ГЛАВА 5. Улыбка, скрывающая душу

МАСКИ, КОТОРЫЕ НОСЯТ

ЛЮДИ

Улыбка, скрывающая душу

Существует много способов защиты личных зон про­странства, и один из них — маскировка. Лицо, которое мы выставляем напоказ внешнему миру, редко является ис­тинным. Бытует мнение, что выражение нашего лица или паши действия могут отражать наши истинные чувства лишь в самых исключительных случаях. Вместо этого мы старательно тренируем мимику и позы. Доктор Эрвин Гоффман в книге «Поведение в общественных местах» считает одним из наиболее веских доказательств существо­вания таких тренировок наш внешний вид, выбираемую нами одежду и прическу.

Эти аксессуары через посредство языка тела передают сообщения нашим друзьям и коллегам. Доктор Гоффман полагает, что стандартный представитель нашего общест­ва, желающий соответствовать общепринятым нормам, должен появляться на публике опрятно одетым, гладко выбритым, причесанным, с чистыми руками и лицом. В его исследовании, результаты которого были опубликованы шесть лет назад, не принимались в расчет такие атрибуты современных молодых людей, как длинные волосы, щетина на лице и небрежные либо слишком вольные манеры, которые постепенно начинают находить признание. Однако и они являются ни чем иным, как данью обществен­ному мнению и установленным нормам. Они в полной мере отвечают общепринятому идеалу.

Доктор Гоффман отмечает, что временами, например, в час пик в метро, наши тщательно выбранные маски слег­ка сползают, и «в каком-то кратковременном, беззабот­ном, праведном изнеможении» мы показываем себя таки­ми, какие мы есть в действительности. Защитные силы оставляют нас, и, утомленные и раздраженные, мы теряем контроль над своими лицами. Поразвлекайтесь как-ни­будь, наблюдая в час пик после рабочего дня за пассажи­рами переполненного автобуса, вагона метро или эле­ктрички. Вы заметите, сколь много неприкрытой челове­ческой сути появляется на их лицах.

День за днем мы тщательно скрываем эту суть. Мы строго контролируем самих себя, чтобы своими движени­ями не выдать своей легкомысленности. Мы непрерывно улыбаемся, ведь улыбка — это не только признак чувства юмора или удовольствия, она бывает также извиняющейся, защитной или даже оправдывающейся.

Я сажусь рядом с вами в переполненном ресторане. Моя легкая улыбка говорит: «Я не собирался вторгаться, но здесь лишь одно свободное место».

Я слегка задел вас в набитом до отказа лифте, и моя улыбка сообщает вам: «На самом деле я вовсе не агресси­вен, однако все равно прошу простить меня».

При резком торможении автобуса меня бросает на кого-то из пассажиров, и своей улыбкой я говорю ему: «Я не хотел задеть вас, извините».

И так в течение всего дня, хотя в действительности за улыбкой могут скрываться и злость, и усталость. В бизнесе мы улыбаемся клиентам, начальникам, подчиненным; улы­баемся своим детям, соседям, мужьям и женам, но в большинстве своем эти улыбки ничего не значат. Это всего лишь маски, которые мы носим.

Процесс маскирования не ограничивается лишь мышца­ми лица. Мы маскируем свои тела. Женщины, особенно когда они в коротких юбках, приучаются садиться так, чтобы скрыть свою сексуальность. Мужчины носят нижнее белье, сковывающее их половые органы. Женщины на­девают лифчики, удерживающие их бюсты и маскирую­щие избыток сексуальности. Мы ходим прямо, застегива­емся на все пуговицы, задергиваем «молнии», втягиваем животы с помощью мускулов и поясов и оттачиваем техни­ку лицевой маскировки. У нас есть лица для вечеринок, студенческих городков и похорон; есть даже лица на случай пребывания в тюрьме.

