Именем закона

Такой невыразимый ужас обуял Бурта при виде той, которая, как ему

казалось, пала от его руки, что, рухнув к ногам своей жертвы, он лежал на

рельсах, стеная от страха, и даже не пытался ни бежать, ни оказать

сопротивление, когда майор вместе со своими спутниками схватил его, а

русский нигилист проворно и ловко связал ему руки носовым платком, проявив

при этом большую сноровку. Затем, не торопясь, извлек из недр своего

сюртука длинный блестящий нож, приставил его сначала к кончику носа

преступника, чтобы привлечь его внимание, и затем грозно помахал им в знак

того, что всякая попытка к бегству будет небезопасна.

- А эта женщина, кто же она? - спросил фон Баумсер, приподняв голову

убитой.

- Бедняжка! Кто бы она ни была, ей уже не открыть глаз, - сказал

майор, освещая фонарем бледное, застывшее лицо. - Видите, куда этот трус

нанес ей удар? Вероятно, смерть была мгновенной, и она даже не

почувствовала боли. А я бы ни секунды не усомнился в том, что это та самая

барышня, которую мы явились сюда спасать, если бы, благодарение богу, она

не стояла тут, перед нами, живехонька!

- А где же те-то, другие? - спросил фон Баумсер, вперяя взгляд в

темноту и бережно опуская голову девушки на землю. - Если в этой стране

справедливость есть, их за то, что они тут натворили, повесить должны.

- Они удрали, - сказал майор, - и преследовать их сейчас бесполезно:

местность эта нам незнакома, и мы не знаем, в каком направлении скрылись

преступники. Они же скатились с насыпи, как безумные! Эй! Это еще что за

чертовщина?

Восклицание это относилось к трем ярким светящимся точкам, которые

появились из-за поворота дороги и довольно быстро приближались, становясь

при этом все ярче. Затем из темноты послышался голос:

- Они здесь, ребята! Окружайте их! Смотрите, чтоб ни один не удрал!

И прежде чем майор или кто-нибудь из его друзей успел опомниться и

сообразить, в чем дело, все они были храбро взяты в плен теми доблестными и

несокрушимыми, как скала, представителями рода человеческого, которые

именуются английскими констеблями.

Нужна немалая отвага, чтобы, кинувшись в разбушевавшуюся морскую

стихию, бросить конец каната терпящему крушение судну. Не меньшая отвага

нужна и для того, чтобы, прыгнув за борт корабля, спасти утопающего, зная,

что каждую секунду в зеленой глуби океана может мелькнуть грозная тень, и

страшный хищник океанских джунглей, повернув вверх свое белое брюхо,

бросится на свою беззащитную жертву. И рядовому пехотинцу нужна отвага,

когда он, крепко сжимая в руках винтовку, твердо идет вперед, бок о бок со

своими товарищами, навстречу мчащимся, как вихрь, уланам. Но все это

меркнет перед делами нашего простого констебля, когда он темной ноябрьской

ночью, обходя свой участок, видит распахнутую настежь дверь,

останавливается, прислушивается и понимает, что настал час проявить все то

мужество, на какое он способен. Он должен действовать вслепую, наугад, во

мраке. Он должен один-одинешенек поймать этих отпетых головорезов, как крыс

в норе. Он должен быть готов пустить в ход свое нехитрое оружие против их

шестизарядного револьвера и кастета. Все эти мысли ураганом проносятся в

его голове. Он вспоминает жену и детей, оставленных дома, и невольно думает

о том, как было бы просто не заметить открытой настежь двери. И затем - как

же он поступает? Да, с сердцем, исполненным чувства долга, и со своей

простой дубинкой в руке он идет навстречу опасности, а нередко и смерти,

как и подобает благородному рыцарю-англичанину, чья возвышенная душа больше

страшится укоров совести, нежели кастета и пули.

Сие патетическое отступление имеет своей целью подчеркнуть тот факт,

что три дородных гэмпширских полицейских, пущенных по следу наших друзей

сметливым возницей из трактира "Летящий бык" и получивших возможность

самолично удостовериться в безусловно крайне подозрительном поведении

вышеупомянутых лиц, проявили поистине неукротимую энергию, и не успели Том,

майор и фон Баумсер опомниться, как они оказались в надежных и крепких

руках закона. Нигилист же, чья ненависть к закону была неистребима, так как

ничто на свете не в состоянии было убедить его в том, что при каких бы то

ни было обстоятельствах закон может оказаться на его стороне, выпрямился во

весь рост, прижав к бедру нож и всем своим видом показывая, что не

постесняется пустить его в ход. Не менее воинственную позу принял и его

приятель из Киля. По счастью, однако, внешность преступников и несколько

торопливых слов, сказанных майором, помогли полицейскому инспектору быстро

разобраться что к чему, и, тотчас перенеся свое внимание на Бурта, он в

мгновение ока надел на него наручники, после чего майор изложил ему уже во

всех подробностях обстоятельства дела.

- Кто эта молодая особа? - спросил полицейский, указывая на Кэт.

