П У Т Е В Ы Е З А М Е Т К И

В О С П О М И Н А Н И Я.

Сарапул

1980 г.

От составителя

Я, Задовский Евгений Владимирович, давно собирался сделать так, чтобы записки моего отца можно было бы размножить и переплести. В настоящее время это стало возможным с помощью компьютера.

Записки мной и сыном Владимиром были набраны с минимальными изменениями. Исправлены только явные ошибки, развернуты сокращения некоторых слов и инициалы имен людей. Наши дополнения помещены в квадратные скобки.

1997 – 2000 гг., г. Ижевск.

Е. Задовский

Вступление

В январе 1980 г. я начал эти автобиографические записки. Пишу их для того, чтобы наши дети и внуки знали, кто они такие, где корень их рода. Эти записки они должны прочитать, это поможет им жить на белом свете, более крепко стоять на ногах. Текст шлифовать не буду, т.к. записки мои не для печатанья. Даже перепечатывать на машинке не нужно–пусть мой почерк останется на память. Записки будут с подзаголовками. Так легче читать. Выскажу свое мнение по тем или иным вопросам, опишу факты и события, свидетелем которых мне довелось быть и о которых мне рассказывали. Напишу о людях, что именно об них я знаю. Все это будет субъективно, будут противоречия, повторения, недомолвки. Многое я уже позабыл, но буду вспоминать и писать. Писать буду попросту, короткими ясными фразами, чтобы легче было читать мои записки. За год думаю их закончить. [К большому сожалению, закончить записки отцу не довелось. Он потерял сознание 2 апреля 1980 года и умер от воспаления мозга 5 апреля того же года].

Родное село

Наше родное село Пановка, Высокогорского района Татарской АССР находится в 17 км от гор. Казани на север. Село небогатое, земли у крестьян было мало, причем земля по плодородию неважная. Сенокосов хороших тоже не было. В начале 1930-х годов в селе насчитывалось 176 дворов.

Немного истории. Сельцо Пановка возникло вероятно в начале XVII века. Об этом я ничего не знаю. В разное время оно принадлежало разным помещикам. От стариков я слышал, что когда-то селом владели князь Тенишев, генерал Дурасов и др. Большая часть крестьян была вывезена помещиками из Подмосковья, к ним помещики прикупали других крестьян. До 1861 г. все население Пановки было крепостное. Жилось мужикам плохо. Тяжелый труд, недоедание, зимние морозы– все это было их уделом. Были и истязания. Известны случаи, когда помещики–крепостники до смерти засекали пановских крестьян. Старики мне об этом рассказывали.

Последний пановский помещик– Николай Николаевич Языков. Ему принадлежало 800 десятин лучшей земли, весь пановский лес, сенокосные угодья, громадный сад. В 1917г. он из Пановки уехал и больше его не видели.

Как я уже говорил, пановский лес до Великой Октябрьской Социалистической Революции принадлежал Языкову. Помещичьи лесничие охраняли его, мужикам не позволялось вырубить и оглобли. Сам же помещик вырубал лес беспощадно, продавал его. В лесу было налажено производство мочала для изготовления рыбных кулей. Около липовых массивов были устроены Ближнее и Дальнее мочальное– места, где вымачивали липовые лубки и заготавливали мочало.

В 1905 г., во время крестьянских волнений двое пановских мужиков, Матвей Антонович Матвеев и Игнатий Емельянов подобрались к Дальнему мочальному и подожгли его. Всё, что там было, сгорело дотла. После этого помещик перестал заниматься мочальными делами. В это же время, т.е. в 1905 г., было подожжено ночью помещичье гумно. Сгорели клади хлеба, стога сена, сараи. Один из поджигателей– мой дядя Федор Васильевич Задовский.

В начале нынешнего столетия наш помещик за большие деньги продал казанскому горводопроводу все ключи в пановском лесу. А ключей в лесных оврагах было много. Крестьяне были решительно против этой сделки, но на их протесты никто не обратил внимания. Их постарались заверить, что ничего плохого от этого не будет, что воды хватит и для села. И вот началось рытьё траншей от пановского леса до Казани (длина линии примерно 25 км), явились землекопы и работа закипела.

Вода из ключей в лесных оврагах и долинах была стянута по гончарным трубам в колодцы, а из колодцев самотеком она пошла в Аки, где оборудовали насосную станцию– перекачку. Вторая такая же станция была устроена в с. Царицыно, в 3-х км от Казани. Пановская вода дошла до города.

Последствия не замедлили сказаться. В речке, что течет около Пановки, воды стало мало, водопои для скота сократились, трава в долинах и на полянах стала ниже и реже. А помещику до этого и дела нет, он положил в карман несколько тысяч, а что касается крестьян, то довольствуются тем, что осталось.

Водопроводная линия действовала лет 70. Она снабжала прекрасной водой лишь часть города Казани. В настоящее время пановская водопроводная линия кажется заброшена, потому что количество воды в наших оврагах сильно уменьшилось [увеличилось?].

Пожар 1905 г.

Самым ужасным событием для жителей дореволюционной Пановки был пожар в один из дней 1905 г. Об нем мне неоднократно рассказывали и родители и другие мужики, свидетели небывало стихийного бедствия. Напишу что слышал.

Погода стояла сухая, ветреная, давно не было дождя. Крыши домов, дворов и бань прокалило жаркое солнце. Зерновые яровые культуры были посеяны, картошка посажена, но пока не взошла. Мужики вывозили со дворов навоз, некоторые пахали пары. Скотину с утра угнали на пастбище.