В книге «Тюремный этикет» доктор Б. Филлипс отмеча­ет, что вновь прибывшие заключенные первым делом обучаются так называемой «собачьей морде», апатичному, бесхарактерному выражению лица. Однако, когда они остаются одни, их реакция на ношение в течение всего дня защитной «собачьей морды» выражается в преувели­ченном веселье и в чрезмерной ненависти к надзирателям.

С возрастом носить маски становится все труднее. Неко­торым женщинам, всю жизнь полагавшимся на внешнюю красоту, в пожилом возрасте бывает трудно по утрам «собрать лицо». Мужчины к старости начинают забываться и, случается, пускают слюни либо теряют контроль над лицом, и оно становится обрюзгшим. С годами появляются тик, отвисшие щеки и двойной подбородок, неисчезающее хмурое выражение и глубокие, неразглаживающиеся мор­щины.

Снятие маски

Однако в ряде ситуаций маска спадает с лица. В автомо­биле наши телесные зоны расширяются, мы чувствуем себя непринужденно и сбрасываем маску», и если кто-то подрезает нас или «садится на хвост», мы можем дать волю сво­им чувствам и обрушить на голову виновника водопад проклятий, охваченные совершенно несоразмерными его проступку эмоциями. Почему мы столь сильно переживаем из-за таких мелочей? Казалось бы, так ли это существенно, что нас кто-то подрезал или «повис на хвосте»?

А все потому, что нас здесь никто не видит, и надобность в маске отпадает. В результате наши реакции могут стать чрезмерными.

Сбросив маску, мы тотчас убеждаемся в необходимости ее носить. Случаи сбрасывания масок нередки в психиат­рических учреждениях. Психически больной, подобно пожилому человеку, может пренебречь ношением обще­принятых масок. Доктор Гоффман рассказывает о боль- ной из палаты для деградировавших женщин, у которой как-то сбилось нижнее белье. Она начала на виду у всех приводить его в порядок, задрав юбку, и, когда это не помогло, попросту сбросила ее на пол, поправила белье преспокойно оделась опять.

Столь явное игнорирование общепринятых средств мас­кировки, каковыми являются предметы туалета, пренебрежительное отношение к внешности и уходу за собой зачастую является одним из наиболее ярких признаков приближения психопатии. И наоборот, улучшение со­стояния психического больного нередко проявляется в повышенном интересе к своему внешнему виду.

Точно так же, как приближение психопатии рызывает у пациента потерю связи с окружающим миром и делает бессвязной его речь, заставляя говорить вещи, далекие от действительности, оно приводит и к нарушению его языка тела. Здесь также наблюдается потеря контактам внешним миром. Больной делает мимикой тела заявления, которые нормальными людьми тщательным образом скрываются. Он отбрасывает налагаемые обществом запреты и поступа­ет так, словно уже не осознает присутствия наблюдающих за ним зрителей.

Тем не менее именно эта излишняя распущенность языка тела может стать ключом к большему пониманию больных с нарушенной психикой. Человек может перестать говорить, однако он не в силах прервать поток информа­ции, передаваемый посредством языка тела. Он обязатель­но выкажет какую-либо мысль, здравую либо неверную, однако ничего не сообщать он не может. Если человек находится в нормальном состоянии и ведет себя, как подобает обычным людям, то он может сократить коли­чество передаваемой языком тела информации. Иными словами, если он ведет себя здраво, то сводит сообщения на языке тела к минимуму.

Но если он совершает нормальные поступки, то он, несомненно, психически здоров. Никаких иных критериев нормальности психики не существует. Тогда, по определе­нию, душевнобольной должен поступать, исходя из своей болезни, и соответствующим должно быть сообщение, передаваемое языком его тела. Такое сообщение в случае душевнобольного содержит, как правило, крик о помощи. Это проливает свет на странные действия психически больных и открывает новые пути к их лечению.

Маскировка не может скрыть непроизвольных реакций. В угрожающей обстановке мы можем вспотеть, и тут никакая маска не поможет. В иных ситуациях у нас, бывает, трясутся руки или дрожат коленки. Можно скрыть эти досадные свидетельства, засунув руки в карманы и сев для разгрузки трясущихся ног, или можно быстро ходить, чтобы дрожь в ногах не бросалась в глаза. А можно скрыть страх, и отчаянно бросившись навстречу причине испуга.

