Personalia

ГОГОЛЬ Н.В. Величайший из русских художников... давно провидел, что роману предстоит выйти из рамок семейственности. (10.033).

ГОНКУР Э. и Ж. Прочитал я на днях «Manette Salomon» Гонкуров, и словно глаза у меня открылись. Возненавидел и Золя и Гонкуров — всех этих /- - - -/, которые ни до чего /- - - -/ не могут. Диккенс, Рабле и проч. нас прямо ставят лицом к лицу с живыми образами, а эти жалкие /- - - -/ нас психологией потчуют. Трудолюбивы, должно быть, анафемски. Не едят, не пьют — всё пишут, и зачёркивают, и нанизывают без конца. Это не романисты, а пакостники. (18(II).233-234; 20.11. 1875).

ГРИГОРОВИЧ Д.В. Старые патентованные подлецы: Григорович, Майков, Полонский и Данилевский. (20.030; 26.04.1884)

ДАНИЛЕВСКИЙ Н.Я. См. Григорович.

ЗОЛЯ Э. См. Гонкур.

МАЙКОВ А.Н. См. Григорович.

МЕЛЬНИКОВ П.И. (ПЕЧЕРСКИЙ). Если он и подлец, то подлец не злостный, а по приказанью. (18(I).224; 16.01.1860).

НЕКРАСОВ Н.А. Доктора мало надежды подают, но ему, как кажется, очень не хочется подписать счёт. Все хлопочет об автобиографии и рассказывает свою жизнь. Четырех докторов при себе имеет, а пятый — Боткин наблюдает. Собирается выписать Бильрота из Вены. Может быть, и удастся выскочить, но ежели и не удастся, то, во всяком случае, он явится в царство небесное в карете цугом и в сопровождении четырех врачей и пятого — лейб-медика. (19(I).046; 02.03.1877).

Вообразите, что уже пять месяцев почти единственное его положение — на карачках, т.е. по образу четвероногого. И при этом непрерывный стон, но такой, что со мной, нервным человеком почти дурно делается. (19(I).049; 15.03.1877).

Замечательно то сочувствие, которое возбуждает этот человек. Отовсюду шлют ему адреса, из самой глубины России. Verba volant, scripta manent¹⁵ — вот воочию оправдание этому изречению. А он-то в предвидении мерти всё хлопочет, как бы себя обелить в некоторых поступках. Я же говорю: вот шесть томов, которые будут перед потомством свидетельствовать лучше всяких обличений «Русской старины». Представьте себе, даже перед Стасюлевичем исповедуется. Тот какую-то биографию варакает для своей «Русской библиотеки» — вот Некрасов и объясняется с ним, не понимая, по-видимому, что популярность его спасёт от всяких биографий. (Анненкову П.В., 15.03.1877).

Да, умер Некрасов, умер в величайших физических страданиях. Талант его был в самой поре, и громадная толпа, провожавшая его на кладбище, засвидетельствовала, что он жил и писал недаром. Произвел ли бы он что-либо лучшее, т.е. прибавил ли бы что-нибудь к своей славе — этого я не берусь разрешать... В последние дни он как-то опустился и все откровенничал с Сувориным: боялся, вероятно, чтобы сей откровенный наездник как-нибудь не /- - - -/ на его могилу. Но ничего своими интимностями не достиг: Суворин всё-таки /- - - -/, хотя думал, что воздвигает покойному монумент. (Жемчужникову А.М., 28.03.1878).

ОСТРОВСКИЙ А.Н. С тех пор, как брат его сделался министром, он и сам стал благообразнее. Лицо чистое, лучистое, обхождение мягкое, слова круглые, учтивые. На днях, по случаю какого-то юбилея (он как-то особенно часто юбилеи справляет), небольшая компания пригласила его обедать, так все удивились, какой он сделался высокопоставленный. Сидит скромно, говорит благосклонно и понимает, что заслужил, чтоб его чествовали. И ежели в его присутствии выражаются свободно, то не делает вида, что ему неловко, а лишь внутренно не одобряет. (Тургеневу И.С., 06.03.1882).

ПИСЕМСКИЙ А.Ф. Никто из самых рьяных поклонников Писемского не возьмёт на себя доказывать, что талант этого писателя симпатичен. В нем прежде всего поражает необыкновенная ограниченность взгляда, крайняя неспособность мысли к обобщениям и замечательная неразвитость. (05.184).

ПОЛОНСКИЙ Я.П. См. Григорович.

