На Северный Афон 1 страница

НА "СЕВЕРНЫЙ АФОН" Записки студента - паломника на Валаам

СОДЕРЖАНИЕ
Предисловие
На "Северный Афон"
Прозорливый
Примечания

Предисловие

Алексей Светозарский

Знаменитый в истории русского монашества Спасо-Преображенский Валаамский монастырь, стяжавший славу "Северного Афона", расположен на самом большом острове в северо-западной части Ладожского озера. Сам остров Валаам и множество более мелких островов образуют архипелаг, который в старину населяли исключительно иноки.
Дивная природа "Русского Афона": отвесные скалы, поднимающиеся из вод Ладожского озера, лесные озёра и высокие сосны, очарование белых ночей, утреннее пение птичьего хора, тихие часы летнего заката - всё это нерукотворное великолепие словно призывает к прославлению Творца, настраивает душу на особенный лад. Лесные тропинки хранят поступь древних отшельников, остатки одиноких келий в отдаленных уголках островов свидетельствуют об их трудах и молитвенных подвигах. А величественные монастырские строения напоминают о многих поколениях валаамских насельников - создателей "пречудного острова".
Некоторые источники, которые, впрочем, подвергаются критике со стороны историков, относят начало монашеской жизни на островах Валаамского архипелага к XI и даже X веку. Большинство же современных исследователей считает, что обитель на Валааме была основана в XIV веке трудами преподобных Сергия и Германа Валаамских (память 28 июня/11июля), которые поселились на острове в 1329 году и тем самым положили начало монашескому братству и миссионерскому центру в тогда ещё не просвещённом светом Христовой веры крае. С Валаамом связаны имена многих подвижников Русской Церкви: преподобных Арсения Коневского, Александра Свирского и Савватия Соловецкого, святителя Геннадия, архиепископа Новгородского.
Находившийся на северо-западных рубежах Руси монастырь неоднократно подвергался нападениям иноземцев и разорению. Трагические страницы истории обители связаны с новым религиозным движением, возникшим на Западе в первой трети XVI века. В 1578 году фанатиками из числа обращенных в лютеранство окрестных жителей были убиты 34 инока монастыря. На юбилейном Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви 2000 года преподобномученики Валаамские были прославлены в лике святых (память 20 февраля/5 марта). Особенно сильное разорение Валаамский монастырь претерпел от войск шведского полководца Якоба Делагарди в 1611 году. С этого времени шведы на целое столетие завладели Валаамом.
Возрождение монастыря началось после 1715 года, когда Валаам вернулся в состав России, и царь Петр I своим указом предписал восстановить древнюю обитель. Новыми насельниками Валаама стали выходцы из прославленного Кирилло-Белозерского монастыря. В XVIII веке иноки Валаамского монастыря осуществляли миссионерское служение на Американском континенте. Среди них - преподобный Герман Аляскинский (+1837, память 27 июля/9 августа), равно почитаемый православными людьми в России и в Америке.
Известно, что восемнадцатое столетие не относится к числу наиболее благополучных в истории русского монашества. В этот период окончательно оформилась определённая антимонашеская тенденция в государственной политике, получившая своё выражение в некоторых указах Петра I, а особенно - в подготовленной при Петре III и осуществленной Екатериной II секуляризационной реформе, в результате которой перестала существовать значительная часть русских монастырей. Кроме того - и это, на наш взгляд, гораздо важнее всех внешних обстоятельств, - многие обители в отношении духовной жизни насельников пребывали далеко не в идеальном состоянии, в своего рода духовном кризисе, причиной которого обычно считают забвение принципов монашеского делания и идеалов древнего подвижничества. Перед русским монашеством, в лице лучших его представителей, встала историческая задача по преодолению этого кризиса. И, как совершенно справедливо принято считать, определяющую роль в разрешении кризиса сыграли представители школы преподобного Паисия Величковского (+1794, память 15/28 ноября),возрождавшие старчество и древние отеческие заветы в российских монастырях. Результатом их подвижнических трудов стало возрождение подлинно монашеского духа в прославившихся высокой жизнью своих иноков обителях: Оптиной, Белобережской, Площанской и Глинской пустынях, в Новоезерском, Симонове, Санаксарском и других