ДНЕВНИК. Праздники прошли незаметно

9 ноября.

Праздники прошли незаметно. Сходили только на концерт, а потом сидели с Надей и оба дня вышивали. Надя – это профессор по физике, увлечена ею неправдоподобно. Прекрасно решает задачи и в совершенстве знает теорию. Я ещё не встречала таких увлечённых.

О, Боже! Как плохо когда нет рядом настоящей подруги! Не с кем поговорить по душам, не с кем поделиться наболевшим. У меня бывают такие минуты, что я уже не могу носить в себе всё то, о чём думаю, поговорю немножко с Люсей и вроде полегче станет, и я опять молчу, а это так плохо! А с Люсей, всё равно, не могу так открыто разговаривать, хотя она написала мне записку, где выразила свои чувства ко мне, а я не могу относиться к ней, как к настоящей подруге! Видно из-за того, что я всей душой полюбила Ирку, а любить двоих одинаковой любовью - невозможно. Как грустно сознавать это!

Ну, что я за человек? Совсем отстала от жизни - на вечера не хожу, и не хочется. Скажи об этом дома - не поверят, ведь я в школе была первой зачинщицей танцевальных вечеров! Что случилось? - Не знаю. Главное - мне совершенно не интересно. Знакомых мальчишек нет, а с этими «приходящими» - не хочется и знакомиться. Поэтому и желание посидеть одной и повспоминать прошлое. Сколько тогда было веселья! А теперь монотонно, бессвязно и неинтересно течёт наша студенческая жизнь. А совсем недавно стать студентом была моя заветная мечта. Возможно, другие живут иначе, и только я такая нетолкомянная?

Как хорошо, когда, хоть ненадолго, остаёшься одна со своим мыслями!. В комнате же постоянно шум, смех, звон. Иногда лежишь в постели и воображаешь, а то и во сне что-то увидишь. Встречи разные, знакомства - всё считается, и совсем необязательно, чтобы всё это было в действительности, иначе и вспоминать-то нечего.

10 ноября.

Неделя предстоит очень тяжёлая. В четверг контрольная по высшей математике, в пятницу опрос по физике и семинар по марксизму-ленинизму, а ещё куча чертежей и конспекты по трём работам Ленина. Здесь прекрасный спортзал, говорят лучший в области. Хожу на гимнастическую и волейбольную секции. После занятий приятная усталость.

15 ноября.

Уже третье письмо от Рудакова. Сожалеет, что раньше не понимали друг друга. Вероятно, рассчитывает на переписку. Дурой была, что ответила на первое письмо. Можно было бы написать прямо, чтобы не ждал и не на что не рассчитывал, но не хочется так унижать его. В любом случае до каникул писать не буду, а там что-нибудь придумаю.

Вот-вот начнутся зачёты, а там и экзамены, а мы с девчонками ещё и то не доделали и это не начинали, даже какая-то оторопь берёт. Столько писанины разной - жуть! А от этих задач для прорешивания очуметь можно! 187 задач! И не то, что я чего-то боюсь, но начинаю волноваться.

Немного сблизилась с Галей Блонштейн. Она неделю болела, и мне пришлось за ней поухаживать. Разговорились, она рассказала о себе, я о себе. В школе она дружила сначала с одним, потом с другим мальчишкой, а в десятом классе влюбилась в друга своего брата, а он недавно женился, она страшно переживает и продолжает любить. Я рассказала ей о нашей дружбе с Серёжей. Она заинтересовалась.

17 декабря.

Ещё в начале декабря получила пятое письмо от Рудакова. Чувствую, что начинает злиться, не получая от меня писем, а я отвечать не хочу. Поделилась об этом в письме с Серёжей, а он считает, что я не права и советует ответить, «по крайней мере, аргументировать свою позицию». Он почему-то думает, что я к Рудакову неравнодушна. Этого не может быть! Я не хочу этому верить! Правда, когда прочла об этом, у меня в душе что-то сжалось. Неужели это правда? Нет, я всё равно не буду отвечать. Это не приведёт ни к чему хорошему. Письмо за письмом, ответ за ответом и нас свяжет тонкая паутинка, а это поведёт дальше и дальше. Я категорически запрещаю себе даже думать об этом, и писать не буду. Пусть во мне, может быть где-то глубоко, теплятся какие-то чувства, но пока они слабы их нужно моментально заглушить. А у него, как и у меня, время ещё не ушло, всё ещё впереди. Мы с ним дружить не сможем, я не люблю таких слащавых людей, как он.

19 декабря.

