Читайте также: |
|
*………*………*
Августовским темным вечером мы с Колькой, нет с Васькой Павлухиным шли по площади, около овражка. Смотрим мешок лежит то ли с картошкой, то ли еще с чем. Развязали – яблоки! Вот так находка! Притащили мы этот мешок к нам, увидел отец, говорит: «Яблоки не ваши, их кто-то потерял, поэтому пока их не трогайте. Не найдется хозяин – тогда они ваши. Дня 2-3 надо подождать. Так и есть: в этот же вечер хозяин яблок объявился – мужик из деревни Николаевки. Он купил их на базаре в Казани, вез домой и потерял. Яблоки он забрал, а нам с Васькой насыпал килограмма по 2 сладких яблок. Было это наверное в 31 г.
*………*………*
Должно быть в 1932 г. пановские мужики, в том числе мой отец, разделывали в лесу делянку. Каким то путем отец промахнулся и разрубил топором себе ногу. Рана была глубокая. Он не мог ходить долго, лежал на кровати в сенях. Надо косить сено, а отец не может, надо жать рожь, а ему не встать. Помогал дядя Александр, ну и мы с матерью работали. Нет то нет нога зажила к осени.
*………*………*
Пшеницу в нашем селе никогда не сеяли. Но один раз, наверное в 1927 г., отец с дядей Федором засеяли яровой пшеницей половину полосы в Навозниках. Урожай был хороший, мешков 5 или 6 они намолотили отличного зерна. В ту зиму у нас и у дяди Федора часто варили лапшу, изготовленную из пшеничной муки, пекли блины – оладьи. Больше пшеницу, однако, мы не сеяли, Почему, не знаю.
*………*………*
Помню драку в нашей избе – раздрались Александр Петрович Качалов и Игнатий Емельянов. Оба были пьяные. Вначале они ругались, потом Игнатий (отчество не знаю) снял с ноги калошу и ударил Александра Петровича калошей по щеке. Александр Петрович был лет на 20 моложе и крепче своего противника, он дал ему сдачи. И они схватились. Отец их кое-как вытолкал на улицу, а я все время наблюдал за ними. Игнатию здорово влетело, он побежал домой за ружьем, кричал:
– Застрелю рыжего черта!
Но из дома он уже не вернулся, видимо свалился или его не пустили сыновья. Было это в 1930 году.
*………*………*
Помню отец с дядей Александром Осиповичем поехали поздно вечером в лес – воровать верию. На Славке поехали. Когда они вернулись, я уже спал, но утром во дворе у нас я увидел большое дубовое бревно. В это же утро они его обтесали, обрезали, щепки и опилки спрятали. Это первая верия от окна. Было это в 1928 г.
*………*………*
Когда мне было лет 7 в Пановку пришла из Казани легковая автомашина. Куда бы она не поехала, мы, толпа ребятишек, за ней. Бегали, пока автомашина не ушла обратно в Казань.
*………*………*
В 20-х годах в Казани было много китайцев. Они торговали своими изделиями: бумажными игрушками, бумажными цветами, чертиками, дудочками и т.п. предметами. А мне было интересно смотреть на них самих – широколицых, с косами, странно одетых.
*………*………*
Наверное, в 1931 г. мы с отцом возвращались из Казани домой на пригородном поезде. Подошли к билетной кассе, отец занял очередь за билетом, касса еще не работала. Он немного постоял, затем отошел в сторонку покурить. Пока он курил да ходил в туалет, касса открылась. Он было сунулся в очередь, на свое место. Но тут какой-то мужчина, лет под 40, толкнул отца и крикнул:
– Куда лезешь, рябой черт!
– Да я же стоял…
– Не лезь, а то получишь!
Пришлось отцу снова занимать очередь. Меня поразило это столкновение. Рябой черт! Как мальчишку! А я думал, что отец всесилен, а тут… Долго у меня на душе было тяжело.
*………*………*
Жали мы втроем – отец, мать и я рожь за вторым вершком. Слышу отец зовет: – Володька, иди сюда, гнездо шмелиное нашел.
