Annotation 3 страница

Она подружилась с Маркусом и Фионой в тот самый вечер, когда сказала матери, что ненавидит ее. Они были знакомы уже некоторое время. Маркус и Фиона несколько раз приходили к родителям на вечеринки, но неизменно уезжали домой, когда прочие напивались и начинали чересчур шумно веселиться. В тот вечер Анна пошла в гости, но вернулась рано, потому что у нее разболелась голова. Открыв дверь, она услышала голоса, смех, звон бокалов. Она намеревалась незаметно проскользнуть наверх, не желая встречаться с родителями и их надоедливыми друзьями, но, как только Анна начала красться на цыпочках по коридору, появилась ближайшая подруга матери, Деб. На ней было слишком узкое и короткое платье леопардовой расцветки и до нелепости высокие каблуки. — Анна! От Деб пахло сигаретами и виски; когда она обняла девушку, та поежилась. Деб, сущая змея, ловко притворялась милой. Скользкая и холодная гадюка в леопардовом платье. — Пойдем во двор, что-нибудь выпьешь. — Я хочу к себе, — сказала Анна. — Ой, не убегай! — запротестовала Деб, хватая ее за руку. — Хотя бы выйди и поздоровайся. Будь пообщительней. Твоя мама расстроится, если ты не покажешься гостям. Анна помедлила, с тоской глядя на лестницу. — Стивен тоже там, — сказала Деб, полным яда голосом. Стивеном звали отца Анны, и Деб никогда даже и не пыталась скрыть неприязнь к нему. — Как всегда, очаровывает дам и унижает твою бедную мать. Анна часто задумывалась, не отверг ли отец в один прекрасный день ухаживания Деб. Ее преувеличенная преданность Фрэнсис всегда казалась неискренней. Деб от природы не отличалась дружелюбием. Скорее всего у нее была личная причина ненавидеть Стивена. Фрэнсис на кухне разливала шампанское. Анна немедленно, по цвету щек и стеклянному блеску глаз, поняла, что мать выпила уже не одну порцию. — А ты рано вернулась, — сказала она, кладя руки на плечи дочери и целуя в обе щеки, на европейский лад. — Я собиралась лечь, — произнесла Анна. — Я тебя умоляю, детка. — Фрэнсис вздохнула. — Нельзя же вечно ложиться спать, когда у нас гости. Честное слово, Анна, иногда надо делать над собой усилия. Хотя бы ради отца, если не ради меня. Она взяла со стола бокал с шампанским и сунула в руку Анны. Та взяла шампанское и вышла во двор, где стояли друзья родителей. Они курили, пили и красовались друг перед другом. Большинство уже наскучили Анне до смерти. Она заметила Маркуса и Фиону — самых молодых и наименее напыщенных — и заспешила к ним. Фиона и Маркус потеснились и поздоровались, но разговор шел с запинками, а Анна слишком устала, чтобы тратить силы на поддержание беседы. Они просто стояли и смущенно улыбались, почти ничего не говоря. Она заметила отца рядом с какой-то красивой незнакомкой. Он стоял, положив руку ей на талию, а она смотрела на него с кокетливой улыбкой. Отец был не виноват, что женщины к нему тянулись. К Стивену, красивому и обаятельному, влекло всех, и мужчин, и женщин. Кто упрекнул бы его за то, что он временами флиртовал? Фрэнсис страдала вне зависимости от того, чем занимался муж. Анна перехватила взгляд отца и помахала рукой. Он улыбнулся и помахал в ответ, потом извинился перед собеседницей и зашагал через двор к дочери. В отличие от неровных и раздраженных отношений с матерью с отцом Анна всегда общалась с удовольствием. Они наслаждались разговорами и доставляли друг другу много радости. — Привет, — сказал он, наклоняясь, чтобы поцеловать дочь в щеку. — А я гадал, покажешься ли ты. Она рассказала, где была, с кем виделась. Как обычно, отец слушал увлеченно и с интересом. Он никогда не говорил