Маска, которую нельзя сбросить

Нередко человек испытывает столь сильную потреб­ность в маске, что привыкает носить ее постоянно, и снять се порой бывает невозможно. Между тем в ряде ситуаций, например, в процессе полового акта, снять маску бывает просто необходимо, чтобы со всей полнотой ощутить любовные переживания, однако многие из нас способны перестать маскироваться лишь в полной темноте. Мы настолько боимся сказать лишнее своему партнеру языком тела или выражением лица, что пытаемся полностью исключить из секса визуальные переживания, воздвигая в подкрепление этой идеи моральные барьеры: «На это неприлично смотреть», «Половые органы безобразны», «Порядочная девушка не станет заниматься этим при дневном свете». Ну, и так далее.

Многие и в полной темноте не перестают маскироваться. Даже ее недостаточно для того, чтобы они отбросили заслонки, созданные с целью обезопаситься, на время занятий любовью.

Этим, по мнению доктора Гоффмана, можно частично объяснить довольно высокий процент фригидности среди женщин среднего класса. Однако Кинси на основании результатов исследования сексуальной практики показал, что в рабочей среде моральных барьеров столько же, если не больше. Если уж на то пошло, представители среднего класса более склонны к экспериментированию и меньше стремятся скрывать свои эмоции.

Корни нашей тяги к маскированию можно найти в книгах по этикету. Они поучают, что позволительно чело­веку выражать языком тела, а что является недопустимым. В одной из них утверждается, что на публике человек не должен вытирать лицо, ковыряться в зубах и чистить ногти. Эмили Пост подробно описывает, что следует делать с телом и лицом при встрече с друзьями или незнакомцами. В ее книге рассмотрены даже способы игнорирования женщин. Она разбирает взгляд типа «я тебя в упор не вижу» и дает рекомендации, когда и как его применять: «только по очень серьезной причине, если вы — леди, и никогда против леди, если вы — мужчина».

Таким образом, знания по искусству маскировки мы частично черпаем из нашей культуры, а частично — обре­таем в конкретных ситуациях. Однако техника маскиров­ки, хотя и носит универсальный характер, тем не менее изменяется от культуры к культуре. Так, у некоторых аборигенов считается вежливым не смотреть в глаза друг другу при разговоре, тогда как в Америке вежливый чело­век должен не сводить взгляда с лица собеседника.

Когда личность не является личностью?

В любой культуре предусмотрен ряд ситуаций, когда; допустимо сбросить маску. Чернокожим жителям Юга США хорошо известен «взгляд ненависти», который мо­жет бросить на них белый южанин лишь потому, что у них иной цвет кожи. Такой же взгляд или ничем не прикрытую враждебность белого к другому белому можно оправдать лишь крайним раздражением первого, при этом культур­ные традиции Юга Америки не допускают такого проявления чувств со стороны чернокожего в отношении белого.

Одной из причин, оправдывающих возможность снятия маски белым южанином в данной ситуации, является то, что он смотрит на негра как на не-личность, т. е. объект, не заслуживающий внимания. Негры Юга, однако, имеют и свои собственные тайные знаки. Один негр может гла­зами подать другому знак, что он брат по крови, хотя кожа его может быть настолько светлой, что его можно принять за белого. Глазами же подается и сигнал, пред­упреждающий другого негра: «Я хочу сойти за белого».

В нашем обществе с детьми нередко обращаются как с не-личностями. Осознанно или нет, но мы чувствуем, что при общении с ними маска не нужна. Можно не волновать­ся, что поранишь их чувства. Ведь у не-личности их нет.

Обычно такое отношение является ориентированным в классовом отношении. Любой класс общества проявляет его применительно к людям, класс которых ниже. Именно так занимающие высокое общественное положение отно­сятся ко всем остальным. Как шеф перед своим работни­ком, так и хозяйка дома перед прислугой утруждают себя необходимостью маскироваться не в большей степени, нежели отец перед своим ребенком.