Как я рада нашей дружбе с Серёжей! Я не представляю, как бы я жила, если бы у нас не было таких отношений. Это нельзя сравнивать с моими взаимоотношениями ни с одной из девочек в нашей комнате, даже с Ирой у нас не так. К тому же она стала писать всё реже, а здесь совершенно иной мир чувств! Друг - это тот, кому можно полностью довериться, раскрыться перед ним до конца, все свои чувства, стремления и мысли. Я делюсь с ним всем, что меня волнует, пишу, не скрывая ничего, и он отвечает мне взаимностью. Жаль, что у нас пока нет возможности для непосредственного общения. Вот если бы он после школы поступил в один из вузов Ленинграда! Как это было бы здорово! Даже дрожь берёт от одной мысли об этом.

Серёжа почему-то считает, что я не всё ему пишу, что-то скрываю. Мне это до слёз обидно. Просто, иногда считаешь что-то не очень важным, и опускаешь, наши письма и так меньше четырёх листов не бывают, а ответ начинаю ждать уже сразу, как отправлю своё письмо.

20 декабря.

Жутко боимся экзаменов. Лишиться стипендии это всё равно, что остаться без института, а надо сдавать три экзамена: физику, логику, элементарную математику. Страшно!

21 декабря.

Получила письмо от Серёжи. Он влюбился! Как я рада за него! Но почему он раньше мне об этом не писал? Быстрее бы прислал мне свои дневники, что обещал.

3 января.

За предэкзаменационными хлопотами и сдачей зачётов как-то незаметно подошёл Новый Год. Накануне Галя уехала домой, а Люся с Верой и Сашей ушли на новогодний вечер в институт и вернулись только за десять минут до боя курантов. Мы с Надей решили никуда не ходить, и когда они вернулись, у нас всё уже было готово и мы звоном бокалов, что купили на сэкономленные общие деньги, встретили Новый Год. Мы планировали его встретить на бал-маскараде в Доме учителя в Ленинграде и даже купили билеты, но бал почему-то отменили, и нам пришлось остаться в Выборге.

8 января.

Вот и исполнились мои 18 лет. Получила телеграмму от Серёжи и письмо с поздравлением из дома. Вечером собрались с девочками, принесли патефон, попели и потанцевали. День прошёл, как одно мгновение, а я так долго его ждала! На душе почему-то немножко грустновато.

А по радио звучит музыка Кальмана из «Сильвы». Что за прелесть! Как я люблю её слушать! Эта музыка и ещё его венгерский танец для меня всё, это мой идеал. При одном звучании этих мелодий у меня слёзы непроизвольно заполняют глаза и текут по щекам.

15 января.

Снова получила письмо от Рудакова. Он называет меня легкомысленной, не понимая, что значит для меня это слово. В чём это я проявила легкомыслие - не знаю. Да ну его!

Сдала Основы марксизма-ленинизма на четыре, но мне больше и не надо. 14-го сдавала физику. Полный кошмар! Придираются жутко. Много завалов. Пока всё закончилось хорошо, но страшно боюсь - может быть всякое.

17 сдаём психологию. Думали восемнадцатого. Ужас какой, ещё и не учили, а завтра идём на «Лебединое озеро». Когда и готовиться?

23 января.

Вот и кончилась сессия, а у меня на душе словно камень подвешен. Тройка по психологии, для меня это катастрофа! Хотя, что я пишу, всё правильно - школа во мне ошиблась. Меня совершено незаслуженно считали хорошей ученицей. Я была «лучшим» математиком, но только теперь я поняла, что математику я не знала и не знаю, ибо не знаю теории - самого главного. Я умела хорошо решать задачи и всё. Да и другие предметы брала с налёту, более внимательно слушая на уроке, а в учебники почти не заглядывала, вот и результат, да и здесь не переусердствовала. Как тяжело в себе разочаровываться! Считала себя подготовленной, но формальные знания меня обманули - я не умею мыслить по настоящему. Надо бороться с собой - у меня ещё много отрицательных черт в характере.

Девочки успокаивают меня, но я-то понимаю, что кругом виновата сама. Домой, безусловно, не поеду, да и поездку в Ленинград я не заслужила, хотя приглашают и Галя к себе домой, и Надя в Тихвин. Как стыдно всех, всех! Да и зачем эти дополнительные расходы, дома и так с деньгами сложно. Но как я здесь останусь одна?! Домой написала сразу же. Мама опять расстроится. Конечно, они смирятся и попытаются выкрутиться и посылать мне деньги. Как стыдно перед ними!

25 января.

Наконец-то Серёжины дневники попали мне в руки. Как я рада! Читала, боясь оторваться, и очень хотела, очень, чтоб этим страницам не было конца. Специально выбирала время, чтобы в комнате никого не было, и можно было читать, представляя воочию то, о чём читала.

