С. Мораль, общение, теория эксплуатации

Стр. 352. «Вы поступаете эгоистически, когда рассматриваете друг друга не как владельцев и не как босяков или рабочих, а как часть Вашего состояния, как полезных для Вас субъектов. Тогда Вы ничего не дадите ни владельцу, собственнику, за его достояние, ни Тому, кто трудится, но лишь Тому, кто Вам нужен. Нужен ли Нам король? — спрашивают себя североамериканцы. И отвечают: Для Нас он и его работа не стоят ни полуш­ки».

В противоположность этому он на стр. 229 упрекает «буржуазный период» в следующем:

«Вместо того, чтобы брать Меня таким, каков Я есть, обращают внимание только на Мою собственность, на Мои свойства и заключают со Мной брачный союз только ради Моего достояния, словно этот союз заключает­ся с тем, что Я имею, а не с тем, что Я собой представляю».

Иначе говоря, обращают внимание просто на то, что Я такое для других, на мою полез­ность, обращаются со Мной как с полезным субъектом. Санчо плюёт в колодец «буржуазно­го периода», чтобы только он один, в своём «Союзе», мог пить из этого колодца.

Если индивиды современного общества рассматривают друг друга как владельцев, как ра­бочих и, раз уж этого хочет Санчо, как босяков, то ведь это только и значит, что они рас­сматривают друг друга как полезных субъектов, — факт, в котором способен сомневаться только такой бесполезный индивид, как Санчо. Капиталист, который «рассматривает» рабо­чего «как рабочего», обращает внимание на него лишь потому, что ему нужны рабочие; та­ким же образом относится и рабочий к капиталисту, и точно так же американцы, по словам Санчо (жаль, что он не указал, из какого источника заимствовал он этот исторический факт), лишь потому не видят никакой пользы

— Из всего можно выколотить деньги. Ред.

_________________________ ЛЕЙПЦИГСКИЙ СОБОР. — III. СВЯТОЙ МАКС____________________ 409

в короле, что он им бесполезен в качестве рабочего. Пример Санчо, по обыкновению, весьма неудачен, ибо он в действительности доказывает как раз обратное тому, что Санчо хотел бы доказать.

Стр. 395. «Ты для Меня не что иное, как пища, точно так же и Меня Ты принимаешь в пищу и потребляешь. Мы находимся друг к другу только в одном отношении — в отношении взаимной пригодности, полезности, пользы».

Стр. 416. «Никто не является для Меня лицом, достойным уважения, даже и мой ближний; но просто, как и прочие существа» (!), «он является лишь предметом, к которому Я отношусь с участием или безучастно, кото­рый является интересным или неинтересным предметом, полезным пли бесполезным субъектом».

Отношение полезности, которое в «Союзе» должно быть единственным отношением ме­жду индивидами, тотчас же преобразуется во взаимное «поедание». «Совершенные христиа­не» «Союза» вкушают, разумеется, и причастие, но только не вместе друг с другом, а поедая друг друга.

В какой мере эта теория взаимной эксплуатации, которую До отвращения размазывал Бентам, уже в начале нашего века могла считаться пройденным этапом прошлого столетия, доказывает Гегель в своей «Феноменологии». Смотри там главу «Борьба просвещения с суе­верием», где теория полезности изображается как последний результат просвещения. Пред­ставляющееся совершенно нелепым сведение всех многообразных человеческих взаимоот­ношений к единственному отношению полезности — эта по видимости метафизическая аб­стракция проистекает из того, что в современном буржуазном обществе все отношения прак­тически подчинены только одному абстрактному денежно-торгашескому отношению. Эта теория возникла у Гоббса и Локка в эпоху первой и второй английской революции, этих пер­вых битв, которыми буржуазия завоёвывала себе политическую власть. У писателей-экономистов она встречается, конечно, уже и раньше в качестве молчаливой предпосылки. Подлинной наукой этой теории полезности является политическая экономия; своё истинное содержание она приобретает у физиократов, которые впервые превратили политическую экономию в систему. Уже у Гельвеция и Гольбаха мы находим идеализацию этого учения, вполне соответствующую оппозиционной роли французской буржуазии перед революцией. У Гольбаха вся деятельность индивидов в их взаимном общении, например речь, любовь и т. д., изображается в виде отношений полезности и использования. Таким образом, действи­тельные отношения, из которых он исходит, — это речь, любовь, определённые действенные проявления определённых