обидных слов про друзей Анны, не критиковал ее слова, осанку, прическу. Когда к ним подошла мать и встала рядом, скрестив руки на груди, Анна немедленно смутилась, и разговор, который прежде тек без всяких усилий, сделался вымученным и напряженным. От внезапного звона разбившегося стекла Анна подскочила. — Черт, — сказал Маркус и наклонился, чтобы собрать осколки пивной бутылки, которую уронил на каменную плиту. Анна принялась помогать. Она осторожно сложила осколки ему в ладонь, и Маркус понес их в мусорный бак. — Прошу прощения, что напугал, — сказал он, вернувшись. — Ты чуть ли не на метр подпрыгнула. — Господи, Маркус, не за что извиняться, — громко ответила Фрэнсис, привлекая общее внимание. Она говорила бодрым, звенящим голосом и широко улыбалась, чтобы никто не обвинил ее в жестокосердии. — Анна боится даже собственной тени. Она всегда была нервной. До двенадцати лет, например, не могла спать одна. Очень неприятно и не то чтобы полезно для брачных отношений, сами понимаете. — Мать многозначительным взглядом обвела друзей. — Бедняжке снились ужасные кошмары, и она в полусне бродила ночью по дому. Ее никак не удавалось разбудить, и она несла всякую чушь про чудовищ, демонов и так далее. И ладно бы только в раннем детстве — но мы мучились до самого последнего времени! Однажды мы обнаружили Анну на балконе посреди ночи. Она рыдала, как безумная. Представляете, она внушила себе, что папу убило какое-то чудище. Мы целый час пытались объяснить, что все в порядке. Притом что отец стоял прямо перед ней! Фрэнсис покачала головой и огляделась, широко раскрыв глаза от изумления, а потом положила руку на голову Анны и взъерошила ей волосы. — Боюсь, Стивен избаловал дочку. Вырастил из девочки маленькую принцессу. — Принцессу? — недоверчиво переспросила Анна. — Принцессу?! — А разве нет? — сказала Фрэнсис. — Хотя… ты права. Не принцессу. Мы предпочитаем цветы, кажется? Так вот, ты папин любимый цветочек. В слове «цветочек» отозвалось многолетнее негодование, и Анна увидела в глазах матери глубочайшее удовлетворение: она наконец свалила с себя это бремя. Когда-то Стивен подарил дочери маленькую статуэтку в виде цветка, которую сам слепил на одном из корпоративных мероприятий, предназначенных для того, чтобы сотрудники сплотились, вместе занимаясь какой-нибудь творческой деятельностью. Статуэтка была совсем простая, примитивный цветок с лепестками, покрытыми красной глазурью. Внизу отец подписал: «Моему маленькому цветочку сегодня семь лет. Люблю, папа». Он со смехом говорил, что ему недостает творческих способностей, и извинялся за неуклюжую поделку, но Анне сразу понравилась эта вещица. Она хранила ее до сих пор. Внезапный порыв гнева смел все преграды и запреты, которые обычно делали Анну сдержанной и послушной. Она знала, что гости смотрят на нее, но не сумела удержаться. Девушка шагнула к матери и громко произнесла: — Ты злишься, что мы с папой дружим! Ты просто завидуешь! Фрэнсис наигранно рассмеялась, но Анна увидела в глазах матери тревогу и страх и на мгновение почувствовала опьянение властью. — Неудивительно, что папа с тобой даже говорить не хочет! Ты ужасная, ревнивая женщина! Я тебя ненавижу, Фрэнсис! Ненавижу! — Анна… — мать попыталась улыбнуться. — Тебе, похоже, шампанское в голову ударило. Она прижала руку к груди, и Анна увидела, как у нее дрожат пальцы. — Ты всегда была упрямой и трудной девочкой. — А ты себялюбивой стервой, — парировала дочь и ушла. Она спешила по коридору, желая поскорей добраться до спальни и лечь, но на площадке стояла какая-то парочка. Они целовались