Читайте также: |
|
Ночь, как я и рассчитывал, прошла спокойно. Чихающего Юрика уложили на тахту Матвеича и укрыли поверх одеяла еще и тулупом. Мама легла на моей раскладушке, мы с Алешкой уместились на рундуке. А папа и Матвеич ночевали в машине. К ним только сунься с дурными намерениями!
Мама быстро уснула, а мы с Алешкой еще долго шушукались под одеялом. Все из-за пистолета. Наконец Алешка признался, и все оказалось очень просто. Ему не понравились алчные взгляды и жадные руки Морковкина. И, на всякий случай, Алешка забрал пистолет и сунул его под подушку. Где его и нашла мама, вздумав перестелить Алешкину постель. Там же она обнаружила и «слепки» с Юриковых ботинок, и пистолетный патрон.
— А мне ты не мог сказать? — обиделся я на младшего брата.
— Ты очень простодушный, Дим, — ответил Алешка. — У тебя все на лице написано. А если бы поднялась паника, ты бы сразу во всем сознался. — И тут же, без всякого перехода, спросил: — Дим, тут где-нибудь магазин какой-нибудь есть?
— Есть. В поселке, на горке.
— Давай завтра туда слиняем.
— Зачем?
— Надо, Дим, к обороне подготовиться. У тебя деньги есть?
У меня было немного денег, которые дал мне папа. На всякий случай. Как он с улыбкой сказал, на сигареты и пиво.
— А что будем покупать? На ерунду не дам.
— Сигнализацию, Дим. Я все придумал. Враг не пройдет.
Тут мама скрипнула раскладушкой, повернулась на другой бок и сказала:
— Еще одно слово — и все узнают, где прятался пистолет.
Утром мама посмотрела Алешкин огород.
— Какая прелесть, — сказала она. — Скоро они расцветут.
— Кто? — удивился Алешка.
— Эти милые астры.
— У тебя, может, астры, а у меня укроп.
— Ничего, — сказал папа, — укроп даже полезней.
— Мам, — наябедничал я, — Алешка сказал, что будет тебя всю зиму укропом кормить.
— Не выйдет, — сказала мама. — Это астры.
— Фиг с ними, — отмахнулся Алешка. — Мы идем с Димкой в магазин.
— За чем? — насторожилась мама. — За укропом?
— За шнурками. Хотя проволока, мам, удобнее. Закрутил — и все. Никаких бантиков вязать не надо. Шлюпочным узлом. — И тут же вспомнил: — Дядь Юр, а где вы этот узел узнали?
— Так я же на флоте служил. Как Федор Матвеич.
— На «Заспанном» эсминце? То есть на «Задумчивом»? То-то я смотрю, вы даже лицом похожи.
От такого комплимента Юрик чихнул так, что с ближайшей сосны сорвались и удрали все вороны.
А мы удрали в магазин.
Сигнализация там оказалась: за пыльным витринным стеклом с прошлой зимы томились петарды и всякие другие новогодние взрывоопасные предметы.
Алешка отобрал самые безобидные из них — хлопушки. «Дернешь за веревочку, — сказал он, — и она пукнет. Всякими конфетями».
Продавщица сложила в пакет штук двадцать хлопушек и спросила:
— К Новому году готовишься? Не рановато?
— У него день рождения, — Алешка ткнул пальцем в мою сторону. — Или у меня. Не помню точно.
— А может, и у меня? — задумалась продавщица. — Или у моей сестры? Что-нибудь еще?
Алешка купил еще длинную бельевую веревку. И мы пошли домой. Я нес пакет с покупками, Алешка давал инструкции.
— Я, Дим, как человек, войду в калитку… — Тут он притормозил: — А шнурки? Забыл? Ну и память, Дим, у тебя.
Мы вернулись в магазин и купили еще и шнурки. И опять пошли домой.
— Я, Дим, вхожу в калитку, как человек, со шнурками. А ты с пакетом обойдешь участок и спрячешь хлопушки в сарае. Все понял? Не перепутаешь?
— Не перепутаю, — я разозлился. — Спрячу, как человек, шнурки в сарае.
Алешка на мое недовольство — ноль внимания.
— Потом, Дим, пойдешь в туалет, запрешься там и будешь сидеть, пока не расплетешь всю веревку на тоненькие шпагатики.