Пятилетний мальчик Стенька Емельянов нашел в крапиве куриное яйцо. Решил это яйцо испечь и съесть. Дом Емельяновых стоял в улице Банновка, рядом с домом братьев Задовских– Ильи (моего отца) и Федора. Между домами– интервал метра полтора шириной. Кое–где в этом переулочке валялась сдутая с крыш солома.

Взял Стенька дома тайком коробок со спичками, вернулся в переулок, нагреб кучку соломы, положил в средину ее яйцо и поджег. Ветер раздул огонь, моментально загорелась соломенная крыша сараев и... пошло. Стенька– драла.

Огонь враз охватил оба дома, потому что сильный ветер дул с юго–западной стороны, то есть на село. В воздух поднялись и полетели по ветру горящие пучки соломы, некоторые из них падали на крыши соломенные других домов, стоящих на других улицах села. Возникли новые очаги пожара. А ветер еще сильнее. И вот за несколько минут Пановку охватило ревущее бушующее пламя. О тушении пожара нечего было и думать. Народ в панике мечется, истошные крики, родители хватают детишек, бегут с ними к речке, в овраги, на средину сельской площади. Туда же семенят и старики. Курицы с кудахтаньем летают над горящими сараями. Воют собаки, орут кошки. Хорошо хоть скотины дома не было да и семена в землю уже заделаны.

Пожар бушевал до тех пор, пока было чему гореть. И вот что досадно: когда пламя угасло– ветер затих, а из нахлынувшей от Казани тучи пошел сильный дождь. Но села уже не было, из... жилых домов сгорело..., сгорело также много сараев, амбаров, клетей, в каждом из которых хранилось крестьянское имущество. Вместо крестьянских дворов остались кучи серой золы да головешки. Однако те дома, что стояли юго–западнее дома братьев Задовских, уцелели. Не сгорело также несколько домов (кажется 3 дома) крайних к Бачеве.

Приехало губернское начальство. Мужикам–погорельцам было выдано соответствующее количество строевого леса (несколько плотов сосновых бревен на Волге), денежное пособие. Плотницкие бригады из соседних деревень и пановские плотники все лето отстраивали село. А до окончания постройки домов народ жил в дощатых времянках, уцелевших банях, амбарах, а некоторые в землянках. К зиме большинство семей перебралось в новые дома. Но полностью село было восстановлено не в один год– ведь кроме домов крестьянам необходимо иметь скотные дворы, складские помещения, разные другие вспомогательные постройки.

Но народ духом не пал, рук не опустил. Через пятилетие Пановка стала такой же как и раньше, даже лучше. До пожара крестьянские дворы стояли почти вплотную друг к другу, некоторые улицы были кривые. А теперь интервалы между домами были увеличены, дома поставлены по плану. Вот только деревьев стало меньше, но со временем подросли новые.

1905-й год пановские люди называют «пожарным». Старики и через 30 лет, припоминая какое нибудь событие говорили: «это было до пожара» или «это было через два года после пожара». В настоящее время, то есть в 1980г. очевидцев того небывалого пожара осталось в живых пять-шесть человек. Тем не менее, все кому сейчас за 50, знают о том пожаре от своих родителей.

Наводнение

Еще одно большое стихийное бедствие пережила Пановка летом 1912 г.– наводнение. Вот что о нем я слышал.

Во второй половине дня с юго-запада надвинулась на село и окрестности огромная, со светлыми горизонтальными полосами туча. Сверкают зигзаги молний, грохочет гром. Ветра нет. Пастухи перегнали скот из долин на высокие места, в мелколесье. И вот померк дневной свет, туча облегла все небо. За первыми тяжелыми каплями дождя хлынул невиданный по силе ливень. Казалось что над головой не небо, а море. Ливень длился долго, во всю мощь– часа два, а вообще– часа четыре. Даже по равнинам сплошным слоем шла вода, а речушки и ручьи стали еще более бурными, чем в весеннее половодье. Перебраться через них было невозможно ни человеку, ни животному.

Мосты, будки водоканала, стоящие по берегам речек бани, кузницы и амбары– все это клокочущая мутная вода унесла неизвестно куда. Был нанесен значительный ущерб полям– повреждены посевы, а с полос, которые находились в низких местах был смыт пахотный слой. Потоки размыли овраги и канавы, образовались большие вымоины на пашне, прорваны запруды. Погибло какое-то количество скота. И наконец один пановский крестьянин вместе с лошадью, запряжённой в дроги, утонул в овраге, он не успел выбраться на возвышенное место. Последствия этого наводнения были преодолены не скоро.

Окрестности села

Вокруг Пановки широкой подковой раскинулся лиственный лес. Общая его площадь... гектаров. Пановский лес прекрасен. В нем преобладают такие виды деревьев: липа, береза, дуб, осина, клен. Есть также вяз, ильм, много черемухи, рябины, орешника. В лесу ежегодно много грибов, орехов, ягод. Было много ключей. Крестьяне обносили их срубами, укрепляли досками, следили за их исправностью.

В летнюю пору, когда косили сено или жали хлеба, вокруг ключей собирались на обед крестьяне, в эти часы тут было весело: слышались шутки, смех, песни. Так было до 40-х годов.

