Уилбур Смит Седьмой свиток 28 страница

– Зулусы говорят, что Нкулу Кулу, Великий Дух, посадил баобаб корнями вверх в наказание, – сообщил Николас, пока они стояли под гигантским деревом.

– Но зачем? – спросила Ройан. – Что же натворил старый бедный баобаб?

– Хвастался, будто он самое высокое дерево в лесу. Нкулу Кулу решил преподать ему небольшой урок смирения.

Одна из огромных ветвей сломалась под собственной тяжестью и лежала на каменистой земле рядом со стволом. Белая древесина действительно оказалась легкой как пробка. Под руководством Николаса лесорубы разделили ветку на куски и перетаскали их к шахте на дне каньона. Сапер скрепил бревна и создал дорожку через подземный пруд. Привязав ее к камням по обе стороны, он прикрепил сверху узкий мостик, связанный из шестов бамбука. Баобаб прекрасно плавал, и хотя бревна качались на воде, переправа могла выдержать не меньше дюжины людей за раз.

Николас первым пересек пруд. Приставив грубо сколоченную лестницу к отвесному берегу, он поднялся к продолжению туннеля на другой стороне подземного водоема. Ройан не отставала от него ни на шаг.

Они остановились и огляделись по сторонам. Стоило Николасу посветить фонарем, как стало ясно – здесь все по-другому. Эту часть пощадила вода, ее течение не вызвало значительного урона – видимо, основной поток уходил через расщелину. Размеры остались теми же, три метра в ширину, два в высоту, но прямоугольная форма была заметна гораздо отчетливее. И хотя стены и потолок вырубили грубо, как в шахте, ясно виднелись следы инструментов. Под ногами лежали каменные плиты.

Весь туннель до постройки плотины был затоплен – он находился ниже уровня воды. Поэтому пол под ногами оказался мокрым и покрытым слизью – он не успел высохнуть с тех пор, как отступила вода. Потолок и стены оставались влажными, а в холодном и затхлом воздухе пахло грязью и гнилью.

Николас с Ройан подождали, пока Сапер перекинет через мост кабели освещения. Установив лампы, инженер включил их, и сразу стало видно, что туннель поднимается под углом примерно в двадцать градусов.

– Теперь замысел старого негодяя Таиты ясен. Сначала он завел нас ниже уровня воды, чтобы затопить туннель и быть уверенным, что никто не сможет туда доплыть. Теперь же он снова поднимается, – заметил Николас.

Они двинулись вперед, постепенно преодолевая ствол шахты. Англичанин считал вслух каждый шаг:

– Сто восемь, сто девять, сто десять… Неожиданно они дошли до нормального уровня воды, явно отмеченного линией сухих стен. Плиты под ногами тоже перестали быть мокрыми и покрытыми слизью. Еще через пятьдесят шагов Николас и Ройан прошли мимо отметки высокого уровня воды, столь же четко отпечатавшейся на стенах и полу. Дальше туннель никогда не затапливался и остался в том же состоянии, в каком его покинули рабы-египтяне четыре тысячи лет назад. Отпечатки бронзовых чеканов были такими четкими, будто их нанесли вчера.

Всего в десяти футах от линии высокой воды обнаружилась каменная площадка с ровным полом. Дальше туннель резко заворачивал.

– Давай остановимся здесь на минутку и восхитимся чудом инженерной мысли. – Николас взял Ройан за руку и указал на оставшийся позади коридор. – Таита разместил эту площадку в точности над самым высоким уровнем воды. Как он смог произвести такие точные расчеты? У него не было специальных инструментов, только грубейшие приспособления. И все же он достиг невероятной точности. Это великолепная работа.

– Что ж, Таита неоднократно утверждает в свитках, что он гений. Похоже, придется ему поверить. – Она высвободила руку. – Пойдем. Я должна увидеть, что за углом.