Я к нему: верно земляные шмели. Выкопал я их – семья оказалась сильная, шмелей много, мелкие, злые. Вечером перенес я их всех, вместе с сотами, в чайник и принес домой. Жили они у меня в улеечке до конца сентября. Было это в 1932 году. На эту полосу я и сейчас иногда прихожу, на ней есть белые камушки.
*………*………*
С нетерпением я ждал весной прилёта скворцов. На нашей талине висело несколько скворечников. Целыми часами я наблюдал за скворцами, слушал их пение. А в июне скворечники пустели, скворцы улетали в луга и поля. Мне было от этого тоскливо. 1928 – 1935 гг.
*………*………*
А вот случаи из 30-х годов. Некоторые случаи.
Году в 34-м или 33-м мне сшили новый полушубок из черных овчин. Играли как-то около клуба в снежные городки. Я был одет в этот полушубок. И вот в пылу схватки на самой вершине снежного городка один парнишка схватил меня за рукав и потянул вниз. Я рванулся – и рукав полушубка оторвался. Испорчена непоправимо прекрасная вещь. Пришел домой, родители увидели, ахнули. Была за это мне головомойка. А полушубок носить стало нельзя.
*………*………*
Однажды вечером в конце июля 32 г. мы, группа ребят, пошли на колхозный горох. Помню были Василий Потапов и Василий Павлухин. Остальных забыл. Пришли на гороховое поле, километрах в 2-х от села, разбрелись, рвем стручки, набиваем карманы. Вдруг слышим: скачут прямо на нас верховые, кричат угрозы. А это председатель пановского колхоза Николай Григорьевич Романов, два его сына Степан и Николай и заведующий клубом верхом на лошадях примчались из села, чтобы расправиться с нами. Они нас настигли, бить не стали, а стащили с нас пальтишки, пиджачишки и угнали нас с гороха. Утром стали вызывать родителей, пугать, но какая от этого польза? При чем тут, например, мой отец, он же меня не посылал на колхозное поле за горохом, он и не знал, что мы туда пошли. Дня через 2 пальтишки нам вернули. На этом и кончилась эта затея.
*………*………*
В 1935 г. весной мы пахали на склоне Попова Рукава. Вдруг видим над Пановкой взметнулось пламя. Распрягли лошадей, поскакали в село. Однако оказалось, что горит не Пановка, а горят Пермяки. Ну и был же пожар! Никогда я такого больше не видел. Погода стояла сухая, ветер дул с северо-запада. Полыхало очень сильно, сгорело 36 крестьянских дворов. Жертв не было.
*………*………*
Однажды дядя Федор Задовский здорово рассердился на своего сына Саньку за какую-то проделку. Мальчишка взял да и спрятался. Ночь подошла – нет Саньки. Куда он мог деться? Пришли к нам, у нас его нет. Я тоже пошел искать. Всю ночь ходили, искали, кричали – безрезультатно. Дядя Федор в панике, слезы на глазах. Уж не сделал ли чего мальчишка над собой от страха? Вдруг он вылезает из карниза, он там свернулся в клубок и лежал до следующего утра. Все обрадовались. Так вот и избежал наказания, шельмец. Было это в 1934 году.
*………*………*
Осенью 1935 г. в нашей округе появились необычные повозки – арбы, запряженные верблюдами. Вернее верблюды, запряженные в арбы. На них – казахи. Те и другие отощавшие. В тот год в Казахстане была засуха, народ голодал, очень много умерло казахов. Вот они и двинулись в западные районы страны. Но и тут их ждали одни несчастья. Бродили казахи и по Пановке, только бесполезно. Потом куда-то они уехали. Говорят, что некоторые умерли. Живых я видел, а мертвых нет.
*………*………*
В августе 1935 г. бригадир послал меня охранять ночью колхозное гумно. Находилось оно километрах в двух от села, недалеко от пермяковского леса. Дали мне берданку и несколько патронов. Пришел я на гумно в сумерки, сел, закурил. Пока не стемнело – не боялся, а как стемнело – робость напала на меня. Совершенно один, недалеко лес, на гумне вороха хлеба. А ночи в августе довольно темные и уже не короткие.
