Читайте также:
|
|
После войны я несколько раз получал письма от Мустафина с просьбой рассказать о том, что я помню о Мусе. Но если все, что я помню, написать - нужно довольно много времени, которого у меня до самого последнего момента было немного. Я первый год, как вышел на пенсию, и потому раньше у меня не доходили руки.
Прежде всего, хочется сказать несколько слов о книге Мустафина «По следам поэта-героя», которую он мне прислал. (...) Конечно, его выводы основаны на рассказах очевидцев, но многие из них преувеличивают. Например, Мерецков, Вучетич в свое время подтверждали версию, что Муса в составе 2-й Ударной армии был зажигательным поэтом, что его стихами зачитывались бойцы, что все ждали его газетных выступлений. Это преувеличение. Я помню только одно стихотворение Мусы, написанное на русском языке, - «Весенние резервы Гитлера». Оно было опубликовано в «Отваге». Может быть, было еще два-три, но тогда особого впечатления они не произвели. Дело в том, что переводить его стихи с татарского было некому. Мне кажется, главное, что Муса славится не своей деятельностью в редакции «Отвага», а своей последующей судьбой моабитского пленника. И добавлять к этому ничего не надо.
Муса Залилов был немного постарше нас. Это был скромный, сдержанный в проявлении своих эмоций человек. Он редко сердился: не могу припомнить ни одного случая, чтобы его что-то особенно раздражало, чем-то он был недоволен. У нас в редакции всякие люди были - и очень веселые, и язвительные. Он к числу их не относился. Производил впечатление человека сдержанного, замкнутого. В сущности, он в тех условиях таким и был, он не относился к числу людей, которые быстро сходятся с окружающими. Держался в основном особняком. Наверное, потому, что был старше нас. Не помню, чтобы он близко сходился даже с теми людьми, с кем жил в одной землянке. Даже с Львом Моисеевым, заместителем редактора, который привел его из Малой Вишеры, у них не было особой дружбы. И мы, в свою очередь, тоже относились к нему, как старшему товарищу.
Несмотря на свою замкнутость, он был человеком положительным во всех отношениях. Он всегда был вместе с коллективом, хотя особенно в нем не выделялся, как, например, веселый и общительный Михаил Яковлевич Каминер, который очень скрашивал наши особо трагические минуты. Джалиль на правах старшего снисходительно к нам приглядывался, был очень толковым членом коллектива и относился ко всем очень доброжелательно. В нашем коллективе сложилась атмосфера исключительной доброжелательности во взаимоотношениях друг с другом, в отношении к делу, к работе, к тем обязанностям, которые у каждого были. Так что Муса был достойным членом коллектива, и мне думается, что эта обстановка дружбы, взаимоотношений, которая у нас сложилась, в какой-то мере предопределила дальнейшую судьбу нашего Мусы Джалиля.
Первое время он присматривался к делам. Одним из первых его заданий было посещение штаба, политотдела. Редактор Николай Дмитриевич Румянцев, учитывая, что он новичок, поручил Мусе ознакомиться с обстановкой, с сотрудниками газеты, с работниками политуправления армии. Кроме этого, Муса любил посещать госпитали. И Румянцев поощрял это. В госпиталях находились интересные люди, которые только что вышли из боя. Они могли рассказать много подробностей, о которых даже на передовой не всегда узнаешь - там не до этого. Как это ни странно, но иногда наиболее интересную информацию мы получали не из частей, а именно от очевидцев событий, которые оказывались в госпитале. Многие из заметок Джалиля посвящены именно таким людям. Встречались рассказы о медработниках, о госпитале.
Хорошо помню, что у Мусы были записные книжки, очень похожие на те, которые теперь всем известны. В них он постоянно делал какие-то записи. Не исключено, что некоторые из стихов Моабитского цикла он написал еще будучи в редакции. Свидетельство тому я нашел в самих стихах. Например, взять стихотворение о том, как мальчишка-шалун не мог дотянуться до звонка и попросил позвонить прохожего дядю. Когда же тот помог, мальчишка зовет его удирать вместе с ним. Так вот я помню случай, который мог послужить поводом для написания этого произведения. Подобный анекдот рассказал как-то в редакции Каминер. Это был заводной парень, служил у нас притчей во языцех. Никогда ни на что не обижался, был остроумным. И вот он-то рассказал о том, как мальчишка обманул взрослого человека, заставив его позвонить в чужую квартиру. Джалиль присутствовал, и ему, как и нам всем, очень понравился этот рассказ. Все мы тогда долго смеялись. Видимо, тогда Муса и написал свое стихотворение.
Надо сказать, что многие из датировок, стоящих под стихами Джалиля, у меня вызывают сомнение. Так, например, некоторые датированы июлем 1942 г. Если учесть, что Муса попал в плен после 25 июня, будучи раненым, ясно, что в таком состоянии он не мог писать стихов. Позднее это было или раньше, до пленения.
Среди материалов последнего номера «Отваги», который так и не увидел свет, у меня сохранилась последняя заметка Джалиля, которую он написал на свободе. Написана она уже в последние часы до выхода нашей армии из окружения. Заметка о связистах. Муса был в одном из штабных подразделений связи, которые до самого последнего момента поддерживали связь между армейскими подразделениями, а также со штабом фронта. Вот он и описывает, как в таких тяжелых условиях в районе Мясного Бора, в самом перешейке, связисты обеспечивают боевую связь. Заметка сохранилась у меня отпечатанной на машинке. Не исключено, что Джалиль сам ее напечатал или продиктовал прямо из блокнота машинистке Вале Старченко. Обрабатывать ее было уже некогда - вражеские автоматчики прорвались в расположение редакции. Заметка не была набрана, как некоторые из последнего номера, на ней не осталось отпечатков пальцев наборщика.
В ней названо много имен: командир подразделения связи майор Айзенберг, старший политрук Темин, старший лейтенант Черкас, красноармейцы Лунев, Пастухов, Стерликов, Швыдкин, Мильцаев, Лосев, Мифтеев. Под заметкой поставлена подпись капитана Кубасова, от имени которого Залилов ведет рассказ.
Обыкновенная вроде бы заметка. Обыкновенная, да не очень! Как старательно перечисляет Джалиль новые для него имена, словно опасаясь оставить кого-то неотмеченным. С каким вниманием присматривается он к тем, кто творит повседневный ратный подвиг. Как знать, может быть, выжил в крошеве войны кто-нибудь из тех, кого называл Джалиль в своей последней заметке, кто в ту трагическую минуту и не подозревал о соприкосновении с человеком, которому суждено было самому превратиться в сверкающую легенду...
Дата добавления: 2015-07-20; просмотров: 44 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
ЧУДОМ УЦЕЛЕВШИЕ СТРАНИЧКИ | | | Из дневника В.А. Кузнецова |