и притом украдкой, потому что оба прятались от своих половин. Чтобы больше не видеть отвратительных друзей Фрэнсис, девушка сбежала по лестнице обратно и выскочила из дому. Она расхаживала туда-сюда по саду, мысли бешено неслись, руки сжимались в кулаки. Отчего мать вечно язвит, растравляет раны? Почему бы просто не отстать? Только успокоившись и вернувшись на крыльцо, Анна поняла, что оставила ключ внутри. Стучать она не собиралась. Оставалось ждать, когда кто-нибудь выйдет. Она вернулась в сад и села на траву под деревом. Темнело, и девушку можно было разглядеть, только хорошенько присмотревшись. Вскоре она услышала в дверях голоса. Маркус и Фиона прощались с хозяевами. — Как странно, — сказала Фиона, когда дверь закрылась, и оба зашагали по дорожке. — Что именно? — спросил Маркус. — Я всегда думала, что у Лондонов идеальный брак, — ответила она. — Понятия не имела, что там такая обстановка. — У каждой семьи свои проблемы. Анна почувствовала, что щеки у нее горят от стыда. — Мне страшно жаль девочку. Только представь, если бы твоя мать рассказала про тебя такое в присутствии целой толпы. Когда они приблизились, Анна кашлянула, давая понять, что она здесь. Фиона остановилась, прикрыв рот ладонью. Маркус выругался. Анна встала. Она радовалась темноте, поскольку не сомневалась, что покраснела. — Извините. Я забыла дома ключ. Маркус оправился первым. — Давай мы… — Нет, — перебила девушка. — Честно говоря, я сейчас никого не хочу видеть. Не беспокойтесь, посижу здесь. — Но нельзя же просто бросить тебя одну, — своим забавным официальным тоном произнес Маркус. Анне он всегда казался чересчур чопорным, старомодным и странным. Но она догадывалась, что, невзирая на внешнюю холодность, Маркус добрый. Анна рассмеялась. — Лучше уж на улице, чем там. Когда гости разойдутся, я уж как-нибудь проберусь в дом. Фиона подошла поближе. — Может быть, поедем к нам? Мы живем в Креморне. — Фиона, лично я не думаю, что… — начал Маркус. — Почему? А вдруг ей придется сидеть во дворе еще несколько часов? Разве у нас дома хуже? Она не хочет возвращаться как побитая собака, и я ее прекрасно понимаю. Она повернулась к Анне: — Согласна? Анна удивилась, потому что совсем не ждала такого приглашения. Но головная боль прошла, и ссора с матерью наполнила девушку беспокойной энергией. Даже если бы она сумела вернуться в дом незамеченной, то ни за что не заснула бы. — По-моему, отличная идея, — сказала она. — Спасибо. Они пили виски и не спали до раннего утра. Больше всех говорила Анна. Говорила и говорила. Она рассказала Маркусу и Фионе о своем детстве, о бурных отношениях с матерью… то, о чем раньше не знал никто. — Мне жаль папу, — призналась Анна. — Мама вечно из-за чего-нибудь злится. Придумывает какие-то безумные обвинения. Она страшно ревнива. — Почему же она ревнует? — Ой, она думает, что папа изменяет. А он даже не собирается. Хотя никто его не осудит, если однажды и изменит. Все время терпеть мамины придирки… Маркус помалкивал, но сочувственно хмыкал. Фиона задавала вопрос за вопросом. Никто ни разу не дал Анне понять, что она наскучила. В конце концов Маркус пожелал девушке спокойной ночи, объяснив, что должен отдохнуть. — Переночуй у нас, — предложила Фиона Анне. — Домой возвращаться уже слишком поздно. Она одолжила девушке ночную рубашку и зубную щетку, отвела в гостевую спальню и обняла. Нырнув под одеяло, Анна почувствовала, что вырвалась на волю из тюрьмы, пусть и воображаемой. Эмоциональная власть матери напоминала камеру с незапертой дверью. Достаточно было шагнуть за порог, чтобы освободиться.