Дал я один выстрел – для ободрения себя. Но не помогло. Все мне кажется, что кто-то крадется ко мне. Забрался я на большой омет соломы, зарылся с головой в солому и притаился. Так и сидел до утра. Хорош охранник! На другую ночь решительно от охраны отказался.
*………*………*
В 1936 г. в пановском лесу был невиданный урожай на орехи. Листьев на орешинах было меньше, чем гранок орехов. Народ таскал орехи мешками. Наша мама, при нашем участии, тоже заготовила порядочно сушеных орехов. Их грызли целую зиму.
*………*………*
Такой же урожай был в один из годов на дубовые желуди. Под кронами дубов лежал слой упавших желудей. Пановские люди сгребали их в мешки и увозили домой на корм свиньям. Но желуди надо было немедленно просушивать в печках, иначе в них заводились черви. Наша семья тоже ездила на заготовку желудей, мешков 8 – 10 мы их набрали. После просушки смололи на мельнице и скормили свинье. Такого обильного урожая орехов и желудей я больше никогда не видел.
*………*………*
Вступил я в Осовиахим. Заплатил членские взносы, выдали мне билет. В лыжных гонках был в числе первых и по прыжкам тоже в числе первых. Стали стрелять из малокалиберных винтовок. Получил и я 5 патронов. Лег, поднял винтовку, но увы – мишень-то не разглядываю. Все пули улетели неизвестно куда. Было очень обидно. Да и стыдно за свое зрение.
*………*………*
В 1933 г. в сентябре я впервые увидел реку Волгу. Приехал на пристань, сошел с трамвая, смотрю: течет неширокая полоса воды. Неужели это Волга – матушка? Да, вот это и есть главная река Европы. Я был разочарован.
*………*………*
С одним пановским мужиком – Михаилом Тимофеевичем Калинниковым мы сочиняли в 1935–36 г. стихи. У меня кое-что получалось, а у него совсем не получалось. Он был малограмотный человек, хотя и не без дарования. Погиб на фронте, вернее умер от ран в Казанском госпитале. Он 1901 или 1902 года рождения.
*………*………*
Один раз я как-то зашел к нему вечером. У него компания картежников. Сел и я. Играли в подвеску. Мне сразу же повезло. За вечер я их всех обыграл. А я и играть-то не умел по-настоящему. Странно.
*………*………*
Хватит, пожалуй, описывать разные случаи. Нет, еще один опишу.
Вероятно, летом 1936 г. группа колхозников, в том числе и я, работала в Пермяковском лесу, вправо от старой Вараксинской дороги. Мы рубили орешник, мелкий липняк, словом, делали проредку леса. Кто-то из мужиков наткнулся на невысокое (метра 3) дерево, на котором были натянуты три медные витые нити или шнурки, или даже проволоки. Одна проволока шла вдоль ствола дерева и уходила в землю. Раскопали – оказалась металлическая луковица. Теперь я понимаю, что тут была потайная радиопередача. Никому об этом не сообщили.
Масленица
В наших селах, Пановке и Пермяках, весело проводилась широкая Масленица. По обыкновению она праздновалась в средине или конце февраля, или в начале марта в течение целой недели. Первые четыре дня были сравнительно спокойными, спиртные напитки мужики еще не пили, на лошадях никто еще не катался. Пекли блины, пирожки, варили сусло, делали кулагу, грызли семечки.
С пятницы, со средины дня, празднование Масленицы усиливалось, оно выносилось из жилищ на улицу. Погода обычно стояла не холодная, дни длиннее, в воздухе веяло весной. И люди из душных изб выбирались на волю. Подвыпившие мужички толпились возле дверей магазина и на перекрестках улиц, девчата группировались около домов своих подружек, которые жили в центре села. А где девки там и парни. Пели песни, частушки, пританцовывали.
