Глава тринадцатая. Люку почти удалось отвлечь меня, по крайней мере до тех пор

Люку почти удалось отвлечь меня, по крайней мере до тех пор, пока мы не прошли между рядами машин и не остановились возле его…

Минивэна.

Люк громко хохочет, заметив, с каким остолбенением я разглядываю эту типичную машину американской мамочки. Очевидно, это и в самом деле когда‑то была машина его американской мамочки, по крайней мере до тех пор, пока она не сменила это чудо на «потрясающе экономичный» внедорожник.

Люк говорит, что так оно и было, и заводит двигатель, а я продолжаю беспечно радоваться тому, что мы едем обедать к нему домой вместо традиционного похода в пиццерию или еще куда‑нибудь. Оказывается, мать Люка сегодня взяла его младших сестренок и поехала с ними в город покупать одежду.

Оказывается, у него есть младшие сестренки.

– А твой отец – он твой настоящий отец? – спрашиваю я, когда мы отъезжаем с парковки.

– Да, а что? А, ты это к тому, что у нас с сестрами большая разница в возрасте?

– Ну да. Огромная разница. Вот я и решила, что, возможно, у твоей мамы это второй брак.

– Ты почти угадала. Она была замужем два раза, но оба раза за моим отцом, – отвечает Люк таким тоном, словно ему очень не хочется об этом говорить. Тем не менее он продолжает: – Когда я родился, мы жили в Чикаго. Ты не поверишь, но мои родители любили друг друга со школы. Они поженились совсем юными, сразу после окончания школы. Представляешь? – спрашивает он, вовсе не ожидая моего ответа. – В общем, когда я родился, им было около двадцати одного. Мои родители любят говорить, что в период первого брака они были бедны деньгами, но богаты любовью. Это звучит так старомодно, – фыркает он, но я отлично вижу, что он вовсе не считает это старомодным. – Короче говоря, они жили в подвальном этаже у моих дедушки с бабушкой, пытались устроить моего отца в юридическую школу, что в конце концов им удалось. Потом мой отец закончил эту школу, и его пригласили в крупную юридическую фирму в Нью‑Йорке. Мы переехали туда, когда мне было лет пять или около того. Мама любила таскать меня по всему городу. Это было здорово. Вскоре мой отец стал партнером владельца фирмы, и родители начали ссориться, потому что папа стал много времени проводить на работе. Точнее сказать, он там просто пропадал. На протяжении нескольких лет я его вообще не помню дома.

«По крайней мере, ты его хоть как‑то помнишь!» – думаю я про себя.

Люк сворачивает с магистрали и едет к новенькому кварталу, виднеющемуся на другой стороне шоссе с моей стороны. Оказывается, мы с ним почти соседи!

– Когда мне было десять, они развелись, – продолжает Люк. – Два года я вообще не видел отца. Он только посылал мне открытки и подарки на день рождения…

Я вздрагиваю.

–…и, разумеется, выплачивал пособие на мое содержание. Мы переехали в Бостон. Мама начала работать в мебельном магазине. Она вкалывала, как проклятая, поэтому на лето меня отправляли к дяде с тетей.

Люк замолкает и как‑то странно косится на меня, словно ждет, что я что‑то скажу. Я смущенно смотрю на него до тех пор, пока он снова не отворачивается к дороге. Не знаю, что он про меня думает, но все‑таки продолжает рассказывать.

– А в один прекрасный день папа приехал с цветами и уговорил маму принять его обратно. Она согласилась, и тогда он нашел себе работу в Бостоне, в совсем маленькой фирме, зато каждый вечер в половине шестого он был уже дома, словно никакого Нью‑Йорка и в помине не было. Я понимаю, это все звучит странно, но такие уж у меня родители. Ну а потом настал прекрасный день, когда они огорошили меня сообщением, что ждут двойняшек.

– Похоже на кино, – замечаю я.

Люк смеется и говорит:

– Да ладно, я уверен, что жизнь каждого из нас – это готовый сюжет для фильма!

Он говорит это так, словно заглянул мне в душу.

Вскоре мы выруливаем на подъездную дорожку к зданию, которое вполне может сойти за небольшой особняк.

– Круто, – ахаю я. – Красивый дом.

– Да, нам нравится, – отвечает Люк. Затем, очевидно почувствовав необходимость объяснить, откуда у его семьи такой огромный дом, он добавляет: – Здесь жилье дешевле, чем в Бостоне. Или в Нью‑Йорке. Или в Чикаго, – смеется он.

– Наверное, – отвечаю я, еле заметно улыбаясь воспоминанию о своей первой покупке дома. – В любом случае очень красивый дом. Тебе нечего стыдиться.

– А я и не стыжусь, – отвечает он. – Просто не хочу, чтобы ты считала меня избалованным богатым мальчиком.

– Возможно, я бы так и подумала, если бы ты водил что‑нибудь поприличнее старого маминого минивэна, – шучу я.

– По крайней мере, у меня хоть какая‑то машина есть, – отшучивается Люк. По дороге он спросил меня, не хочу ли я сесть за руль. Сказать, что у меня нет машины, всегда проще, чем признаться, что у меня нет прав.

