Глава тринадцатая. (квадрат 24—94, 18 июля 1942 Г. )

(квадрат 24—94, 18 июля 1942 г.)

Минут через двадцать взвод прикрытия догнал брига­ду. О случившемся Бузулуцков сразу же доложил коман­диру отряда Попову. Александр Иванович заметно по­бледнел, несколько секунд молчал, глядя на двигавшую­ся мимо цепочку бойцов, потом справился с растерян­ностью и вполголоса, как он делал всегда, приказал еще раз проверить людей, а командирам взводов лично доло­жить ему о потерях. Связной Ваня Соболев, придерживая правой рукой автомат, а левой — вещмешок, побежал в голову колонны. Слышавший все это комиссар отряда, ни слова не говоря, направился в противоположную сто­рону, чуть ли не поименно пересчитывая шагавших ему навстречу партизан.

Вскоре выяснилось, что не хватает бойца Симакова, который пришел в отряд в Сегеже, за две недели до вы­хода, вместе с пополнением. Кто он — трус или преда­тель? Когда стали разбираться, то оказалось, что и по­литрук, и командир взвода, и товарищи по отделению знают о Симакове совсем не так много, как теперь хоте­лось бы. Тихий, замкнутый, исполнительный, он пришел в партизаны добровольно, за плечами имел девять клас­сов, любит читать и даже в этот поход взял с собой одну книгу. Политрук интересовался книгой—это был роман Алексея Толстого «Черное золото».

Услышав это, Андрей Бузулуцков насторожился. До прихода в партизанский отряд он служил библиотекарем в воинской части, однажды при регистрации новых по­ступлений обратил внимание на эту книгу, так как она имела двойное название, начал ее читать, но почему-то бросил, однако второе название хорошо запомнил, ибо оно-то и привлекло его тогда, в сороковом году, а теперь вдруг приобрело особый смысл и значение.

— Пошли на доклад к комбригу! — приказал Попов Бузулуцкову, когда все сведения о Симакове были собра­ны. Они вышли из цепочки и начали обгонять колонну.

— Неудивительно, что он таскал с собой эту книгу,— раздумчиво произнес Бузулуцков. Он уже нисколько не сомневался, что Симаков не трус, а предатель, только странно как-то вел себя в поселке.

— Почему? — спросил Попов, обернувшись к нему.

— У этой книги есть второе заглавие. Она называется «Эмигранты».

— Ты читал ее? О чем она?

— Да нет. Теперь жалею, что бросил... А о чем — ясно из заглавия. О беляках, предателях Родины...

Выслушав доклад Попова, Григорьев вскипел. Резная тросточка, с которой он не расставался в походе, нервно защелкала по сапогу.

— Ты что, не мог пристрелить этого труса, что ли? — повернулся комбриг к Бузулуцкову и посмотрел на него взглядом, не обещавшим ничего хорошего.— Смалодуш­ничал, рука не поднялась?

— Я стрелял, но запоздал... Он успел скрыться. Да и кто знал, что он предатель.

— А ты зачем в прикрытие оставлен был? Думаешь, чтоб только от финнов отбиваться? Нет. Обеспечить пол­ный отход бригады — вот главное. В общем, ты, Бузулуц­ков, задачу свою выполнил наполовину... Вернемся на базу, будем разбираться. Другие потери есть? — обратил­ся комбриг к Попову.

— Нет. Двое легко ранены.

— Идти могут?

— Могут. Ранения пустяковые, царапины.

— Ступайте по своим местам!

Комиссар Аристов неожиданно мягко напутствовал:

— Об этом случае прошу не распространяться. Не на­до будоражить людей. Политруку взвода передайте мое замечание о недостаточной воспитательной работе. Вам ясно?

— Ясно,— за двоих ответил Попов.

Когда командиры из отряда «Мстители» отстали, Ари­стов попросил:

— Иван Антоныч, отойдем в сторонку.

Григорьев подтянул повыше вещмешок и недовольно сошел с тропы. Связные Воронов и Макарихин двинулись следом, но Аристов остановил их:

— Не ходите. Мы сейчас догоним.