Некоторые парни из крепких семей, у отцов которых были хорошие лошади и нарядная сбруя выезжали под вечер катать девок. За неделю до Масленицы, а то и раньше кормили лошадей лучше, чтобы они были сильнее.
Лошади были запряжены в кошевки, в гривы и хвосты их вплетены разноцветные ленты, под дугой звенели колокола, а на хомутах и шлеях – бубенчики. Парни в полушубках нараспашку, шапки набекрень. В каждую кошевку садилось 4-5 девушек. И вот они покатили с песнями вдоль по улице. За первой кошевкой – вторая, а из переулка вынеслась третья, затем еще и еще. Если не нашлось кошевки, то запрягали лошадей в сани. Девки охотно садились и в сани. Но уж лошадей-то непременно украшали, даже косматых.
Катанье шло не по всему селу, а по двум основным улицам, вкруговую. Лошади мчались одна за другой, навстречу ехать было нельзя, а обгон разрешался. Уже через полчаса прежняя санная дорога становилась втрое шире. На другой день, т.е. в субботу, и опять под вечер, катание возобновлялось. А уж в закатальное воскресенье, в последний день Масленицы, оно достигало своего апогея. Выезжали на своих лошадках даже пожилые крестьяне – прокатить ребятишек. На центральных улицах становилось тесно и даже опасно. Случалось, разгоряченная лошадь заскакивала во впереди идущие сани, задевала сходу концом оглобли за дугу другой лошади и сшибала её. А сзади набегают другие лошади. Те, кто держал в руках вожжи и кнуты, были во хмелю, бесшабашными. А некоторые парни насильно поили водкой даже лошадей. Вот до чего доходило.
Наверное, до ста коней мчалось в закатальное воскресенье по кольцевому маршруту. Приезжали в Пановку и пермяковские ребята со своими девками, а наши закатывали в Пермяки. Ну и здорово же пели песни в последний день Масленицы наши девки! Они тоже были под мухой. Причем одну песню – «любила меня мать, уважала…» пела каждая компания и не один раз за день. Эту песню полагалось петь только во время катания в Масленицу и больше никогда.
У нас в 1929-33 гг. была молодая и резвая лошадь – Налетка. Отец тоже в Масленицу ее запрягал в легкие санки и катал нас, ребятишек. Это незабываемо! Кавалеры отцовой 20-летней племянницы Анастасии очень упрашивали дядю Илью, чтобы он дал им на часок Налетку, чтобы прокатить девок, но отец не сдавался. И все же однажды разрешил одному парню, которого он уважал больше других и на которого надеялся, что парень не загонит кобылку, покататься на ней час–полтора. Налетка вернулась домой когда уже стемнело, вся в мыле.
–Дядя Илья, я обставил всех, – сказал парень. – И Ваньку Вьюхина обставил. Лошадь в порядке.
Отцу, конечно, было жалко Налетку, но он удовлетворился тем, что она обошла всех пановских лошадей и что ничего плохого с ней не случилось. Однако больше никогда никому отец Налетку не давал. Хватит одного раза.
Массовое катание шло до 7-8 часов вечера. С наступлением темноты на перекрестках и площади парни с участием зажигали прощальные костры – провожали Масленицу. Притаскивали охапки соломы, старые лагушки с дегтем, всякие гнилушки и жгли. Пламя поднималось до 2-х метров и выше, искры вместе со снегом летели по ветру. Вокруг костров галдеж, возня, наяривание в старые трубы, заслонки, тазы. Особенно неистовствовали мы, мальчишки. А потом начнем прыгать через огонь.
Но вот погасли все костры, опустели улицы – время позднее, село погружается в сон. Масленицу отпраздновали и проводили, с завтрашнего дня Великий пост, целых семь недель, до самой Пасхи, есть скоромное и петь песни нельзя.