Если бы только ощущение свободы длилось достаточно долго! Если бы только она успела им насладиться! Но события, которые произошли вскоре после того вечера — события, оставившие Анну одну в пустом старом доме, одинокую, угнетенную чувством вины, заслужившую все те ужасы, которые послала судьба, — загнали ее в новую тюрьму. В тюрьму с маленькими камерами, без окон, без света, с накрепко запертой дверью, которую невозможно было открыть, как бы она ни налегала. 12

Вскоре после ухода Фионы и Маркуса позвонил папа. — Прости, сын, ты не мог бы сегодня прийти? Лайама не будет. Он упал с велосипеда и повредил запястье. Я бы не стал просить, но у нас битком набито. Обычно я ненавижу работать в выходной, но сегодня идея пойти в ресторан не кажется такой уж скверной. Все лучше, чем болтаться по мрачному дому. Переодевшись, я тихонько стучу к Анне. — Я ухожу на работу. Надеюсь, ты в порядке. Позвони, если что-нибудь понадобится. Ответа нет. — Ладно, увидимся, — говорю я. Все столики заказаны какой-то компанией, празднующей юбилей. Гости соберутся только в семь; я приезжаю в пять и сначала готовлю ужин для персонала, чтобы мы успели перекусить, прежде чем начнется беготня. Я жарю рыбу, делаю большую миску салата, жарю картошку, мы принимаемся за еду, запивая ее холодным лимонадом и колой. — Ну, как дела? — спрашивает Блейк, набивая рот картошкой. — Ты спросил у своей хозяйки, как ее там, про гостиную? Она меня вспомнила? — Ее зовут Анна, — отвечаю я. — Кажется, нет. Не знаю. Она не особо разговорчивая. — Что такое? — спрашивает папа, переводя взгляд с Блейка. Я объясняю, что Блейк работал в Фэрвью. — Значит, ты там познакомился с Анной? — уточняет папа. — Ага. Славная девочка. — С тех пор она многое пережила и сильно изменилась, — объясняю я. — Анна по-прежнему славная, но очень необщительная. У нее погибли родители и еще один близкий человек. Какой-то парень по имени Бенджамен. — Серьезно? Родители погибли? — Блейк качает головой. — Жуть какая. Напомни, как звали ее мать? — Понятия не имею. — А кто такой Бенджамен? — спрашивает папа. — Наверное, бойфренд. Я не уточнял, — говорю я. — Понятия не имею, кто он и отчего умер. Знаю, что умер, и все. Папа с любопытством смотрит на меня. — А откуда ты знаешь? — Ну… — я хмурюсь, пытаясь придумать правдоподобное объяснение. — К Анне вчера приезжали друзья, они-то и сказали. В смысле, упомянули, что Бенджамен умер, но ничего толком не объяснили. — А как? — спрашивает папа. — Что — как? — Как он умер? — Я же сказал, что не знаю! — с досадой отвечаю я. — Слушайте, ребята, — медленно произносит Джо, обводя глазами стол, — помните, в газетах несколько лет назад писали? По телику, кажется, тоже было. Жуткая авария. Когда прицеп потерял управление, съезжая с холма, и наехал сзади на легковушку. Машина всмятку. — Не помню, — говорю я. — В той машине сидела какая-то богатая пара, оба погибли. А в газетах писали, что у них осталась дочь. «Бедная маленькая богатая девочка», вот как ее называли. И «сиротка Энни». Да, да, точно помню. Ну и все такое. Настоящая сенсация. Помню, мать однажды сказала, что желтая пресса эксплуатирует чужое горе. Они напечатали в газете фотографии родителей и самой Анны, грустной-грустной, делать им нечего, блин. Может, это она и есть, Тим? — Может быть, — отвечаю я. — Не исключено. — Господи, бедная девочка. Каково ей было терпеть. — Тогда понятно, почему она так изменилась, — говорит Блейк. — О да. — Джо втыкает вилку в кусок рыбы. — Блин, ну и положение. Сначала погибли родители, потом парень… Тут и впрямь решишь, что жизнь тебя обделила. — Да, — говорю я. — Анне очень нелегко.