Бригада шла по пологому каменистому склону, порос­шему сосняком. Параллельно ей, на расстоянии видимой связи, по гребню кряжа двигалась редкая цепочка пра­вого боевого охранения. Где-то внизу, почти невидимое отсюда, пробиралось сквозь кусты и мелколесье левое охранение, которому сегодня не повезло, так как кряж тянулся нескончаемо и все время с севера на юг, прямо по курсу бригады. Иногда угадывалась близость Унутозера — над верхушками леса внизу распахивались ширь и простор, но самого озера так ни разу и не увидели — ведущему было приказано не подходить к берегу.

— Иван Антоныч,-— сказал Аристов, поправляя оч­ки,— боюсь, что с такими случаями нам придется иметь дело и дальше.

— Это еще почему?

— Есть тут одно обстоятельство,— мягко улыбнулся Аристов.— Я виноват, что не сказал тебе раньше, но с бригадой двигается несколько фронтовых разведчиков. Одни из них должны незаметно скрыться, другие — сдаться в плен. Подробностей я и сам не знаю. Но при­шли они к нам с пополнением в Сегеже. Возможно, Си­маков из них.

— Это уж черт знает что! — возмутился Григорьев.— Командир бригады последним узнает о таких делах.

— Не последним, а третьим,— поправил его Аристов.— Да ты не сердись, дело это деликатное, сам пони­маешь.

— Кто еще знает?

— Занимается этим Ситников. Только прошу тебя, об этом никому ни слова.

— Вершинин знает об этом?

— Возможно, и нет. Все это идет по другим каналам. Меня доверительно предупредил Куприянов.

— Вот что, комиссар. Коль так, то ты мне ничего не говорил и я ничего не слышал. Теперь, после случая с Симаковым, я еще строже прикажу стрелять по каждо­му, кто будет замечен в трусости или попытке перейти на сторону врага. Ясно?

— Ну и отлично,— улыбнулся Аристов.

— Не понимаю, чему ты радуешься. Ведь мы постре­ляем этих разведчиков.

— Это уж как выйдет. На то их и готовили, чтоб уметь сделать свое дело. В противном случае, кто из фин­нов им поверит?

— Ну, смотри. Задал ты мне задачу. Уж лучше не говорил бы совсем. Будто других забот у меня мало... Че­рез час привал и совещание командиров. Будем думать, что делать дальше.

Григорьев сказал «будем думать», а сам уже держал в голове твердый план. Он решил как можно скорее вы­вести бригаду к глухому озеру Пизанец, занять круговую оборону и ждать продуктов. Озеро большое и там воз­можна посадка гидропланов, а главное — вокруг на де­сятки верст ни селений, ни дорог, ни троп. На подходе к озеру он развернет бригаду фронтом, чтоб не оставить никаких следов. Такой маневр наверняка введет в за­блуждение финнов, а главное — избавит партизан от пе­реправы через реку, соединяющую Пизанец и Тумбасозеро. Речушка невелика, но переправ Григорьев не любил. По опыту пограничной службы он знал, что следы даже небольшой группы людей легче всего обнаруживаются при переправах.

Район озера Пизанец выгоден и в другом отношении. Если теперь, после обнаружения, командование решит изменить задание, сочтет нецелесообразным дальнейшее движение бригады к Поросозеру, то отсюда нетрудно бу­дет развернуть диверсионные действия на дорогах Совдозеро — Паданы, Поросозеро — Медвежьегорск и даже Паданы — Масельгская. При случае можно будет разгро­мить гарнизоны в селениях Янгозеро, Совдозеро и Сельга.

Конечно, Григорьев пока еще не имел никаких осно­ваний рассчитывать на такой поворот событий, но на вся­кий случай прикидывал и этот вариант...

Сейчас главное —поскорее выйти из междуозерья, получить возможность свободного маневра.

Однако сделать это незамеченными не удалось...

Произошло странное преображение.

Короткий бой у поселка Тумба, принесший столько забот и трудностей командованию бригады, на рядовых партизан подействовал самым неожиданным и отрезв­ляющим образом. После двадцати дней молчаливого блуждания по лесам, в котором все было непонятно, та­инственно и потому напряжено до предела, он как бы вернул их в знакомое и привычное состояние.