монастырях. И в отношении этих двух значительных тенденций в истории русского монашества XVIII века - бытия во внешне неблагоприятных условиях и попыток возрождения духовной жизни усилиями представителей школы преподобного Паисия - Валаам, ставший в XVIII-XIX веках одним из центров подвижничества, представляет собой редкое исключение. Он был возвращен из забвения державной волею Петра I. Духовное устроение монастыря обязано личности подвижника, не связанного непосредственно с Паисиевой школой. В 1781 году митрополит Санкт-Петербургский Гавриил (Петров, 1730-1801) вызвал из Саровской пустыни, сохранявшей и в "упадочном" восемнадцатом столетии традиции иноческого делания, иеромонаха Назария (Кондратьева), который в течение последующих двадцати лет, в сане строителя, а затем - игумена, занимался возрождением Валаама, уделяя главное внимание внутреннему строю монастырской жизни. Святитель Игнатий (Брянчанинов) так охарактеризовал деятельность игумена Назария: "Почти в наше XIX столетие Валаамская обитель выставляет одного из великих своих мужей, приснопамятного старца, подвижника, пустыннолюбца, отца игумена Назария, со славным именем которого на тверди валаамской появилась целая рать пустынных подвижников, воскресивших времена Египта и Фиваиды, которые, искали одного - единения со Христом... Двадцать лет провёл игумен Назарий в Валаамском монастыре, построил здесь каменные здания внутреннего монастырского корпуса, соорудил три каменных храма, умножил братство и по воле митрополита Гавриила ввел в Валаамском монастыре устав Саровской пустыни, на основании которого братия преуспела здесь во всех трёх родах подвижничества: общежитии, жизни скитской и отшельничестве". Дни своей земной жизни игумен Назарий, современник преподобного Серафима Саровского, окончил 23 февраля 1809 года в Саровской пустыни, куда он возвратился с Валаама в 1804 году.
Митрополит Гавриил (Петров) - ревнитель монашества, стремившийся к возрождению аскетических традиций и жизненного уклада русских монастырей, состоял в переписке с преподобным Паисием Величковским, способствовал изданию "Добротолюбия" на церковнославянском языке, привлекал учеников старца в качестве настоятелей и духовных наставников опекаемых им монастырей (в частности - Кириллова Новоезерского). Но все же основы самобытной валаамской традиции были заложены представителем Саровской пустыни игуменом Назарием. Правда, в ближайшее за тем время представители "линии преподобного Паисия" не миновали Валаама С 1811 по 1817 год здесь подвизался схимонах Феодор (+1822) и его ученики: преподобный Лев Оптинский (+1841) и иеромонах Клеопа (+1817), скончавшийся на Валааме. Эти последователи преподобного Паисия оказали влияние на валаамского подвижника иеросхимонаха Евфимия (+1829) - старца высокой духовной жизни. Его младшим современником был схимонах Феоктист (+1863) - в прошлом морской офицер, поселившийся на Валааме в 1827 году и проведший последние десять лет своей жизни в пустынном уединении.
Учеником иеросхимонаха Евфимия был игумен Дамаскин (Кононов, +1881) - создатель того Валаама, который предстает перед нами со страниц произведений Лескова и Немировича-Данченко, Шмелёва и Зайцева, тот самый "старый Валаам", самобытный и неповторимый "Северный Афон", куда ежегодно устремлялись тысячи паломников и путешественников со всех концов Российской империи, близкий и понятный по духу для своих и загадочно-необъяснимый для "чуждопосетителей", тот самый Валаам, который посетил когда-то студент Санкт-Петербургской Духовной академии Иван Федченков - будущий митрополит Вениамин, автор повествований, включенных в настоящий сборник.
Игумен Дамаскин - в миру Дамиан Кононов (это не фамилия, а прозвище: Кононом звали его отца, крестьяне тогда фамилий не имели), родился в Старицком уезде Тверской губернии в 1795 году. С юных лет стремился к монашеству. Ходил на богомолье в Киево-Печерскую лавру, побывал на Соловках и в Сяндемской обители; в 1817 году впервые посетил Валаам.
