В которой мистер Сэмюел Уэллер направляет свою энергию на борьбу с мистером Троттером, чтобы добиться реванша

В ранний час того самого утра, которому предшествовало приключение мистера Пиквика с леди средних лет в желтых папильотках, в маленькой комнате по соседству с конюшнями восседал мистер Уэллер-старший, готовясь к обратному путешествию в Лондон. Он сидел в самой заманчивой для живописца позе.

Весьма возможно, что в какой-нибудь ранний период его жизненной карьеры профиль мистера Уэллера был очерчен смело и определенно. Однако его лицо расплылось благодаря хорошему питанию и замечательной склонности мириться с обстоятельствами, и смелые мясистые контуры щек вышли так далеко за пределы, первоначально им предназначенные, что трудно было различить что-нибудь, кроме кончика багрового носа. Подбородок, по той же причине, обрел степенную и внушительную форму, которую обычно обозначают, приставляя слово «двойной» к названию этой выразительной части лица; а цвет лица представлял то своеобразное пестрое сочетание оттенок, какое можно увидеть только па лицах джентльменов его профессии и на недожаренном ростбифе. Шея была у него обмотана малиновым дорожным шарфом, который столь неприметно сливался с подбородком, что трудно было отличить складки одного от складок другого. Поверх этого шарфа на нем был длинный жилет с широкими розовыми полосами, а поверх жилета широкий зеленый кафтан, декорированный большими медными пуговицами, из коих две, украшавшие талию, отстояли так далеко друг от Друга, что никто никогда не видел обе эти пуговицы одновременно. Волосы, короткие, гладкие и черные, едва виднелись из-под пространных полей коричневой шляпы с низкой тульей. Ноги были упакованы в короткие вельветовые штаны и сапоги с цветными отворотами; медная часовая цепочка, заканчивающаяся печаткой и ключом тоже из меди, болталась у весьма обширного пояса.

Мы сказали, что мистер Уэллер был занят приготовлениями к обратному путешествию в Лондон, – и действительно, он подкреплялся. Перед ним на столе стояла кружка эля, лежал кусок холодного мяса и весьма почтенного вида каравай хлеба, между которыми он распределял свою благосклонность по очереди, с самым суровым беспристрастием. Он только что отрезал солидный ломоть хлеба, когда шаги человека, входящего в комнату, заставили его поднять голову, и он увидел своего сына.

– Доброго утра! – сказал отец.

Сын вместо ответа подошел к кружке с элем и, многозначительно кивнув головой родителю, хлебнул.

– Прекрасно умеешь присасываться, Сэмми, – заметил мистер Уэллер-старший, заглядывая в кружку, когда его первенец поставил, ее на стол, осушив до половины. Из тебя получилась бы на редкость способная устрица, Сэмми, если бы ты родился на этом жизненном посту.

– Да, пожалуй, мне бы удалось иметь приличный доход, – ответил Сэм, принимаясь с немалым рвением за холодную говядину.

– Мне очень грустно, Сэмми, – сказал старший мистер Уэллер, взбалтывая эль, прежде чем пить его, – мне очень грустно, Сэмми, слышать из твоих уст, что ты дал себя одурачить этой-вот шелковице. До позавчерашнего дня я думал, что кличка «одураченный» никогда не прилипнет к Веллеру... никогда не прилипнет!

– Никогда, за исключением, конечно, случая со вдовой, – сказал Сэм.

– Вдовы, Сэмми, – отозвался мистер Уэллер, слегка меняясь в лице, вдовы

– это исключения из любого правила. Я когда-то слыхал, сколько нужно обыкновенных женщин, чтобы так обойти человека, как обойдет одна вдова. Кажется, двадцать пять, но я хорошенько не знаю, может быть больше.

– Этого достаточно, – сказал Сэм.

– Вдобавок, – продолжал мистер Уэллер, не обращая внимания на то, что его прервали, – это совсем другое дело. Ты знаешь, Сэмми, что сказал законник, защищавший джентльмена, который колотил жену кочергой, когда бывал навеселе. «А в конце концов, милорд, – сказал он, – это любовная слабость». То же самое говорю я о вдовах, Сэмми, и то же скажешь ты, когда доживешь до моих лет.