Через двери и окна люди выскакивали из бараков, недомывшиеся в бане наскоро натягивали на мокрое тело белье, хватали вещмешки и оружие и все бежали к ли­нии обороны: одни по команде, другие, кто не слышал команды, по нехитрому воинскому правилу действовать так же, как действует товарищ. Люди разных отрядов бе­жали навстречу друг другу, и эта сумятица в первые минуты была похожа на панику. За протокой слышалась яростная пальба из пулеметов и автоматов, случайные пули посвистывали над головами, и никто еще не знал, где противник и сколько его. Не все еще успели добежать и залечь в оборону, как поступила новая команда: поотрядно сниматься и отходить к лесу. Бой за протокой на­чал стихать, он перешел в размеренную перестрелку, по­том перестрелка стала опять нарастать и приближаться к поселку, но это никого уже не страшило и по-своему даже успокаивало: отряды в сборе, а отходить под звуки боя спокойней — по крайней мере знаешь, где противник. Все это не один раз было испытано во время зимних опе­раций на Онежском побережье, и потому привычно.

Отстающих не было. Реальная близость противника заставляла даже ослабевших действовать быстро и на пределе сил. Вначале шли ходко, почти беглым шагом, потом приняли обычный походный ритм с частыми оста­новками для коротких разведок.

Стрельба позади давно уже затихла, тучи гнуса ви­лись над потными людьми — все было, как вчера, как пять — десять дней назад, и вместе с тем все было по- иному. Стычка с врагом, пусть короткая и не совсем по­нятная по исходу, так как участвовал в ней лишь один взвод, а вся бригада зачем-то стала поспешно отходить, все же эта стычка была началом дела, ради которого пар­тизаны вот уже третью неделю бродят по лесам. Не успел взвод Бузулуцкова догнать бригаду, как по отрядам не­весть каким образом распространился слух, что засада вышла удачной, что пулеметчики кинжальным огнем по­ложили в болотине целую гору трупов, что финнам те­перь уже не до преследования — и все это радовало, во­одушевляло, так как нет ничего хуже для настроения людей в таком походе, чем неудачное начало. Эта корот­кая радость затмила на время все другие заботы. Потом, когда одна за другой опять потянулись долгие лесные версты, усталость и голод вновь напомнили о себе, пер­вое воодушевление схлынуло, и все, что произошло в Тумбе, не то чтоб утратило свое значение, а как-то по­степенно начало отдаляться, и вновь разговоры на корот­ких остановках стали вертеться вокруг старой и по-прежнему самой острой темы — о продуктах, о самолетах, об оставшемся пути.

Когда человек знает так мало, как мало знали рядо­вые партизаны о целях и задачах своего секретного похо­да, каждая примета наполнена для него особым и мно­гозначительным смыслом. И то, что бригада столь по­спешно покинула поселок и без привалов двигалась куда-то на юг, родило предположение, что продукты уже сброшены в другом районе, что комбриг торопится как можно скорее туда — и это оправдывало в глазах лю­дей все.

О случае с Симаковым знали немногие. Андрей Бузулуцков еще заранее предупредил пулеметчиков до време­ни не болтать лишнего, а теперь, после напутствия комис­сара бригады, настрого приказал держать язык за зуба­ми. Он знал, что в Сегеже в бригаду влилось несколько десятков новичков, и для себя слова комиссара истолко­вал таким образом, что предательство Симакова может вызвать подозрение к новичкам со стороны старых пар­тизан. Сам по себе этот случай он считал скорее позор­ным, чем опасным. Что может сообщить противнику рядовой партизан, да еще новичок? В лучшем случае, примерный численный состав бригады и фамилии коман­диров. Конечно, если он не был завербован заранее как шпион. Но что-то непохоже на это...

Раздумывая об этом, Бузулуцков с каждым разом все отчетливее припоминал жалкую одинокую фигурку, ме­чущуюся у барака, винил себя за нерасторопность и не­годовал, что эта сволочь из чужого взвода лишила его ребят заслуженной похвалы комбрига.

