Техника и наука

Образ техники, символизируемой в первую очередь трактором, играет весьма неоднородную роль в фильмах 30—40-х годов. В самом раннем из рассматриваемых фильмов («Земля», 1930) трактор является символом смычки города и деревни. Этот агрегат, который дарится крестьянам рабочими, встраивает сельское хозяйство в цепочку индустриального производства, конвейером простирающегося от пашни до автоматизированной хлебопекарни. В «Трактористах» же (1939) трактор — это мирная ипостась танка, сражающегося на поле трудовой битвы. Таким образом, на протяжении 30-х годов техника из символа связи рабочего и крестьянина превращается в символ связи крестьянина и солдата. Картина весьма резко меняется в послевоенных фильмах. Техника как средство производства перестает быть чем-то небывалым, теперь это элемент повседневной трудовой жизни. Вокруг трактора уже невозможно организовать событие, как это имело место в фильме «Земля». Техника уходит на задний план, занимая место повседневного фона. Теперь на ярмарку-праздник председательница колхоза отправляется не на мотоцикле, а на элегантной коляске, запряженной лошадью. На ярмарке же перед нами открывается завораживающий мир бытовых технических товаров, выпукло изображенный в «Кубанских казаках» (жаль, низкокачественная цветная пленка дает лишь схематичное представление о цветовом замысле режиссера). Пока крестьяне азартно снуют между рядами, заставленными, помимо прочего, радиоприемниками, патефонами и музыкальными инструментами, из громкоговорителя звучит объявление: «В мотовеломагазин Крайторга потупили в продажу открытые легковые машины “Москвич”!» Призрак общества потребления впервые замаячил в советском кинематографе как нечто положительное.

Тема науки, а точнее научной интенсификации сельского хозяйства, возникает только в «Щедром лете», тогда как в довоенных фильмах, помимо экстенсивных стахановских свершений в деревне, речь идет только о заимствовании отдельных хозяйственных практик[9] вне всякого обращения к их «научному» фундаменту. Ситуация меняется в послевоенный период, когда этой теме посвящаются уже целые фильмы-эпопеи. К таковым в первую очередь относится «Мичурин» А. Довженко (1948), наполненный длительными дискуссиями весьма абстрактного свойства: великий садовод неустанно борется с морганизмом и генетикой, исповедуемой как дореволюционными священнослужителями, так и оторванными от практической работы на грядке академиками. При этом фильм попутно реабилитирует российскую Академию наук, которая, по версии режиссера, еще с царских времен была носительницей революционно-демократических идей и высоких научных стандартов, защищая Мичурина от бездушной дореволюционной бюрократии. Столь резкий поворот к науке объясним в целом некоторыми итогами Второй мировой войны (атомная бомба и проч.), продемонстрировавшими важнейшую роль науки для военной сферы. Но с этого же момента наука начинает восприниматься как неотъемлемый элемент также и сельскохозяйственного производства. Любопытно, что при известной вариативности тогдашнего понимания «сельскохозяйственной науки» (Довженко воздвиг величественный монумент печально известной советской мичуринской науке), это представление было закреплено именно в сталинском кинематографе.

Дата добавления: 2015-07-25