Недавно мы с женой в ресторане имели случай наблюдать, как за соседним столиком две представительного вида дамы вели беседу за коктейлем. Все в них, от мехов до причесок, прямо-таки кричало об их «богатстве», и их поведение служило этому наглядным подтверждением. В переполненном ресторане они разговаривали так, что их было слышно во всех уголках зала, хотя шел разговор на интимные темы. В результате остальным для поддер­жания иллюзии уединения приходилось либо делать вид, что они их не слышат, либо переговариваться на повы­шенных тонах, чтобы перекрыть их голоса.

Языком тела эти женщины заявляли всем и каждому: Вы для нас ничто. Вы — не настоящие люди. Вы — не-личности. Для нас важно лишь что мы делаем, а остальные пусть не смущаются».

Временами те почтенные дамы для передачи этого со­общения вместо использования языка тела вовсю напря­гали голосовые связки, и оно доносилось до всех не через содержание их беседы, а за счет громкости их голосов. Здесь мы имеем любопытный случай одновременной пе­редачи одним медиумом двух разных сообщений: значе­ние слов несло одно из них, другое же передавалось громкостью голоса.

Выше приведены случаи, в которых маска сбрасывается с высокомерием. Снять маску перед не-личностью зачас­тую означает вовсе не снимать ее. Нередко в таких ситуа­циях мы остаемся в маске, и по весьма важной причине: снять маску означало бы подвергнуть себя опасности. Когда на улице к нам подходит попрошайка, а мы не желаем ничего давать ему, то лучший способ — сделать вид, будто его нет и мы его не видим. Мы надеваем эту маску, отворачиваемся и ускоряем шаг. Если бы мы позво­лили себе сбросить маску и посмотрели на нищего как на индивидуума, нам пришлось бы не только очутиться лицом к лицу со своей совестью, но и оказаться незащищенными перед его назойливыми приставаниями и возможными попытками поставить нас в неловкое положение.

Это справедливо и в отношении случайных встреч. Мы не в состоянии позволить себе тратить время на обмен любезностями, по крайней мере в городе. Ведь вокруг нас слишком много знакомых. В пригороде или за городом — иное дело, и там нам реже приходится маскироваться.

Кроме того, обнажая свою истинную суть, мы тем самым даем другим возможность составить о нас весьма нелестное мнение. Доктор Гоффман поясняет это на примере из практики психиатрического учреждения. Он описывает пациента средних лет, психически неуравновешенного, который прогуливался с толстой газетой и черным зонти­ком с таким видом, будто опаздывал на деловое свидание. Для этого пациента было очень важно создавать видимость обычного бизнесмена, хотя по существу он обманывал лишь самого себя.

В восточных странах процедура маскировки может иметь чисто физический характер. Принятый у местных женщин обычай носить чадру прежде всего дает им воз­можность скрыть истинные чувства и тем самым защи­титься от агрессии со стороны мужчин. В этих странах язык тела настолько хорошо развит, что, например, для мужчины считается само собой разумеющимся предпри­нять попытку вступить с женщиной в половую связь, если та даст к этому хотя бы малейший повод. Чадра, закрывая нижнюю половину лица женщины, тем самым не дает. разглядеть на нем непреднамеренно появившуюся поощ­рительную мимику. В семнадцатом веке женщины ис­пользовали для этой же цели веера и маски на палочке.

Мазохистка и садист

Во многих случаях маскирование можно использовать как средство психической пытки. Рассмотрим случай Анни и ее мужа Ральфа, человека старше ее, более образованного и сознающего, что как в социальном, так и в интеллекту­альном отношениях она ему не ровня. Однако он любит ее, хотя довольно странной и несколько извращенной любо­вью, и понимает, что лучшей жены ему не найти. Это не мешает ему вести с ней свою игру, одним из элементов которой является маскирование, требующее от него чрез­вычайной точности и изощренности.