Они сделали поворот на сто восемьдесят градусов бок о бок, и Николас высоко поднял лампу, за которой через весь коридор тянулся провод. Когда свет упал на лежащее перед ними пространство, Ройан громко вскрикнула и схватила спутника за свободную руку. Они пораженно застыли на месте.

Таита специально сделал поворот, чтобы добиться лучшего эффекта. Нижняя часть туннеля, по которой они шли до сих пор, была сделана очень грубо, стены остались неровными, потолок кое-где покрывали трещины и выступы. Египтянин так точно все рассчитал, потому что знал – нижние уровни будут затоплены и повреждены водой. Он не стал тратить силы на то, чтобы украшать их.

Теперь же перед ними поднималась широкая лестница. Угол подъема был таков, что вершина оставалась скрытой от глаз. Каждая ступень оказалась шириной в туннель и высотой с ладонь. Лестницу покрывали плиты пестрого гнейса, так отполированные и пригнанные друг к другу, что швы оставались едва заметны. Потолок был втрое выше, чем в нижних частях коридора, и образовывал аккуратный купол, сделанный, как и стены, из синих гранитных блоков, которые располагались удивительно симметрично и точно. Все вместе являло собой величественное, поразительное произведение искусства архитектора. В этом преддверии неизвестного виделись угроза и обещание даров. Простота и отсутствие украшений делали сооружение еще более впечатляющим.

Ройан потянула Николаса за руку, и они вместе поднялись на первую ступень лестницы. Ее покрывал тонкий слой пыли, белой и мягкой, как тальк. По пути вокруг их ног взвивались пыльные облачка, приглушая резкий свет электрической лампы, которую англичанин нес, высоко подняв, в правой руке.

Постепенно перед ними открылась вершина лестницы. Увидев, что ждет их впереди, Ройан впилась ногтями в ладонь Николаса. Ступени оканчивались еще одной площадкой, в конце которой была прямоугольная дверь. Поднявшись наверх, исследователи остановились перед ней. У обоих не хватало слов, чтобы выразить чувства – казалось, они простояли в молчании целую вечность, держась за руки.

Наконец Николас оторвал взгляд от двери и посмотрел на свою спутницу. Чувства, подобные его собственным, отразились у Ройан на лице. Ее глаза светились от счастья. И не было другого человека на земле, с которым Харпер пожелал бы разделить такой момент. Ему хотелось, чтобы он длился вечно.

Она повернулась и посмотрела на баронета. Их взгляды встретились и долго не расходились. Оба понимали, что это вершина их жизни, которая больше не повторится. Ройан еще сильнее сжала руку Николаса и повернулась к двери перед ними. Ее залепили белой речной глиной, обретшей за века цвет слоновой кости. На этой гладкой поверхности не было ни трещины, ни пятнышка, как на нежной и гладкой коже прекрасной девственницы.

Взгляд немедленно привлекли две печати в центре белого поля глины. Верхняя представляла собой царский герб: прямоугольный выступ, увенчанный скарабеем – жуком, который, символизировал великий круг вечности.

Губы Ройан шевелились при чтении надписи, но вслух она ничего не сказала.

«Всемогущий божественный правитель Верхнего и Нижнего Египта, ближний друг Гора, возлюбленный Осирисом и Исидой Мамос, да живет он вечно!»

Под огромной царской печатью была еще одна, поменьше и попроще, – ястреб с безвольно свисающим сломанным крылом и надпись: «Я, раб Таита, выполнил твой приказ, божественный фараон». Под ястребом находилась колонка иероглифов, грозно предупреждающая: «Незнакомец! Боги смотрят на тебя. Ты тревожишь покой правителя на свой страх и риск!»

Снятие печатей с двери было знаковым действием, поэтому, несмотря на приближающийся сезон дождей, ни один из археологов не собирался отнестись к этому легкомысленно. Надо было сохранить записи о каждом шаге, о каждом открытии и нанести во время работы как можно меньше повреждений историческим ценностям.

