Единство экономического пространства

и свобода экономической деятельности.

Положения ч.1 ст.8 Конституции конкретизируют понятие экономи­ческой свободы. При этом подразумевается право частной собствен­ности, и ч.2 ст.8 гарантирует ее признание и защиту наравне с дру­гими формами собственности.

Во-первых, поскольку Российская Федерация - это одно, хотя и федеративное,

государство, ч.1 ст.8 Конституции гарантирует всеоб­щую и равную для всех экономическую свободу на всей территории России: «...гарантируются единство экономического пространства, свободное перемещение товаров, услуг и финансовых средств». От­сюда вытекает, что гражданское (также предпринимательское или торговое и т.п.) законодательство находится в ведении Федерации (п.«о» ст.71 Конституции), а установление общих принципов нало­гообложения и сборов в России, находящееся в совместном ведении Федерации и ее субъектов (п.«и» ч.1 ст.72 Конституции), следует понимать как задачу федерального законодателя. Приме­нительно к местному самоуправлению недопустимо введение местных налогов и сборов, которое могло бы ограничить свободное пе­ремещение товаров, услуг, финансовых средств в пределах единого экономического пространства.

В контексте признания неконституционным законодательства субъектов РФ, ограничивающего основные права и свободы граж­дан, Конституционный Суд РФ признал гарантированным Консти­туцией основное право свободно и в полном объеме пользоваться и распоряжаться имуществом, свободно перемещать товары, услуги и финансовые средства (абз.14 п.3 мотивировочной части Поста­новления Конституционного Суда РФ от 4 апреля 1996 г. №9-П). Такое право не сформулировано в тексте Конституции, и в данном случае Конституционный Суд признал его одним из основных прав в соответствии с положением ч.1 ст.55 Конституции.

Вместе с тем, политическая реальность посттоталитарной России препятствует формированию единого экономического пространства.

Во-вторых, ч.1 ст.8 гарантирует свободу экономической деятель­ности и (государственную) поддержку конкуренции. Тем самым как бы провозглашается цель экономической политики государства - формирование рыночной экономики. В ч.1 ст.34 Конституции сво­бода экономической деятельности раскрывается как право каждого на свободное использование своих способностей и имущества для пред­принимательской и иной не запрещенной законом экономической деятельности. Согласно ч.2 ст.34, «не допускается эко­номическая деятельность, направленная на монополизацию и не­добросовестную конкуренцию». Ограничение монополизма в эконо­мике и создание условий, препятствующих недобросовестной конку­ренции, обеспечивается антимонопольным законодательством, кото­рое развивается в России после принятия Закона РСФСР от 22 марта 1991 г. «О конкуренции и ограничении монополистической деятельности на товарных рынках».

Однако проблема заключается в том, что в ч.2 ст.34 имеются в виду монополизм и недобросовестная конкуренция как явления, возникающие в условиях развитого (буржуазного) гражданского общества, на определенной стадии развития рыночной экономики, когда свободный рынок как механизм саморегулирования граждан­ского общества исчерпывает свои возможности и может перейти в свою противоположность, если не будет создан государственно регу­лируемый рынок. В посттоталитарной России нет ничего подобного и в обозримом будущем не предвидится. Пока складываются по существу добуржуазные, социально-исторически неразвитые формы экономики, в которых исходно ведущую роль играет государство, аппарат исполнительной власти, т.е. в посттоталитарном развитии еще не произошло обособление сфер гражданского общества и государства. В таких условиях монополизм и недобросо­вестная конкуренция являются неизбежным и закономерным ре­зультатом государственной экономической политики вообще и дея­тельности определенных групп, входящих в правящие (в центре и на

местах) политические (точнее, политико-экономические) элиты и при этом неотделимых от новой российской финансово-промышлен­ной олигархии.

По той же причине повисает в воздухе провозглашенная в ч.1 ст.8 Конституции задача государственной поддержки конкуренции. Пока в экономике действуют не независимые хозяйствующие субъ­екты, а субъекты, за которыми стоит поддержка или связь с опре­деленными бюрократическими или мафиозными структурами, ни­какая добросовестная конкуренция (особенно в процессе привати­зации) и тем более государственная поддержка малого бизнеса - основы рынка - объективно невозможны. Так что провозглашенная в ч.1 ст.8 экономическая свобода в России в достаточно долгой пер­спективе будет оставаться фиктивной по причине разрыва между либеральной интенцией Конституции и до либеральной тенденцией развития реальной экономики.

Плюрализм и равная защита форм собственности.