И это было совершенно не трудно, настолько образно и впечатляюще пишет Серёжа. Особенно взволновали страницы, где он пишет о своей первой любви. Я была под впечатлением от его письма, когда он впервые написал об этом, но то, что я прочла в дневнике, было так потрясающе, что мне было как-то не по себе, словно это произошло со мною самой. Я только сейчас поняла, насколько малы и незначительны были слова утешения, что я написала ему, чтобы как-то его успокоить, когда он сообщил, что у него всё оборвалось. Читая письмо, я чуть не заплакала, словно это несчастье произошло у меня, но это было невозможно, так как я была не одна в комнате, и я старалась не подать и виду. Слёзы заполнили мои глаза, и я отвернулась в сторону, чтобы как-то скрыть это.

13 февраля.

В Ленинград всё-таки поехала, да если бы осталась в Выборге, я бы с ума сошла с тоски. Ходили с Галей в Пушкинский театр на «Порт Артур» и в Маринку на балет «Медный всадник». Очень понравилось, ведь я смотрела это всё в первый раз в жизни. Была в Русском музее. Какое великолепие!

По вечерам, да и днём тоже, много болтали с Галкой обо всём, обо всём, она стала мне ещё ближе. Дома её опекают неимоверно, но она говорит, что раньше было ещё больше. Удивляюсь, как она могла в такой обстановке находить возможность ещё и встречаться с мальчишками.

15 февраля.

Опять получила письмо от Рудакова. Пишет, что решил писать каждый месяц по письму. Перечитала все его письма и написала ему такое, что сама испугалась, но заклеила и отправила. И вот после всего этого почему-то жду ответа.

Ну, что такое делается со мной?! Я же стараюсь не думать о нём, но какие-то чёрные мысли лезут в голову. Я не должна ему больше писать, не должна. А всё-таки интересно, будет ли от него ответ?

18 февраля.

Мой дневник для меня стал вместе с письмами к Серёже местом моих раздумий и откровений, ибо, в сущности, мне теперь не с кем и попереживать, помечтать и пооткровенничать. А с Люсей всё порвано. Теперь мы с ней просто землячки-одноклассницы, и только. Да и в комнате её никто не любит. Она запоем читает западную литературу, а советскую считает за дрянь, и мы из-за этого с ней часто ссоримся. Не стало прежних отношений и с Ириной. То, что очень близко связывало нас раньше, наше неравнодушие к двум Гарикам, ушло в лету. А ведь она по Гарику Ефремову с ума сходила, что не представляла себе жизни без него. Она мне ещё в школе призналась, что влюблена в него, и что будет любить вечно только его, а теперь, как я поняла из её писем, всё кончилось, и в итоге от неё уже целый месяц нет ни строчки. Да и мне писать больше не хочется. Мы с ней ещё спорили: она утверждала, что любовь бывает только однажды и всегда одна, а я не соглашалась, и вот оказалась права.

Ушёл из моего поля зрения и Игорь Киселёв. Я его уж подзабыла, и лишь иногда его образ всплывает в моей памяти, но я сразу же стараюсь думать о чём-то другом. Нет, нет, он для меня теперь никто, в полном смысле этого слова.

Теперь о Рудакове. Мне сначала надоедали его письма, я просто не переваривала его, но теперь становлюсь неравнодушной к нему. Но я дала себе слово никаких отношений с ним не иметь. А почему? Действительно, почему? Я ненавидела его (так я считала) ещё в десятом классе. Ненавидела за привязанность ко мне. Он, буквально, следовал за мной везде, почти наступая на пятки. В классе все это видели и замечали, а ему хоть бы хны. И я эту его наивность и привязанность просто не переносила, изводила его и смеялась над ним в кругу девчонок. Поэтому и сейчас не хочу вступать с собой в противоречие, не хочу о нём думать и постараюсь сдержать своё слово. Он уже месяц мне не пишет, и я довольна.

И, наконец, о Серёже. Это мой самый лучший, самый близкий друг. Я могу ему сказать всё-всё о себе, и когда пишу письмо, я уже не спрашиваю себя: «А об этом может и не надо писать?» - я пишу всё от чистого сердца, и обо всём, и ни чего не утаивая. Он мне отвечает взаимностью, а это самое лучшее условие в крепкой дружбе. А ведь всё началось в девятом классе, мы вздорили в письмах, спорили о чём-то, и вроде бы и не чувствовалась наша дружба, но постепенно, как-то совсем не заметно, всё стало совершенно другим. Я даже представить себе не могу, как бы я могла жить здесь, не будь его писем. Для меня это словно отдушина какая-то, словно связь с внешним миром, хотя он только оканчивает школу, а я уже студентка.

Дата добавления: 2015-07-16