Читайте также:
|
|
Поезд мерно стучал колёсами. Тамара ворочалась на полке, но никак не могла уснуть. Сон не шёл. Стоило ей только смежить веки, как перед глазами возникало слабоосвещённое купе и ярко освещённый вокзал за окном вагона. Одна за другой всплывали картинки последних минут перед расставанием, пока не поплыли за окном сначала вокзал с перроном, а потом всё быстрей и быстрей замелькали огни ночного Ленинграда. Она сунула руку под подушку, и нащупала конверт, что положила туда сразу, как прочла письмо, и снова вспоминала, вспоминала, перебирая в памяти, один за другим, все двенадцать этих умопомрачительных, незабываемых дней, пролетевших, как сказочный сон, неоправданно быстро.
Уже в Пскове она решила не затягивать с ответом, тем более, что идти в институт в эти первые два дня, как оказалось, острой необходимости и не было. Она взяла школьную тетрадь, из которой всякий раз вырывала листки для писем, и пошла в комнату для занятий, чтобы там в спокойной обстановке ответить на письмо. В дальнем углу комнаты у окна сидели какие-то две девочки, похоже, с младших курсов, а в другом конце комнаты, к своему удивлению, увидела Сашу. Она подошла к ней и села рядом.
- Что пишешь?
- Да вот заканчиваю письмо домой. Надо отчитаться перед супругом, - Саша мило улыбнулась. - А ты решила позаниматься?
- Что ты с ума сошла? Никакая учёба на ум не идёт!
- А как съездила?
- Бесподобно, всё как во сне. Я даже не ожидала, что будет так хорошо. Всё же решилось буквально в последние дни. Сергей дал телеграмму, что приедет в Ленинград 25 января. Мы с Фаней выехали 22 - го, я и жила у неё. Когда приехала, купила билеты в театры. Сергей приехал, докупил ещё. И у нас были заполнены практически все дни и вечера: экскурсии, музеи, театры. А в театры, в некоторые дни, ходили и днём, и вечером. Было время и для разговоров, а всё равно всего не переговорили. Когда уже были на вокзале, вернее в купе поезда, мне очень хотелось сказать ещё что-то, и я ждала, когда выйдем из вагона и останемся одни, когда же вышли, из головы всё буквально вылетело, наступило полное торможение мозга. А когда Сергей поцеловал меня, наступил момент ещё большего торможения, и я уже по сути ничего не соображала. Пришла в себя уже в вагоне, когда поезд тронулся, и за окном поплыли дома и улицы. Потом расправила постель, забралась на полку и стала читать письмо.
- Какое письмо?
- Серёжа буквально перед отходом поезда вложил мне в руку конверт.
- И что он там написал?
- Прочти сама.
Тамара протянула письмо, что лежало у неё в тетради, и пока Саша читала, сидела молча, вертя в руках ручку. В это время девочки, что сидели в другом конце комнаты, собрались и вышли, Тамара с Сашей остались одни. Закончив чтение, Саша повернула к Тамаре голову, ожидая разъяснений. Тамара, словно почувствовав немой вопрос подруги, продолжила:
- Ты знаешь, когда я в вагоне раскрыла конверт и увидела знакомые буковки и слова, мне стало как-то не по себе. Промелькнула суматошная мысль: «Неужели всё кончилось, и опять пойдут эти письма и письма, чтобы прерваться на время при очередной нашей встрече, а потом всё и снова». На душе стало как-то неуютно и тоскливо. А потом ещё и всё это, что он впервые написал так открыто.
- Ты уже что-то ответила?
- Начала писать, а сейчас вот сомневаюсь, то ли пишу, - Тамара вынула из тетради частично исписанный двойной листок бумаги в косую линейку и положила перед Сашей.
- Ты хочешь, чтобы я прочитала?
- Почитай, может быть, что-нибудь дельное подскажешь, - и, видя нерешительность подруги, добавила: - Читай, читай. Поверь, у меня есть причины для сомнений. Вероятно, я давала ему повод так думать и на что-то надеяться, раз он написал такое.
Саша взяла листок в руки.
Здравствуй, Серёжа!