Затем отправился на Коневец, потом - в Тихвин, поклонился святыням Новгородской земли, и в 1819 году пришел на Валаам уже окончательно. Стал учеником старца Евфимия. Проходил различные послушания, не отказывался ни от какой работы: шил сапоги и рукавицы, месил квашню, кормил нищую братию. Труды сопровождались молитвенными подвигами. В 1823 году Дамиан был пострижен в рясофор и с того времени ежедневно приходил к своему старцу для откровения помыслов. В 1825 году его постригли в мантию и нарекли Дамаскином. В 1826-1827 годах монах Дамаскин подвизался в скиту во имя Всех Святых, а затем стал пустынножителем. С перерывами его отшельнические труды продолжались до 1838 года, когда по желанию императора Николая I монах Дамаскин был рукоположен во иеродиакона (4 декабря), затем - во иеромонаха (7 декабря), а 30 января 1839 года он, возведенный в сан игумена, стал настоятелем Спасо-Преображенского Валаамского монастыря. Это назначение состоялось по представлению архимандрита Игнатия (Брянчанинова), знавшего о подвижнической жизни и аскетической настроенности отца Дамаскина. Этот монах, скитник и пустынножитель, сочетал в себе стремление к аскезе с недюжинными административно-хозяйственными способностями. При его настоятельстве весь Валаам превратился в большую стройку: по всему острову прокладывали дороги, строили скиты, храмы, часовни, гостиницы, мосты, мастерские, проводили водопровод.
По инициативе деятельного игумена в монастырскую собственность приобретались здания в Петербурге, Москве, Новгороде и в Финляндии. У обители появился свой пароход. Значительно увеличились капиталы монастыря. Число братии возросло до тысячи человек. Много сил прилагал игумен Дамаскин к внутреннему устроению обители, строго следил за исполнением устава и течением монастырской жизни. Не оставлял он и духовничества, оставаясь наставником многих монашествующих и мирян. При отце Дамаскине и после его кончины Валаам славился своими подвижниками и старцами. Монах Афанасий (t 1852), иеросхимонах Антоний (+1862), схимонах Пафттий (+1865), иеросхимонах Антипа Святогорец (+1882), иеросхимонах Алексий (+1900), схимонах Агапий (+1905), схимонах Никита (+1911), иеросхимонах Антипа (+1912) и многие другие подвижники стяжали нетленный венец и составили подлинную славу Северного Афона.
Иван Федченков - автор очерка "На Северный Афон", посетил Валаам в мае 1905 года. А в следующем, 1906 году, на страницах журнала "Странник" появились его "Записки студента - паломника на Валаам", подписанные инициалом (начальной буквой фамилии) - "фита". Жанр путевых заметок или записок паломника постоянно присутствует на страницах русской церковной периодики рубежа XIX-XX веков. Для тех, кто интересуется личностью и трудами митрополита Вениамина (Федченкова), несомненно важен тот факт, что очерк "На Северный Афон" - первое из известных нам опубликованное произведение этого духовного писателя и выдающегося иерарха Русской Православной Церкви. И в этой "пробе пера" уже заложены характерные черты его писательского стиля, которые он будет развивать в дальнейшем. Жанровые сцены и бытовые зарисовки соседствуют с глубокими размышлениями, явственно звучат апологетические и полемические нотки. Литературные портреты встреченных на Валааме людей отличаются живостью и выразительностью. Очерк написан студентом-"академиком", молодым человеком двадцати четырех лет от роду, "солидным" богословом, свободно цитирующим святоотеческие творения, жизнерадостным мальчишкой, распевающим ирмосы "о воде", живым и непосредственным.
Каким же был для студента Ивана Федченкова год 1905-й, памятный в отечественной истории событиями Русско-японской войны и разыгравшейся революцией? Он благополучно завершил обучение на втором курсе академии и был переведён на третий. Но право учиться пришлось отстаивать в остром конфликте с большинством товарищей. Дело в том, что юные богословы решили поддержать объявивших забастовку учащихся других учебных заведений столицы. Вот как об этом вспоминал впоследствии владыка Вениамин в своей замечательной книге воспоминаний "На рубеже двух эпох":
"Начались забастовки, демонстрации... Неверующие студенты устраивают в Петербурге перед Казанским собором какую-то "гражданскую панихиду" по жертвам революции. Бастуют почти все учебные заведения. Не отстают и курсистки. Мы, "академики", запоздали немного: народ больше тихий, благочестивый. Потом "одумались" и решили наверстать упущенное: студенты вынесли на "сходке" постановление - забастовать... Кто-то острил: и богословы "позавидовали курсисткам". Но у нас образовалось меньшинство - около четверти товарищей - против забастовки. В этой группе был и я".