– Знаю, мне бы следовало смотреть в оба, – сказал Сэм.

– Следовало смотреть в оба! – повторил мистер Уэллер, ударяя кулаком по столу. – Следовало смотреть в оба! Да, я знаю одного юнца, который и на половину в на четверть не был так хорошо воспитан, как ты, – не ночевал на рынках по полгода, – так он не дал бы одурачить себя таким манером, не дал бы, Сэмми.

В смятении чувств, вызванном этими мучительными размышлениями, мистер Уэллер позвонил в колокольчик и потребовал дополнительную пинту эля.

– Ну, что толку говорить об этом, – отозвался Сэм. Дело сделано, и его не исправить, и это единственное утешение, как говорят в Турции, когда отрубят голову не тому, кому следует. Теперь мой ход, папаша, и как только я заполучу этого Троттера, я сделаю хороший ход.

– Надеюсь, Сэмми, надеюсь, – ответил мистер Уэллер. – За твое здоровье, Сэмми, и постарайся поскорее смыть позор, которым ты запятнал нашу фамилию, В ознаменование этого тоста мистер Уэллер осушил одним духом по крайней мере две трети только что поданной пинты и передал ее сыну, дабы покончить с остатками, что тот немедленно и исполнил.

– А теперь, Сэмми, – продолжал мистер Уэллер, взглядывая на большие серебряные часы, висевшие на медной цепочке, – теперь пора мне в контору – получить список пассажиров и посмотреть, как заряжают карету, потому что карета, Сэмми, что пушка, – заряжать их нужно с большой осторожностью, прежде чем пустить в ход.

На эту родительскую и профессиональную шутку мистер Уэллер-младший ответил сыновней улыбкой. Его уважаемый родитель продолжал торжественным тоном:

– Я покидаю тебя, Сэмивел, сын мой, и неизвестно, когда я увижу тебя снова. Твоя мачеха может оказаться мне не под силу, или мало ли что может случиться к тому времени, когда ты опять услышишь о знаменитом мистере Веллере из «Прекрасной Дикарки». Честь нашей фамилии зависит во многом от тебя, Сэмивел, и, надеюсь, ты не ударишь в грязь лицом. Во всяких мелочах касательно хорошего воспитания я знаю, что могу положиться на тебя, как на самого себя. Стало быть, мне остается дать тебе только один маленький совет: если тебе когда-нибудь перевалит за пятьдесят и ты почувствуешь расположение жениться на ком-нибудь – все равно на ком, запрись в своей комнате, если она у тебя будет, и отравись не мешкая. Повеситься – пошлое дело, и потому ты этим делом не занимайся. Отравись, Сэмивел, мой мальчик, отравись, и впоследствии ты об этом не пожалеешь!

Произнеся эту трогательную речь, мистер Уэллер посмотрел пристально на сына, медленно повернулся на каблуках и скрылся из виду.

Погруженный в задумчивость, которая была вызвана этими словами, мистер Сэмюел Уэллер, расставшись с отцом, вышел из «Большого Белого Коня» и, направив свои стопы к церкви Сент-Клемента, постарался рассеять свою меланхолию прогулкой по прилегающим к церкви древним местам. Он слонялся в течение некоторого времени, пока не очутился в уединенном месте, напоминавшем двор почтенного вида, из которого, как он обнаружил, можно было выйти только тем путем, каким он туда проник. Он собирался было уже повернуть назад, как вдруг был прикован к месту внезапным явлением; к описанию природы и характера этого явления мы непосредственно и переходим.

Мистер Сэмюел Уэллер взирал вверх на старые красные кирпичные дома, изредка, в глубокой рассеянности, делая глазки какой-нибудь цветущей служанке, когда та поднимала штору или открывала окно спальни, как вдруг зеленая садовая калитка в конце двора распахнулась и из нее вышел человек, который весьма старательно закрыл ее за собой и быстро направился к тому самому месту, где стоял мистер Уэллер.