Когда люди долго находятся в лесу, живут тесной, замкнутой в себе жизнью, то, кажется, нет и не может быть такой тайны, которая со временем не стала бы из­вестной всем. И она неизбежно обрастает самыми неве­роятными подробностями. Так случилось и на этот раз. Через час-другой уже мало кто не знал, что в бригаде произошел случай предательства. Говорили, что преда­телей было якобы двое, но одного комвзвода Бузулуцков из отряда «Мстители» скосил из автомата, а другому, к сожалению, удалось скрыться.

Как водится, последним о таких слухах узнают ко­мандиры. Во время одной из остановок командир отряда имени Антикайнена Николай Кукелев подошел к штабу,

— Правда это? — спросил он у Аристова.

— Что правда? — удивился тот.

— Будто нашлись два предателя...

— Так уж сразу и два,— попытался Аристов отде­латься шуткой.— И одного по горло хватает.

— Один, значит, есть?

— К сожалению, есть... Трус остался в поселке.

Кукелев помолчал, сумрачно покусал губу, подбирая

слова:

— Надо людям правду сказать... А то бродят дикие слухи.

— Скажем. Будет привал — скажем. Проведем корот­кие летучки. А слухи надо пресекать.

— Привал когда намечается?

— Пойдем до озера Пизанец без ночевок.

— Долго идти, километров пятнадцать. Окончатель­но вымотаем людей.

— Другого выхода у нас нет...

— Люди уверены, что идем к месту выброски про­дуктов.

— Так оно и есть.

— Все считают, что продукты уже сброшены.

— Возможно и это. Через час будем держать связь с Беломорском. Попросим поторопиться.

— Да, начинаются дни золотые...

Из всех командиров отрядов такой разговор с комис­саром бригады мог позволить себе только Кукелев, да и то лишь в последние полгода и наедине. Они знали друг друга с довоенных времен, но тогда секретаря РИКа и первого секретаря райкома партии разделяла солидная служебная дистанция. В партизанском отряде командир­ский авторитет Кукелева рос из месяца в месяц, и Арис­тов, который в январе рекомендовал его на эту долж­ность, сам удивлялся и гордился этим. Кто бы мог поду­мать, что из скромного, ничем не приметного риковского работника выйдет такой прекрасный партизанский коман­дир — всегда собранный, уравновешенный, мужествен­ный в бою и справедливый в общении с подчиненными. Ему бы чуть побольше образования и военной подготов­ки—то и цены не было бы! Зимой, после Клименецкой операции, Аристов первым пошел на дружеское сближе­ние с Кукелевым, уже зная, что тот не превратит эту бли­зость в панибратство. Так оно и вышло. До сих пор, даже в разговорах наедине, Николай Иванович стеснялся об­ращаться к комиссару на «ты», обходился какими-то безличными вопросами и фразами.

Вначале такая манера коробила Аристова, она выгля­дела не очень уважительной и даже грубоватой, но по­степенно он привык, даже стал видеть пользу, так как за этим стояли прямота и откровенность, на которые не каждый решится.

Кукелев, как видно, собирался не то спросить, не то сообщить еще что-то, но в это время цепочка, пропадав­шая за поворотом, зашевелилась, дрогнула и стала на­тягиваться, потом это шевеление и растягивание дока­тилось до штаба, Аристов, как и все, прежде чем сделать первый шаг, подкинул, поправляя на плечах, вещмешок, шевеление поплыло назад, и началось движение.

Кукелев заспешил вперед, к своему отряду, который шел направляющим.

В семнадцать часов бригада вышла на траверс южной оконечности Унутозера, пересекла старую, давно не хоже­ную тропу, свернула чуть к востоку, чтобы обогнуть усе­янную валунами полуголую высоту.

Колесник, определив местонахождение и отметив его на карте, застегивал планшет, когда неожиданно дви­жение остановилось и потом впереди загремели вы­стрелы...