А вот какие названия даны нашим местам: Бачева–гора, Святительская гора, Панова гора, Святительский овраг, Шапшинский овраг, Черновский вершок, Моржов овраг, Моховой овраг, Лабутинский овраг, Токаревы вершки, Коптелы вершки, Королевы вершки, Барский овраг, Червяжный овраг, Климкино стойло, Крутик, Кабелка, Игнашиха, Долгий мост, Пустынное, Попов рукав, Степанов ключ, 1-й осинник, 2-й осинник, 3-й осинник, Марфина поляна, Большая Гордеева поляна, Малая Гордеева поляна, Лабутина поляна, Афонина поляна, Калинникова поляна, Шапшинская поляна, Антониха, Шернява поляна, Ближнее мочальное, Дальнее мочальное, Хреново болото. Есть и другие названия. Сам я знаю точно, где какое место находится. Наши пановские люди все это знают.

Степанов ключ назван так потому, что мой прадед Степан лет 130 тому назад, разрабатывая на этом месте делянку леса, расчистил в ближайшем овраге ключ. А Гордеева поляна названа так потому, что на этом месте разрабатывал лесную делянку родной сын моего прадеда Степана Гордей.

Наиболее поэтичными местами являются Королевы вершки и Бачева. Они расположены рядом с селом. Королевы –это широкая долина, по ее краям растут дубки, березки, липки, орешник и черемуха. В низинах бегут ручьи, растут высокие травы. В мае и июне долина покрывается цветами. Долина довольно длинная, вверху она расходится на три глубоких заросших кустарником оврага. Мы в детстве очень любили ходить в Королевы, играли там целыми днями. Там был большой хорошо оборудованный дубовыми срубами ключ, со вкуснейшей холодной водой.

Бачева –это заросшая лесом гора, пологая и очень красивая. По средине склона стояли три высокие сосны. Немного поодаль –роща полутораметровых сосёнок. С Бачевы были видны Казанские радиомачты, а сейчас видны и высокие здания.

Весной в Николин день, в Троицу, а также и в другие летние праздники на Бачеву приходили компании молодежи с выпивкой и гармонями. Рассаживались на зеленой траве, веселились, пели русские народные песни, затевались игры, были слышны шутки, смех. Девушки рвали цветы, плели венки. Можно было видеть на Бачеве и компании взрослых людей. Каждая группа сидела своим кругом, веселилась на лоне природы. Эта традиция сохранилась до сих пор, но прежней массовости, веселья уже нет. Когда я стал парнем, то на Бачеву с этой целью мы не ходили – шла война, было не до веселья. Да и не было у нас ни выпивки, ни закуски, ни праздничной одежды.

А зимой с Бачевы катались на санках и лыжах пановские ребятишки. Что только творилось на Бачеве под вечер! По всему склону чернеют фигурки мальчишек и девчонок: катятся санки, их обгоняют лыжники, еще быстрее мчатся конькобежцы. Вдруг кто-нибудь сплошает –санки вбок, на пенек и летишь в снежный сугроб. Едва из этого сугроба выберешься. Весь ты в снегу, варежки намокли, но ничего, снова бежишь на вершину Бачевы. И так до темноты. Плетешься бывало домой уставши, еле-еле, в измокнувшей одежде. Дома тебя немного пожурят, но мать тебя накормит, положит мокрую одежонку на печку сохнуть и спать отправит. Заберешься на полати под теплое одеяло и спишь в обнимку с котом. А за стеной разыгрывается метель, тонко поёт в печной трубе ветер, снежные снопы осыпают окна. Но ты этого уже не слышишь. Золотое детство!

Пановка

Наше село застроено по оригинальному плану. Посреди села–большая ровная площадь, заросшая мягкой невысокой травой. Летом можно ходить босиком и ноги не наколешь. Поэтому у нас многие люди, а ребятишки поголовно, ходили без обуви все лето.

В центре площади стояла красивая часовня из красного кирпича, она была построена в честь освобождения крестьян от крепостной зависимости в 1861 г. Вокруг часовни ряды акации и высокая деревянная ограда, выкрашенная зеленой краской. В десяти шагах от часовни стоит купа высоких кудрявых берез. Посажены они одновременно со строительством, т. е. 120 лет назад. Под этими березами мы постоянно играли. В 40-е годы часовню разрушили, зеленые насаждения вокруг нее уничтожены. Березы все еще стоят, однако они почти уже засохли – срок их жизни истек.

На месте, где находилась часовня, сейчас стоит памятник в честь погибших пановских воинов в Великую Отечественную войну. Памятник аляповатый, некрасивый, смотришь на него и невольно думаешь: разве такой памятник нужно бы поставить 90 гражданам нашего села, отдавшим жизнь за Родину? Но хорошо то, что вокруг этого памятника растут новые березки. Лет через 10-15 они вполне заменят старые, засохшие березы.

В северо-западном углу площади был построен перед Первой мировой войной двухэтажный народный дом – низ каменный, верх деревянный. Здание было красивое, с большими светлыми окнами, с двумя просторными террасами –верандами. Внизу находился магазин потребкооперации. В конце 20-х годов народный дом стали звать клубом. Здесь проходили разные собрания, устраивались вечера художественной самодеятельности, выступали казанские агиткультбригады и разные эстрадные бригады, демонстрировались кинофильмы.

До 30-го года народ ходил в клуб охотно. Позднее его посещать стала одна молодежь, крестьяне предпочитали сидеть дома: по их мнению, ничего хорошего в клубе услышать или увидеть было нельзя. Кажется, в 196 г. клуб сгорел.

Каменный низ, конечно, остался, в нем по-прежнему магазин. Но что это за магазин? В нем тесно, темно, холодно. Склада для товаров нет. В результате запросы населения удовлетворяются плохо.