Николас и Ройан провели один из драгоценных дней за подготовкой к вторжению в гробницу. Естественно, первой заботой Харпера стала безопасность. Он попросил Мека Ниммура поставить вооруженную стражу возле моста через сток в туннеле. Вход в эту зону был запрещен. Только Николас, Ройан, Сапер, Мек, Тессэ и еще четверо отобранных англичанином монахов могли переходить через мост.

Хансит Шериф хорошо проявил себя во время расчистки нижней части туннеля. Он был сильным, умным и старательным, поэтому Николас сделал его своим главным помощником. Именно Хансит нес штатив и прочее оборудование для фотосъемки, пока англичанин фотографировал туннель и дверь. Харпер отснял три пленки, подготовив подробный отчет о находках, и только потом позволил монахам принести инструменты, необходимые для взлома двери.

Сапер передвинул генератор до подземного пруда, чтобы снизить потерю мощности из-за длины кабеля. Потом он установил прожекторы на верхней площадке лестницы и направил их на замазанную дверь.

Собравшиеся на пороге были очень серьезны. Несмотря на то, что гробнице было несколько тысяч лет, они собирались совершить акт осквернения. Ройан перевела иероглифическую надпись-предупреждение Саперу, Меку и Тессэ, и все отнеслись к ней достаточно серьезно.

Николас разметил прямоугольный проем, который намеревался вырезать в штукатурке: достаточно большой, чтобы было удобно заходить, и включающий обе печати – царскую и с раненым ястребом. Англичанин хотел сохранить оттиски, уже видя их мысленным взором на почетном месте в коллекции музея в «Куэнтон-Парке».

Харпер начал с верхнего правого угла. Сначала он использовал длинное острое шило в качестве зонда. Баронет проталкивал его, покачивая и нажимая, через слой глины, пытаясь определить, что находится за ним. Очень скоро обнаружилось, что штукатурку положили на сплетенный тростник.

– Это упрощает нашу задачу, – заявил англичанин. – Эта прослойка поможет вырезать штукатурку, не сломав ее.

Николас продолжал вонзать в дверь шило, пока оно не достигло пустоты, воткнувшись до конца.

– Шесть дюймов, – проговорил Харпер, измерив острие шила. – Таита никогда не скупится, верно? Работа предстоит непростая.

При помощи шила англичанин проткнул все четыре угла отверстия, которое собирался прорезать. Потом он отступил на шаг и подал знак Ханситу принести тяжелый четырехдюймовый буравчик, чтобы расширить дыры. (Таким инструментом рыбаки обычно сверлят лед на озерах зимой.)

Как только буравчик проделал отверстие, Николас нетерпеливо отодвинул Хансита в сторону и заглянул в дыру. За ней царила непроглядная тьма, но до Харпера донеслось дыхание древности – сухой, мертвый, безжизненный воздух, пахнущий прошедшими столетиями.

– Что ты видишь? – теребила его Ройан, стоящая рядом.

– Свет! Несите свет! – приказал Николас. Когда Сапер протянул ему лампу, баронет поднес ее к отверстию.

– Говори! – Ройан аж подпрыгивала на месте от нетерпения. – Что там?

– Цвета! – прошептал он. – Чудесные, неописуемые цвета.

Николас отступил на шаг и, приподняв Ройан за талию, поднес к отверстию, чтобы и она могла заглянуть.

– Как прекрасно! – закричала она. – Как там прекрасно!

Сапер установил мощный вентилятор, чтобы перегонять по туннелю воздух, пока Николас готовил бензопилу. После этого англичанин протянул молодой женщине пару очков с пылезащитной маской и помог правильно надеть. Затем Ройан вставила в уши восковые затычки.

Перед тем как начать пилить, Харпер отправил остальных обратно по туннелю к самому пруду. В замкнутом пространстве выхлопы от бензопилы и пыль вместе с ревом мотора вредно воздействовали бы на людей. А кроме того, Николас хотел быть с Ройан вдвоем в момент проникновения в гробницу.

