|
К февралю 1965 года Джин совсем отчаялась. Она решила пойти к своему семейному врачу, и медсестра отвела ее в комнату для обследования. Через несколько минут туда вошел доктор Боверс. "Привет, Джин. Что привело тебя сюда?" - все врачи задают подобные вопросы.
"Доктор, я так устала, что с трудом переставляю ноги. Мне кажется, что жизнь превратилась в какую-то страшную карусель - с понедельника в школу, переживаю за учеников, затем двое детей дома, о них тоже нужно заботиться, и в пятницу вечером я только схожу с этой карусели. Но когда я схожу с нее, то, начиная с пятницы вечера и все выходные, я страюсь сделать то, что не успела за неделю. И это еще одна карусель. А потом приходит понедельник, и я снова взлетаю на своей большой карусели. Я не могу так больше жить", - всхлипнула она.
"Джин, у тебя хроническая усталость, истощение. Тебе придется поменять свое жизненное расписание. Сразу после школы лучше оотдохнуть. Тебе нужно определить свои приоритеты и отказаться от некоторых вещей". Затем доктор Боверс прописал ей некоторые лекарства для защиты иммуной системы, что придаст ей немного энергии. Она стала чувствовать себя лучше, но проигнорировала совет врача о приоритетах, потому что просто не поняла, что он имел в виду.
Пришло лето 1965 года, и школа ушла на каникулы. Джон получил в качестве премии бесплатную путевку в Сан Фран- циско. Казалось, это лето будет прекрасным временем для них обоих. Когда вечером Джин собирала вещи для отъезда, она вдруг почувствовала острую боль под левой рукой. Пощупав больное место она ощутила какой-то большой и твердый комок. Она без сил свалилась в кресло. Черное отчаяние охватило Джин. Она вспомнила Анну, свою лучшую подругу, которая умерла от рака в двадцативосьмилетнем возрасте и оставила двух детей сиротами. А все началось с такого же твердого комка, который она только что обнаружила у себя.
И в душевной тьме, которая окутала Джин, в ее сознании прозвучал голосок: "Ты потеряла вес, ты уставшая, у тебя комок под рукой и все другие симптомы, которые были и у Анны. У тебя точно то, что было у нее, и теперь только вопрос времени, когда ты присоединишься к ней". Джин никогда не испытывала такого страха, как сейчас. Он парализовал ее всю. У нее отнялись ноги, она даже не могла подняться с кресла. Холодная рука отчаяния сжала ее сердце и вытеснила оттуда упование на Святого Духа, и у нее не хватало сил, чтобы потребовать его назад.
Голос сказал Джин, что ей не стоит никому об этом говорить. Как она могла сказать об этом Джону и разрушить их приятные планы на последующие несколько месяцев? А какая польза будет, если она расскажет Богу об этом? Разве не Он допустил это? Может, это было ее наказанием, потому что она не справилась со своими обязанностями жены, матери, учителя и христианки? Ну, теперь все кончено. Сейчас нужно только постепенно умереть, как Анна.
Отпуск прошел ужасно. Все мысли Джин были об одном: "Я умираю. Я оставляю этих милых деток, моего дорогого мужа, мой прекрасный дом на холме. До следующей осени я уже не доживу". Она трогала комок, он рос, казалось, с каждым днем. Комок рос, а Джин худела с каждым днем. Вернувшись из Сан Франциско, она уже ничего не могла делать.
Иногда тем летом Джин начинала плакать и не могла остановиться. Джон инчего не понимал, а она ничего ему не объясняла. У Джин был нервный срыв, но она не понимала, что с ней происходит.
Каким-то образом она дожила до конца лета. По возвращении в школу директор сообщил, что ее повысили, и теперь она заведующая отделом домашнего образования по экономике. Вместо радости эта новость вызвала у нее приступ истерики.
С осени Джин снова начала преподавать, но постоянно находилась на грани эмоционального срыва. Каждый раз, когда студенты уходили из класса, она заливалась слезами. Через несколько недель она снова пошла к своему врачу доктору Боверсу. Когда он пришел к ней в комнату для обследований, она попыталась рассказать ему о своих проблемах, но сквозь слезы ничегоне могла сказать. Наконец она подняла руку и указала на комок:
-Что это такое?
После осмотра больного места доктор Боверс спросил ее:
-Джин, почему ты не пришла сюда сразу, как нашла это?
-Я очень боялась.
-Тебе нужно было прийти сразу, и я рассеял бы все твои страхи. Это совсем не то, что ты думаешь. Я проведу полное обследование, но уже сейчас почти уверен, что это не опухоль.
