Читайте также:
|
|
До этого момента я никогда не был в ночных клубах, и даже мало что слышал о них – так, сам факт существования, не более. И даже сюда я попал совершенно случайно, ведомый странным, почти мистическим притяжением. В сумеречном зале всё было для меня в диковинку: длинный подиум, ассиметрично разрезающий танцпол, хромированный шест, подпирающий потолок, такая же хромированная опалубка подиума, почему-то напомнившая мне «кенгурятник». Мелодия, что лилась из скрытых от глаз колонок, завораживала. Люди, запрудившие танцпол, не умели под неё танцевать.
Просочившись через толпу, я занял свободное место у стойки бара. Оглянулся, ища того, кто притягивал меня к себе. Всегда и везде, где бы мы ни были. Среди толчеи на танцполе его не было. Неудивительно, если знать, как он не любит чужих прикосновений.
Музыку из колонок сменил саксофон. Толпа поредела – на медленный танец всегда остаются только парочки. Парень на сцене обнимал сверкающий серебром инструмент, длинные пальцы ласкали клавиши. Нежный, тягучий блюз заполнил клуб, и даже самый тихий шёпот казался громом среди ясного неба.
- Они ещё не требовали меня?
Я вздрогнул и повернул голову.
- Нет, босс. Но почти дошли до кондиции.
Тот, кого бармен назвал «боссом», окинул взглядом танцпол и столики вокруг. Губы изогнулись в грустной улыбке:
- Это уж точно. Надеюсь, сегодня экзальтированных девиц не будет. – Он помолчал, бросил взгляд в мою сторону. Сердце, замерев на секунду, понеслось вскачь. – И парней тоже. Не люблю, когда прыгают на сцену.
- Зато весело, – усмехнулся бармен. Форма черепа и ушей выдавала в нём дэмайну-оборотня.
Я слушал их разговор и откровенно разглядывал Рафаэля. Он почти не изменился: как прежде – высокий, худощавый и гибкий. Чёрная рубашка, полупрозрачная, отделанная кружевом, чёрные же кожаные брюки, чёрный шёлк волос, свободно падающих вдоль спины – и алебастровая, будто подсвеченная изнутри кожа. Изящные кисти рук, точёный профиль, нос с горбинкой, нахмуренные брови, тёмная, глубокая зелень глаз… Тоска и постоянный груз на душе, и нет рядом того, кто способен разделить это, отогнать то, что гложет постоянно.
Я любуюсь им, наслаждаюсь каждым движением, звуками голоса. Я слишком долго не видел, не чувствовал его рядом – и теперь от одного его запаха охватывает истома. Мне до боли хочется прикоснуться к нему, я тянусь к его руке – и замираю, остановленный тишиной. Саксофон умолк. Половина зала взорвалась аплодисментами, вторая – видимо та, что уже «дошла до кондиции», – начала громко скандировать: «Ангел! Ангел!»
Рафаэль невесело рассмеялся.
- У них совершенно нет терпения, – заметил он бармену, – и уважения. Макс отлично выступал, почему бы не поблагодарить его за это?
- Потому что они хотят тебя.
- Да, они хотят меня.
И добавил вполголоса:
- А я хочу их души.
Бармен усмехнулся:
- Сожрать?
- Штампы оставь поп а м.
Я вдруг прозрел: даже в ссылке он работает.
Рафаэль встряхнул волосами и не спеша пошёл к сцене. Люди расступались, аплодируя – так, словно это он сейчас играл на саксофоне. Он легко запрыгнул на подиум, вызвав восторженный свист; я заметил, что Рафаэль успел расстегнуть рубашку, пока шёл. Он улыбался, печально и в то же время высокомерно, глаза осматривали зал так, будто он чувствовал моё присутствие.
Рафаэль не знал, что я здесь. Я и сам точно не знал, как смог вырваться из ссылки, надолго оставить тело, данное мне в наказание, обрести память, оказаться здесь. Но факт остаётся фактом. Я был на воле, хоть и бестелесным призраком.
Лёгкий кивок Максу и саксофон начинает петь, хрипловато и сексуально. Музыкант отступает в тень, сейчас вся сцена и весь мир принадлежат ангелу. Единственному и неповторимому. Самому прекрасному. Гению чистой красоты.
Он не движется, а парит в пространстве. Переплетается с воздухом, с мелодией, с разлитой вокруг сексуальной жаждой. Рубашка давно отлетела в сторону, и гибкое тело играет мышцами, кожа блестит от испарины и особой пудры. Я чувствую, как меня влечёт к сцене, и протискиваюсь через толпу.
Люди беснуются возле «кенгурятника», топча и отталкивая друг друга, борясь за мгновение случайного внимания, за шальной взгляд зелёных глаз. Рафаэль обхватывает шест – и танец становится тем, чему и названия на человеческом языке нет. Акробатика? Искусство? Колдовство? Всё вместе?
Толпа взрывается криками восторга, когда он заканчивает свой полёт вокруг шеста. Шаг назад, отрепетированный поклон – волосы на долю секунды свешиваются к толпе, потом стремительно отлетают назад – и одинокий недовольный вопль.
- Что ж ты штаны так и не снял? За что я деньги платила, красавчик?
Я слышу, как соседи возмущённой клиентки говорят ей что-то про искусство танца, про то, что вид члена – не главное в стриптизе, но женщина продолжает настаивать. Рафаэль ухмыляется. Похоже, его это откровенно забавляет.
- Эй, – говорит он со сцены. – Эй, дамочка. Не пропустите оплаченного зрелища. – И, не переставая ухмыляться, расстёгивает ширинку и стягивает брюки. Потом встаёт в центре подиума, раскинув руки в стороны. – Можете считать себя удовлетворённой.
Его голос с лёгкостью перекрывает свист и аплодисменты. А я понимаю, что больше не могу находиться внизу, среди толпы. И мощным толчком выбрасываю своё тело на подиум.
Рафаэль уходит со сцены. Исчезает, растворяется в тенях. Или это растворяюсь я сам, непонятно как на мгновение очутившийся рядом с ним?
Дата добавления: 2015-07-19; просмотров: 34 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Теорема | | | Революция в раю: Братская любовь |