Школа в Пановке кирпичная, построена она в 19... г. на средства.......... Два корпуса –один большой, второй несколько меньше. Здания красивой архитектуры, в классах просторно, в них много света, герметичные обитые железом печи, широкие коридоры. Перед главным корпусом палисадник с большими кустами сирени.

В начале 20-х годов в пановской школе проводились семинары учителей. Семинары проводились летом, на них приезжали учителя со всей округи.

До 1926 г. школа была четырехклассной, затем стала семилетней. До 1926 г. школа была четырехклассной, затем стала семилетней. Открытие школы 2-й ступени явилось для населения нашей округи большим событием. В Пановку приехали учиться дети из разных сел и деревень Казанского уезда. Первым директором школы – семилетки был Николай Дмитриевич Котельников, а в 192... г. приехал другой директор – Григорий Александрович Егоров.

Теперь о помещичьей усадьбе. Она была богатой. Дом двухэтажный, построенный наподобие рыцарского замка, с колоннами посредине и башенками по бокам. Точно описать дом я не могу, т. к. помню его уже наполовину разрушенным. Я слышал от отца, что помещичий дом в Пановке был очень красив, такого дома не было даже в Казани. Он стоял фасадом на сельскую площадь, а тыльной стороной к саду.

Недалеко от дома стояло круглое кирпичное здание – манеж, где выезжали верховых лошадей. Ниже манежа находился конный двор и помещения для другого скота. Тут же стояли два двухэтажных дома, в которых жили работающие у помещика люди. Были и другие здания, поменьше. Все эти постройки были сломаны в начале 20-х годов. А ведь как бы они пригодились колхозу!

С южной стороны к селу примыкал обширный благоустроенный сад, также принадлежащий помещику. Он был обнесен металлической оградой с тумбами по углам и через каждые десять метров. Были красивые железные въездные ворота. С одной стороны сада, фасадам к селу, стоял помещичий дом, с другой стороны – белокаменная церковь, обнесенная высокой металлической оградой.

Через сад пролегал глубокий овраг, склоны которого густо заросли кустарником. В саду были красивые тенистые аллеи липовые и березовые, цветочные клумбы, устроены прогулочные дорожки, красивая беседка. А через овраг был перекинут легкий переходной мост, с застекленными боками и крышей – по этому мосту помещик и его домочадцы ходили в церковь молиться Богу.

Кроме лиственных деревьев в саду росли также сосны и ели, было много сирени, черемухи, росла большая гряда барбариса. На открытой поляне была оборудована оранжерея, в которой выращивались розы и другие цветы, а также ранние овощи.

Южную часть сада занимали яблони и плодовые кустарники–смородина и крыжовник. Яблоней было порядочно, наверное около ста. В овраге был ключ, обнесенный деревянным срубом, к нему вели деревянные ступени. Вот такое было имение у пановского помещика Николая Николаевича Языкова.

Жену его звали Мария Дмитриевна, дочь Ася (полного ее имени я не знаю, возможно Анастасия, возможно Агнесса). Сам Языков был из Симбирской губернии, где у него тоже было имение, а пановское имение –было приданое Марии Дмитриевны. Пахотной земли у помещика было перед революцией 800 десятин, причем самой плодородной. Как выше я уже говорил, ему принадлежали и большие массивы леса. Словом, пановское имение было в Казанской губернии одним из лучших.

О взаимоотношениях помещика с крестьянами сказать ничего не могу, вероятно в разное время они были разными. Но я слышал от стариков, что барин у нас был добродушный, а барыня довольно прижимистая. Наверняка господа действовали по принципу разделяй и властвуй.

В 1917 г. Языковы из Пановки уехали, оставив имение на попечение управляющего. С тех пор никто из пановских людей их больше не видел. А в начале 1918 г. в помещичьем доме расположился отряд белогвардейцев, в основном офицеров. С крестьянами у них контакта не было.

Вступление красных

В один из летних дней (или в конце июля, или в начале августа 1918 г.) пановские люди увидели надвигающуюся на село с западной стороны, по пермяковскому полю, массу солдат. Это было одно из пехотных подразделений группы Азина, наступавшей на захваченную колчаковцами Казань. За пехотой двигались пушки. А за день до этого азинская дивизия пыталась сходу взять Высокую Гору, где засели белые с пулеметами на церкви [ церковь находится на возвышенности ]. Атака красных была отбита с большим уроном для них. После этого часть азинских войск была брошена в обход Высокой Горы c востока. Вот почему азинцы оказались в нашем селе.

Пановский народ вначале перепугался: что это за отряд, белые или красные, а может быть какой-нибудь атаман врывается? Никто это толком не знал. Многие крестьяне вместе с семьями побежали в лес. Моего отца в этот день дома не было, он был в отъезде – наряжен в подводы. Мать, схватив меня, месячного ребенка, тоже ринулась в лес. Но постепенно выяснилось, что в Пановку вошли красные, что никого они не трогают, ничего у крестьян не отнимают. Люди стали возвращаться домой. А на другой день утром и отец приехал.

На Бачеве в кустах азинцы установили пушки и дали несколько выстрелов по помещичьему дому, предполагая, что там засели белые. А последние, как только показались на горизонте красные, моментально отступили к Эстачинской роще Жары, что находится в 2-х км. от Пановки в сторону Казани. Красные, узнав об этом начали обстреливать из орудий эту рощу. Впрочем все скоро кончилось, т.к. белые куда-то убежали.

