ГЛАВА 9. Пролетели и декабрь, и январь

Пролетели и декабрь, и январь. Закончи­лась зимняя сессия.

Наташка не поехала к мужу на зимние каникулы, а поехала домой, к родителям. Причина была, что называется, налицо.

Вернее, на тело.

Была Наташка беременна, примерно на четвёртом-пятом месяце. Животик был уже заметен.

И то, что она обманывала Серёжку, уже будучи беременной, было ещё более грустно.

Родители вызвали Серёжку телеграммой. Драма разыгралась там, дома у Наташки. Наташкин ребёнок был — от Димки. На­ташка подала на развод.

В институт Наташка явилась с опоздани­ем примерно на месяц. Приехала — уже с шестимесячным животом, подурневшая, погрузневшая, отёчная.

Разведенная и беременная.

Димка вел себя сначала неплохо. Выво­дил Наташку гулять, и даже обещал подать заявление в ЗАГС. «Вот только родителям напишу, — говорил он. — Вот только ответ от родителей получу...»

А Наташка переносила беременность тя­жело, очень тяжело. У неё было плохо с почками. Неделю — училась, неделю — в больнице лежала. Ближе к родам состоя­ние её резко ухудшилось.

С начала мая она уже не выходила из больницы. Мать Наташки взяла отпуск, и приехала в Ленинград.

Как хозяйка, вошла мать Наташки в комнату девчонок. Поставила вещи рядом с кроватью дочери. Окинула всех грозным взглядом.

Была мать Наташки высока ростом, стат­на и осаниста. Белые, хорошо покрашен­ные волосы были уложены в красивую при­чёску.

— Здравствуй, Зина, — сказала она.

— Здравствуйте, Ирина Владимировна.

— И вы, девочки, здравствуйте. Вы Та­ня. Вы Настя. Вы — Рая. Всех я вас узнала.

Девчонки молчали. Все переживали за Наташку.

Все ведь были врачами. Пусть не совсем ещё, но пятый курс заканчивали. Все зна­ли, что такое преэклампсия.

И к Наташке в больницу бегали, по очереди, все эти последние месяцы.

— Что же вы не уберегли подругу? — спросила мать Наташки таким голосом, что все почувствовали свою вину. Ответить бы­ло нечего.

— Мы пытались, — сказала Макарова.

— Да она не слушала никого, — сказала Раиска.

Настя смотрела на эту самоуверенную женщину. Даже в такой ситуации она со­храняла спокойствие и достоинство.

И даже в такой ситуации — она искала виноватого.

И была готова драться, биться, и была I готова — этого виноватого наказать.

И невиноватого — тоже могла... Да, на­верное — могла и невиноватого...

Настя вспомнила свою мать. Поникшую, опустившуюся, плачущую. Вечно страдаю­щую, вечно виноватую — даже там, где она абсолютно виновата не была. Она предста­вила, что было бы с её матерью в такой си­туации. Бр-р-р...

Мать Наташки ответила так, как и долж­на была ответить:

— Плохо говорили, раз вас не слушали. Что же ты, Зина, мне не написала? Или — не рассказала? Плохо, плохо.

Зинка не знала, что отвечать. В комнате нависло тяжёлое молчание. Мать Наташки поправила причёску перед Наташкиным зеркалом и вышла из комнаты — гордая, высокая и красивая.

Положение Наташки было тяжёлым. Мать Наташки ночевала в отделении. Ей поставили кровать в Наташкиной палате.

Сердцебиение плода прослушивалось всё слабее и слабее. В конце концов, Наташке начали преждевременную стимуляцию родов.

В последних числах мая Наташка родила девочку. Девочка прожила около часа. Всё, что возможно, сделали врачи. Мать Наташ­ки поставила на ноги весь институт.

Но девочка умерла. Кроме страданий от патологического течения Наташкиной бе­ременности, у девочки был сложный, врож­дённый порок сердца.

Единственное, чего могла добиться те­перь для Наташки её мать, это был перенос на осень экзаменов за пятый курс. Инсти­тут надо было заканчивать.

Да, о Димке. Он перевёлся в другой ме­динститут, куда-то на Урал. Сделал он это ещё до приезда Наташкиной матери.

Как-то тихо, незаметно не стало его в об­щежитии. И на лекциях перестал появлять­ся. Всю правду Раиска узнала в деканате, через секретаря. Перевёлся в другой инсти­тут, ближе к месту жительства, «в связи с тяжёлой болезнью матери».

Да, вот так.

Дата добавления: 2015-07-25