Когда они остались одни, Харпер включил вентилятор на полную мощность, затем надел маску и заткнул воском уши. Дернув за шнур, он завел бензопилу, и ее немедленно окружили голубоватые облачка выхлопов.

Николас собрался с силами и коснулся работающей бензопилой отверстия, проделанного при помощи буравчика. Лезвие разрезало толстую белую штукатурку и слой тростника подобно тому, как нож взрезает глазурь на свадебном торте. Англичанин осторожно повел пилой вдоль намеченной линии.

Воздух наполнила белая пыль от штукатурки. Через пару мгновений видимость упала до нескольких футов. Николас продолжал упорно пилить, прорезав правую сторону, затем низ и пошел вверх по левой стороне. Наконец он сделал пропил и наверху. Когда образовавшийся квадрат начал клониться вперед под собственной тяжестью, Харпер выключил двигатель и отложил инструмент.

Ройан бросилась помогать ему. Они вместе подхватили выпиленный кусок штукатурки в клубах пыли и выхлопов, не дав ему упасть на пол и разбиться на тысячу осколков. Археологи медленно вынули фрагмент двери, не повредив печатей, и осторожно положили у стены на площадке.

Прорезанное отверстие зияло чернотой. Николас направил на него прожектор, но пыль была еще слишком густой, чтобы увидеть внутреннюю часть гробницы. Он пролез через дыру и огляделся, хотя смотреть мешала взвесь из мелких частиц штукатурки.

Не пытаясь отправиться дальше, англичанин помог Ройан пролезть через дыру следом за ним. Николас признавал ее право разделить с ним открытие. Преодолев барьер, оба остановились, ожидая, пока вентилятор очистит воздух. Пыль медленно рассеивалась, и первое, что они заметили, был пол под ногами.

Здесь он был сделан не из каменных глыб – его покрывали плитки из желтого агата, отполированные до блеска и столь искусно соединенные, что сочленения остались незаметными. Пол напоминал целый лист красивого непрозрачного стекла, блеск которого приглушал слой пыли. Там, где их ноги потревожили пыль, агат засверкал, отражая свет прожекторов.

Потом взвесь осела, и глазам постепенно открылось чудесное многоцветье, разнообразие оттенков и форм. Ройан сняла с лица пылезащитную маску и уронила ее на пол. Николас последовал примеру спутницы и набрал полную грудь затхлого воздуха. Ничто не тревожило покой гробницы тысячи лет, и поэтому воздух пах древностью, льняными пеленами и набальзамированным телом.

Когда пыль еще больше рассеялась, перед археологами открылся длинный прямой коридор, конец которого скрывался в темноте. Николас снова повернулся к дыре на месте запечатанной двери и взял один из прожекторов на подставке. Харпер настроил его так, чтобы он освещал весь проход перед ними.

Они двинулись вперед, и по обе стороны замелькали изображения древних богов, которые со стен смотрели на вторгшихся, нависали над ними, не сводя настороженных, враждебных глаз. Николас и Ройан медленно шли мимо. Шаги по агатовому полу приглушались ковром пыли, а та, что еще висела в воздухе, рассеивала свет прожектора, придавая происходящему некий оттенок нереальности.

Все стены и высокий потолок покрывали надписи. Там были длинные цитаты из разных мистических книг: «Книги дыхания», «Книги врат» и «Книги мудрости». Другие иероглифы рассказывали историю жизни фараона Мамоса на земле, перечисляли добродетели, за которые его возлюбили боги.

Дальше исследователи обнаружили восемь святилищ в длинной погребальной галерее. Первая была посвящена Осирису. Стены круглой комнаты покрывали хвалы этому богу, а в небольшой нише стояла маленькая статуя Осириса в высоком украшенном перьями головном уборе, с глазами из оникса и горного хрусталя. Глаза столь неумолимо смотрели на вошедших, что Ройан вздрогнула. Николас протянул руку и коснулся ступней бога.