__________________ К. МАРКС И Ф. ЭНГЕЛЬС. — НЕМЕЦКАЯ ИДЕОЛОГИЯ. ТОМ I______________ 410

свойств индивидов. Но эти отношения не обладают здесь свойственным им специфическим значением, а служат выражением и проявлением некоего третьего, подставленного вместо них, отношения, именно отношения полезности или использования. Эта перефразировка пе­рестаёт быть бессмысленной и произвольной только тогда, когда для индивида его отноше­ния имеют значение не сами по себе, не как самодеятельное проявление, а как маски, — од­нако как маски не категории использования, а некоей действительной третьей цели и отно­шения, называемого отношением полезности.

Словесный маскарад имеет смысл лишь тогда, когда он является бессознательным или сознательным выражением действительного маскарада. В данном случае отношение полез­ности имеет вполне определённый смысл, именно тот, что я извлекаю пользу для себя, при­чиняя ущерб другому (exploitation de l'homme par l'homme*); далее, в этом случае польза, из­влекаемая мной из какого-нибудь отношения, чужда вообще данному отношению, подобно тому как выше, говоря о способ-кости, мы видели, что от каждой способности требуется чу­ждый ей продукт; это — отношение, определяемое общественными отношениями, — а оно-то как раз и есть отношение полезности. Всё это действительно имеет место у буржуа. Для него только одно отношение имеет самодовлеющее значение — отношение эксплуатации; все прочие отношения существуют для него лишь постольку, поскольку он может подвести их под это единственное отношение, и даже там, где он встречает такие отношения, которые нельзя прямо подчинить отношению эксплуатации, он подчиняет их данному отношению, но крайней мере, в своём воображении. Материальным выражением этой пользы являются деньги — представитель стоимости всех вещей, людей и общественных отношений. Впро­чем, нетрудно с первого же взгляда заметить, что категория «использования» абстрагирована от действительных отношений общения, в каких я нахожусь с Другими людьми, а вовсе не из рефлексии и одной только воли. и что затем, — при посредстве чисто спекулятивного ме­тода, — эти отношения выдаются, наоборот, за действительность данной, отвлечённой от них же самих категории. Совершенно таким же образом и с таким же правом Гегель изобра­зил все отношения в виде отношений объективного духа. Таким образом, теория Гольбаха есть исторически правомерная философская иллюзия насчёт поднимавшийся тогда во Фран­ции буржуазии, чью жажду эксплуатации ещё можно было изобра-

— эксплуатация человека человеком. Ред.

_________________________ ЛЕЙПЦИГСКИЙ СОБОР. — III. СВЯТОЙ МАКС____________________ 4П

жать как жажду полного развития индивидов в условиях общения, освобождённого от ста­рых феодальных пут. Впрочем, освобождение, как его понимает буржуазия, — т. е. конку­ренция, — являлось для XVIII века единственным возможным способом открыть перед ин­дивидами новое поприще более свободного развития. Теоретическое провозглашение созна­ния, соответствующего этой буржуазной практике, — сознания взаимной эксплуатации — всеобщим взаимоотношением между всеми индивидами, было также смелым и открытым шагом вперёд, было просвещением, раскрывающим земной смысл политического, патриар­хального, религиозного и идиллического облачения эксплуатации при феодализме, облаче­ния, которое соответствовало тогдашней форме эксплуатации и было систематизировано в особенности теоретиками абсолютной монархии.

Если бы даже Санчо сделал в своей «Книге» то же самое, что в прошлом столетии сделали Гельвеций и Гольбах, то и это было бы смешным анахронизмом. Но мы уже видели, что на место деятельного буржуазного эгоизма он поставил хвастливый, согласный с собой эгоизм. Его единственная — да и то вопреки его воле и без его ведома — заслуга заключается в том, что он выражает чаяния современных-немецких мелких буржуа, стремящихся стать настоя­щими буржуа. Вполне естественно, что мелочности, робости и ограниченности практических выступлений этих бюргеров соответствует крикливое, шарлатанское и фанфаронское высту­пление «Единственного» среди их философских представителей; действительным взаимоот­ношениям этих бюргеров вполне соответствует то, что они и знать не хотят о своём теорети­ческом крикуне, а он ничего не знает о них, что они находятся в разладе друг с другом, и он вынужден проповедовать согласный с собой эгоизм. Теперь Санчо, может быть, поймёт, ка­кой пуповиной связан его «Союз» с Таможенным союзом¹¹⁷.