Наутро я нахожу Анну на кухне. Она сидит за столом, перед ней стоит кружка с кофе. Лицо у девушки усталое, бледное, печальное. Анна поднимает голову, когда я вхожу. Такое ощущение, что она меня ждала. — Прости за вчерашнее, — поспешно говорит она. Я включаю кофеварку. — Не нужно извиняться. — Нет, нужно. Я вела себя как идиотка. — Она прижимает руку ко лбу. — Наверное, слишком много выпила. Я молча наливаю себе кофе и сажусь напротив. — Во-первых, ты не вела себя как идиотка. Не вижу ничего запредельного в том, что тебе грустно. А во-вторых, — я перевожу дух и улыбаюсь, — если угодно, вини спиртное, но лично мне кажется, что дело в чем-то другом. У тебя проблемы. — Проблемы, — устало повторяет она. — Это мягко сказано. — Да, — подтверждаю я. — Я понимаю. Не хочу настаивать и задавать слишком много личных вопросов. Анна нервничает, она на грани слез. Одно неверное движение — и, боюсь, она убежит. Я почти уверен, что девушка грустит из-за Бенджамена, но после странной вчерашней вспышки Маркуса расспрашивать не рискую. Тема слишком скользкая. Гораздо безопасней сейчас спросить Анну о смерти родителей. — Можно один вопрос? — говорю я, внимательно наблюдая за ней. — Что случилось с твоими родителями? То есть я знаю, что они погибли в аварии. Но что конкретно произошло? Несколько секунд она смотрит в стол, и я уже думаю, что разговора не получится, но Анна вдруг поднимает голову и отвечает, не сводя с меня взгляда: — Они попали в аварию. Прицеп потерял управление, скатился с горки и задавил их. Значит, Джо была права про «сиротку Энни». Но я об этом умалчиваю. — Соболезную. Ты, наверное, по ним скучаешь. Анна отвечает не сразу — наверное, потому что слишком расстроена. Наконец она вздыхает. — Я скучаю по папе. Каждый день его вспоминаю. Я молчу. — Ты не удивлен? — спрашивает Анна. — Да нет. Пожалуй, нет. Наверное, твоя мать была не идеальна. — Скорее я была не идеальной дочерью. — По-моему, в первую очередь родители должны следить за атмосферой в семье, — твердо говорю я. — Им необязательно быть идеальными, но пускай хоть не портят то, что есть. — Да, возможно, — отвечает Анна и смотрит через мое плечо в сад. — Незадолго до смерти мамы мы поссорились. Целую неделю почти не разговаривали. Я наговорила ей ужасных вещей. Назвала стервой. А потом она погибла. — Ох. Но ты… Она продолжает, как будто не слыша: — Незадолго до аварии я пожелала, чтобы мама куда-нибудь делась. Я долго-долго об этом думала. Мечтала. Хотела, чтобы она ушла из моей жизни. И вот она ушла. Навсегда… — девушка смаргивает и опускает глаза. — Как говорится, будьте осторожны в своих желаниях. — Да, но ведь не факт, что желание обязательно сбудется. В смысле, ты не виновата… Наверное, лучше бы закончить разговор, остановиться, пока слово за мной, но я, запинаясь, продолжаю: — Люди не умирают только потому, что кто-то пожелал им исчезнуть. Так не бывает. Не вини себя. Не может быть… — Послушай, — перебивает Анна. Она смотрит прямо в глаза, говорит твердо, и я удивляюсь внезапной вспышке гнева. — Ты очень хороший человек, поэтому не хочу показаться грубой, но я должна кое-что сказать. Ты всего лишь мой сосед, с которым я живу в одном доме. Не думай, что сумеешь мне помочь. Исключено. Она ставит чашку на стол и отодвигает стул. Прежде чем я успеваю сказать хоть слово, Анна встает и выходит. 13

Она уходит, оставив Тима сидеть за столом, и бежит наверх, на чердак. С Тимом слишком легко общаться. Что-то такое есть в его лице, в светло-карих глазах, в детской россыпи веснушек на носу, в застенчивой улыбке, с которой он задает вопросы. Не верится, что человек с таким лицом способен причинить зло или слишком строго судить. Огромный соблазн — выболтать ему в душераздирающих подробностях все беды, которые с ней случились. Пусть исследует и изучит темные места, куда она не смеет ступить сама. 14

Вечером я прихожу с работы позже обычного. В доме темно. Уже за полночь. Хотя физически я совершенно вымотался, зато после очередного шумного вечера в ресторане настроение прекрасное. Мне нужны пара бутылок пива, час на кушетке, что-нибудь бездумное по телевизору — а поскольку Анна скорее всего уже спит, у меня есть прекрасная возможность в кои-то веки получить гостиную в собственное распоряжение. Я открываю пиво, которое принес из ресторана, растягиваюсь на кушетке и лениво щелкаю с канала на канал. Должно быть, я заснул, потому что вдруг вздрагиваю и просыпаюсь от громкого назойливого стука. Как только я сажусь, шум прекращается. Сбитый с толку, я