— А почему — в туалете?
— Да ну, Дим, они все такие любопытные. Начнут спрашивать: зачем, почему? И все испортят.
Мы вернулись удачно — прямо к завтраку.
Юрик уже не чихал. А Матвеич нахваливал жареную картошку и приговаривал:
— Теперь я знаю, в кого Дима таким поваром уродился.
Это еще неизвестно, кем я уродился. И в кого. Может, в папу. И тоже стану хорошим сыщиком. На страх обидчикам, на радость обиженным.
Тем не менее после завтрака я отправился в туалет и занялся веревкой. Она действительно состояла из тоненьких шпагатиков и расплеталась довольно легко. Но довольно долго. Так долго, что снаружи стали покрикивать: «Дим, ты ведь не один здесь желающий!» На что Алешка предательски заметил:
— Он, наверное, веревку проглотил.
Им смешно! Я закончил работу, смотал бечевки в клубок и сунул его в карман. Вышел на солнечный свет и гордо прошел мимо очереди.
Почти сразу после завтрака мы пошли навестить тетушку Тильду. Мама набрала целую сумку гостинцев и добавила к ним нашу рыбу, которая сохранялась в морозилке.
Тетушка Тильда очень нам обрадовалась. И тут же стала гордиться своими афишами, своим черепом… то есть черепом бедного Йорика, подсвечником, который был сейчас у Алешки, и Атосиком с Гамлетом.
— Они немного хворают, — пожаловалась тетушка Тильда, — но вообще они просто очарова-а-а!..
То, что они хворают, и без слов ясно. На одном подоконнике цветы были сдвинуты в сторону, и на их месте стояли пузырьки, баночки, коробочки с лекарствами и маленькая клизмочка.
— Они всегда болеют вместе, но как-то не в лад. Разными болезнями. И я все время путаю лекарства. — Тетушку это, видимо, очень озадачивало.
— Зато потом они своими болезнями меняются, — снисходительно добавил Морковкин. — А вот я однажды на гастролях заболел высокой температурой. И что вы думаете? Вышел на сцену. И так сыграл, с таким жаром, что публика трепетала от восторга. И меня буквально забросали…
— Таблетками? — перебил его Алешка.
— Цветами! Цветами, юноша!
Вообще, мне показалось, что граф Морковкин суетился больше обычного. Будто что-то его беспокоило. И он почему-то время от времени бросал тревожный взгляд в папину сторону. И был очень вежлив с нашей мамой. Целовал ей ручки и поудобнее устраивал за столом, когда они все уселись пить совершенно изуми-и-и!.. кофе.
Надо сказать, что тетушка Тильда очень понравилась нашим родителям. Они, кстати, помнили несколько ее ролей «на театре» и даже небольшую роль в кино.
Когда они ей об этом сказали, тетушка чуть не расплакалась от радости. Но дело кончилось только лишним «сморчком» (по Алешкиным словам) в платочек.
Мы с братом кофе пить не стали, а забрали Атосика и Гамлета и пошли с ними погулять. Они страшно обрадовались и устроили на травке страшную возню. Валяли друг друга по-всякому. А потом Гамлет схитрил и забрался на дерево. Атосик сначала попрыгал вокруг него, а затем сел и жалобно заскулил. Гордый Гамлет тут же спрыгнул вниз, и они потерлись друг о друга.
— Прямо как кошка с собакой, — усмехнулся Алешка. — И кто это придумал, что они должны ссориться?
— Люди придумали, — сказал я. — Им, наверное, очень хочется, чтобы и животные вели себя, как они.
— Конечно, Дим, — серьезно произнес Алешка, — приятно, что есть кто-то на свете еще хуже, чем ты сам.
— Ого! — только и сказал я.
— Ого! — передразнил меня Алешка. — Говорят: грязный, как свинья. А я в одной книге прочитал, что свинья — самое чистое животное. И еще говорят: ты что, озверел? А никакой зверь не делает никому боли и зла ради удовольствия.
Он взял на руки Гамлета, и мы пошли в дом.
Кофе там уже напились и теперь разговаривали. Мама и тетушка Тильда в одном уголке, а папа, Матвеич и Сеня Бернар — в другом. Из одного уголка так и сыпалось: «Изуми-и-и!.. Удиви-и-и!..» А в другом уголке папа спрашивал Морковкина:
— Семен Ильич, вы хорошо знаете этот круг, припомните, кто из близких к гражданину О. имел отношение к коллекционированию редких предметов?