Так проводилась Масленица до 1933 года. А в конце этого года подавляющее большинство пановских крестьян было уже в колхозе, их лошади стояли на общем конном дворе, кататься стало не на чем. Но Масленицу мы все же проводили весело и в последующие годы хотя и не так широко, как в прежние времена. Жизнь резко ухудшилась, молодежи в селе становилось с каждым годом все меньше и меньше. Она уходила в Казань, поступала там на работу, значительно больше парней, чем раньше, стали брать на военную службу, ее срок удлинился на целый год. Это диктовалось государственной необходимостью ввиду ухудшения международной обстановки особенно на Дальнем Востоке и на западных границах страны. Сократилось число гармонистов, их осталось 2-3 на все село да и те брали в руки гармонь с неохотой – если в брюхе одна картошка, то на веселье не потягивает.
Писал о Масленице как раз в Масленицу 1980 года. Невольно вспоминал те веселые времена.
Игры
Весной, с наступлением теплых дней, и летом пановская молодежь в свободное от работы время играла в лапту. Это замечательная игра! Живая, захватывающая, со спортивным азартом. Рохле в лапту лучше не играть. Да таких и не принимали в игру.
Все желающие играть в лапту делились на две одинаковые по числу игроков группы или команды. Старший команды назывался матка. Вот как происходило комплектование команд. Два соответствующих друг другу по силе игрока (спариваются сильный с сильным, слабый со слабым) договариваются: «Ты, Петька, будешь баран, а я – козел». Матка этого не слышит. Подходят они к нему и спрашивают:
– Тебе кого, козла или барана?
Матка выбирает, кого ему надо:
– Козла.
Федька попадает в команду этого матки, а Петька в другую. Подходит другая пара: – тебе кого, ворону или грача? И т.д. Команды могут состоять из любого числа игроков. Когда затевается игра, то игроков в командах еще мало, но один за другим подходят новые парни и тоже включаются в игру. Бывало, по зеленой траве бегала целая рота. Участвовали и мы, мальчишки, нам отводилась вспомогательная роль – бегать за мячом вдаль. Иной раз мяч улетал за сотни метров, надо было быстро найти его в траве и перекинуть своим.
Играли в лапту на площади. Одна команда бьет, другая водит. Начинается игра. Матка команды, которая водит, расставляет своих игроков по полю ловить мяч и ласить, т.е. бросать этот мяч в бегущих игроков другой команды, чтобы попасть в них. Сам матка встает с правой стороны, около основной тяги – подавать (подкидывать) мяч игрокам бьющей команды для удара лаптой. Полагается пробить один раз каждому игроку. Один ударил – промахнулся. Бросает лапту, отходит в сторону. Бьет второй – опять промах. Подходит третий, ударил, но не точно, мяч отлетел всего на 3-4 метра. Бежать на дальнюю тягу нельзя, водильщики моментально схватят мяч и заласят. А если заласят, то всей твоей команде придется идти водить, бегать за мячом, бить его будут другие. Трое пробивших ждут, когда кто-нибудь из их команды пошлет мяч подальше, тогда можно бежать на дальнюю тягу.
Вот берет лапту высокий сухопарый парень.
– Повыше, – говорит он подающему мяч.
Резкий взмах двухметровой лаптой, удар изо всех сил по мячу – и он летит черт знает куда. Описав в небе гигантскую дугу, мяч падает аж около домов Верхнего порядка. Тут уж пробившие бегут на дальнюю тягу без опаски – мяч далеко. А ребятишки из команды, которая водит, стремглав бегут за мячом, хватают его и как можно быстрее перекидывают в руки своим, а последние стремятся заласить бегущих. Если мяч попал в игрока недалеко от тяги, то этот игрок имеет право сделать в сторону тяги прыжок, затем лечь и протянуть руку: если пальцы коснулись тяги, удар не засчитывается, ну а если не дотянулся, – водить всей команде.