– Золото!

Потом Харпер посмотрел на огромную фреску, покрывающую стену и половину сводчатого потолка. Там была еще одна фигура Осириса, бога загробного мира, с зеленым лицом и накладной бородой, с руками, сложенными на груди и сжимающими бич и посох, с высокой оперенной шапкой на голове и поднявшейся коброй на лбу. Вошедшие смотрели на него с чувством благоговения. В пыли, освещенной прожекторами, бог, казалось, ожил и двигался перед их глазами.

Они недолго задержались в первом святилище, потому что коридор продолжался, прямой как стрела, ведя к заветной цели. Археологи проследовали дальше. Следующее святилище принадлежало богине. Золотая фигура Исиды сидела в нише на троне, ее символе. Младенец Гор сосал ее грудь. Она смотрела на мир глазами из слоновой кости и ляпис-лазури.

Стены вокруг ниши также покрывали фрески. На них была изображена она, мать Исида, с большими подведенными глазами, черными как ночь, с солнечным диском и рогами священной коровы на голове. Вокруг нее на стене было много иероглифических надписей, ярких, как сонм светляков, – у нее было бессчетное количество имен. Среди них были Акт, Нейт и Бает. Также ее звали Птах и Секер, Мерсекерт и Реннут. Каждое из имен было словом силы, поскольку культ Исиды и его благое влияние пережили смерть почти всех старых богов, исчезнувших вместе со своими поклонниками, которые забыли их имена.

В древней Византии, а позже в христианском Египте добродетели и атрибуты старой богини перешли к Деве Марии. Образ маленького Гора, сосущего мать, сохранился в иконах Мадонны с младенцем. Таким образом, сама Ройан поклонялась богине во всех ее обличьях. Смесь крови в ее венах признавала и Исиду, и Марию, ересь и правда сплетались в ее сердце, так что Ройан чувствовала одновременно вину и религиозный настрой.

В следующем святилище стояла золотая фигура Гора сокологолового, последнего из Святой Троицы. В правой руке он сжимал боевой лук, а в левой анх, поскольку распоряжался жизнью и смертью. Глаза его сияли алыми сердоликами.

Статую окружали другие изображения – Гор-младенец, сосущий грудь Исиды, Гор-Гарпократ: божественный юноша, гордый, стройный и прекрасный, касающийся одним пальцем подбородка в ритуальном жесте, шагающий в сандалиях, одетый в короткую юбку. Потом следовал Гор сокологоловый, но с телом льва, а затем – в теле молодого воина, несущего на голове объединенную корону юга и севера. Внизу была надпись: «Великий бог и повелитель неба, безграничная сила, самый могучий среди богов, чья мощь изгнала врагов его божественного отца Осириса».

В четвертом святилище стоял Сет, сам Сатана, бог насилия и раздора. Тело его отливало золотом, но голова принадлежала черной гиене.

В пятом святилище царил бог мертвых и кладбищ, Анубис, с головой шакала. Он присутствовал при бальзамировании, в его обязанности входило смотреть, куда склоняется чаша весов, когда взвешивали сердце умершего. Если весы застывали горизонтально, он объявлял его достойным. Но если баланс склонялся в пользу злых дел, Анубис бросал сердце крокодилу, и тот пожирал его.

Шестое святилище прославляло бога письма, Тота. У него была голова священного ибиса, а в руке тот сжимал стило.

В седьмой часовне священная корова Хатор прочно стояла на всех четырех копытах, пятнистая, черно-белая, и глядела на вошедших человеческими глазами. Только уши на голове богини действительно были коровьи. Восьмой, самый роскошный зал был посвящен Амону-Ра, отцу всего сущего. Он был солнцем, огромным золотым диском, от которого исходили золотые лучи.