В сущности, если рассматривать этот факт, обособленный и без связи с какими бы то ни было привходящими обстоятельствами, в нем нет ничего из ряда вон выходящего, ибо во многих частях света люди выходят из сада, закрывают за собой зеленые калитки и даже удаляются быстрыми шагами, не привлекая к себе особого внимания общества. Ясно поэтому, что в человеке, в его манерах было нечто, привлекшее особое внимание мистера Уэллера. Так это или не так, предоставляется решить читателю, когда мы правдиво изобразим поведение субъекта, о котором идет речь.

Когда упомянутый нами человек закрыл за собой зеленую калитку, он пошел, как сказали мы уже дважды, быстрыми шагами по двору; но, едва заметив мистера Уэллера, он споткнулся и остановился, точно был не уверен в том, какой избрать путь. Так как зеленая калитка за ним закрылась, а идти можно было только вперед, он тотчас сообразил, что должен пройти мимо мистера Сэмюела Уэллера. Поэтому он снова пошел быстрым шагом и приближался, глядя прямо перед собой. Самым поразительным в этом человеке было то, что он уродовал свою физиономию самыми ужасными и невероятными гримасами, какие приходилось когда-либо видеть. Еще ни одно произведение природы не искажалось с таким необыкновенным искусством, с каким неустанно искажались черты лица этого человека.

«Однако! – сказал про себя мистер Уэллер, покуда человек приближался к нему. – Это очень странно. Я бы мог поклясться, что это он!»

Человек подошел, и его лицо исказилось еще более ужасной гримасой.

– Могу дать присягу, что это-вот те самые черные волосы и шелковичная пара, – сказал мистер Уэллер, только вот лица такого никогда не видывал.

Когда мистер Уэллер произнес эти слова, лицо человека исказилось сверхъестественной гримасой, поистине омерзительной. Однако он был вынужден пройти очень близко от Сэма, и проницательный взгляд этого джентльмена помог обнаружить, несмотря на эти устрашающие гримасы, нечто слишком напоминающее маленькие глазки мистера Джоба Троттера, чтобы можно было ошибиться.

– Эй, вы, сэр! – свирепо крикнул Сэм.

Незнакомец остановился.

– Эй, вы! – повторил Сэм еще грубее.

Человек с устрашающим лицом посмотрел с величайшим удивлением в глубь двора, и в конец двора, и на окна домов – всюду, только не на Сэма Уэллера, и сделал еще шаг вперед, но был остановлен новым окликом.

– Эй, вы, сэр! – крикнул Сэм в третий раз.

Теперь уже нельзя было притвориться, будто не слышишь, откуда исходит голос, и незнакомцу оставалось только посмотреть, наконец, Сэму Уэллеру прямо в глаза.

– Это не пройдет, Джоб Троттер, – сказал Сэм. Ну-ка! Без глупостей. Не так уж ты красив, чтобы разбрасывать свои прелести. Переставь эти-вот глаза на свое место, пока я не вышиб их из твоей башки. Слышишь?

Так как мистер Уэллер, по-видимому, был расположен действовать в духе этой речи, то мистер Троттер постепенно вернул своему лицу его естественное выражение и, радостно встрепенувшись, воскликнул:

– Кого я вижу! Мистер Уокер!

– А! – отозвался Сэм. – Вы очень рады меня видеть, не так ли?

– Рад! – воскликнул Джоб Троттер. – О мистер Уокер, если бы вы только знали, как я мечтал об этой встрече! Это слишком, мистер Уокер, я не вынесу этого, право же не вынесу!

Эти слова мистера Троттера сопровождались слезным наводнением, и, схватив мистера Уэллера за руки, он в порыве восторга крепко его обнял.

– Убирайся! – крикнул Сэм, возмущенный таким поведением и тщетно пытаясь высвободиться из объятий своего восторженного знакомого. Проваливай, говорю тебе! Чего ради ты ревешь надо мной, пожарный насос?