- Это та самая мисс Харстон, которую мы хотели спасти, ради чего и

прибыли сюда, и для которой, без сомнения, и предназначался удар,

поразивший насмерть другую бедняжку.

- Вам, пожалуй, лучше увести ее в дом, сэр, - сказал инспектор Тому.

- Очень вам благодарен, - сказал Том и, взяв Кэт под руку, повел ее

через парк к аббатству.

По дороге Кэт рассказала ему, как сначала понапрасну разыскивала свой

плащ и капор, которые, как оказалось, выкрала у нее Ребекка, а потом решила

пойти к условленному месту без них. Однако эти поиски задержали ее, и она

пришла чуточку позже назначенного часа. Под сухим дубом никого не

оказалось, но в глубине парка раздались голоса и шум шагов, и она пошла в

этом направлении, увидела открытую калитку, вышла за ограду, поднялась на

насыпь, и тут в лицо ей ударил свет фонаря и открыл ее присутствие как

друзьям, так и врагам. Впрочем, Кэт не успела довести своего повествования

до конца, ибо Том заметил, что она все тяжелее и тяжелее опирается на него,

и, подхватив ее на руки, понес к дому. Тяжкие испытания последних недель,

ужасные события этой ночи и нежданная радость избавления подорвали силы

Кэт. Том внес ее в дом, положил в столовой на кушетку, поближе к очагу, и,

заботливо склонившись над ней, призвал на помощь все свои скромные познания

в медицине, дабы облегчить ее состояние.

Тем временем полицейский инспектор, полностью уразумев положение дел,

с предельной четкостью и ясностью обрисованное ему майором, уже принимал

энергичные меры и стремительно отдавал распоряжения.

- Ты, констебль Джонс, отправляйся на станцию, - приказал он. -

Отправь телеграмму в Лондон: "Разыскиваются убийцы: Джон Гердлстон,

шестидесяти одного года, и его сын, двадцати восьми лет, проживающие на

Эклстон-сквер и имеющие контору в Сити, на Фенчерч-стрит". Потом добавь еще

описание: "Отец - рост 6 футов один дюйм, лицо продолговатое, черты лица

резкие, седые волосы, седые усы, глубоко посаженные глаза, нависшие брови,

сутулится. Сын - рост пять футов десять дюймов, смуглое лицо, черные глаза,

черные курчавые волосы, атлетическое телосложение, ноги кривоваты, одет

богато, носит в галстуке булавку с собачьей головой". По-моему, сойдет!

- Да, описание довольно точное, - заметил майор.

- Разошли телеграммы по всем железнодорожным станциям на этой линии,

чтобы везде были начеку. Пошли описания начальнику полиции в Портсмут, в

порту надо тоже установить наблюдение. Либо тут, либо там их должны

поймать!

- И поймают, - убежденно сказал фон Баумсер. - Побьюсь об заклад, что

поймают.

По счастью, желающих принять это пари не нашлось, и содержимое кармана

нашего друга не пострадало.

- Давайте-ка отнесем эту бедняжку в дом, - сказал инспектор, после

того как он весьма тщательно осмотрел землю вокруг трупа.

Убитую подняли и понесли обратно той же дорогой, какой она была

доставлена на железнодорожное полотно.

Бурт грузно шагал за ними следом под охраной полицейского. Нигилист

замыкал процессию. Острый взгляд его был прикован к Бурту, рука в любую

минуту готова была пустить в ход нож. Преступника надежно заперли в одну из

бесчисленных пустых комнат аббатства, а мертвую Ребекку отнесли наверх в ее

комнату и положили на постель.

- Мы обязаны обыскать дом, - заявил инспектор.

Миссис Джоррокс вызвали из ее спальни, и после того, как она упала в

обморок и была приведена в чувство, ей предложили сопровождать полицейских,

пока они будут производить обыск. Она подчинилась этому распоряжению с

растерянным и отупелым видом. Добиться от нее хотя бы слова было невозможно

до тех пор, пока вместе с полицейскими она не перешла в столовую, где ее

глазам предстала бутылка с остатками джина; тут она мгновенно обрела голос

и разразилась проклятиями по адресу всех присутствующих, начиная с

инспектора, и оказалась необычайно говорливой и изобретательной по части

брани. Немного облегчив себе душу, она закончила речь ослепительным

каскадом богохульств и, растолкав полицейских, бросилась обратно в свою

комнату и заперлась там, после чего из-за двери долгое время доносился

дробный стук пяток о пол, откуда можно было заключить, что миссис Джоррокс

катается по полу в истерике.

Однако к этому времени Кэт уже настолько оправилась, что нашла в себе

силы провести полицейских по дому и объяснить им, кто в какой комнате

проживал. Инспектор с большим интересом осмотрел убогую обстановку спальни

Кэт.

- Вы говорите, что провели здесь около трех недель? - спросил он.

- Почти месяц, - отвечала Кэт.

- Боже милостивый, не диво, что вы такая бледненькая, словно больная.

Один вид из окна чего стоит!