Под штаб красные заняли большой дом Борисовых в Пермяках. Это село почти вплотную стоит с Пановкой, их разделяет пруд. У богатеев азинцы кое-что реквизировали, главным образом лошадей для своего обоза. Одного пановского кулака – лавочника Илью Александрова они повели понарошке на расстрел – хотели его попугать, чтобы он отдал припрятанные ценности, но старик не раскололся. Его отпустили «Иди, старый черт, не будем об тебя руки марать». Одного двуличного мужика, Ефима Андрианова, по прозвищу монах, азинцы выпороли за то, что он чем-то помог белым. Вот и все крайности. Самого Азина в Пановке не было, командовал подразделением, вошедшим в наше село, Мильх. В деревне мужики его звали Милька, долго его вспоминали.

С приходом красных крестьяне захватили немало помещичьего добра. Лошадей и скота в именье уже не было, а разный сельскохозяйственный инвентарь был. Кто покатил домой бочку, кто повез плуг, а мой отец ухватил столярный верстак. [Он взял также много разных столярных инструментов, которые потом постепенно роздал односельчанам. Верстак же остался.] Мужики, они знают что делать. Азинцы этому не препятствовали. Основная часть книг из языковской библиотеки была передана школе и народному дому. Но некоторое количество книг разобрали крестьяне. Так, например, у моего дяди Александра Осиповича, брата матери, оказалось немало помещичьих книг. Дяди Федора, отцова брата в эти дни дома не было.

Школе передали также большой, черный рояль, уцелевшую изящную мебель, другие вещи. Но немало ценных предметов было присвоено и жителями Пановки и Пермяков. Вот так было разорено старинное дворянское гнездо. А ведь напрасно: в этом именье можно было бы разместить какое-нибудь научное заведение, больницу, детсад и т.п. учреждение.

Стояли азинцы у нас недолго. Мобилизовали кое-кого из молодежи в свои ряды, отдохнули, починились и двинулись на село Кендери [ныне это железнодорожная станция], расположенное на Сибирском тракте, ближе к Казани на 3 км, чем Высокая Гора. Белые отступили с боями в город. Как шло сражение за Казань, описывать не стану, потому что толком не знаю.

Наши мужики часто в разговорах вспоминали те горячие дни. В селе иногда подтрунивали над Ефимом Монахом, однако мужики утверждали что высекли его за дело. Еще легко отделался. Из пановских людей никто в гражданской войне подвигами не прославился. Подавляющее число наших мужиков встретило Великую октябрьскую Социалистическую революцию с одобрением, а некоторые–прежде всего мой дядя Федор Васильевич Задовский и Трофим Алексеевич Александров оказали практическое содействие в установлении Советской власти в нашей округе.

Помещичью землю крестьяне разделили между собой, пашни у мужиков сразу прибавилось. Больше стало и сенокосных угодий, пастбищ. Все этому были рады. Крестьяне хорошо понимали что партия большевиков и сам Владимир Ильич Ульянов – Ленин стоят за трудовой народ, что Советская власть – родная власть рабочих и крестьян.

Голодный год

Но не успели крестьяне поправить свои дела, как пришло страшное бедствие – голодный, 1921-й год. Всю весну и первую половину этого года дождей не было. Зато беспрерывно дули то холодные, то горячие сухие ветры. В полях вместо злаков торчали полынь да осот. Настала пора убирать урожай, а убирать нечего. Питаться народу стало нечем. Сам я голода не помню, поэтому описывать подробно, как жили люди не буду. Бедствие было большое. От истощения и тифа в Пановке умерло много народа, наверное человек.... Какая-то помощь голодающим, правда, была но очень незначительная. Выдавали, например, по банке – другой американского какао. Но разве этим спасешься от голодухи? А тут еще тиф начал косить людей. От тифа умерло народа больше, чем от голода.

Наша семья, однако, сильно не голодала. Отец в начале июня 1921 года засеял гречихой одну из полос. Как раз в этом месте, когда гречиха начала всходить, пролился, словно по заказу, хороший дождь. И это решило дело. Отец намолотил несколько мешков гречихи. [Корова давала ведро молока.] Можно было всю зиму варить кашу, обойтись без хлеба. Его у нас и не было. Кроме того, отец в то время работал в Чебаксинском ремесельном училище столяром, получал там какой-то паёк. Так и прожила наша семья–двое детей да родители благополучно весь голодный период. Мне шел 4-й год. Так как хлеба не было, то я привык есть пищу без хлеба и не ел его в последующие годы. Родители меня принуждали откусывать хлеб когда я хлебал суп или щи. Постепенно, за 2-3 года, я привык есть печеный хлеб.

В голодный год по деревне много ходило нищих, но им никто не подавал и они умирали с голоду прямо на улице. Похоронить, и то трудно было.

1922-й год был в среднем Поволжье для земледелия исключительно благоприятным. Весна и лето были теплыми, тихими, дожди прошли вовремя, обильно увлажнили почву. Травы повсюду росли буйно. Уже в начале мая трава на пастбище была высокой, уцелевшая скотина, отощавшая за зиму, быстро поправилась.

В полях хорошо произрастали и рожь, и яровые хлеба. Однако годная для посева земля была засеяна далеко не полностью потому что у крестьян не хватило семян.