– Тоже верно, – смеюсь я, отстегивая ремень. Потом иду в дом следом за Люком.

Пока он готовит на кухне сэндвичи, я изучаю каминную полку в библиотеке, сплошь заставленную вставленными в рамки фотографиями Люка и его сестричек.

Я чувствую укол ревности при виде этого счастливого семейства.

Одна фотография, на которой запечатлен Люк в возрасте лет одиннадцати или двенадцати, привлекает мое внимание, я стараюсь отвести взгляд, но она притягивает меня, словно магнит. Судя по всему, в этот период Люк отдавал дань образу крутого парня. Это похоже на эффект крушения поезда: я понимаю, что не надо смотреть, но не могу перестать это делать.

Наконец я заставляю себя переключиться на фотографии близняшек.

– Они просто чудо, – говорю я, когда Люк приносит обед.

– Да, они такие. Ты бы видела их в реальной жизни! Они все время болтают такой уморительный вздор! – Он весь сияет, и мне приятно думать о нем как о старшем брате двух очаровательных маленьких дам. – Как‑нибудь ты их непременно увидишь, – добавляет он. – Угощайся, – он пододвигает ко мне тарелку.

– Я не знала, что ты занимался спортом, – говорю я, перед тем как откусить кусок лучшего в мире сэндвича с индюшкой.

Люк мрачнеет, и я с ужасом понимаю, что он мог рассказывать мне об этом раньше. Однако он отвечает:

– Нужно держать тебя подальше от этих фотографий!

– Почему? Они очень милые, – шамкаю я с набитым ртом, любуясь фотографией Люка в окружении членов его команды. Он выглядит странно неуместно в стайке будущих звезд «Лиги плюща», но при этом на удивление непринужденно.

– Ха‑ха‑ха, – сухо отвечает Люк, но потом улыбается и говорит: – Вообще‑то я не большой фанат командных видов спорта, но мне нравилось быть членом команды. Ты никогда не узнаешь, что такое холод, если тебя не окунут в реку Чарльз в шесть утра!

Мы смеемся и заканчиваем обед, а потом Люк проводит для меня краткую экскурсию по дому. Что и говорить, дом роскошный, и в каждой новой комнате я ищу следы Люка.

Здесь он делает уроки. Вот тут смотрит телевизор. Здесь играет в видеоигры. Тут ужинает.

Наверху расположены четыре спальни, объединенные общей подковообразной галереей над главной лестницей. В одном углу спальня родителей, рядом с ней комната близняшек. Дальше гостевая спальня.

И, наконец, комната Люка.

У меня слегка сжимается сердце, когда я вижу темное дерево и темно‑синие стены, резко контрастирующие со светлыми тонами всего остального дома. Вижу потрепанную гитару, прислоненную к низкому креслу в углу. На одной стене висит огромная картина маслом – ухо девушки. Это очень необычно и очень красиво, но мне не дает покоя один вопрос – чье это ухо? И второй вопрос: не хочет ли Люк нарисовать мое?

Наброшенное сверху одеяло демонстрирует весьма жалкую попытку застелить постель, и мне неудержимо хочется подбежать поближе и понюхать подушки.

Но я все‑таки пересиливаю себя.

У нас мало времени, поэтому я не захожу в комнату дальше порога, а Люк слишком быстро уводит меня прочь от единственного места, в котором мне хочется находиться.

– Пора ехать, – мягко напомнил он. – Я не хочу, чтобы у тебя были неприятности.

Я нехотя соглашаюсь, но, когда мы спускаемся по широкой лестнице и выходим к минивэну, меня мучительно тянет к нему в спальню.

В этой комнате слишком много Люка. Я хочу побыть в ней подольше.

Мы возвращаемся в школу в уютном молчании, а потом, держась за руки, заходим внутрь.

Посреди коридора, перед тем как разойтись в разные стороны, Люк поворачивается ко мне.

– Давай погуляем в субботу вечером?

– Давай, – отвечаю я, кажется, даже раньше, чем он успел закончить свой вопрос. Я робко улыбаюсь, а Люк смеется мне в ответ, и, прежде чем я успеваю сообразить, что происходит, он быстро, но крепко целует меня в губы.

И тогда я улыбаюсь по‑настоящему.

– До встречи, – говорит Люк и уходит в ту сторону, где у него будет следующий урок.

– Пока, – еле слышно шепчу я.

Я не трогаюсь с места, смакуя это мгновение. А потом, как раз в тот момент, когда я собираюсь повернуться, чтобы идти на историю, мне на глаза попадается знакомая фигура. На другом конце коридора, возле автомата с газировкой, стоит Джейми и в упор смотрит на меня.

И в ее взгляде я безошибочно читаю одно чувство.

Ревность.

Я машу Джейми рукой, и она машет мне в ответ, но в ее простом жесте чего‑то недостает. Я хочу подойти к ней и поговорить, но не успеваю сделать шаг, как Джейми поворачивается ко мне спиной и уходит.

Тут я вспоминаю, что вот‑вот прозвенит звонок, поэтому разворачиваюсь и иду на историю, но с каждым шагом на меня все сильнее давит груз перемен, произошедших в моей жизни сегодня.

Дата добавления: 2015-07-20