Сорвать лекции академических профессоров меньшинство не позволило, и тогда представители "революционного большинства" пригрозили "штрейкбрехерам", что будут обливать их кислотой, если те продолжат посещение лекций. Но, по словам владыки Вениамина, его больше волновало тогда то, что он изменяет товариществу, идёт против большинства Чувство вины усилилось после того, как академическое начальство объявило о своём намерении уволить из академии всех участников забастовок и демонстраций.
"Но я, - продолжает свои воспоминания владыка Вениамин, - мучился в совести и обратной мыслью: нравственно ли поддаваться непременно и всегда давлению большинства, если я с ним не согласен?.."
Конфликт разрешился самым неожиданным образом. Епископ Сергий - тогдашний ректор академии, а впоследствии Святейший Патриарх Московский и всея Руси, "решил испробовать последнее средство: велел созвать общестуденческую сходку. На кафедру вышел избранный председателем студент-эсер Иван Петрович Смирнов (после убили во вторую революцию). Входит уверенный, спокойный и внушительный ректор, высокий, плечистый, с длинной черной бородой, в клобуке. Подходит к кафедре, а там - Смирнов.
- Я избран председателем сходки, - заявил он уверенно ректору.
Но случилось совершенно неожиданное дело. Всегда необыкновенно ровный, любезный епископ Сергий на этот раз легко отстранил Смирнова с кафедры, тот сходит, а ректор, ударив по кафедре своим мощным кулаком, с гневом и властью закричал:
- Я, я здесь председатель!
Все мы мгновенно притихли. Власть проявила свою силу. Затем епископ Сергий сказал нам спокойную деловую речь, предлагал прекратить забастовку. Он ушел, и студенты почти единогласно постановили восстановить занятия". (Митрополит Вениамин (Федченков). На рубеже двух эпох. М., 1994. С.127-128).
Конечно, помимо бурных внешних событий, точнее - параллельно с ними, протекала и внутренняя сокровенная жизнь автора очерка "На Северный Афон". В конце 1904 года он вместе с двумя своими товарищами Виктором Раевым (впоследствии - архимандрит Иоанн) и Николаем Соболевым (впоследствии - архиепископ Серафим) посетил Кронштадт, побывал на богослужении, которое совершал в Андреевском соборе святой праведный отец Иоанн Кронштадтский, видел знаменитую "общую исповедь", беседовал с батюшкой. Эта встреча - первая в цепочке встреч с "живыми святыми", подвижниками веры и благочестия, возможно, укрепила будущего святителя в его тогдашнем стремлении к монастырскому служению в миру, настолько ярким, вдохновляющим явился перед ним образ "всероссийского пастыря". Но были у молодого богослова и иные думы. При поступлении в академию
Иван Федченков и не помышлял о монашестве. Как впоследствии вспоминал владыка Вениамин: "Передо мною стоял образ пастыря. И я, если и думал, то о помощнице; имелось в виду даже определённое лицо, что естественно в моих мечтах о пастырстве. (Митрополит Вениамин /Федченков/. Письма о монашестве. Машинопись. Саратов. 1956. С.3).
Но постепенно его воззрения начинают меняться. Уже на первом курсе он по совету архимандрита (впоследствии архиепископа) Феофана (Быстрова), занимавшего должность инспектора академии и обладавшего в глазах студентов большим нравственным авторитетом, начинает серьёзно изучать аскетические творения святых отцов, посещать руководимый отцом Феофаном "златоустовский кружок", где желающие из числа студентов академии серьёзно занимались святоотеческим наследием. Постепенно в душе будущего иерарха возникло и укрепилось стремление к монашеству.
Начались и искушения. Как раз ко времени своей поездки на Валаам Иван Федченков испытывал сильные сомнения относительно выбора дальнейшего жизненного пути. Архимандрит Феофан - духовник будущего владыки, был не из тех, кто навязывает пасомым свою волю, он скорее самой жизнью, всем своим поведением, отношением к окружающим свидетельствовал красоту и подлинное величие иноческого делания. А молодому богослову, наверное, необходимо было услышать и некое призвание свыше - глас Божий, призывающий его на служение в иноческом образе. Этот призыв он услышал из уст насельника Валаама схимонаха Никиты и, наверное, поэтому на всю жизнь запомнил встречу с этим подвижником из Иоанно-Предтеченского скита. О сокровенной стороне этого короткого, но очень глубокого общения студент Федченков, конечно, в своём очерке не рассказал. О ней поведает иеромонах Вениамин, вновь посетивший Валаам уже после смерти отца Никиты и предоставивший анонимно для печати свои воспоминания о встрече со старцем. А по прошествии многих лет митрополит Вениамин будет часто вспоминать о чудесном предсказании, включая рассказ о нём в целый ряд своих произведений ("Божьи люди", "Промысел Божий в моей жизни", "Письма о монашестве", "Из того мира"). Это своего рода продолжение повествования о Валааме, о схимонахе Никите мы включили в настоящий сборник в редакции, представленной в книге митрополита Вениамина "Божьи люди".