С нетерпением ждал народ, когда же созреет рожь, чтобы можно было нажать хотя бы сотню снопов, обмолотить их, смолоть зерно и напечь караваи настоящего хлеба. В конце июля, в 20-х числах, такая возможность представилась. «Слава богу, теперь-то мы уж наедимся». На всех улицах села послышался непередаваемо чудесный запах свежевыпеченного хлеба – напекли и караваев, и лепёшек, и пирогов. А тут и овощи на огородах поспели, появились огурчики, морковка, репа.

Люди встрепенулись, повеселели, с удвоенной энергией взялись за свои крестьянские дела. Своевременно убрали зерновые, намолот зерна был высокий; достаточно накосили сена, накопали картофеля. Запаслись дровами. «Приходи зима, ты нам не страшна, мы к тебе подготовились». Были, однако, и такие семьи, где положение по-прежнему оставалось тяжелым. Голод 1921 г. и его последствия еще долго давали о себе знать. Главное – это смерть близких и дорогих людей от истощения и тифа, такое горе человеческое сердце быстро забыть не может.

Наша фамилия

За 60 с лишним лет жизни фамилию Задовский я не слышал и человека с такой фамилией не встречал, в газетах и журналах не вычитывал. Почему у нашего рода такая фамилия? На этот вопрос сейчас никто правильно не ответит. Лет 45 тому назад я спрашивал об этом своего отца и дядю Федора, но они ничего определенного мне не сказали. Возможно, наша фамилия польского происхождения, что однако маловероятно, возможно она произошла от того, что наши предки жили где-то на задах. Я думаю, что второе более правильно. [ Ряд ссылок на фамилию «Задовский» имеется в сети Интернет.]

Когда-то коренной дом Задовских стоял в Пановке на самой задней улице, на углу. На этом месте Задовские жили до 1940 г., затем их дом был продан и тут стали жить другие. Так вот жители села вероятно звали наших предков Задние, Задовы, Задковы, Задовские. Но это предположительно, наверняка сказать ничего нельзя, генезис нашей фамилии остается невыясненным.

На задней улице на углу (теперь это уже не задняя, а средняя улица) лет... назад жил крепостной крестьянин Степан. Фамилия его неизвестна, а может быть ее у него и не было. Этот Степан и есть мой прадед и родоначальник нашей фамилии. У Степана было четыре сына: старшего звали Гордей, затем шли Василий, Яков и Максим. Кто из последних троих был старше, кто младше, мне это не известно, но самый старший из 4-х сыновей был Гордей. Это точно. Моим дедушкой был Василий.

Когда сыновья выросли, то они, женившись, стали жить каждый в своем доме. У моего дедушки Василия было три сына–старший Трофим (его год рождения я не знаю), средний Федор, 1885 г. рождения, младший Илья, 1886 г. рождения, мой отец. Были у дедушки Василия и дочери, т.е. мои тётки. Я застал в живых двух сестер отца: Агафью, она была выдана взамуж в село Кощаково, от Пановки 7 км, и Ефросинью, она была замужем за Алексеем Максимовичем Платоновым, мастеровым из г. Казани. Старшего дядю Трофима в живых я не застал, он умер в начале 20-х годов. Трофим Васильевич жил на старом исконном месте Задовских. Дядя Федор ушел из жизни в 30-х годах, его я хорошо знаю. Об ним напишу позднее, более подробно, он был яркой личностью.

Бабушку мою по отцу звали Прасковья Семеновна. Она из соседнего села Пермяков, урожденная Матвейчева. У дедушки Василия Прасковья Семеновна была вторая жена, первая умерла. От первой жены дети: Трофим, Агафья и Ефросинья, от второй–Федор и Илья. Жил дедушка в Банновке, так называют самую нижнюю улицу нашего села.

Дедушка Василий Степанович умер не старым. Я предполагаю, что умер в 1890-94 гг. Овдовев, бабушка стала одна воспитывать двоих сыновей. Жили они бедно, дом у них был небольшой. Стоял он в той же Банновке до пожара 1905 года.

Бабушку я немного помню. Она была высокая, фигура прямая, не гнулась. Ходила в тускло–коричневой кофте и такой же длинной юбке. Лицом симпатичная. Умерла бабушка в 192... г. Дядя Федор походил, как мне кажется, на бабушку. Об отце я напишу позднее, более подробно, а сейчас расскажу о дяде Федоре.

Он был высок, строен, с честным лицом. Волосы русые. Физически развит. Смел и находчив. По характеру сангвиник. Для крестьянина был довольно начитан. Всегда чисто побрит, носил усы. Был чистоплотен, следил за одеждой. На разговоры был скуп. К труду был сручный. В 1905 году дядя Федор вместе с Матвеем Антоновичем Матвеевым сожгли помещичье гумно.

В 1906 г. он был призван в армию, зачислен в какой-то кавалергардский полк. Служил он долго в Петербурге и Варшаве. Женился во время отпуска, в 1908 г. В жены взял 17–летнюю девицу Надежду Даниловну Сидорову. Первый их ребенок это Анастасия Федоровна Тимофеева, 1909 г. рождения. Сейчас она живет в Казани, на ул. Б. Красная, 3, кв. 10.

В Первую мировую войну Федор Васильевич был мобилизован, служил в артиллерии. Все время он был на передовой. Вероятно, где-то в окопах дядя простудился и у него начали побаливать легкие. Но это проявилось позднее, в 20-х годах. В начале 1917 г. Федор Васильевич оказался в родном селе: видимо его отпустили на побывку.