Здесь Николас остановился и посмотрел назад, в начало длинного коридора. Эти восемь священных статуй представляли собой сокровище, превышающее все найденное Говардом Картером и лордом Карнарвоном в могиле Тутанхамона. Ему казалось нелепым думать об их рыночной стоимости, но простая правда заключалась в том, что даже одного из этих предметов искусства с лихвой хватило бы на оплату долгов. Но он отбросил эту мысль и зашел в просторную комнату в конце галереи.

– Погребальный зал, – благоговейно прошептала Ройан. – Гробница.

Тени отступали перед ними, будто дух покойного фараона спешил к месту своего упокоения. Теперь они видели саму гробницу. Стены покрывали еще более роскошные фрески. Хотя исследователи увидели по пути уже немало подобных, глаза еще не пресытились, а чувства не притупились от такого изобилия.

На стене была изображена огромная фигура, склоняющаяся с потолка, – гибкое тело богини Нут, рождающей солнце. Золотые лучи лились из ее утробы, заливая могилу фараона и наделяя умершего правителя новой жизнью.

Царский саркофаг стоял посреди комнаты – массивный гроб, вырубленный из целого куска гранита. Интересно, сколько рабов понадобилось, чтобы пронести эту массу камня через подземные проходы, подумал Николас. Ему представились потные тела в свете масляных ламп, скрип деревянных катков под невероятным весом гроба.

Потом англичанин заглянул внутрь, и сердце его упало. Саркофаг оказался пуст. Массивную гранитную крышку сняли с места и швырнули оземь с такой силой, что она треснула по ширине и развалилась на две части, лежащие теперь на полу рядом.

Археологи медленно подошли еще ближе, пока не смогли как следует посмотреть внутрь, ощущая горький вкус разочарования во рту. Там оказались только разбитые остатки четырех сосудов. Их вырезали из алебастра, чтобы вместить кишки, печень и прочие органы правителя. Сломанные крышки сосудов украшали изображения голов богов и мифических существ из мира мертвых.

– Пусто! – прошептала Ройан. – Тело фараона похищено.

В последующие дни, фотографируя фрески и упаковывая статуи восьми богов и богинь, Ройан и Николас обсуждали исчезновение мумии фараона из саркофага и не раз спорили об этом.

– Печати на входе оставались в целости, – говорила Ройан.

– Да, и этому должно быть объяснение, – заявил Харпер. – Таита мог сам забрать тело и сокровища. В седьмом свитке он много раз оплакивает утрату такого богатства. Он указывает, что разумнее было бы потратить его на египетский народ.

– Нет, это нелогично, – возразила Ройан. – Потратить столько труда, построить плотину, прорыть туннель, выстроить такую красивую гробницу, а потом похитить и уничтожить мумию правителя. Таита всегда был разумен и логичен. Он по-своему чтил богов Египта. Это видно по всем его работам. И он никогда бы не нарушил религиозные традиции, в которые сам верил так истово. Что-то в этой гробнице подсказывает мне, что она ненастоящая. Таинственное и почти небрежное исчезновение тела, даже картины и надписи на стенах…

– Насчет исчезновения тела я с тобой согласен. Но что нелогичного в росписи? – поинтересовался Николас.

– Возьмем для начала картины. – Ройан указала на изображение Исиды. – Они очень красивые, и это работа профессионального художника. Но цвета в них подобраны банальные, да и рисунок не отличается новизной. Фигуры деревянные – они не танцуют и не двигаются. В них не хватает искры гения, проявленной в могиле царицы Лострис, где были спрятаны свитки в алебастровых кувшинах.

Николас посмотрел на фрески.

– Понимаю, о чем ты. Даже фрески на гробнице Тануса отличались от этих.

– Вот именно! – подтвердила она. – Те рисовал сам Таита. А эти нет. Здесь поработал один из его помощников.

– А что тебе не нравится в надписях?

– Ты когда-нибудь видел могилу, где бы не присутствовали надписи из «Книги мертвых» и не изображался бы путь покойного через семь врат в рай?