Успехи теории полезности и эксплуатации, её различные фазисы тесно связаны с различ­ными периодами развития буржуазии. У Гельвеция и Гольбаха она, по своему действитель­ному содержанию, никогда не выходила далеко за рамки перефразировки того способа вы­ражения, который употребляли писатели времён абсолютной монархии. Она была у них лишь иным способом выражения, скорее желанием свести все отношения к отношению экс­плуатации, уяснить общение людей из их материальных потребностей и способов их удовле­творения, — была, скорее, желанием, чем его осуществлением. Задача была поставлена. Гоббс и Локк имели перед глазами как прежнее развитие голландской буржуазии (оба они жили одно время в

__________________ К. МАРКС И Ф. ЭНГЕЛЬС. — НЕМЕЦКАЯ ИДЕОЛОГИЯ. ТОМ I______________ 412

Голландии), так и первые политические выступления английской буржуазии, посредством которых она разрывала рамки местной и провинциальной ограниченности, и сравнительно развитую уже ступень мануфактуры, морской торговли и колонизации; особенно это отно­сится к Локку, сочинения которого относятся к первому периоду английской политической экономии, к периоду возникновения акционерных обществ, Английского банка и морского владычества Англии. У них, и в особенности у Локка, теория эксплуатации ещё непосредст­венно связана с экономическим содержанием.

Гельвеций и Гольбах имели уже перед собой, помимо английской теории и предшество­вавшего развития голландской и английской буржуазии, также и боровшуюся ещё за своё свободное развитие французскую буржуазию. Характерный для всего XVIII столетия ком­мерческий дух охватил, особенно во Франции, в форме спекуляции все классы. Финансовые затруднения правительства и вытекавшие отсюда споры о налоговом обложении занимали уже тогда всю Францию. К этому присоединялось ещё то, что Париж был в XVIII столетии единственным мировым городом, единственным городом, в котором имело место личное общение представителей всех наций. Эти предпосылки в соединении с более универсальным характером, который вообще присущ французам, придали теории Гельвеция и Гольбаха её своеобразную универсальную окраску, но лишили её, вместе с тем, положительного эконо­мического содержания, которое мы находим ещё у англичан. Теория, которая ещё у англичан была просто констатированием известного факта, становится у французов философской сис­темой. Этот лишённый положительного содержания общий взгляд, который мы находим у Гельвеция и Гольбаха, существенно отличается от полноты содержания, которая впервые обнаруживается у Бентама и Милля. Первая теория соответствует борющейся, ещё не разви­той буржуазии, вторая — буржуазии господствующей и развитой.

Оставленное в стороне Гельвецием и Гольбахом содержание теории эксплуатации было развито и систематизировано физиократами — современниками Гольбаха; но так как по­следние основывались на неразвитых экономических отношениях Франции, где ещё не был сломлен феодализм, при котором главную роль играет землевладение, то они были настоль­ко в плену феодальных воззрений, что считали землевладение и земледельческий труд той [производительной силой], которая определяет весь строй общества.

Дальнейшим своим развитием теория эксплуатации обязана в Англии Годвину и в осо­бенности Бентаму, который

_________________________ ЛЕЙПЦИГСКИЙ СОБОР. — III. СВЯТОЙ МАКС____________________ 413

оставленное французами в стороне экономическое содержание снова постепенно включал в своё поле зрения, — по мере того, как буржуазия пробивала себе путь и в Англии и во Фран­ции. «Политическая справедливость» Годвина была написана во время террора, а главные произведения Бентама — во время французской революции и после неё, одновременно с развитием крупной промышленности в Англии. Полное соединение теории полезности с по­литической экономией мы находим, наконец у Милля.