Каждый раз после его возвращения с работы начинает­ся один и тот же стандартный ритуал. Анни должна приготовить ужин точно к половине седьмого, ни раньше, ни позже. Он приходит домой в шесть часов, умывается и читает газету до полседьмого. Затем Анни зовет его к столу, исподтишка следя за его лицом. Ральф знает, что она наблюдает за ним, а она знает, что это известно ему, однако ни один из них не сознается в этом.

Ральф ничем не дает знать, хороша еда или нет, и пока они едят, в голове Анни прокручивается достойный мыль-ной оперы сюжет. Она ощущает тяжесть в животе и холодное отчаяние. Понравилась Ральфу еда или нет? Если не понравилась, то она знает, что ее ждет: холодный укор и тоскливый вечер, проведенный в молчании.

Анни ест с трудом, наблюдая за бесстрастным лицом Ральфа. Правильно ли она приготовила блюдо? Она все сделала по рецепту, но добавила своих специй. А может, это было ошибкой? Да, так оно и есть! Сердце ее падает, все тело напрягается в отчаянии. Конечно же, Ральфу не понравилось! У него кривится губа, наверное, сейчас нач­нет насмехаться...

Ральф, тоже играющий в этой мыльной опере, подни­мает глаза, долго не сводит с нее загадочного взгляда (за это время Анни успевает тысячу раз умереть) и наконец одобрительно улыбается. Мгновенно, как по волшебству, все существо Анни начинает петь от радости. Жизнь прекрасна, Ральф любит ее, и она ужасно, ну просто ужасно счастлива! Она возвращается к еде, теперь уже наслаждаясь ее вкусом, ощущая волчий аппетит и невы­разимо довольная.

Умело манипулируя маской, тщательно выверяя момен­ты для подачи сигналов языком тела, Ральф сконструиро­вал искусную систему пыток и вознаграждений. Аналогич­ный способ он применяет и ночью, ложась с Анни в постель. Ни словом, ни жестом он не выдает ни своих чувств, ни того, захочет ли ее сегодня, и Анни вновь приходится играть в ту же изощренную игру: «Будет ли он меня ласкать? Любит ли он все еще меня? Как я переживу, если он отвергнет меня?»

И когда наконец Ральф прикасается к ней, Анни охваты­вает экстаз страсти. Не нам решать, жертва ли Анни или сообщница Ральфа. Это был лишь пример использования маски для пыток. Садомазохистская связь Анни и Ральфа, как ни странно, выгодна им обоим, однако для большин­ства носящих маски польза от них куда более реальна.

Как сбросить маску

Извлекаемые из ношения маски преимущества, реаль­ные или мнимые, заставляют нас снимать ее с неохотой. Мы могли бы вынудить других вопреки их воле вступить с нами в отношения. Либо могли бы пойти на риск быть отвергнутыми. Кроме того, сам факт ношения маски может заставить нас ошибиться в выборе связей. Приобретаем ли мы больше, чем теряем?

Возьмем для примера случай Клаудии. В свои тридцать с небольшим она очень привлекательна. Работая в коммер­ческой фирме, Клаудия в течение дня общается со многими мужчинами, а вечерами часто ходит на свидания. Но она до сих пор одна и продолжает быть девственницей, хотя и не любит в этом признаваться.

Но это вовсе не потому, что у нее не возникает желания, уверяет Клаудия. Она — страстная девушка и поэтому очень боится остаться старой девой. Почему же она не может увлечься каким-нибудь мужчиной эмоционально и сексуально? Клаудия не знает ответа, а мужчины, назнача­ющие ей свидания, знают этот ответ.

«Она просто выставляет тебя, — объяснил один из них. — Черт возьми, Клаудия мне нравится. На работе это грандиозная девушка, и я назначал ей свидания, но как только что-то начинает наклевываться, она сразу застывает, и мне становится все ясно. Не трожь! Теперь я уже не приглашаю ее никуда. Кому такое по нраву?»