Вот что вскоре с ним случилось. Наступила масленица. По улице шла небольшая компания подгулявших пановских людей в том числе и Федор Васильевич. Прямо на них мчался рысак, запряженный в легкие санки. В санках офицер Цымбалов, сын помещицы из села Шапши. Офицер правил прямо на людей, нисколько не смущаясь тем что кого-нибудь он может задавить. Но тут Федор Васильевич преградил мчавшемуся коню дорогу, схватил его под уздцы и остановил. Был дядя Федор силен и ловок. Офицер соскочил с саней, выхватил из ножен саблю и хотел рубануть Федора Васильевича. Но дядя Федор схватился за саблю около рукоятки и вырвал ее из рук разъяренного офицера. При этом дядя сильно разрезал свою ладонь. Полилась кровь, шум, крики. Федор Васильевич этому офицеру набил морду за его наглость. Видимо и мой отец помогал брату. Всполошилось все село: еще не хватало чтобы помещичье отродье топтало крестьян!

Однако через 2 или 3 дня дядю Федора арестовали за нападение на офицера. Он был увезен в казанскую тюрьму и посажен в одиночную камеру. Ему бы конечно не поздоровилось, но тут произошла Февральская революция и Федор Васильевич был отпущен на свободу. Память об этом событии осталась в виде рубца на ладони дядиной руки. По всей нашей округе об этой драке долго шли разговоры.

Где был Федор Васильевич летом 17-ого года, я не знаю. Думаю что он опять находился на фронте. В гражданской войне дядя Федор не участвовал однако он оказывал какое-то содействие красным, в чем оно заключалось, я точно не знаю.

В 20-е годы Федор Васильевич жил в Пановке. Был сельским активистом, занимал руководящие должности в кресткоме, сельпо, кредитном товариществе. У него был четкий, красивый почерк, он составлял документы тщательно и аккуратно.

До 1923 г. братья Федор и Илья жили на одной усадьбе, в Банновке, но в разных домах. Дядин дом стоял фасадом на улицу, наш дом фасадом в огород. В 1923 г. отец перенес свой дом на другое место– на верхний порядок площади. После этого Федору Васильевичу пришлось работать в поле больше, чем раньше. А он уже был нездоров, прежней выносливости уже не было–сказалась окопная простуда. У него начался туберкулезный процесс в легких. А семья разрасталась, земельный надел увеличивался.

В поле все надо делать вовремя–вспахать и засеять землю, сжать хлеба, обмолотить их, накосить сена и т.д. С этим управиться Федору Васильевичу было трудно. Бывало начнет дядя Федор косить луг, с полчаса работает хорошо, траву срезает как бритвой, прокос широкий. Но вот взмахи его косы все тяжелее, тяжелее, косец мокрый, дыхание учащенное и он, бросив косу, садится под телегу, слышен кашель, Федор Васильевич ослаб. Грустно было на него смотреть. А ведь луг не ждет, сено надо косить.

Мой отец, видя, что брат обессилел, начинает косить и его пай. Мы с дядей Федором всегда были в одной осьмухе, так что наши полосы и паи были рядом. Вот Илья Васильевич и вкалывает, свой пай выкосит и братнин пай скосит. Ну и Федор Васильевич немного участвует. Было такое и в страду, и на пахоте, и при вязке снопов. Надо же помочь старшему нездоровому брату и мой отец никогда от этого не уклонялся.

Между собой они жили очень дружно, никаких споров, недоразумений у них не было. Однако решающее слово было за Федором Васильевичем, как старшим по возрасту, более твердому по характеру и более опытному. Дядя Федор мог бы занимать высокие посты, потому что он был выдающимся человеком, но жизнь его сложилась очень несчастливо.

Когда в Пановке образовался колхоз, Федор Васильевич сразу же в него вступил. Некоторое время был в колхозе заведующим складом. Потом, в 1931 или 32 гг. его неожиданно арестовали как неблагонадежную личность–сталинские репрессии начали усиливаться. [Расширению сталинских репрессий способствовали также две приезжие учительницы, которые везде и всюду кричали: «Классовый враг подымает голову!»] Увезли дядю в Казань и след простыл. Абсолютно никакой вины за ним не было. [Возможно, он участвовал в работе кружка художественной самодеятельности, который организовали высланные в Пановку эсеры. Об этом кружке рассказывал в 1995 г. уроженец Пановки Василий Дмитриевич Потапов. Были арестованы и другие члены этого кружка.] Сколько он пробыл в заключении, я точно не знаю (наверное с год). Но в один прекрасный день он вернулся домой. Здоровье его еще больше ухудшилось. К физическому труду он уже был не способен. В колхозе работала одна его жена, вырабатывала трудодни, на которые мало чего выдавали. Жить они стали плохо.

Позднее дядя Федор стал вроде садовода–охранника. По Бачевскому склону колхоз разбил в средине 30-х годов плодово-ягодный сад–были посажены яблони и вишни. Вот Федору Васильевичу и поручили наблюдение за этим садом, т.е. охрану его. Дядя Федор проявлял о саде большую заботу, делал все, что мог для того, чтобы сад разрастался и плодоносил. В саду он немного косил траву для своей коровы. Федор Васильевич без работы не сидел, всегда что-нибудь делал, хотя и был слаб. Вот так он и жил потихоньку. Никому не мешал, с людьми общался мало, помалкивал.

Но сталинские клевреты об ним не забыли. Летом 1937 г. дядя Федор вновь был посажен в тюрьму, как враг народа, несмотря на то, что он был слабый больной человек. [Вторично были арестованы и другие жители Пановки, всего около 50 человек. Никто из них домой не вернулся. Об этом также рассказывал В.Д. Потапов.] Вероятно в тюрьме он хватил лиха (один Бог знает, что там творилось), его организм не выдержал и в декабре этого же года он умер. Похоронен где-то на Архангельских кладбищах. Ему было 52 года.