Существовало правило ловить свечку. Когда мяч взвивался круто в небо и падал над срединой поля, где обычно стоят наиболее ловкие парни, случалось они ловили мяч прямо в ладони. Это называлось «поймал свечку». После этого бьющая команда превращалась в команду–служанку. Поэтому палять мяч ввысь над срединой поля парни опасались, а били так, чтобы он летел как можно дальше. Были в селе парни, которые умели здорово бить по мячу, но были и такие, которые также без промаха умели ласить, ловить свечки. Так что все уравновешивалось. Сколько было шума, споров, топота! Не обходилось и без ссор, зуботычин.
Играли парни в лапту долго, по2-3 часа, иногда до сумерек. Набегаются, намахаются так, что обессилят.
– Хватит, ребята, – говорит матка и кладет мяч в карман.
В лапту я всегда играл с большим желанием, хотя хорошим игроком из-за близорукости не был.
А теперь опишу принадлежности для игры в лапту. Резиновым мячом никогда парни не играли, он для настоящей лапты совершенно не годен. Резиновым мячом пользуются только мальчишки да девчата. Мяч для лапты парни шили из прочной кожи, ушивали его суровыми нитками, мочили в воде и опять ушивали. Размером с кулак взрослого человека, такой мяч выдерживал любой удар, далеко летел, им хорошо ласить, т.к. он достаточно тяжелый. Поэтому боязно было бежать на тягу при недалеком полете мяча: догонят да так ли врежут по спине кожаным мячом, что волчком завертишься. И поделом – не нарывайся, игрочишка несчастный! За лето разбивали 5-6 крепких кожаных мячей.
Лапты были разной длины – от метра до двух метров. Их готовили из круглой палки, один конец ее стесывали гладко (чтобы браться руками), средину лапты делали плоской. А некоторые взрослые игроки били по мячу просто необработанным другачом – со свистом, с плеча! От такого удара мяч скрывался из глаз. Мы, подростки, брали лапту средних размеров, а пацаны – короткую, но широкую. Закончив игру, лапты собирали и тащили к Мокшановым под крыльцо. Там они валялись до следующего раза. Лапты чаще всего готовил Василий Павлович Мокшанов, 1909 года рождения, в то время веселый, артельный парень. Играли в лапту до страды, а уж в страду взрослым парням было не до игры.
Играли пановские ребята в городки и мушку. Но эти игры известны повсюду, описывать их не буду.
Осенью мы играли в шармазлу. Это игра только для мальчишек от 10 до 15 лет. Заключается она в следующем. На ровной площадке, желательно на лужайке, выкапывается котёл глубиной сантиметров 30, диаметром сантиметров 40. Вокруг него – лунки. Их занимают деревянными кочерёжками мальчишки. Перед началом игры мальчишки бросают вдаль кочерёжки, чья окажется ближе всех, тому водить. Его задача состоит в том, чтобы загнать в котел деревянный шар размером с большой кулак. Водильщик гонит шар, а мальчишки кочерёжками этот шар отбивают. Но если из лунки кочерёжка вынута, то тот, кто водит, быстро всунет туда свою кочерёжку и лунка становится его, а прозевавший лунку обязан водить.
Если шар попадет в котел, то все играющие должны моментально сменить лунки, участвует в захвате лунок и тот, кто водит.
Применялось правило подавать «быка». Суть его такая. Тот, кто водит, берет шар в руки, встает недалеко от котла и бросает шар в котел. Но попасть не так-то просто – мальчишки летящий шар отбивают кочерёжками в сторону, занимать их лунки в это время нельзя. Иногда шар все же попадает в котел – происходит перемена лунок.
Кочерёжки мы делали из ореховых палок, искали и находили в лесу орешины, корень которых изогнут так, как нам нужно. Попадались иногда очень удобные кочерёжки, мы ими дорожили, прятали их.