Прошло не так уж много лет со времени поездки на Валаам. Студент стал монахом, а потом и епископом; участвовал в Белом движении, покинул Россию и более четверти века провел в изгнании. За рубежами России оказался и Валаам. Отошедший к Финляндии, он продолжал оставаться "Русским Афоном" для обитателей русского Зарубежья и продолжал привлекать к себе теперь уже не столь многочисленных паломников.
В 1921 году Финляндская Православная Церковь получила автономию от Русской Православной Церкви, а в 1923 году перешла под юрисдикцию Константинопольского патриарха. Вскоре за этим событием последовал переход на новый стиль, что повлекло за собой возникновение раскола среди братии и гонение на "старостильников".
В 1939 году началась война между СССР и Финляндией. Валаам оказался в зоне боевых действий. На островах архипелага размещался финский гарнизон, и советская авиация подвергала Валаам бомбардировкам. По распоряжению финских военных властей братия монастыря была эвакуирована вглубь Финляндии. В 1941 году монахи обосновались в бывшем имении, расположенном в местечке Папинниеми. Так возник Новый Валаам - православный мужской монастырь в Финляндии, действующий до настоящего времени. Инокам, покидавшим Старый Валаам, удалось вывезти большую часть икон, церковной утвари, значительную часть монастырской библиотеки. Авторы одной из книг, посвященной Валааму и вышедшей в свет совсем недавно, пишут об этом периоде истории монастыря: "Но оказалось, беды Валаама на этом не кончились; во время финской войны 1939 г. острова вновь отошли к России, но теперь уже к советской, - точнее, к СССР. В такой "России" монастырю была уготована только одна судьба - полное разорение; валаамское же иночество могли ожидать лишь лагеря смерти" (Валаам Христовой Руси. М., 2000. С.6).
Вполне возможно, что именно такая судьба ожидала бы Старый Валаам и его насельников. И всё же, наверное, не следует забывать о том, что история не знает сослагательного наклонения. И если уж идти по этому пути, то можно также предположить, что монастырь мог бы и сохраниться, как сохранились Псково-Печерский и Пюхтицкий монастыри в Эстонии, Троице-Сергиев в Риге и "Пустынька" под Елгавой, иноческие обители в Бессарабии, на Западной Украине и в Западной Белоруссии - на территориях, вошедших в состав СССР после 1939 года. Ведь известно, что в этот период "церковная политика" советского государства стала постепенно меняться. Впрочем, лучше всего оставаться на твёрдой почве фактов, а не гипотетических утверждений. Старый Валаам прекратил своё существование и возник Новый Валаам, который, оставаясь православным, со временем перестал быть русским. И это вполне закономерно.
В 1957 году семь прежних валаамских иноков вернулись на родину и поселились в Псково-Печерском монастыре. В следующем году в эту древнюю обитель прибыл для проживания на покое митрополит Вениамин, вернувшийся в Россию в 1948 году и занимавший последовательно Рижскую, Ростовскую и Саратовскую кафедры.
На Валааме же в годы Великой Отечественной войны и в первые послевоенные годы размещалась школа юнг, с 1949 года - совхоз, в 1952-1984 годах - интернат для инвалидов войны. С 1957 года Валаам был открыт для туристов. Возрождение монастыря началось в 1989 году по инициативе митрополита Ленинградского и Новгородского Алексия (ныне - Святейший Патриарх Московский и всея Руси). В конце 1930-х годов Алёша Ридигер дважды побывал на Валааме в составе паломнической группы. На всю жизнь сохранил будущий Предстоятель Русской Церкви светлый образ Северного Афона, память о духоносных старцах-подвижниках: схиигумене Иоанне (Алексееве, +1958), иеросхимонахе Ефреме (Хробостове, +1947), монахе Иувиане (Краснопёрове, +1957). А когда пришло время, приложил немало сил в деле возрождения "дивного острова Валаама".
И в наши дни, как когда-то встарь, тысячи паломников приезжают на Валаам. Особенно много богомольцев бывает в обители в день памяти преподобных Сергия и Германа Валаамских, чьими молитвами возрождается сегодня древняя твердыня Православия.