После полного обследования, доктор пригласил Джин и Джона в свой кабинет и сказал, что у Джин нет никакого рака. У нее распух лимфатический узел от использования неправильного средства против потения. Однако она была больной и истощенной. Потеря веса была связана с заболеванием женских органов. Доктор Боверс сказал, что все будет в порядке после небольшой операции.
Эти известия должны были рассеять страхи Джин, но услышав о "небольшой операции", она решила, что врачи и муж скрывают от нее правду. Голосок подсказал ей, что доктор не хотчет сразу сказать о раке, потому что она и так подавлена и столько выстрадала. Невзирая на все заверения, она еще больше уверилась, что у нее рак, и врач просто говорит неправду, чтобы она сохраняла спокойствие до операции.
Джин всегда была такой уверенной в себе, что даже не умела просить о помощи. Она потихоньку распадалась на части, но не обращалась за поддержкой ни к Богу, ни к мужу. В ту ночь она стала биться об стенку в спальне и захлебываться в истерике. Джон еще никогда не видел жену в таком состоянии. Когда он не сумел ее успокоить, он во гневе хлопнул дверью и ушел в свой офис.
Истерика была невысказанным криком о помощи. Джон снова отвел ее к доктору Боверсу, котрый посоветовал взять отпуск на две недели. Ни муж, ни врач не понимали духовной заразы, которая распространилась в душе Джин, и безнадежность, переполнявшую ее сердце. Она взяла отпуск на две недели, но продолжала терять вес.
Когда она вернулась в школу, однажды на уроке один из учеников спросил, где находится какой-то реактив. Она несколько секунд смотрела в упор на ученика, затем какбудто какая-то пелена упала на ее лицо и деревяным голосом она 5)произнесла: "Я не знаю, я не знаю". Какбудто что-то сломалось внутри. Память внезапно оставила ее, и она стала вести себя, как маленький ребенок. Она услышала свои собственные слова: "Я ухожу отсюда и больше никогда не вернусь". Без всякой видимой причины она вдруг завизжала и сломя голову бросилась в коридор.
По коридору как раз проходила другая преподавательница и Джин попала в ее объятия. Джен стала успокаивать ее: "Все хорошо, все будет нормально". Она отвела Джин к доктору Боверсу, который немедленно вызвал психиатра. Когда туда приехал через два часа Джон, врачам все еще не удалось добиться ни слова от Джин. Она сидела и безудержно плакала. Психиатр сообщил, что ее успокоить может только лекарство, и дал ей транквилизатор.
Джин не могла себе представить, что она, возрожденная христианка, должна принимать успокаивающее. Она погрузилась в мрачную трясину отчаяния, о работе не могло быть и речи. Ее жизнь теперь состояла из регулряного приема транквилизаторов и визитов к психиатру. Она не могла стирать, готовить, стала абсолютно беспомощной. Дом потерял для нее всякое значение. Все, что когда-то было так дорого, теперь не имело смысла. Целыми днями Джин просто сидела в гостиной, уставившись куда-то невидящим взглядом. Она даже не могла расчесываться. Джон поднимал ее по утрам, одевал и расчесывал. Затем собирал детей в школу и уходил на работу.
Джин думала, что лучше ей было бы умереть. Ее семье было бы лучше, если бы она умерла. Мысли о самоубийстве стали появляться все чаще, и она предприняла несколько попыток покончить с собой. Однажды она попыталась выпрыгнуть с машины Джона прямо на улицу под колеса машин. Он с трудом удержал ее. Доктор приписал ей торазин. Джону приходилось брать ее с собой на работу, чтобы она ничего не сделала с собой. Но Джин не воспринимала любовь Джона, а лекарства не могли притупить ее боль. Она ощущала, что находится в какой-то беспросветной тьме, чувствовала себя умственно, эмоционально и физически мертвой. Мысль о самоубийстве не покидали ее.
Родители Джин, Карл и Джесси Вильяме, были безутешны из-за сумасшествия своей дочери. Они верили в силу Иисуса исцелять. Карл был казначеем международного отдела Общества бизнесменов полного Евангелия. Он очень много путешествовал с Демосом Шакарияном, президентом Общества, и иногда встречался с некоторыми известными евангелистами. Они с Джесси стали возить с собой Джин на разного рода евангелизации и большие собрании, чтобы известные пасторы и евангелисты молились за ее исцеление. Многие из людей, кого Бог использовал в исцелениях 1950-х и 1960-х годов, молились за нее, но чуда не произошло. Ей становилось все хуже.