— О! Очень многие. Вы знаете, практически все великие люди собирали редкости или предметы старины. Граф Толстой, например. Семен Марковский, ваш покорный слуга. И нет нам числа. А почему вас это интересует?
— Да так… Всплыли некоторые новые обстоятельства этого давнего события. Пытаемся кое в чем разобраться. Как вы считаете, эта кража была сделана под заказ, для конкретного покупателя?
Сеня Бернар аж подпрыгнул.
— Ну что вы! Среди нас нет таких поганцев. Забрался какой-то домушник, похватал все, что подвернулось под руку…
— Это не совсем так. Он не хватал все подряд. Он со знанием дела выбрал самые ценные вещи. Будто кто-то ему подсказал.
— Вы так думаете? Тогда он вдвойне негодяй! Рано его выпустили…
— А откуда вы знаете, что он уже на свободе? — Папа внимательно взглянул на Морковкина.
Тот поежился под папиным взглядом и пробормотал:
— Ну… Я так предполагаю… Времени прошло много…
— Господа мужчины! — это тетушка Тильда воскликнула. — Предлагаю совершить прогулку по берегу озера. Оно изуми-и-и!..
И мы всей толпой пошли на озеро. Только не совсем здоровых Атосика и Гамлета оставили дома.
И мы неплохо провели время. Покатали маму и папу на лодке. Искупались. Тетушка Тильда ни кататься, ни купаться не стала. Зато, стоя на берегу озера, она прочитала какой-то монолог про берег моря. У нее это здорово получалось. Только она все время отвлекалась на свой насморк. Но впечатление все равно было изуми-и-и!.. Даже Алешка призадумался. А потом сказал, что мы этого достойны.
И погодка удалась на славу. Солнце сияло, играло в воде. Воздух на озере был чистый-чистый, без всяких туманов. И противоположный берег сверкал, как разноцветная картинка. Даже где-то на лодочной станции что-то посверкивало. Зайчики солнечные в окошках. Наверное.
В общем, было довольно весело и беззаботно. Но время от времени меня тревожила мысль: сейчас-то здорово, а когда папа уедет, то страшновато станет. Но я взглядывал на Матвеича и успокаивался. Он-то не боится. Значит, и нам рядом с ним бояться нечего.
После обеда родители стали собираться в Москву. Мама заставила Алешку перешнуровать кроссовки и вымыть уши. По-моему, за всю неделю он не только уши не мыл. По-моему, и нос тоже. Про руки я уже и не говорю. Он только зубы чистил. А мне объяснял: «У носа кариеса не бывает!» Жертва рекламы.
Юрик пошел на карьер, забрать из пещеры свое нехитрое имущество. Мы, конечно, сходили с ним. Посидели в уютной пещерке на постели из веток. Потом Юрик скатал одеяло, засунул в рюкзак котелок и кружку и сказал:
— Давайте, ребята, побудем напоследок у костра.
Мы так и сделали. Разложили костер, и Юрик рассказал нам свою невеселую историю.
— Я на автобазе работал. Получили новые аккумуляторы. И кто-то их украл. Один аккумулятор нашли у меня в шкафчике. Видно, ворюги его специально туда поставили, чтобы подозрение пало на меня.
— А отпечатки? — спросил Алешка, большой специалист.
— В том-то и дело, что отпечатков хватало. Я ведь эти аккумуляторы разгружал. — Юрик в задумчивости подложил в огонь полешко. — Так я и загремел. И сидеть бы мне пять годиков, если бы не Федор Матвеич. Выручил он меня. А ведь непросто ему было. Чтобы меня оправдать, ему нужно было настоящих преступников разыскать. И все он сделал. И разыскал, и добился моего освобождения, и судимость с меня сразу же сняли. Он очень справедливый человек. Его даже бандиты, которых он сажал, уважают.
— Кроме Окаянного Ганса, — сказал я.