СУВОРИН А.С. У нас все ещё Белинского наследство делят. Большую часть его получили Добролюбов и Писарев, да и своего прибавили; а остатки пошли в делёжку теперь. Кому достался двугривенный, кому пятак серебра. Суворину досталось только две копейки — и с этим-то он хочет ещё разжиться! (Пыпину А.Н., 06.04.1871).

В литературе нашей глубокое затишье. Это можно видеть уже из того, что в настоящее время играет у нас роль такая мразь, как Суворин. (Жемчужникову А.М., 31.08.1871).

ТОЛСТОЙ А.К. Прибавьте к этому забавы вольных художников вроде гр. А.К. Толстого, дающих повод своими «Потоками»¹⁶ играть сердцам во чреве наших обскурантов. Мне особенно больно видеть, как люди, которых почитал честными, хотя и не особенно дальновидными, вооружаются в защиту обскурантизма, призывая себе на помощь искусственную народность. (Жемчужникову А.М. 31.08.1871).

ТОЛСТОЙ Л.Н. Вероятно, Вы читали роман гр. Толстого о наилучшем устройстве быта детородных частей. Меня это волнует ужасно. Ужасно думать, что ещё существует возможность строить романы на одних половых побуждениях. Ужасно видеть перед собой фигуру безмолвного кобеля Вронского. Мне кажется это подло и безнравственно. И ко всему этому прицепляется консервативная партия, которая торжествует. Можно ли себе представить, что из коровьего романа Толстого делается какое-то политическое знамя. (Анненкову П.В., 09.03.1875).

У Михайловского гр. Толстой представлен борющимся с прирожденным навозом и идеями, до которых он своим умом дошел. Что он борется — это действительно так, и даже бичует себя. Но что он после бичеваний вновь возвращается к навозу и никогда его не оставит — это ещё вернее... Толстой всеми лёгкими дышит у Блудовой; уедет от неё, говорит: какую я подлость сделал! — а на другой день опять туда же едет. (Некрасову Н.А., 02.10.1875).

С смертью Некрасова я сделался nolens-volens редактором «Отечественных записок». И мне лично, и всей редакции нашей было бы особенно приятно и дорого, если б Вы приняли в нашем журнале участие своими трудами. Поверьте, что я не ради рекламы желаю Вашего участия в журнале, а просто потому, что ценю высоко Вашу литературную деятельность. Во всяком случае, прошу Вас верить чувствам моего глубокого уважения и симпатии. (Толстому Л.Н., 28.08.1878, 25.09.1878).

Ежели Вы приведете в исполнение Ваше намерение относительно помещения в «Отеч. Зап.» Вашего труда, то это будет для всех и в особенности для меня величайшей радостью. Позвольте надеяться, что Вы не обойдете нас, ежели Вам хоть сколько-нибудь сочувствен наш журнал. Прошу Вас верить моей искренней привязанности. (Толстому Л.Н., 14.02.1884).

Говорит о вселюбви, а у самого 30 т.р. доходу. Живёт для показу в каморке и шьет себе сапоги, а в передней — лакей в белом галстуке. Это не я, дескать, а жена... (Белоголовому Н.А., 10.11.1884).

Вот проект генеалогии:

(Михайловскому Н.К. 21.11.1884).

Мне кажется, тот может назвать себя вполне хорошим человеком, кто живёт честно и трудится как может. Все прочие, а в том числе и раскольники и взыскующие вечного града, вроде Сюсляева, гр. Толстого и проч., суть досужие люди, баловни и кобени (от глагола кобениться). (Скабичевскому А.М., 07.02.1885).

Теория Толстого — самосовершенствование для самосовершенствования — есть именно продолжение баловства. Всего обиднее тут ссылка на народ; народ вовсе не думает о самосовершенствовании — об этом разговаривают Сюсляевы, Толстые, Достоевские, — а просто верует. Верует в три вещи: в свой труд, в творчество природы и в то, что жизнь не есть озорство. Это и вера и в то же время д е л о. Если жизнь испытывает его, он «прибегает», просит заступничества и делает это в той форме, какая перешла к нему от предков, т.е. идет в церковь, взывает к Успленью-матушке, к Николе-батюшке и т.д. Но это не значит, что он верует в них по существу, а верует он в собственные слёзы и в собственные воздыхания, которые и восстанавливают в нём бодрость. (Скабичевскому А.М., 09.02.1885).

И ведь какой хитрый этот Толстой: на прежнюю свою деятельность литературную, как пёс на блевотину смотрит, а деньги за издание этой блевотины берёт хорошие. (Михайловскому Н.К., 22.02.1885).

Дата добавления: 2015-07-19