Шармазла тоже хорошая игра. Требуется быстрая реакция, ловкость, расторопность. Играли с азартом, случались и ЧП. Однажды мы играли в шармазлу около сада, недалеко от дома Федора Ев. Кузьмина. Водильщик подавал «быка». Я, как и другие игроки, отбивал шар. И вот со всего размаха я так сильно и точно хватил кочерёжкой по шару, что он влетел прямо в окно дома Ф.Е. Кузьмина. Послышался звон разбитого стекла, хозяин закричал, выбежал на улицу. Я дал тягу, Ф.Е. – за мной, но 14-летнего мальчику он догнать, конечно, не мог. Я убежал в сад, спрятался в кустах барбариса. Ф.Е. пошел к моему отцу, жаловаться на меня. Отец его выслушал и сказал: – А мы с тобой, Федя, разве не такими же были? Брось шуметь, вставлю я тебе разбитые стекла. И в этот же день стекла были вставлены. Отец меня даже не поругал за эту провинность.
Еще играли мы в ножички. При броске из разных положений ножичек должен был воткнуться в землю. Тот, кто проиграл, обязан вытаскивать зубами из земли небольшой колышек, забитый туда участниками игры (каждый делал по колышку определенное количество ударов ручкой ножичка). У вытаскивающего мальчишки вся нижняя часть лица и даже нос были в грязи. Ничего не попишешь, такие были правила игры.
С ранней весны и примерно до средины мая все деревенские мальчики играли в бабки (или козны). Это была самая распространенная игра. В марте мы применяли чугунки – плоские железные плитки с обработанными краями. Плитка овальной формы называлась лизунок. Выстраивали бабки в пунктирную линию вдоль накатанной дороги, затем закидывали чугунки – где твоя чугунка остановилась, оттуда ты и будешь бить. Первым бьет тот, чья чугунка дальше всех от кона. Преимущества от этого мало: хоть бьешь первым, но ведь издали и труднее попасть. Пускаешь чугунку из-под руки так, чтобы она скользила по дороге, дошла до бабок и сбила их. Все сбитые – твои. Нередко первые делали промах, а последние выигрывали большую часть кона. Когда снег сходил, то в чугунки уже не играли – по земле они не скользили. У меня было две чугунки и один хороший лизунок. Отец, помню, говорил, что этими чугунками они еще с братом играли.
Затем играли в бабки на шаги, в письмо, в битки, об стенку. Игра на шаги такая: один мальчишка выстраивал в поперечный ряд, вплотную друг к другу энное количество бабок. Если десять, то отмеривал десять шагов, если ставил пятнадцать бабок, то отмеривал 15 шагов – и проводил тут грань. Другие мальчишки били по шеренге бабок своими кознами. Если мимо – козны собирал хозяин шеренги, но если бьющий попадал, то забирал всю шеренгу. Попасть в цель за 10 или 15 шагов было трудно, но находились парнишки, которые кидали козны метко и сбивали. Мне это не удавалось из-за зрения.
В письмо играли так. Один мальчик строил на земле из бабок письмо – по одной бабке на углах, пятая – в средине. За шаг от письма вставал другой игрок и бил по письму. Если собьет одну, три и пять бабок то кладет их в свой карман, это его выигрыш; если же собьет две бабки, то плати 3 бабки штрафа, если собьет 4, то платит 5 бабок штрафа. Чаще всего в выигрыше был тот, кто ставил письмо.
В бабки мы играли на Герасимовой горе, там рано образовывались проталины, место для игры удобное. Под горой стояли бани, протекала речка. Мальчишки на Герасимовой горе чувствовали себя свободно, собиралось их тут много, шума, крика, ругани хватало. Бабки продавали за деньги, помню на копейку вначале давали три бабки, затем две, а позднее и одну. У моего дружка Дмитрия Королева бабок всегда было много, до 300 штук, целые ящики. Он обычно ставил письма или выстраивал шеренгу бабок на шаги. Я – бил.
Делали мы летом сикалки из крепких стволов коровок, брызгали друг в друга струями воды, играли в чехарду, выбивали из лунок лущеные орехи. В конце 20-х годов кто-то привез из Казани футбольный мяч. Но вскоре он лопнул да и правил игры никто не знал, – поэтому футбол у нас не прижился.
Играли мы также в карты и орлянку. Я никогда не выигрывал, и быстро вылетал. Махлевать я не умел и не хотел, а если играть добросовестно, то выиграть невозможно.
