Читайте также:
|
|
Фундаментальная онтология, отстаивая свои позиции, могла бы аргументировать их таким образом: ребенок (допущение: он не есть с позиций фундаментальной онтологии оптически - психологическое) спрашивает о бытии. Это побуждает его к рефлексии; рефлексия рефлексии могла бы, как с давних пор в идеализме, исправить ошибку. Но едва ли двойная рефлексия вопрошает, подобно ребенку, непосредственно. Позиция Хайдеггера рисует образ философии по аналогии с антропоцентризмом взрослого как философию детства человеческого рода, как довременно-вневременную (vorzeitlich - überzeitlich). То, над чем трудится ребенок, это прежде всего его отношение к словам, которые он усваивает с усилиями и напряжением, которые трудно представить себе в более позднем возрасте; потому что слова - это мир, в известной мере доверенный ему как один из объектов его детской активности. Ребенок хочет подтвердить для себя значения слов и, занимаясь этим с чертовским мелочным упрямством (вполне, правда, объяснимым с позиций психоанализа), он приходит к отношению слова и вещи. Ребенок может изводить свою маму педантичными вопросами, почему банк называется банком. Но его наивность совсем не наивна. В качестве языка в очень раннее движение его сознания и мысли входит культура - закладная на рассуждения о первоначальности (Ursprünglichkeit). Смысл слов и их истинное содержание, их "отношение к объективности" еще не слишком сильно подразделяются; знать, что означает слово банк и что такое банк в действительности -зачем добавлять суждение существования, для детского сознания равноценно или по крайней мере недифференцировано, во всяком случае с трудом различимо бесчисленное множество раз. Детская непосредственность, ориентированная на запас слов, самоопосредована в том отношении, что пре-формирует, предорганизует ковыряние (das Bohren) в поисках почему, в поисках начального и первого (Ersten). Язык узнан не в качестве φόσει, "taken for granted", но как θέσει; в начале фетишизм, и ему постоянно подчинена охота за начальным. Правда, этот фетишизм практически почти нельзя заметить, потому что решительно все мыслимое является также и словесным, а бессознательный номинализм неистинен в той же мере, что и реализм, приписывающий грешному языку атрибуты откровения. Хайдеггер понимает, что не существует безъязыкового "в себе" (An sich); что язык, следовательно, присутствует в истине, а не истина в языке, как всего лишь обозначенная посредством языка. Но конституивное участие языка в истине не создает их тождественности. Сила языка подтверждается тем, что в рефлексии бытие и вещь отделяются друг от друга4. Язык превращается в инстанцию истины, только если осознается нетождественность выражения (Ausdruck) и помыс-ленного (Gemeinten). Хайдеггер отказывается от такого хода мысли, он с
Отношение к онтологии
первых шагов придерживается границ диалектики философии языка. Его мышление является восстановлением и в том, что оно посредством ритуала именования, называния (Nennen) хочет восстановить власть имени. Эта власть между тем не есть нечто подобное власти именования в современных, ставших светскими языках. Секуляризация лишила субъектов имен, и их нетерпимость, отсутствие философского доверия к богу потребовали объективности от языка. Но язык является чем-то большим, чем знак, лишь благодаря своей сигнификативной силе в той сфере, где язык максимально точно и плотно (dicht) обладает мыслимым. Язык существует, пока он становится языком, становится в постоянной конфронтации выражения и вещи. Об этом размышлял Карл Краус, который сам вполне мог бы симпатизировать онтологической трактовке языка. Система же Хайдеггера является, согласно формулировке Шолема, резвящейся немецкой каббалистикой. К историческим языкам Хайдеггер подходит так, как будто они и есть языки бытия; для него это романтические языки, как и все грубо антиромантическое. Хайдеггеров-ский способ диструкции лишается языка перед незамеченной филологической конструкцией, которую он одновременно суспектирует. Сознание такого типа утверждает то, что его окружает или, по крайней мере, примиряется с этим; спонтанный философский радикализм в своих исторических проявлениях всегда является продуктом сомнения. Радикальный вопрос, который ничего не разрушает, кроме самого философского радикализма, является иллюзорным, вопросом лишь по видимости.
Дата добавления: 2015-07-16; просмотров: 56 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Выразить невыразимое | | | Вопрос о бытии |