Действительно, кому? Кто сможет разглядеть за непри­ступным фасадом душевную теплоту и страсть этой женщины? Клаудия, боясь быть отвергнутой, первая отвергает партнера, не давая завязаться близким отношениям. Таким образом, никто не может похвастаться тем, что ранил ее чувства. Ей никто не отказывал, потому что она отказывает первой.

Вы скажете, что это глупо? Возможно, и глупо, но весьма эффективно для того, кто больше всего на свете боится быть отвергнутым. А для Клаудии так оно и есть. Поэтому вместо того, чтобы испытать свою удачу, она останется одинокой всю жизнь.

Используемый Клаудией способ маскирования не явля­ется необходимым и лишь наносит ей ущерб. Вместе с тем есть ряд способов маскировки, как бы внесенных в неписанный кодекс. Маскирующийся в соответствии с этим кодексом может испытывать отчаянное желание загово­рить языком тела, но это запрещено обычаем.

Образчиком такой ситуации может служить случай с нашей юной приятельницей, девушкой семнадцати лет, пришедшей как-то к моей жене за советом.

— Я каждый день возвращаюсь домой автобусом с одним парнем, он тоже выходит на моей остановке; я его не знаю, но он симпатичный, и мне хотелось бы познакомиться с ним; я знаю, что нравлюсь ему, но как нам подружиться?

Моя жена, женщина, умудренная опытом, посоветовала взять в следующую поездку пару громоздких тяжелых пакетов, а перед этим хорошенько потренироваться в спотыкании о ступеньку так, чтобы при выходе из автобуса пакеты выпали у нее из рук.

К моему удивлению, трюк сработал. Следствием инци­дента был единственно возможный ответ, поскольку на этой остановке из автобуса вышли только они. Он помог ей управиться с пакетами, и она была просто обязана сбросить маску. Он тоже мог перестать маскироваться, и когда они дошли до дома, она успела пригласить его на стакан кока-колы, ну и так далее.

Итак, в нужное время маска должна быть сброшена; это действительно необходимо сделать, если индивидуум хочет расти и развиваться как личность, если предстоит устано­вить имеющие большое значение отношения. Однако серь­езной проблемой для всех нас является го, что, привыкнув носить маску долгое время, так просто ее не сбросишь.

Иногда снять маску оказывается возможным только при условии, что взамен ее надевается следующая. Человек, надевший клоунский наряд для роли в любительской театральной постановке, нередко раскрепощается и спосо­бен прыгать, отпускать шутки и «дурачиться» с ловкостью и непринужденностью настоящего клоуна.

Маскировка, даваемая темнотой, позволяет некоторым из нас заниматься любовью без масок, тогда как другие используют для этой же цели маску анонимности.

Мне рассказывали мужчины-гомосексуалисты, что им приходилось сталкиваться с мужчинами, готовыми сразу же после случайного знакомства перейти к удовлетворе­нию сексуальных потребностей, не представляясь и не спрашивая имен своих партнеров. И когда я спрашивал, как можно вступать в столь интимные отношения, не зная имени партнера, ответ всегда был одинаков: «Но ведь это придаст ощущениям новый оттенок. Я могу расслабиться и делать что хочу. И в конце концов, мы не знаем друг друга, и никого не касается, что мы делаем или говорим».

До некоторой степени это справедливо и для случаев визитов мужчин к проституткам. Такая анонимность может оправдать себя, привнеся в отношения больше свободы.

Однако это все были простые примеры двойного маски­рования, создания второй защитной линии, позволяющей сбросить маску. Вместе с постоянной потребностью со­блюдать осторожность при использовании языка тела, строго контролировать посылаемые сигналы, нам также присуща парадоксальная тяга к тому, чтобы сигнализиро­вать необузданно и свободно, сообщая всему миру, кто мы и чего хотим, стремление возопить в пустыне и получить ответ, сбросить маску и посмотреть, является ли прятавша­яся за нею личность существом в своем праве, — короче говоря, нас тянет освободиться и пообщаться с другими.

Дата добавления: 2015-07-21