Первый взвод отряда имени Антикайнена шел в го­ловной заставе. Три бойца во главе с командиром отде­ления— дозором чуть впереди, по бокам — парные на­блюдатели, а сам комвзвода все время сверял по компасу, азимут, выбирая для бригады скрытный и удобный путь. Тропа петляла, вслед за ней змеилась цепочка людей, и каждый шел, почти в точности повторяя движения това­рища. Время от времени головной взвод замедлял шаг и высылал вперед метров на триста разведку. Разведка уходила вперед, и минут через пять, если все было тихо, движение возобновлялось в прежнем ритме. Такие оста­новки лишь изредка замечались в бригаде. Сейчас как раз подошло время для новой разведки. Командир взво­да уже хотел подозвать к себе очередных разведчиков, чтобы дать им задание, как боковой наблюдатель вполголоса крикнул:

— Комвзвод, слева финны!

Партизаны без команды начали расползаться в укры­тия, занимая оборону.

Ниже по склону, наискосок к бригадному курсу, дви­галась змейка финских солдат. Было их совсем немного, человек двадцать, и шли они медленно, как бы неохотно, командир взвода успел подумать, что это, наверно, тоже дозор или разведка. Но в ту же секунду словно ток про­бежал по вражеской цепочке, она без команды рассыпа­лась, пропала, и сразу же затрещали автоматы.

Выбора не оставалось, и командир взвода приказал открыть огонь. Партизаны, обрадованные, что наконец-то можно опробовать новые пулеметы и автоматы в настоя­щем бою, открыли такую пальбу, что загрохотала вся округа. Финны, отстреливаясь, начали отступать. Это под­задорило партизан. Перебегая от укрытия к укрытию и ведя огонь, они стали преследовать их. Ведь за плечами у финских солдат были рюкзаки, и кому не хотелось по­живиться продуктами за счет врага? Три рюкзака доста­лись взводу, но когда скоротечный бой затих и постепен­но улеглась горячка, то все увидели, что трофеи обошлись недешево. Два партизана были тяжело ранены и не мог­ли сами двигаться. Из плащ-палаток и жердей быстро соорудили носилки. Посланный на подмогу второй взвод из отряда имени Антикайнена помог разведчикам, и вся группа заторопилась догонять бригаду, которая уже из­менила курс и огибала высоту с запада. Вторая за день встреча с противником могла бы по­казаться случайной. Но то, что произошла она в глухом лесу, вдали от селений и дорог, что финны двигались на пересечение с курсом бригады и без всяких опознаватель­ных окриков первыми открыли огонь, говорило о многом. Подробно выспросив об обстоятельствах боя, Григорьев понял, что это было не то вражеское подразделение, с которым они имели дело в Тумбе. То было покрупнее, оно навряд ли успело бы сюда, да и вело бы себя осторожней. Скорее всего, головной дозор столкнулся с поисковой группой противника, не случайно она не приняла боя, стала отходить, хотя со стороны партизан в перестрелке участвовало примерно равное ей количество людей. Вы­ходит, финны знали, с кем имеют дело, они были спе­циально направлены на поиски бригады, и, судя по всему, надолго. В трофейных рюкзаках находилось по восемь дневных пайков, аккуратно, фабричным способом упако­ванных в непромокаемую бумагу. Несколько пайков го­лодные партизаны успели распотрошить, пока догоняли бригаду, вероятно, и все остальное быстро разошлось бы по рукам и желудкам, но вовремя вмешался комиссар Макарьев. Значит, движение бригады на юг уже не со­ставляло для финнов никакого секрета и подобных сты­чек можно ожидать в любую минуту.

Подумав об этом, Григорьев уже пожалел, что в Тум­бе, пытаясь скрыть от противника свои истинные силы, уклонился от боя, хотя разгромить и рассеять по лесу тумбинскую группировку не представляло особой труд­ности.

«Интересно, сколько таких поисковых групп бродит по лесу?» — подумал Григорьев, представив себе поло­жение финнов, вдруг обнаруживших в своем глубоком тылу крупное партизанское соединение.

Ответа на этот вопрос долго ждать не пришлось. Едва бригада миновала высоту 151,8 и взяла курс прямо на юг, как вновь возникла перестрелка. На этот раз финны вышли на середину колонны и завязали бой с левым охранением. Отряд Грекова развернутой цепью ринулся туда и больше километра гнал по лесу отходящего про­тивника.