Николас был поражен. Ему это и в голову не пришло. Он, не отвечая, повернулся и отправился вниз по длинной галерее, чтобы понаблюдать за упаковкой статуй. (На самом деле Харпер хотел получить больше времени на раздумье.)

Перед отъездом из Англии Николас упаковал все хрупкое и бьющееся оборудование, которое отправлялось в ущелье по воздуху, в прочные металлические ящики из-под боеприпасов. Все они имели водонепроницаемые резиновые прокладки и прочные запоры. Содержимое было надежно запрятано в пенопласт. Оборудование после окончания работ баронет собирался оставить в Эфиопии, но ящики сохранил для перевозки находок.

Хотя шесть статуй помещались в эти контейнеры, изваяния Хатор и Сета оказались слишком большими. К счастью, обнаружилось, что они разборные. Головы отделялись, ноги коровы надевались на деревянные штыри, сгнившие за тысячи лет. Разделенные на части, эти статуи тоже влезли в металлические ящики.

Николас понаблюдал, как Хансит упаковывает свирепую голову Сета из черного дерева и камеди в один из контейнеров, а потом отправился обратно к Ройан, изучавшей надписи на стене над пустым саркофагом.

– Хорошо. Я согласен. Ты права насчет отсутствия цитат из «Книги мертвых». Это странно. Но что мы можем поделать по этому поводу, кроме как принять тайну, раскрыть которую не суждено?

– Ники, здесь кроется что-то еще. Дело не закончено. Я чувствую это каждой клеточкой. Мы чего-то не заметили.

– Кто я такой, простой мужчина, чтобы сомневаться в истинности женской интуиции?

– Перестань высокомерничать, – оборвала его Ройан. – Сколько у меня времени на работу с надписями на стеле?

– Не более недели-другой… Мне нужно назначить рандеву с Джанни. Мы должны оказаться на взлетной полосе в Судане, когда он прилетит. Опаздывать на это свидание нельзя.

– Боже мой! А я думала, все уже обговорено. И как ты собираешься отсюда связаться с Джанни?

– Очень просто, – улыбнулся Николас. – На почте в Дэбрэ-Мариам есть телефон. Тессэ может свободно перемещаться по Годжаму. Она поднимется наверх ущелья в сопровождении монахов и позвонит Джеффри Теннанту в британское посольство в Аддис-Абебе. Я с ним договорился заранее. Он передаст сообщение Джанни.

– А Тессэ согласна?

Харпер кивнул:

– Она отправится в Дэбрэ-Мариам завтра. Джанни надо сообщить о наших планах как можно раньше, чтобы он подготовился к вылету с Мальты. Мы должны прибыть на место одновременно, потому что слишком опасно ждать опоздавших.

– На рассвете первого апреля, – передал Николас сообщение Тессэ. – Скажи Джанни, что мы прибудем в День дурака. Легко запомнить.

Они смотрели, как Тессэ идет по дороге в сопровождении монахов, и Ройан негромко спросила Мека Ниммура:

– А ты не беспокоишься, отпуская ее вот так, одну?

– Она очень ловкая. И ее знают и любят по всему Годжаму. Она настолько в безопасности, насколько может быть человек на этой опасной земле. – Мек посмотрел на стройную фигуру Тессэ в шамме и штанах. – Я бы хотел пойти с ней, но… – Ниммур пожал плечами.

Неожиданно Ройан воскликнула:

– Я забыла попросить ее!..

Она оставила Николаса и Мека, а сама побежала по дороге за Тессэ, крича:

– Тессэ! Подожди! Вернись!

Молодая женщина обернулась и дождалась, пока Ройан подбежит к ней. Пока две женщины стояли и тихо разговаривали, Николас потерял к ним интерес и принялся изучать далекий силуэт гор. Стоило ему увидеть, как густеют грозовые облака над вершинами, становясь более тяжелыми и зловещими, чем даже несколько дней назад, как на душе у него помрачнело. Дожди скоро начнутся. Вопрос только в том, действительно ли у них будет столько времени, сколько они полагают. Или нагрузка на плотину станет угрожающей и поднимающаяся вода заставит экспедицию покинуть ущелье.