Вот в такие игры мы играли в детстве, в те далекие годы – полвека назад. Боже мой, как незаметно ушло золотое времечко!
Сражения на плотине
«Тут драка не драка, игра не игра …»
Между Пановкой и Пермяками в те годы был широкий пруд, по плотине проходила дорога на Казань. Наши ребята летом купались со своей стороны, пермяковские со своей. Между ними часто возникали кирпичные сражения, т.е. они бросали друг в друга камнями. Что творилось! Иной раз с той и другой стороны в этих сражениях участвовало по 40-50 подростков, камни летели как град. Проходили сражения на плотине.
Нашим, пановским, было легче. За их спинами, недалеко, лежали развалины помещичьих кирпичных зданий, битого кирпича было много. Мы, десяти – двенадцатилетние пацаны, бегом в кепках, карманах штанов, в подолах рубашек подтаскивали своим парням боеприпасы и они гнали противника до Пермяковской школы. Но вот пермяковские мальчишки насобирали множество камней, брошенных с нашей стороны, эти камни похватали ихние подростки и ринулись с криком в атаку на пановских: одному камень угодил в голову, другому в грудь, напор силен – наши бегут вспять. Однако, через минуту, когда боеприпасы у пермяковских кончились, опять наступают наши – с бранью, с улюлюканьем. И так 2-3 часа кряду, пока не надоест. В этих сражениях чаще побеждали пермяковские, потому что их было намного больше чем наших: в Пермяках насчитывалось более 300 дворов, а в Пановке 176. В середине 30-х годов сражения прекратились. Надо сказать, что вести кирпичные бои было интересно – применялись всякие хитрости, засады, маневры. Проявлялись бойцовские качества: смелость, ловкость, глазомер, неутомимость. Такие «мероприятия» весьма полезны для физического развития подростков. Было это 45-50 лет назад.
Пановские хороводы
Дальше буду писать о пановских хороводах, это очень интересная тема.
В нашем селе было весело, особенно весной, когда растает снег и зазеленеет трава. В Николин день, в Троицу, в другие весенние праздники, а также по воскресеньям на просторной сельской площади устраивались во второй половине дня большие хороводы. Их водили девушки и парни, замужние молодые женщины, в хоровод вставало до ста человек. Девушки и женщины все в длинных необыкновенно красивых сарафанах, в таких же кофтах, разноцветных атласных платках, замужние – в алых фатах. На груди – набор блестящих украшений из цветного стекла (борок). Одежда была просто изумительная. Ничего подобного я никогда и нигде больше не видел. Разве только в телепередачах по цветному телевизору.
А как пели! Какие были голоса! Часто запевалой была моя тетя – Надежда Даниловна Задовская, жена дяди Федора. Она обладала на редкость красивым и сильным голосом. Ей было тогда лет 34-36. И моя мама вставала в хоровод и тоже пела очень хорошо, хотя ей было уже за 40. Две снохи Задовские были в хороводе одними из лучших песенниц.
Вокруг хоровода стояли толпы людей, которые любовались разряженными девушками и женщинами, слушали их чудесное пение. А парни, свободные от хоровода, показывали свою ловкость на турнике, силу на двухпудовых гирях или просто стояли и демонстрировали начищенные до блеска хромовые сапоги или штиблеты, цветные сатиновые косоворотки или брюки – клеш. Тут же резвилось много ребятишек. Скандалов около хороводов не было.
Да, пановские хороводы были прекрасными. Впечатления от них до сих пор живут во мне. Постоянно вспоминаю весенние хороводы на площади нашего села.
Игрались хороводы примерно до 1940 г. Но в конце 30-х годов хороводы были уже далеко не такими веселыми и многолюдными, как в 20-е годы и в начале 30-х годов. Жизнь резко изменилась в худшую сторону, молодежи в селе стало меньше. Поднарядиться стало не во что.
Дата добавления: 2015-07-20; просмотров: 62 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Мои родители 2 страница | | | Мои родители 4 страница |