гадаю, вправду ли что-то слышал или же в мои сны ворвался резкий звук с экрана. Я выключаю телевизор и смотрю на часы. Почти три. Стук повторяется. Громкий и настойчивый. Барабанят в дверь. Блин. Я встаю под аккомпанемент непрерывного оглушительного стука. Меня охватывает ледяной ужас. Я сглатываю и кричу: — Сейчас, сейчас. Подождите минутку! Стараюсь говорить так, как будто мне ничуть не страшно, хотя сердце отбивает бешеный ритм, а кровь отлила от лица. Я обвожу глазами комнату в поисках какого-нибудь оружия и нахожу большую керамическую подпорку для книг. Она достаточно тяжела, чтобы при необходимости причинить некоторый ущерб здоровью. — Кто там? — спрашиваю я, подойдя к двери. — Чего надо? Нет ответа. Кто-то стучит еще трижды, так сильно, что под моими ногами дрожит пол. Я крепче сжимаю в кулаке подпорку и отпираю дверь. На крыльце никого. Я щелкаю выключателем, но фонарь не зажигается. — Эй! — кричу я. — Кто здесь? Какого черта вам надо? Не ожидаю ответа — и не получаю его. Я оставляю подпорку и выхожу на крыльцо, всматриваясь в темноту — вдруг в саду кто-то прячется — но снаружи слишком темно. Высокие старые деревья отбрасывают непроницаемую тень, которая кажется непроглядно-черной. От уличных фонарей мало проку. Скорее всего балуются какие-нибудь нетрезвые сопляки. Ищут неприятностей и разыгрывают дурацкие шуточки. Мы с приятелями в юности тоже думали, что это прикольно. Я снова всматриваюсь в кусты, но напрасно, я ничего не вижу. Нужен мощный фонарь, чтобы разглядеть что-нибудь на расстоянии нескольких метров. В любом случае, я не сомневаюсь, что шутник давно удрал. — Если еще раз это сделаете, я позвоню в полицию! — кричу я в пустоту, чувствуя себя полным идиотом, и поворачиваюсь, чтобы вернуться в дом. Входная дверь начинает закрываться. — Стой! — Я бросаюсь вперед, вытянув руки, но опаздываю, и дверь захлопывается прямо у меня перед носом. Я поворачиваю ручку, налегаю плечом и убеждаюсь, что замок защелкнулся. — Твою мать… — я роюсь в карманах в тщетной надежде, что оставил ключ в брюках. Ничего не нахожу, зато замечаю, как трясутся руки. Я делаю глубокий вдох и приказываю себе успокоиться. Дверь захлопнулась сама. Дурацкая оплошка. Ничего страшного. Я обхожу дом сбоку, на ходу проверяя окна. В темноте ни черта не видно, я спотыкаюсь и вполголоса ругаюсь. Просто не верится, блин. Надо же — оказаться на улице в три часа ночи. Я горько смеюсь над собственной глупостью. Я так устал, что впору свернуться на траве и заснуть, и я всерьез обдумываю этот вариант, возможно, единственный. Наконец добираюсь до черного хода и вижу на кухне свет. Стеклянная дверь открыта, и во внутренний дворик льется свет. — Эй? — я захожу на кухню и оглядываюсь. Там никого нет. Я запираю дверь и с силой наваливаюсь на нее, чтобы убедиться, что она надежно закрыта. Может быть, Анна сама оставила дверь открытой, прежде чем уйти спать? Вряд ли. И я уверен, что свет раньше не горел. Когда я вернулся из ресторана, в доме было совсем темно. Кто-то сюда забрался? Я вижу в оконном стекле отражение чьего-то лица, быстро разворачиваюсь, и с моих губ срывается испуганный возглас. Никого и ничего. Я облегченно смеюсь — это было мое собственное отражение. Воображение у меня изрядно разыгралось. Я до смерти устал, вот и пугаюсь невесть чего. Какие-то хулиганы постучали в дверь и убежали. Я чуть не остался ночевать на улице. Анна забыла запереть заднюю дверь. Ничего зловещего или странного. Просто нужно как следует выспаться. Я выключаю на кухне свет и выхожу в коридор. Парадная дверь стоит нараспашку. 15

