Читайте также:
|
|
Уже пора спать, а моя мама все еще на свидании с мужчиной, которого бросит в следующем месяце.
Переодевшись в пижаму, умывшись и почистив зубы, я достаю конверт из ящика стола. Он лежит именно там, где должен лежать согласно записке. Клапан изрядно потрепан от частого открывания и закрывания.
Я знаю, что нашла содержимое этого конверта почти четыре месяца тому назад. Знаю и то, что до сих пор почти ничего не сделала с этой информацией.
Высыпав фотографии и открытки на покрывало, я начинаю медленно и методично просматривать их. Фотографии из отпусков, снимки во дворе за домом, праздники. Счастливая семейка, да и только.
Глядя на улыбающееся лицо своего отца, я вновь возвращаюсь к единственному воспоминанию о нем, оставшемуся у меня в будущем. Страшное воспоминание преследует меня.
Не знаю, как я туда попала. Я просто стою там, в толпе скорбящих, по‑разному переживающих свое горе.
Похожий на кирпичную стену мужчина едва сдерживает слезы, мужчина помоложе с прической, модной в восьмидесятые, открыто плачет. Моя бабушка, промокшая под дождем, убитая горем, совершенно сломлена. Рядом со мной рыдает мама. Она выглядит совсем молодой и… беззащитной. Женщина в платье с глубоким вырезом пытается крепиться, возможно, ради маленького мальчика, стоящего перед ней. Даже каменная статуя слева от меня оплакивает неизвестного мне почетного гостя кладбища.
Из записей мне известно, что раньше я думала, будто это похороны моего отца. Сейчас я могу только горько усмехнуться над собой, потому что помню: отец пришел чуть позже и встал в задних рядах, в стороне от моей и своей матери.
Я смотрю на него и вижу, как он пытается овладеть собой, в то время как священник, которого я не слышу, читает свою проповедь.
Я помню, что хочу отвернуться, – и вижу вдалеке кладбищенского сторожа, который наблюдает за нами. Наблюдает за мной.
Он стоит перед замаскированной под склеп сторожкой для инструментов и улыбается. Это не кривая вымученная гримаса, такая улыбка рождается в глубине сердца, когда хочешь подбодрить кого‑то, но можешь только улыбнуться.
Мне хочется подбежать и пнуть его ногой, но я не трогаюсь с места. Я смотрю на него в упор до тех пор, пока он не отшвыривает сигарету и не скрывается в своем сарае.
Похороны закончены, и мой отец уходит.
Бабушка уходит.
Человек‑кирпич уходит.
Я поворачиваюсь, чтобы уйти вместе с мамой, но по‑прежнему не смотрю на могилу. Пытаюсь изо всех сил, но не смотрю.
Что‑то в глубине души не позволяет мне вспомнить, кто лежит в этой яме.
Я вспоминаю о Люке.
Нет, это не может быть он.
Вряд ли мой отец вернулся бы после стольких лет отсутствия на похороны моего бойфренда. И при чем тут моя бабушка? Нет, не сходится.
Это не он.
Опустошенная событиями сегодняшнего дня и тяжестью грядущего, я собираю рассыпанные передо мной фотографии и открытки в аккуратную пачку и кладу обратно в манильский конверт. Закрываю металлические держатели, чтобы конверт не раскрылся, и снова убираю его в выдвижной ящик стола.
Быстро забравшись под одеяло, я перечитываю недавно составленную записку, желая удостовериться, что ничего не забыла. Добавляю несколько деталей о Страшном воспоминании.
Не знаю зачем.
Я слышу, как начинает подниматься дверь гаража – мама вернулась. Вместо того чтобы дождаться, пока она зайдет пожелать мне спокойной ночи, я кладу записку на ночной столик, выключаю лампу и отворачиваюсь лицом к стене.
Два вопроса мечутся у меня в голове.
Почему я не помню Люка?
Чьи это похороны?
Некоторое время я с закрытыми глазами наблюдаю за этим теннисным матчем мыслей, а потом слышу, как мама осторожно приоткрывает дверь в мою комнату и еле слышно шепчет:
– Спокойной ночи, дорогая Лондон.
Ее слова действуют на меня как снотворное – я мгновенно расслабляюсь.
Теннисный матч заканчивается. Побеждает любовь. И никакого решения.
Но я почему‑то все равно засыпаю.
Дата добавления: 2015-07-20; просмотров: 47 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Глава двадцатая | | | Глава двадцать вторая |