— Да он выродок. У него все кругом виноваты. Виноваты, что он не работает, а ворует. Виноваты, что попадается на кражах. Виноваты, что наказывают за воровство. А ведь какой умелец. Он в тюрьме такие поделки из дерева делал. Фигурки всякие, портсигары. У него даже что-то для какой-то выставки отобрали. Мог бы жить честно, зарабатывать своим трудом, умелыми руками. Но ему больше нравилось воровать. И злиться на весь белый свет. — Юрик вздохнул, будто ему было жалко этого злобного Ганса. — Ну ладно, пора идти. Вы, ребята, поглядывайте по сторонам, не теряйте бдительности. Конечно, Матвеича он не тронет — побоится, а вот дом его в отместку постарается уничтожить.
— Взорвет? — ахнул Алешка.
— Взрывать не станет. А поджечь может. Так что поглядывайте. — Он осмотрел свою, как он говорил, базу и сказал: — Грустно. Мне здесь нравилось.
— Да, — согласился Алешка, — жалко…
— Ну ничего, — Юрик хлопнул его по плечу. — Я как-нибудь опять приеду. Матвеича попроведать.
Алешка тоже огляделся и повторил:
— Жалко, жалко… Не успели мы. Вот как раз между этих двух деревьев очень здорово можно было сеть натянуть. Или вот здесь ловушку выкопать.
Юрик рассмеялся, опять хлопнул его по плечу и вскинул на спину рюкзак.
Мы загасили песком костер и пошли домой.
Мама и папа уже стояли возле машины. По их лицам мы сразу поняли, что между ними был спор — забирать нас с собой или оставлять с Матвеичем.
А он как раз вышел из дома с банкой маринованных огурцов, отдал их маме и сказал:
— Волноваться не приходится. Ситуация под контролем.
— Я тоже приму меры, — сказал папа. А потом спросил нас: — Ну что, бойцы, поедете с нами? Или еще погостите?
— Еще погостим, — быстро ответил Алешка. — До зимы. До тридцать первого… четверга. А чего вы не едете? Уже давно пора. Столица вас заждалась.
— По коням, — согласился папа. — Садитесь.
— Вы этого достойны, — сказал Алешка. — Я дарю вам неземной взор.
Мы помахали им вслед и пошли в дом.
В доме стало как-то пусто. И даже грустно немного. Все-таки у нас хорошие родители. Когда они рядом, то немного мешают, а когда их рядом нет, то немного их не хватает.
Чтобы не очень скучать, я убрал со стола и пошел мыть посуду. Матвеич сел за свои воспоминания — он очень дисциплинированный человек. А Лешка поднялся наверх — рисовать автопортрет бронзового подсвечника.
Незаметно наступил вечер.
Алешка спустился в кают-компанию похвалиться рисунком.
— Здорово, — одобрил Матвеич. — Художником будешь?
— На фиг надо, — отрезал Алешка. — Буду сначала сыщиком, а потом писателем. Как вы. Хочется что-нибудь полезное написать.
— У тебя получится, — согласился Матвеич. — Ты мне что-нибудь тоже нарисуй, на память.
— Запросто. Как «Задумчивый» режет своим носом холодные морские волны. Годится?
И мы сели пить чай. А после чая Алешка подмигнул мне и, точно копируя манеру Морковкина, лениво протянул:
— Господин полковник, а не выпить ли вам перед сном рюмочку коньячку? Вы этого достойны. Дим, обслужи капитана.
Я чуть было не запутался: полковник, капитан, подмигивание… Но тем не менее достал из серванта коньяк, который папа привез Матвеичу, и передал ему бутылку.
— А я пойду по делам, — сообщил Алешка и снова мне подмигнул.
Вернулся он не скоро. Матвеич даже немного забеспокоился и сказал:
— Что-то он долго… Не заблудился часом?
— Шнурки проглотил, — объяснил я серьезно.
Тут вернулся Алешка, очень довольный, и сообщил как новость:
— Ночь наступает. Потому что вечер кончился. — Он зевнул, лязгнув зубами. — Я бы поспал до утра.
…Когда мы улеглись, Алешка шепнул мне:
— Дим, я сигнализацию установил. Можно не волноваться. Пусть он только сунется!
— Кто сунется? — не сразу понял я.
— Какая разница. Кто сунется, тому мало не покажется. Спокойной ночи, старший брат. Спи хорошо…
Дата добавления: 2015-08-10; просмотров: 65 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Глава X | | | Этюд с автопортретом |