Я знаю, что заснуть мне сегодня не светит. Вновь включаю на кухне свет, варю крепкий кофе и пытаюсь успокоиться, представляя, что уже утро. Прихватив кофе, я одну за другой осматриваю комнаты внизу. Окликаю неизвестно кого, заглядываю за диваны и занавески. Процесс довольно глупый и бессмысленный: сомневаюсь, что в доме кто-то есть. Если и был, то сбежал. Но ложиться неохота, и нужно куда-то девать бурлящий в крови адреналин. Я поднимаюсь наверх, в спальню. Все в ней так, как я оставил, уходя на работу. Я осматриваю другие комнаты, лазаю под кровати и в шкафы. Добравшись до комнаты по соседству со спальней Анны, я слышу через дверь негромкий, но непрерывный звук, похожий на скулеж. У меня волосы становятся дыбом. Я открываю дверь. Анна сидит в углу, скорчившись, подтянув колени к груди и уткнувшись в них лицом. Она стонет и плачет, бормочет что-то невнятное, качается туда-сюда. — Анна? Я вхожу тихонько, чтобы не напугать девушку, сажусь рядом и кладу руку на колено. — Послушай… Она перестает плакать и на мгновение затихает, но тут же начинает опять. Рыдает и качается. Я спрашиваю уже громче: — Анна, ты в порядке? Она молчит и продолжает раскачиваться. Я медлю, не зная, что делать, потом соображаю, что нужно уложить ее в постель. В комнате холодно, а на Анне лишь тонкая пижама. — Извини, конечно, — говорю я, подхватывая девушку под руки, — но я сейчас отведу тебя в твою спальню. Ты, наверное, просто… Я замолкаю, потому что не знаю, что сказать. У нее нервный срыв? Ей приснился кошмар? Или это она бегала вокруг дома и стучалась, а затем захлопнула дверь перед моим носом? Я с удивительной легкостью поднимаю Анну. Она легкая как перышко и не сопротивляется. Встав, она поднимает голову и смотрит на меня, моргая, с покорностью на лице. — Ты его слышал? — спрашивает она. — Кого? — Бенджамена. Анна явно еще не проснулась — хоть она и стоит на ногах, но продолжает видеть кошмар. Я качаю головой и, поддерживая девушку за талию, вывожу ее из комнаты. В спальне вздыхает, забирается в постель и натягивает одеяло, потом поворачивается на бок и закрывает глаза. — Вот и хорошо, — говорю я, сомневаясь, что Анна сознает мое присутствие, что она в полном сознании. — Все в порядке. Все хорошо. Я выключаю свет и уже собираюсь закрыть дверь, когда вдруг в темноте тихо и печально звучит голос Анны: — Бенджамен был здесь. Он плакал, я слышала. Я нужна ему. Я так обрадовалась. Я думала, он вернулся, чтобы дать мне второй шанс. 16

Анны до самого вечера не видно, хотя я и держу ухо востро. В середине дня я слышу шаги и бегу наверх, но успеваю лишь заметить, как она ныряет на чердак и плотно прикрывает дверь. Собравшись на работу, я решаю, что нужно найти девушку и убедиться, что все в порядке. А заодно выяснить, что случилось ночью. Дверь спальни открыта, комната пуста. Я стучу в дверь чердака и слышу над головой шаги. Она спускается по лестнице и выглядывает. Глаза у Анны покраснели, лицо бледное. Она ужасно выглядит. А еще, кажется, откровенно злится. — Извини, если помешал. Мне пора на работу, — говорю я с улыбкой. — Ты в порядке? — В полном, — кратко отвечает она, как будто обиженная моим вопросом. Если Анна и сохранила какие-то воспоминания о минувшей ночи, то молчит о них. — Ну ладно, — говорю я. — Э… насчет того, что было ночью… я… — Я занята, — перебивает она. — Ты что-то хотел? Лицо у девушки такое враждебное, что заговорить о случившемся просто невозможно. — Нет, — отвечаю я, тоже начиная злиться. — Я просто подумал, не надо ли чего-нибудь купить в магазине. Холодильник почти пуст. Я… — Нет, — перебивает она. — Спасибо. Ничего не нужно. Анна отступает, словно ждет не дождется моего ухода. — О'кей, — говорю я. — Раз все нормально, я пошел. Она кивает и закрывает дверь, не говоря больше ни слова. 17

Прошла неделя после ссоры с матерью, когда Фиона позвонила и пригласила Анну на ленч. Маркус приготовил пасту и салат, а потом они пошли в ближайший кинотеатр на дневной сеанс. — Как поживает мама? — спросила Фиона. — Никаких больше скандалов? — Да нет, — сказала Анна. — Никаких. Но она со мной почти не разговаривает. Всю неделю Фрэнсис ходила с трогательно жалобным выражением лица и говорила скорбным тихим голоском. — Ты в порядке? — Фиона взяла девушку под руку и притянула ближе. — Да. Но поскорей бы мама перестала ломать комедию. — Анна засмеялась. — Иногда я фантазирую, что она уехала куда-нибудь и оставила нас с папой одних. Без нее нам бы жилось намного лучше. Фиона нахмурилась. — Я говорю ужасные вещи, да? — Анна стиснула руку подруги и взглянула на