На Северный Афон

I
Валаам. - На верхней палубе. - Бесплатный комик. - Кругом вода. - "Пропимшись и заблудимши". - Коневец и его "достопримечательности". - "Водные" ирмосы. - Кронштадтская собака. - Земля! Земля! - "Владыка здесь". - Кладбище и храм. - "Падший" послушник и "Святой остров". - Никольский скит. - Студент-послушник. - Всенощная. - Обедня и Сердоболь.

Еще зимой несколько человек из нас начали толковать о весеннем путешествии компанией. Иные предлагали прокатиться по Волге, - да карманы у нас были тощи, как фараоновы коровы (см. Быт., гл.41); другие указывали юг, но "коровы" и здесь помешали. И вот нашли такое место, где удачно соединилось интересное паломничество с средней толщиной карманов, - это Валаам. Каких-нибудь рубля два-три на билет на пароходе, заманчивый путь по реке Неве и Ладожскому озеру-морю, да еще - самое главное - религиозная окраска, - все это было на стороне Валаама, и паломничество было решено. Как только свалим с плеч последний экзамен, - дело было в мае, страдном для учащихся, - тотчас на пароход, - толковали мы. В самом деле, после спешных ответов, экспромтом собрали мы корзину, - кое-чего захватили; - и, конечно, по обычной молодой беспечности, позабыли самое главное - хлеб насущный. Но молодежь плохо рассуждает: лишь бы сейчас сыт был, а завтра - что Бог даст.

Извозчики повезли нас к Валаамской пристани, - что на Калашниковской бирже, около церкви Бориса и Глеба [1]. С какой-то верой в интересность будущего, с ожиданием впечатлений от неизвестных еще картин, - мы энергично вскочили на плавучую пристань. Тотчас были куплены билеты, и ими, так сказать, начали путешествие. Уложили свои вещи и опять выскочили на пристань. Попрощались с провожавшим нас товарищем и хотели было спокойно воротиться на пароход, - как вдруг заметили у кассы две унылые физиономии в одеждах богомолок-черничек. Отец кассир - валаамский инок - спокойно и решительно заявил, что даром их не повезут. Я подхожу к ним.

- В чем дело?

- Да вот, родимый, на Валаам хотели было пробраться, - да денег не хватает!

- Сколько вам нужно?

- Хоть бы с ру-у-блик! - жалобно протянула одна из них. На лицах их написана была и печаль от безденежья, и надежда на помощь, и неуверенность в ней.

Я тотчас обратился к товарищам с предложением помочь, - и через полминуты в руках паломниц был лишний полтинник. Оказалось, что и его было достаточно к имевшейся у них сумме, - так как отец кассир дал им после добавки льготную контрамарку. С какой радостью не пошли, а прямо побежали они по трапу на пароход! Сколько благодарности за один лишь полтинник светилось в их глазах!..

Суетня все усиливалась... Начали приготовляться к снятию парохода с якоря. Раздался властный и хладнокровный голос капитана - финна, - зазвенели где-то электрические звонки, с шумом вытянут был якорь, покрытый гадкими червями, разбухшим зерном и вонючей грязью.

