. Она месяцами пропадала в Кении, Будапеште и Греции на раскопках, исследуя происхождение человека. Работа составляла настолько огромную часть ее жизни, что Джейн была поражена, как могла о ней забыть, пусть даже из-за удара по голове.

Она легонько коснулась бедра реконструированной курицы.

— Уилл, — сказала она, когда снова подняла голову. Ее глаза сияли. — Я знаю, чем я занимаюсь.

Дата добавления: 2015-08-02