Инспектор, раздвинув шторы, вперил свой взор в расстилавшийся за окном

полумрак. Тусклый свет луны серебрил разбушевавшиеся волны, и в самом

центре этой серебряной дорожки покачивался одинокий рыбачий шлюп,

устремлявший к востоку свой бег, поставив под ветер небеленый парус. Острый

взгляд инспектора задержался на секунду на этом суденышке. Затем инспектор

опустил штору и отвернулся от окна. Могло ли прийти ему в голову, что

преступники, о розыске которых он объявил, избрали этот способ бегства и

уже ускользнули у него из-под носа!

Инспектор произвел самый тщательный обыск в комнатах Эзры Гердлстона и

его отца. Обе комнаты были прекрасно обставлены. На кроватях лежали

пружинные матрацы, пол устилали ковры. В спальне молодого коммерсанта,

кроме мебели, не было почти никаких вещей по той вполне понятной причине,

что он бывал в аббатстве лишь наездами. В комнате же старика инспектор

обнаружил много книг и бумаг. На небольшом квадратном столике лежал

вырванный из блокнота листок бумаги, весь исписанный цифрами. По-видимому,

Гердлстон подводил здесь печальный баланс своей фирмы. Рядом лежал

небольшой дневник в переплете из телячьей кожи. Инспектор пробежал глазами

одну страницу, и негодующий возглас сорвался с его губ.

- Хорошенькое дело. Послушайте только, что он тут пишет: "Ощущаю

движение божественной силы внутри себя". "Молился, чтобы господь вдохнул в

мою душу еще больше усердия к Священному писанию!" Да тут полно такого! -

продолжал инспектор, перелистывая страницы. - Этот старик, как видно,

лицемерил даже сам с собой. Ведь он же не предполагал, что этот дневник

попадет кому-нибудь в руки.

- Если его примут на небеса, там, должно быть, странная компания

собирается, - заметил фон Баумсер.

- А это еще что? - спросил инспектор, приподнимая носком сапога кучу

каких-то тряпок, сваленных в углу. - Да у него тут никак монашеская ряса!

При этих словах Кэт так и подскочила на месте.

- Значит, я все-таки видела его! - вскричала девушка. - А я совсем

было убедила себя, что мне это все почудилось.

- Что вам почудилось, барышня?

Кэт поведала о своем ночном приключении, и инспектор записал ее

рассказ.

- Ну и хитрый же пес этот старик! - сказал инспектор. - Ясное дело,

если бы ему удалось напугать вас насмерть, с этим как-никак легче было бы

примирить свою совесть, чем с обыкновенным убийством. Он рассказывал вам

все эти небылицы нарочно, чтобы у вас разыгралась фантазия, а сам обрядился

в этот балахон и подкарауливал вас - знал ведь, что рано или поздно вы

как-нибудь ночью попытаетесь отсюда удрать. Диво просто, что его план

сорвался - что вы не умерли от страха и не сошли с ума.

- Не думайте об этом больше, дорогая, - прошептал Том, заметив испуг,

промелькнувший в глазах Кэт при этих воспоминаниях. - Забудьте все эти

ужасы. Теперь вы в полной безопасности, а скоро будете на Филлимор-Гарденс,

в объятиях моей матери. А сейчас, мне кажется, вам бы надо лечь поспать.

- Вы правы, Том, я, пожалуй, лягу.

- Вы не боитесь спать в вашей комнате?

- Нет, теперь, когда вы здесь, рядом, я не боюсь ничего. Я была

уверена, что вы явитесь сюда, и весь вечер ждала вас.

- Прямо не знаю, как мне и благодарить наших друзей за помощь, которую

они мне оказали! - вскричал Том, обращаясь к своим спутникам.

- Это я должна благодарить их, - с чувством сказала Кэт. - Я обрела

истинных друзей. Кто после этого посмеет сказать, что времена рыцарства

канули в прошлое!

- Моя дорогая мисс Кэт, - сказал майор, отвешивая ей поклон с

врожденной грацией ирландца и дворянина. - Ваши слова согрели наши души.

Что касается меня, то я, как вам известно, лишь исполнял приказ: мне было

сказано "иди", и я пошел, - у меня ведь не было другого выбора. И тем не

менее вы, я надеюсь, не усомнитесь в том, что и я, наравне с моими

товарищами, не замешкался бы прийти на помощь даме, даже если бы миссис

Скэлли не владела всеми моими помыслами. Тобиас Клаттербек, дорогая мисс

Харстон, хотя и стар, но сердце его не настолько зачерствело, чтобы не

оттаять при известии об опасности, грозящей красоте.

И майор, излив свои чувства в такой возвышенной форме, приложил пухлую

руку к сердцу и поклонился снова и еще более изысканно, чем прежде. Трое же

иностранцев, стоя несколько поодаль, ограничились тем, что просияли самыми

задушевными улыбками и усердно закивали головой в подтверждение того, что

майор как нельзя лучше выразил обуревавшие их всех чувства, и в памяти Кэт,

когда она удалялась к себе после этой незабываемой ночи, надолго

запечатлелись улыбающиеся физиономии фон Баумсера, Бюлова и безымянного

русского, напутствовавших ее самыми добрыми пожеланиями.

Дата добавления: 2015-07-21