– Потому что я так рад вас видеть, – отвечал Джоб Троттер, постепенно освобождая мистера Уэллера, по мере того как у Сэма исчезали первые симптомы желания вступить в драку. – О мистер Уокер, это уж слишком!

– Слишком! – повторил Сэм. – Думаю, что слишком... еще бы! Ну, что вы можете мне сказать, а?

Мистер Троттер не дал никакого ответа, ибо розовый носовой платочек был уже пущен в ход.

– Что вы можете мне сказать, прежде чем я проломлю вам череп? повторил мистер Уэллер угрожающим тоном.

– Как? – спросил мистер Троттер с видом праведного изумления.

– Что вы можете мне сказать?

– Я, мистер Уокер?

– Не называйте меня Уокером; моя фамилия Уэллер, вы это прекрасно знаете. Что вы можете мне сказать?

– Да благословит вас бог, мистер Уокер... то есть Уэллер... очень много, только пойдемте куда-нибудь, где можно потолковать на свободе. Если бы вы знали, как я искал вас, мистер Уэллер...

– Очень старательно, должно быть? – сухо осведомился Сэм.

– Очень, очень, сэр! – отвечал мистер Троттер, и ни один мускул на его лице не дрогнул. – Но дайте пожать вашу руку, мистер Уэллер.

Сэм созерцал своего собеседника в течение нескольких секунд, а затем, словно повинуясь внезапному импульсу, исполнил его просьбу.

– Как поживаете? – начал Джоб Троттер, когда они тронулись в путь. Как поживает ваш уважаемый, добрый хозяин? О, это достойный джентльмен, мистер Уэллер! Надеюсь, он не простудился в ту страшную ночь, сэр?

Когда Джоб Троттер произнес эти слова, в глазах его мелькнуло на мгновение крайне лукавое выражение, которое заставило крепче сжаться кулак мистера Уэллера, загоревшегося желанием пересчитать мистеру Троттеру ребра. Однако Сэм сдержался и ответил, что хозяин чувствует себя прекрасно.

– О, я так рад! – отозвался мистер Троттер. – Он здесь?

– А ваш? – вместо ответа спросил Сэм.

– О да, он здесь, и я с прискорбием должен сказать, мистер Уэллер, что он ведет себя еще хуже.

– Вот как? – сказал Сэм.

– О, возмутительно, ужасно!

– В пансионе для девиц? – спросил Сэм.

– Нет, не в пансионе, – ответил Джоб Троттер с тем лукавым взглядом, который уже уловил Сэм. – Не в пансионе.

– В доме с зеленой калиткой? – продолжал Сэм, внимательно глядя на своего спутника.

– Нет, нет, не там, – ответил Джоб с живостью, весьма ему несвойственной, – не там.

– А вы сами что там делали? – спросил Сэм, бросая на него зоркий взгляд. – Быть может, случайно вошли в калитку?

– Видите ли, мистер Уэллер, – ответил Джоб, – я не прочь открыть вам маленькую тайну, потому что мы, знаете ли, с первой встречи почувствовали влечение друг к другу. Помните, как приятно мы провели утро?

– О да, помню, – нетерпеливо сказал Сэм.

– Ну, так вот, – продолжал Джоб, понижая голос, будто открывая важную тайну, – в том доме с зеленой калиткой, мистер Уэллер, держат очень много слуг.

– Это можно угадать, взглянув на дом, – перебил Сэм.

– Вот именно, – продолжал мистер Троттер, – и там есть кухарка, которая отложила немного денег, мистер Уэллер, и желает, знаете ли, если ей удастся устроиться в жизни, завести маленькую торговлю колониальными товарами... Вы меня понимаете?

– Да.

– Вот-вот, мистер Уэллер. Так вот, сэр, я с ней встретился в церкви, которую посещаю... очень славная маленькая часовня в этом городе, мистер Уэллер, где поют гимны по сборнику номер четвертый, который я обыкновенно ношу с собой; быть может, вы видели у меня в руках маленькую книжку. И я с этой кухаркой немножко сблизился, мистер Уэллер, и мы узнали друг друга лучше, и смею сказать, мистер Уэллер, что мне предстоит быть лавочником.