Часть 2 ст.8 гласит: «В Российской Федерации признаются и защи­щаются равным образом частная, государственная, муниципальная и иные формы собственности». Поскольку земля и другие природные ресурсы составляют объекты собственности особой общественной важности, «используются и охраняются в Российской Федерации как основа жизни и жизнедеятельности народов, проживающих на соответствующей территории» (ч.1 ст.9 Конституции), то в ч.2 ст.9 Конституции плюрализм собственности специально оговаривается применительно к этим особым объектам: «Земля и другие природные ресурсы могут находиться в частной, государственной, муниципальной и иных формах собственности». Вместе с тем Конституция не фиксирует факт частной собственности на природные ресурсы, а лишь допускает возможность частной собственности.

В ч.2 ст.8 и ч.2 ст.9 формы собственности различаются по субъ­ектному составу. Следует пояснить, что с этой точки зрения прин­ципиально возможны только две формы собственности - частная и публичная (государственная и муниципальная). Имущество, находя­щееся в частной собственности, принадлежит определенным отдель­ным лицам и их объединениям. Имущество, находящееся в публич­ной собственности, формально принадлежит неопределенному кругу лиц - всем гражданам государства, составляющим публично-правовой союз (государственная собственность), или всем постоянным жите­лям поселения, создающим муниципальное образование (муници­пальная собственность). Во всех видах публичной собственности правомочия собственника осуществляют органы государства или местного самоуправления. В соответствии с п. «г» ч.1 ст.72 Конститу­ции государственная собственность разграничивается на федеральную и собственность субъектов Федерации. Последняя означает часть имущества, находящегося в государственной собственности, в отношении которой правомочия собственника осуществляют органы государственной власти субъектов РФ. Никакие другие формы собственности в ряду «частная - государственная - муниципальная» логически невозможны. Например, если большая часть акций акцио­нерного общества (юридического лица) принадлежит государству, а меньшая - частным лицам, имущество этого юридического лица является частной, но не государственной или «смешанной» собствен­ностью, а акции находятся соответственно в государственной и част­ной собственности.

Принцип плюрализма и равной защиты различных форм соб­ственности

раскрывается в совокупности следующих положений: 1) Конституция гарантирует частную собственность, включая част­ную собственность на землю и другие природные ресурсы (государ­ственная и муниципальная собственность, собственность вообще возможны постольку, поскольку существует частная, а индивид при­знается субъектом частной собственности); 2) частная собственность на землю и другие природные ресурсы гарантируется в той мере, в которой это не вредит «жизни и деятельности народов, проживаю­щих на соответствующей территории» (такое же условие относится к государственной и муниципальной собственности, хотя последняя по определению должна исключать противоречие интересов собствен­ника природных ресурсов и народов, проживающих на соответ­ствующей территории); 3) с учетом положений ст.2 Конституции, частная собственность, наряду с другими правами и свободами чело­века и гражданина, является высшей ценностью, а обязанность госу­дарства - признавать, соблюдать и защищать частную собственность; 4) государственная и муниципальная собственность, в конечном счете, производны от частной собственности индивидов и предназначены для более эффективной реализации и защиты прав человека, в ча­стности, для защиты частной собственности; поэтому равная защита частной, государственной и муниципальной собственности не про­тиворечит тезису о высшей ценности частной собственности.

Более конкретно положение ч.2 ст.8 Конституции о равной за­щите различных форм собственности надлежит толковать следую­щим образом. С одной стороны, положения ст.2 Конституции нельзя интерпретировать как обязанность государства отдавать приоритет частной собственности в сравнении с государственной или муниципальной. Ибо в правовом государстве государственная собствен­ность обеспечивает деятельность государства по защите прав и сво­бод человека и гражданина (защита прав и свобод одного не должна нарушать права и свободы других; следовательно, защита интересов субъектов частной собственности не должна нарушать права других лиц, защита которых обеспечивается государственной собствен­ностью). Отсюда и вытекает положение ч.2 ст.8 о равной защите, что означает формальное равенство частных лиц и государства как субъекта собственности.

С другой стороны, осуществление государственных властных пол­номочий, ограничивающее правомочия собственности частных лиц ради соблюдения интересов государственной собственности, должно происходить в рамках надлежащей правовой процедуры - на основа­нии закона по решению суда. В условиях правовой государственности отношения собственности между разными субъектами, вклю­чая отношения между частными лицами и государством, - это част­ноправовые отношения, отношения в сфере гражданского общества. Публичноправовые отношения по поводу собственности, т.е. отно­шения власти и подчинения, возможны только в сфере управления государственной собственностью. Отсюда вытекает, что в случае столкновения интересов (спора о праве) субъектов частной собственности и государственных органов, защищающих интересы государственной собственности, это столкновение следует рассматривать в правовом аспекте как спор формально равных сторон, который подлежит разрешению в судебном порядке. Поэтому ч.3 ст.35 Кон­ституции устанавливает, что никто не может быть лишен своего имущества иначе как по решению суда. Если же считать, что, на­пример, в рамках налоговых правоотношений (публично-правовых отношений) органы налоговой полиции вправе в бесспорном порядке списывать с банковских счетов налогоплательщиков (юридических лиц)

недоимки по налогам (т.е. могут быть судьей в своем деле, что в сфере права недопустимо3), то это будет

3«Никто не может быть судьей в своем деле» - это правовая аксиома, с применения которой в решении по делу врача Томаса Бонхэма против Врачебной Палаты (Dr. Bonham's Case) началось развитие судебного контроля за правовым характером законодательства.