Американская мечта сворачивалась с быстротой молнии. Джону пришлось нанять домохазяйку для присмотра за детьми и женой. Счета за услуги врачей и психиатров на лечение Джин съели все их сбережения. Джин назвонила на тысячи долларов своим родителям без ведома Джона. Ее дохода больше не было, чтобы помочь их семейному бюджету. Им угрожало полное банкротство.
К февралю 1966 года Джин совсем утратила рассудок. Джон должен был делать за нее все. Их старшая дочь Жанель теперь стала вместо мамы. И вот Джон запланировал провести день рождения Джин вечером двадцать второго февраля после ее возвращения от психиатра. И когда Джон вернулся с работы и стал собирать Джин для визита к психиатру, она заявила, что больше никогда не пойдет к психиатру и не примет ни единой таблетки торазина. Джон не знал, что ему делать. Он стал умолять ее пойти к психиатру. "Джин, - говорил он, - все наши друзья оставили нас. Пастор никогда не заходит в наш дом. Нам больше не к кому идти. Все уже молились за тебя, но ничего не помогло. Врач - наша единственнаыя надежда". Никонец, он убедил ее пойти к врачу. Доктор Диксон, лечащий психиатр, спросил у Джин, принимала ли она лекарства. Она совершила ошибку, сказав ему, что не только не принимала, но больше никогда не будет их принимать. Тогда психиатр жестко ответил: "В таком случае, мы поместим тебя туда, где ты будешь принимать все!" Невзирая на просьбы и протесты, Джин на свое тридцатишестилетие попала в психбольницу Меса Виста.
Здание было совсем не таким, как она себе представляла. Оно было довольно красивым. Она подумала: "Может, здесь, я, наконец, смогу отдохнуть". Приемная была обставлена очень хорошо, весь персонал казался таким приятным и заботливым. Они с Джоном заполнили все документы. Медсестра открыла дверь, и они попали в очень длинный коридор. Все тепло, которое она чувствовала до сих пор, внезапно исчезло. Они подошли к металлической двери с маленьким окошком. Когда они с медсестрой вошли в дверь, она закрылась и автоматически заблокировалась. Джон остался с другой стороны, и она видела его только через маленькое окошечко. Она попала в отделение интенсивной терапии.
Некоторые пациенты сидели в углу и смотрели телевизор. Другие ходили взад-вперед, никак не привыкнув к своему новому окружению. Некоторые просто сидели без малейшего движения, уставившись в пространство. Других пациентов привязывали к кровати-каталке, чтобы отвезти в кабинет шоковой терапии. Она позвала Джона, но его рядом не было. Она позвала Бога, но Его тоже, кажется, рядом не было. При приеме Джин дали больничную одежду, отобрали все личные вещи, кроме Библии. Затем ее отвели в палату. Она стояла там, полностью заторможенная. На окнах были решетки. Она была в абсолютном одиночестве, стояла на одном месте и плакала два часа подряд без остановки. Ей дали двойную дозу то- разина, и она погрузилась в беспамятство.
Какую бы терапию не использовали к Джин, она никак не реагировала. Сознательные часы суток она проводила какбудто в каком-то тумане. Ей постоянно хотелось спать. В четыре часа после обеда она забиралась на кровать и скрючивалась, как зародыш в утробе матери. Утром медсестре приходилось снимать ее с кровати.
Несколько раз она, казалось, выбиралась их этой тьмы и притворялась, что ей становится лучше. В этих случаях ей разрешали на короткое время сходить домой. Но когда она приходила домой, то бродила по комнатам, пытаясь уснуть на какой-нибудь кровати, но не могла. Врачи не давали ей с собой снотворного из-за ее склонности к самоубийству. Очень скоро такой визит домой заканчивался, и приходила пора возвращаться в психушку. По крайней мере, ей давали там лекарства, которые помогали уснуть.
Джон продолжал надеяться, что она снова станет здравомыслящей, но все окружающие считали, что здесь дело конченное. Дети перестали надеяться. Родители утратили надежду. Сама Джин потеряла всякую надежду давным-давно.
Джин знала, что никогда не покинет свою темницу. Голос звучал в ее темноте и задавал простой вопрос: "Как мог христианин, верующий в Бога и в Его сверхъестественную силу, попасть в психбольницу?" И затем тот же голос предлагал ответ: "Ты совершила смертный грех. Ты хулила Святого Духа. Нет тебе прощения". Джин верила этому голосу.
Дата добавления: 2015-07-19; просмотров: 42 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Глава 22. Сила Слова и Духа | | | Сила Духа |