Политическая экономия, которая прежде разрабатывалась либо финансистами, банкирами и купцами, т. е. вообще лицами, непосредственно имевшими дело с экономическими отно­шениями, либо же людьми всестороннего образования, как Гоббс, Локк, Юм, для которых она имела значение одной из отраслей энциклопедического знания, — эта политическая эко­номия только благодаря физиократам превратилась в особую науку и с тех пор стала разра­батываться как таковая. В качестве особой специальной науки она включила в себя осталь­ные — политические, юридические и т. д. — отношения, в той мере, в какой она свела их к экономическим отношениям. Но она считала это подчинение всех отношений себе лишь од­ной стороной этих последних, а в остальном сохраняла за ними известное самостоятельное значение и вне политической экономии. Полное подчинение всех существующих отношений отношению полезности, безусловное возведение этого отношения полезности в единствен­ное содержание всех прочих отношений мы находим впервые у Бентама, у которого, после французской революции и развития крупной промышленности, буржуазия выступает уже не в качестве особого класса, а в качестве того класса, условия существования которого явля­ются условиями существования всего общества.

Когда были исчерпаны сентиментальные и моральные парафразы, составлявшие у фран­цузов всё содержание теории полезности, для дальнейшего её развития оставалось ещё толь­ко ответить на вопрос, каким путём возможно использование, эксплуатация индивидов и от­ношений. Между тем ответ на этот вопрос был уже дан в политической экономии, так что единственно возможный шаг вперёд состоял в том, чтобы включить в эту теорию экономи­ческое содержание. Этот шаг сделал Бентам. По в политической экономии уже была выска­зана мысль, что главные отношения эксплуатации определяются независимо от воли отдель­ных лиц производством в целом и что отдельные индивиды уже находят их в наличии. По­этому теории полезности не оставалось никакого другого объекта для

__________________ К. МАРКС И Ф. ЭНГЕЛЬС. — НЕМЕЦКАЯ ИДЕОЛОГИЯ. ТОМ I______________ 414

спекулятивных размышлений, кроме позиции отдельных лиц относительно этих главных общественных отношений, кроме частной эксплуатации наличного мира отдельными инди­видами. На этот счёт Бентам и его школа разразились пространными моральными рассужде­ниями. Благодаря этому вся критика существующего мира, данная теорией полезности, так­же приобрела ограниченный характер. Замкнутая в кругу буржуазных условий, она была в силах критиковать лишь те отношения, которые оставались от какой-нибудь прошлой эпохи и мешали развитию буржуазии. Поэтому, хотя теория полезности и устанавливает связь всех существующих отношений с экономическими, она делает это лишь ограниченным образом.

Теория полезности носила с самого начала характер теории общеполезности, однако с этой стороны она наполнилась содержанием лишь тогда, когда стали рассматриваться эко­номические отношения, в особенности разделение труда и обмен. При разделении труда ча­стная деятельность отдельного лица становится общеполезной; бентамовская общеполез­ность сводится к той самой общеполезности, которая вообще проявляется в конкуренции. Благодаря тому, что включены были экономические отношения земельной ренты, прибыли и заработной платы, стали рассматриваться и определённые отношения эксплуатации, приме­няемой отдельными классами, так как способ эксплуатации зависит от жизненного положе­ния эксплуатирующего. До этого пункта теория полезности могла опираться на определён­ные общественные факты; дальнейшие же её рассуждения о способе эксплуатации сводятся к пустому морализированию.

Экономическое содержание постепенно превратило теорию полезности в простую аполо­гию существующего, в доказывание того, что при данных условиях теперешние отношения людей друг к другу являются-де наиболее выгодными и наиболее общеполезными. Такой характер она носит у всех новейших экономистов.

Но если теория полезности обладала хотя бы тем преимуществом, что в ней намечалась связь всех существующих отношений с экономическими основами общества, то у Санчо она потеряла всякое положительное содержание; абстрагированная от всех действительных от­ношений, она сводится у него к пустой иллюзии отдельного бюргера насчёт его личной «смышлёности», с помощью которой он рассчитывает эксплуатировать мир. Впрочем, Санчо лишь в очень немногих местах занимается теорией полезности даже в этом разжиженном ви­де; почти вся «Книга» заполнена, как мы видели, согласным с собой эгоизмом, т. е.

_________________________ ЛЕЙПЦИГСКИЙ СОБОР. — III. СВЯТОЙ МАКС____________________ 415

иллюзией насчёт этой иллюзии мелкого буржуа. Но даже и эти немногие места Санчо, в кон­це концов, превращает, как мы еще увидим, в пустые фразы.

Дата добавления: 2015-07-20