– А, из вас выйдет очень симпатичный лавочник, – отозвался Сэм, искоса поглядывая на Джоба с крайней неприязнью.

– Преимущество этого решения, мистер Уэллер, – продолжал Джоб, у которого глаза в это время наполнились слезами, – заключается в том, что мне удастся оставить мою теперешнюю постыдную службу у этого дурного человека и всецело посвятить себя лучшей и более добродетельной жизни, которая больше подобала бы тому воспитанию, мистер Уэллер, которое мною было получено.

– Должно быть, вы получили очень хорошее воспитание, – заметил Сэм.

– О да, очень хорошее, мистер Уэллер, очень! – подтвердил Джоб.

При воспоминании о своем непорочном детстве мистер Троттер извлек розовый носовой платочек и незамедлительно пролил обильные слезы.

– Должно быть, на редкость приятно было учиться вместе с таким мальчиком, – сказал Сэм.

– Вы правы, сэр, – отвечал Джоб, испуская глубокий вздох. – Я был кумиром школы.

– Вот как! – сказал Сэм. – Я этому не удивляюсь. Каким утешением были вы, должно быть, для вашей счастливой маменьки!

При этих словах мистер Джоб Троттер приложил кончик розового платочка к уголку сперва одного, а потом другого глаза и пролил потоки слез.

– Что такое с этим человеком? – вознегодовал Сэм. – Водопровод в Челси * ничто по сравнению с вами. Почему вы сейчас расчувствовались? Раскаиваетесь в своей подлости?

– Я не могу сдержать свои чувства, мистер Уэллер, – сказал Джоб после непродолжительного молчания. – Подумать только, что мой хозяин догадался о разговоре, который я вел с вами, и увез меня в дорожной карете, и, убедив милую молодую леди сказать, что она ничего о нем не знает, и подкупив для этой же цели начальницу пансиона, покинул ее в поисках лучшею! О мистер Уэллер, я содрогаюсь при мысли об этом.

– О, так вот как обстояло дело? – сказал мистер Уэллер.

– Конечно, – ответил Джоб.

– Ну, ладно, – сказал Сэм, так как они уже подходили к гостинице, – я хочу немного потолковать с вами, Джоб; если вы не слишком заняты, я бы хотел повидаться с вами в «Большом Белом Коне» сегодня вечером, часов в восемь.

– Я непременно приду, – сказал Джоб.

– Приходите непременно, – отозвался Сэм, бросая на него многозначительный взгляд, – а не то я, пожалуй, начну наводить о вас справки по ту сторону зеленой калитки и могу, знаете ли, стать вам поперек дороги.

– Я непременно приду, сэр – сказал мистер Троттер, и, с великим жаром пожав Сэму руку, он удалился.

– Берегись, Джоб Троттер, берегись! – промолвил Сэм, глядя ему вслед. На этот раз тебе со мной не сладить!

Произнеся этот монолог и проводив взглядом Джоба, пока тот не скрылся из виду, мистер Уэллер не замедлил отправиться в спальню своего хозяина.

– Дело на мази, сэр! – сказал Сэм.

– Что на мази, Сэм? – осведомился мистер Пиквик.

– Я их нашел, сэр, – сказал Сэм.

– Кого нашли?

– Того странного чудака и меланхоличного парня с черными волосами.

– Не может быть, Сэм! – с большим волнением воскликнул мистер Пиквик. Где они, Сэм, где они?

– Тише, тише! – отозвался мистер Уэллер, и, помогая мистеру Пиквику одеваться, он развернул план дальнейших действий.

– Но когда это удастся сделать, Сэм? – осведомился мистер Пиквик.

– Все в свое время, сэр, – ответил Сэм.

Удалось ли это сделать в свое время, будет видно из дальнейшего.

ГЛАВА XXIV,

Дата добавления: 2015-07-21