Харпер снова повернулся к тропе и увидел, как Ройан передает что-то Тессэ, а та кивает и прячет листочек в карман штанов. Наконец женщины тепло обнялись, и эфиопка двинулась прочь. Ройан же осталась стоять посередине дороги, пока ее подруга не скрылась за холмом. Потом она медленно вернулась к ожидающему Николасу.

– В чем было дело? – спросил он, и Ройан загадочно улыбнулась в ответ.

– Женские тайны. Есть вещи, о которых вы, грубые мужланы, и не догадываетесь. – Когда Николас посмотрел на Ройан, приподняв бровь, она смилостивилась и ответила: – Тессэ попросит Джеффри Теннанта передать маме, что со мной все в порядке. Я не хочу, чтобы Джорджина беспокоилась из-за меня.

Спускаясь к временному лагерю на каменном уступе возле заводи Таиты, Николас размышлял, как по счастливой случайности телефон матери был записан на бумажке у Ройан и почему же ей внезапно захотелось сообщить о себе.

«Интересно, что она решила на самом деле? – подумал Харпер. – Придется попробовать вытянуть это из Тессэ по возвращении».

Ройан предпочла бы оставаться не в лагере, а в самой гробнице, чтобы быть ближе к надписям, над которыми работает. Но Николас настаивал, чтобы они спали на открытом воздухе, а уступ находился ближе всего к их рабочему месту.

– Затхлый воздух гробницы скорее всего очень вреден, – заявил он. – Пещерная болезнь – серьезная опасность в этих древних местах. Говорят, что от нее погибли некоторые люди Говарда Картера, работавшие в могиле Тутанхамона.

– Споры плесени, которые вызывают пещерную болезнь, размножаются в помете летучих мышей, – возразила она. – В гробнице Мамоса их нет. Таита слишком плотно ее запечатал.

– Ну ради меня, – умолял Николас. – Нельзя работать там, внизу, без конца. Я хочу, чтобы ты выходила на поверхность. Хоть на несколько часов в день.

Ройан пожала плечами.

– Только ради тебя, – согласилась она. Однако, добравшись до низа лесов, Ройан удостоила свое новое жилье одним только взглядом и немедленно устремилась к плотине и входу в подземный туннель.

Они превратили площадку лестницы снаружи входа в гробницу в мастерскую. Ройан разложила рисунки, фотографии и справочники на деревянном столе, сколоченном для нее Ханситом. Сапер поставил один из прожекторов, чтобы ей было достаточно света для работы. Возле одной стены друзья сложили армейские ящики с восьмью священными статуями. Николас настаивал на размещении находок там, где их можно полноценно охранять. Вооруженные люди Мека все еще несли круглосуточное дежурство возле моста через сток.

Пока Николас завершал фотографирование стен длинной галереи и пустого погребального зала, Ройан сидела за столом, трудясь над бумагами много часов, делая записи и вычисления в блокнотах. Время от времени она вскакивала и мчалась через дыру в белой штукатурке к длинной галерее, чтобы изучить каждую подробность украшенных стен.

Когда это случалось, Николас отрывался от фотоаппарата и смотрел на Ройан с некоторым умилением. Она была так поглощена своим делом, что не замечала ни его, ни кого бы то ни было еще. Англичанину не приходилось раньше видеть ее в подобном настроении, и такая работа потрясала Харпера.

Когда Ройан провела за изучением надписей пятнадцать часов без перерыва, он отправился вытаскивать ее из пещеры. Несмотря на протесты, Николас потащил ее по туннелю к пруду, где их ожидал горячий ужин. После него англичанин отвел ее в домик и заставил лечь на надувной матрас.

Дата добавления: 2015-07-25