На этот раз, кроме нескольких рюкзаков и еще двоих раненых партизан, приволокли к штабу бригады пленного — помятого в свалке совсем молоденького белесого парнишку с расширенными от испуга и боли голубыми глазами. Он был ранен в живот и ногу, долго отстрели­вался, метнул в подбегавших к нему партизан гранату, но та почему-то не взорвалась.

Из допроса выяснилось, что его егерская пограничная рота находилась в деревне Сондалы. Позавчера им вы­дали походный боезапас и на машинах перебросили в деревню Сельга. Ночью на лодках они переправились по Селецкому озеру на западный берег, километров шесть шли вдоль реки, а потом разбились на взводы и углуби­лись в лес. Им сказали, что идут они на поиски десант­ников. У каждого взвода есть рация, и они держат по­стоянную связь со штабом пограничного батальона. О других гарнизонах пленный или ничего не знал, или не смог уже отвечать. Боль в животе, как видно, усилилась, он беспрерывно стонал, скрипел зубами, мотал головой, теряя сознание, и трудно было понять, слышит ли он во­просы комбрига. Колесник послал за бригадным врачом. Петухова прибежала со шприцем в руке, хотела сделать укол, но Григорьев сумрачным взглядом остановил ее:

— Побереги лекарство. Еще пригодится...

Он поднялся и дал команду двигаться дальше.

— Комбриг, что делать с пленным? — спросил Ко­лесник.

— Если можешь, позвони в «скорую», пусть пришлют карету... Видишь же, что уже не жилец...

Григорьев повернулся и, обгоняя строй, зашагал впе­ред, где уже были подняты на плечи носилки с четырьмя ранеными партизанами...

Шли прямо на юг. Раненые еще не были большой про­блемой для шестисот человек. Но и они заметно замед­ляли движение. Выделенные для их переноски бойцы ме­нялись каждые десять минут, однако они — голодные и усталые — быстро выдыхались, то и дело в цепочке полу­чался разрыв, приходилось одних сдерживать, других поторапливать, так прошли еще два часа, и комбриг, вы­брав широкую, поросшую редким сосняком возвышен­ность, объявил привал.

Приспевала черника, и была надежда, что люди хоть немного подкормятся этой слегка посиневшей, но еще твердой и невкусной ягодой, которой, казалось, здесь бы­ло в избытке. Комбриг понимал, что ягода не еда для го­лодного человека, она не дает сытости, а только разви­вает аппетит, и что для такой оравы не хватит и трех ягодных сопок,— но ничего другого он предложить не мог; до озера Пизанец оставалось еще не меньше пяти километров, а там — он-то отлично знал это — никаких продуктов еще нет, их предстояло затребовать, ждать, и неизвестно было, прилетят ли самолеты на этот раз или получится так же, как в прошлую ночь.

Как только развернули рацию, комбриг передал ра­дистам текст для радиограммы:

«За день имел три стычки разными группами против­ника. Имею четырех раненых, которых необходимо эва­куировать, Жду посадки самолетов с продуктами на озере

Пизанец. Сигнал три костра в линию по западному бе­регу».

Пока передавали радиограмму, возник новый план — не тащить к озеру всю бригаду, не делать лишних кило­метров, а послать туда один отряд, пусть он примет про­дукты, передаст раненых авиаторам и вернется к брига­де. Конечно, это в том случае, если штаб в Беломорске не изменит задания.

Комбриг обдумывал это, а самого не покидала другая мысль. Он не мог еще утверждать с ручательством, но был почти уверен, что, пока бригада движется на юг, фин­ны не станут предпринимать против нее каких-либо ре­шительных действий. Однако и не оставят ее в покое, бу­дут терзать «блошиными» наскоками, подобно сегодняш­ним. Они подождут, пока партизаны приблизятся к их коммуникациям, и тогда сразу получат огромное прево­сходство за счет возможностей быстрого маневра и ис­пользования техники.

Было еще не поздно рассредоточиться, разойтись поотрядно, оторваться от противника и продолжать движе­ние скрытно, разными путями.

Но теперь для этого нужно было осуществить уже не одно, а два условия: получить хотя бы минимальный за­пас продовольствия и эвакуировать раненых.

Еще вчера хватало одного...

Дата добавления: 2015-08-10