Напишу и о жене его, Надежде Даниловне. Взамуж она вышла очень молодой, лет 17. Мужа своего Федора Васильевича любила, преклонялась перед ним и побаивалась. Хотя была и молодая, но домовитая. Мы ее звали просто тётя. Мы ее любили больше, чем других своих теток. Она была безответная женщина, простая и добрая. Умницей её назвать было нельзя. Бывало придешь в дом дяди Федора, тётя встретит тебя приветливо, угостит чем-нибудь вкусненьким, чаем попотчует. И со взрослыми, и с детьми была всегда обходительна. Вспоминаю тётю Надежду только хорошим.

А какая была работница! Начнет жать рожь или овес–двоим за ней не угнаться. Хлещется до потери сознания, с 4-х утра до вечера. Зачастую–без обеда, т.е. закусывает на ходу. Люди сидят обедают, а тётя жнет и жнет, полоса у нее широкая, а Федор Васильевич не жнец, он сидит где-нибудь около снопов и кашляет. Ребятишки же были еще малы, а старшая дочь Анастасия вышла взамуж и уехала с мужем в Казань.

Но тётя управлялась со жнитвом своевременно, осыпаться хлебу не давала. И дома успевала все сделать. Очень ловкая была женщина. Ни одного светлого дня в жизни у нее не было. Ребятишек шестеро, муж больной–какая уж тут радость, одна нужда да мученье. Но тётя не унывала, была веселой, песни пела. У нее был изумительно красивый и сильный голос, она даже была запевалой в хороводе.

После смерти Федора Васильевича жить стало еще хуже, еще тяжелее. И все же тётя всех детей воспитала, вывела в люди. Была она неграмотной, верила в Бога, но в церковь не ходила, церковников не любила. Много лет она проработала в колхозной овощеводческой бригаде. Все, кто знал тётю, её уважали. Умерла она... июля 197... г. 81-го года от роду, похоронена на кладбище Арского поля в г. Казани. Я участвовал в ее похоронах, нес гроб от кладбищенской церкви до могилы.

А теперь коротко о детях Надежды Даниловны и Федора Васильевича, о моих двоюродных сестрах и братьях. Старшая Анастасия, 1909 г. рождения. В молодости была первой девушкой в Пановке. Высокая, русая, хорошая лицом. Походит на отца. Но и материнское что-то есть. Дама с характером. Справедливая, гордая, много говорить не любит. К сожалению, она малограмотная, а то бы могла выполнять ответственную работу. В 1930 г. зимой вышла замуж за Николая Сергеевича Тимофеева, пановского парня, который уже тогда работал в Казани плотником. Сразу же после свадьбы молодожены уехали в Казань, в Пановку Анастасия Федоровна приезжала очень редко. Все время Тимофеевы живут в одной и той же квартире–с 1930 г. по настоящее время: улица Большая Красная, дом 3, кв. 10. В городе Анастасия Федоровна работала на незначительных должностях, а Николай Сергеевич занимался в основном снабженческими делами. Копейку доставать мог, но удержать ее в руках–не мог. Оба они здравствуют и поныне, им по 71-у году. [По словам К.И. Потаповой, А.Ф. Тимофеева умерла 22 июля 1995 года, и похоронена на кладбище в Больших Дербышках.]

У дяди был сын, мой ровесник–Николай. Я его помню. Мальчик был очень бойкий, сообразительный. Но он страшно заикался, слова не мог выговорить. В 6-7 летнем возрасте мог управлять лошадью. Коля умер в семи– или восьмилетнем возрасте из-за заворота кишок. Родители очень горевали.

Следующий по возрасту мальчик Александр, 1921 г. рождения немного заикается. Без какого-либо образования. Роста выше среднего, белокур, лицо симпатичное. Очень прост, даже излишне. На редкость добросовестный, обидеть кого-нибудь или обмануть не может. Начитан. По мягкости характера и бесхитростности ответственную должность занимать не может. В Великую Отечественную войну был на фронте, под Харьковом попал в плен. Домой вернулся в 1945 году. Сейчас живет в поселке Бимерского карьера, Высокогорского района Татарской АССР, работает стрелком ВОХР.

Далее идет Ольга, 1924 г. рождения. Жива, здорова. Замужем. Работает кассиром в парикмахерской, в Казани. Особенно ничем не выделяется.

Несколькими годами моложе ее была Вера. Она была физически слабой, больной. В тяжелые годы войны, когда не было достаточно пищи, Вера умерла.

Далее идет Зина. Родилась 29 декабря 1928 года. Жива, здорова. Замужем. Живет в Казани, работает в театре в костюмерном цехе. Хорошая мастерица. [По словам К.И. Потаповой, Зинаида Федоровна уехала в Германию.]

За Зиной родился Борис. Здоровье у него было плохое с раннего возраста. Страдал какой-то сердечной болезнью. Работал в Казани по ремонту часов. Был женат. Борис умер 27-го декабря 1979 г. в возрасте 48 лет. Похоронен рядом с матерью, на кладбище Арского поля в г. Казани. Я участвовал в похоронах Бориса. Жаль, умер рано.

После Бориса у дяди Федора был еще какой-то мальчик, но я об ним ничего не знаю. Он умер во младенчестве.

Дата добавления: 2015-07-20