Маркуса, который упорно смотрел в землю. — Наверное, ты думаешь, что я неблагодарная эгоистка. — Вовсе нет, — ответила Фиона. — Бывают ужасные родители. Я тебя прекрасно понимаю. После кино Фиона отвезла ее домой. По пути они обсудили фильм, героев, сюжет, понравившиеся эпизоды. Фиона высадила девушку возле дома и пообещала позвонить через пару дней. Анна стояла на обочине и наблюдала, как машина уменьшается вдали. Той же ночью она проснулась от тихого стука в дверь спальни. — Анна! Анна! В изножье кровати стояла соседка Пэт. Анна сбросила одеяло и быстро встала. — Что вы здесь делаете? — Она обхватила себя руками и внезапно ощутила ужас. — Что случилось? У Пэт был ужасный вид. Под глазами красные круги, как будто она плакала. — Пойдем вниз, дорогая, — попросила она, взяв Анну за руку. — Я должна кое-что тебе сказать… — Что?! — Случилась авария… Спустившись, Анна обнаружила, что в доме необычайно людно. Повсюду горел свет, внизу ждали два полисмена и неподвижно стояла какая-то женщина в форме. Пэт поспешно провела Анну на кухню и усадила на стул. Девушка удивилась, когда взглянула на часы и обнаружила, что было лишь начало первого. — Что они тут делают? — спросила она. — Где папа? Где мама? Дальнейшее слилось в сознании Анны. Незнакомая женщина подошла, присела рядом с ней на корточки, положила руки на колени и сказала, что ее родители вечером попали в аварию. Мать погибла на месте, отец в критическом состоянии в больнице. Кома. Сначала Анна пыталась спорить, твердила, что этого не может быть, произошла какая-то ошибка. Но женщина и Пэт были терпеливы. Они убеждали Анну, пока она не поверила. В день похорон матери она громко рыдала, потрясенная глубиной собственного горя и тоски. — Прости, прости, прости… — мысленно повторяла она, когда над гробом смыкались занавески. Отец прожил еще три недели. Каждый день, с утра до вечера, Анна сидела рядом с ним в больнице и молилась, чтобы он очнулся. Ожил. Не бросал ее одну. — Ты не можешь меня оставить, — говорила она, прижимаясь к еще теплой груди. — Не смей. Я тебе не позволю. Не позволю. Когда он умер, Анна вернулась в большой пустой дом. Прошла прямо в спальню, взяла глиняный цветок, подаренный отцом, свернулась клубочком на постели, крепко прижимая к груди статуэтку, и зарыдала. 18

Когда я просыпаюсь на следующий день, льет дождь, небо серое и затянуто облаками. На улице скорее всего тепло, сыро и липко, но в доме прохладно. Я надеваю футболку, джинсы и толстые носки, чтобы ноги не мерзли, и спускаюсь. Мне открывается зрелище, от которого сердце замирает. На кухне хаос. Шкафы и ящики открыты, на полу валяется битая посуда — осколки разлетелись по углам. Кастрюли, сковородки и крышки усеивают пол; судя по царапинам на стенах, предметы швыряли об них что есть сил. Дверца холодильника открыта, емкости с едой, видимо, также бросали об стены и об пол — повсюду отвратительные пятна и опасные осколки стекла. Кто-то устроил разгром намеренно. Этот человек был в диком бешенстве. Я пробегаю по остальным комнатам первого этажа, ища признаков взлома, но все нетронуто, вещи на местах, двери надежно заперты. Я мчусь наверх и громко стучу к Анне. — Анна, Анна, ты там? — Тим? Я открываю дверь. Она садится и отводит волосы с лица. Вид у нее недовольный. — Что случилось? — Кухня… — говорю я. Это слово, хоть и против моей воли, звучит резко, с упреком. — В чем дело? — Иди и посмотри. Анна идет следом за мной. Увидев беспорядок, она шарахается и захлопывает рот ладонью. — О Господи. — Что такое? Она смотрит на меня, потом на грязь и осколки, качает головой и начинает плакать. — Не знаю. Понятия не имею… Я ей почти верю. Анна как будто искренне удивлена и напугана, и нетрудно представить, что кто-то вломился в дом и разгромил кухню. Маньяк с топором или просто обдолбанный псих. Но нет никаких признаков насильственного вторжения — ни разбитых окон, ни вскрытых дверей. — Я не виновата, — настойчиво говорит Анна. — Тогда кто же? — тихо спрашиваю я и отворачиваюсь, чтобы она не заметила в моих глазах сомнение. 19

Дата добавления: 2015-07-16