означать приоритетную защиту государственной собственности, что противоречит ч.2 ст.8 (понятно, что частные лица не могут списывать с государственных банковских счетов долги государства) и ч.3 ст.35 Конституции. От­сюда возникает проблема надлежащей правовой защиты частной собственности в отношениях по поводу защиты интересов государ­ственной собственности.

Разумеется, положение ч.2 ст.8 предполагает равную уголовно-правовую защиту всех форм собственности, исключает установле­ние дополнительных, а также повышенных по ставкам налогов и сборов в зависимости от формы собственности, организационно-правовой формы предпринимательской деятельности, а с учетом ч.1 ст.8 - от местонахождения налогоплательщика и иных носящих дис­криминационный характер оснований.

Однако природа сложившегося в России посттоталитарного об­щества такова, что равной защиты частной и государственной собственности в обозримом будущем быть не может. Российское постто­талитарное государство - это изначально не только организация власти, но и субъект, осуществляющий правомочия верховного собственника, что соответствует исторически неразвитой (феодальной) политико-экономической и правовой ситуации4.

4«Причина, по которой мы в результате проводимых реформ неизбежно оказываем­ся в докапиталистической (можно сказать, неофеодальной) ситуации, кроется в природе складывающихся у нас общественных и политических отношений, в типе собственности и права. Эта типология предопределена постсоциалистическим ого­сударствлением собственности, т.е. созданием такой собственности, которая еще не свободна от государственной власти, и такой государственной власти, которая еще не свободна от собственности. В социально-историческом измерении подобная си­туация характерна для феодальной стадии, когда экономические и политические явления и отношения в силу их неразвитости еще не отделились друг от друга и не образовали две различные сферы относительно независимого, самостоятельного бы­тия. Такой симбиоз власти и собственности, политики и экономики означает, что общественно-политическое целое еще не дозрело до дифференциации на частно­правовую и публично-правовую области, на гражданское общество и политическое государство»

(Нерсесянц B.C. Философия права. М., 1997 ).

В индустриальном обществе и соответствующем ему правовом государстве государственная собственность производна от частной собственности и предназначена для защиты частной собственности и других прав и свобод человека и гражданина. Напротив, в постто­талитарной России государственная собственность получилась в результате огосударствления формально «общенародного достояния», так называемой «социалистической собственности», что и стало материальной основой публично-политической власти и конкретно - основой силы политических элит, осуществляющих полномочия исполнительной власти в центре и регионах (субъектах РФ)5.

5При социализме (жестком тоталитаризме) нет свободы и, следовательно, собствен­ности; здесь существует «общенародное достояние», часть которого тотальная власть распределяет

для личного потребления членов общества, сочетая при этом уравниловку и привилегии. Государственная собственность существует там, тогда и постольку, где, когда и поскольку существует частная собственность. Разрушение советского тоталитаризма означало легализацию частной собственности. «Но глав­ное и определяющее во всем этом процессе состояло в том, что именно в ходе так называемого «разгосударствления» и приватизации была изменена природа социалистической собственности и она впервые на самом деле - в экономико-правовом смысле - была огосударствлена. И только с помощью приватизации (и, следова­тельно, признания частной собственности и допущения неопределенного множества частных собственников) постсоциалистическое государство как раз создало эконо­мико-правовые условия, необходимые для самоутверждения в качестве настоящего собственника. По смыслу этого процесса основная масса объектов государственной собственности остается у государства, а какая-то часть на тех или иных условиях... переходит к некоторым членам общества...»

(Нерсесянц B.C. Философия права. М., 1997 ).

В процессе же приватизации соответствующие государственные органы и должностные лица - от имени государства, которое одновременно и власть, и некий «суперсобственник» - определяют, кому, сколько и на каких условиях предоставляется собственность, т.е. предостав­ляют привилегии. «В таких условиях право-привилегия - это зависимость любого собственника от усмотрений власти-собственности и привилегия по отношению ко всем остальным. Сверхмонопольная государственная собственность по своему образу и подобию создает в условиях дефицита собственности монопольно привилегирован­ных собственников помельче, которые зависимы от государства, но всесильны по отношению к несобственникам»(Нерсесянц B.C. Философия права. М., 1997). Пока продолжает­ся процесс властного распределения и перераспределения бывшего «общенародного достояния», равной защиты государственной и част­ной собственности, независимости частных собственников от аппа­рата исполнительной власти не может быть по определению.

Дата добавления: 2015-07-16