...Раздался второй звонок... Сняли трап. Провожавшие что-то шумели отъезжавшим, делали предостережения, высказывали пожелания счастливого пути... Гам был невообразимый... Раздался третий звонок... Зашумели винты, вспенилась у кормы вода, и пароход - еле заметно - тронулся в путь-дорогу. Почти все сняли фуражки, шляпы и начали креститься на церковь Бориса и Глеба. С пристани тоже крестились и крестили отъезжавших. Не обошлось, конечно, без слез. Две-три женщины утирали платками глаза и нос - махали отъезжавшим... В это время пароход успел развить порядочную силу - и мы поплыли довольно быстро против течения Невы... Было уже часов десять с половиной утра... День выдался замечательно ясный, - редкий для северной столицы даже в мае. Дул маленький ветерок, - но он бежал за нами и равнялся по быстроте пароходу; поэтому для пассажиров казалось совсем тихо: только небольшие волны говорили, что мы обманываемся...

Тотчас после отхода парохода мы забрались на верхнюю палубу - значившуюся, по объявлению, только для пассажиров первого класса. А мы имели лишь второклассные билеты; да и то, признаться, зря лишь деньги истратили: в третьем - почти все равно. Вместе с нами забрались и третьеклассники - человек пять, и лишь один имел законное право на верхнюю палубу.

Но неравенство финансового положения не препятствовало "зайцам" и имеющему право завести.между собой речи. Один из третьеклассников - несколько подвыпивший, с красной, видимо спившейся физиономией, оказался порядочным остряком, что и экспериментировал пред верхнепалубной публикой над первоклассником. Видимо, он чувствовал себя полнейшим хозяином здесь.

- Вы чем занимаетесь? - спрашивает наш остряк у собеседника, лукаво щурясь и играя то глазами, то губами, - то вдруг насупившись, как отставной философ.

- Торгуем мучными товарами! - отрывисто отвечает тот, видимо недовольный, к тому же психически больной, как оказалось после.

- Татарами? Скажите, пожалуйста?! Почем же с пуда? - перевирает остряк.

- Товарами, а не татарами-с! - в раздражении обрывает больной. - Нужно слушать, а не глазами хлопать!

- Лопать? Да пожалуй, пора и лопать! Шурка! - обращается герой к товарищу, - пойдем лопать!

- Болван!.. - отрезает взбешенный собеседник.

"Болван", ничуть не сконфузившись, на минуту замолкает, чтобы, собравшись с новыми силами, продолжать изводить нервного больного и потешать себя и публику удачными, хотя подчас и глупыми рифмами...

А пароход в это время знай себе бежал вверх.

...Вот плывут мимо нас фабрики, заводы. Вот Невский судостроительный, вот чистенькая карточная фабрика, - а там весь в дыму черный Обуховский завод... С левой стороны появились уже леса, луга... Пароход долго просвистал и красиво загнул за угол Невы....Город и пригородья кончились... Картина сразу изменилась: как будто из прокопченного города вас перебросили в поволжскую родную обстановку...

Остряк с товарищами спускался несколько раз вниз и возвращался все веселей. Дело становилось подозрительно. Вдруг, я замечаю, - летит за борт пивная бутылка. Недоумеваю. Через несколько времени в другом конце мелькает в воздухе пустая "сороковка". В это время на палубу вышел один подвыпивший пассажир.

- Понимаешь, Шурка, - говорил он своему товарищу, - какая штука? Монах внизу говорит: покажите свою корзинку. Я ему развязал. Ну, известно, водки уж не нашел. Я ему и говорю: а ну-ка, отец, завяжи теперича, я развязывал, тебе завязывать. И что же? Понимаешь? Завязал! Гмм! Я ему там и говорю: завяжи-ка! Ну и ни слова, значит, не говоря, - завязал! Вот, братец ты мой, как!

И довольный своим ухарством и мнимой победой, он торжественно закурил папиросу.

Оказалось, что на пароходе всячески преследуется вино, вероятно, из опасения за самих же пассажиров. Если же у кого найдут неиспользованные еще бутылки, - то конфискуют до обратного возвращения в Санкт-Петербург. Но обычно не удается это. Втихомолку, украдкой выпивается драгоценная влага, а ненужная посуда летит за борт, провожаемая благодарным взглядом.

...А пароход все шумит винтами... Вот проехали и Невские небольшие пороги, отличающиеся от обычного течения ее лишь еще большей быстротой да незначительным уклоном воды, видимым для простого глаза... Затем - Екатерининский дворец, и около него прозаический кирпичный завод. Еще далее - Потемкинская дача на чудном местоположении... Недалеко уже и Шлиссельбург.

Дата добавления: 2015-07-16