Твоё письмо не было для меня неожиданностью, я же чувствовала твоё отношение ко мне, но приписывала это к родственным узам, хотя были и другие мысли, но ты ещё в своём дневнике писал, что любишь меня не как девчонку, а как сестру. Я этому была очень рада, и любила тебя (и люблю) так же, как брата, правда сильнее, чем родных братьев. Поверь, большего и не надо, незачем, понимаешь, не - за - чем, лучше мы останемся самыми надёжными, самыми верными, самыми хорошими друзьями на всю жизнь. Человеческий мир велик, в нём и на наши души, я убеждена, есть ещё по какой-то душе, о существовании которых никто из нас пока ничего не знает, как и они ничего не знают о нас. А может быть, они где-то рядом с нами, но так же не догадываются, что те, кому они предназначены, где-то рядом. Поверь, это большое счастье, когда, кроме того человечка, что выпал каждому из нас в качестве его половинки, у нас будет ещё и наша дружба, чтобы мы могли в любое время, как только представится такая возможность, поверить друг другу свои самые сокровенные мысли, свои чаяния, поделиться наболевшим, и помочь, когда это потребуется…
Саша закончила чтение и вернула листок Тамаре.
- Давно это у вас так?
- Да, считай, с самого начала. Держим друг друга, как на привязи. Подобные этой вспышки у него почти всякий раз после очередной неудачи «на любовном фронте». А когда у меня появляется кто-то, я невольно сравниваю его с Серёжей.
- То-то ты такая придирчивая к письмам, что получаешь от других мальчишек.
- Видимо так. А потом, я часто ловила себя на мысли, что всякий раз, когда у Серёжи появляется новая привязанность, и я, радуясь за него, в то же время, критически её оценивала, не забывая написать ему об этом.
- А когда он расставался, ты не очень-то и огорчалась, - то ли спросила, то ли констатировала, Саша.
- Бывало и так. Иногда я сожалела о том, что написала. Такое состояние тяготит и связывает. Думаю, то же самое испытывает и он. Мы обязаны отпустить друг друга и сделать это не затягивая, а то вконец запутаемся, и потом будет значительно труднее.
- А, может быть, и не следует этого делать? Во Франции браки между кузиной и кузеном обычное дело.
- На что ты намекаешь?
- Не намекаю - констатирую. Это же вполне возможно. А что, разве тебя такие мысли не посещали?
- Посещали, - Тамара какое-то мгновение помолчала, потом, как бы в раздумье, продолжила: - Только зачем это? Определённый риск от таких родственных браков существует. Жить и бояться, что когда-то и как-то это может сказаться.
- Но это же крайность!
- Да, крайность. Но зачем рисковать? Надо попытаться решить эту проблему иначе. Так будет лучше для нас обеих.
Саша задумалась, потом пристально посмотрела на Тамару.
- Наверное, ты права. Думаю, что тебе следует…
Она не успела договорить, в комнату для занятий одна за другой стали входить девочки, а вслед за ними вошёл Стрежнев, секретарь комитета комсомола института, оглядел комнату и, увидев Сашу и Тамару, обратился к ним:
- Девочки, у нас сейчас собрание агитаторов, на час не больше, мы вам не очень помешаем?
Тамара, а за ней и Саша, поднялись из-за стола.
- Занимайтесь, мы придём позднее, а то пора и перекусить, - сказала Тамара, и, выйдя в коридор, обернулась к подруге.
- Так что ты хотела сказать?
- Чтобы ты была потактичней в письме к Серёже, хотя ясность, безусловно, необходима. В этом ты права.
В дальнейшем они к этому разговору больше не возвращались. Письмо Тамара отправила в тот же день, правда далеко не сразу закончила его, переписывая, исправляя и дополняя и снова переписывая. Ещё ни одно из своих писем она не писала с таким беспокойством, волнением и глубочайшим желанием, чтобы я правильно её понял. Но самое парадоксальное было в том, что у меня дома не исключали эту возможность. Как-то вечером, в то лето, когда Тамара заезжала к нам, мама, с какой-то затаённой надеждой, сказала:
- Женился бы ты, сынок, на Тамаре, и забот бы никаких!
Предложение было настолько неожиданно для меня, что я растерялся, а, придя в себя, чем-то отшутился.
Дата добавления: 2015-07-16; просмотров: 51 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
ПОСЛЕДНЯЯ ВЕСНА В ВЫБОРГЕ | | | ЗАБАСТОВКА” И ПРОЧИЕ СЛОЖНОСТИ |